Единственная роза.

Рассвет только начинал заниматься, когда две женские фигуры, облаченные в темные плотные мантии осторожно, прислушиваясь ко звукам еще спящего дворца, спускались по огромным плитам многовековых лестниц. В коридорах было темно, даже слишком для холодного осеннего утра. Тусклый отсвет факелов давал призрачную видимость, отчего движения были скованными. Никто не желал кончить жизни от меча стражи только лишь из-за опрометчиво громкого звука. Но еще больше они не желали оставаться здесь, ожидая в пышных покоях очередной неожиданности. Лодка уже давно ожидала их у воды, поэтому когда девушки подошли к выходу из дворца, заметивший их приближение седовласый мужчина встрепенулся, прогоняя сонливость раннего утра. Он не задавал вопросов, изредка поглядывая на спутниц, что фактически доверили ему свои жизни. Слишком сосредоточенные и безжизненные для таких миловидных лиц выражения. Он знал, куда везет их, и хоть выбор места его озадачивал, лодочник не задавал вопросов. Однако, помогая принцессе выбраться из лодки, он все же не удержался, впервые подав голос: — Мы помним, миледи, — просто обратился он к принцессе. Будто он не знал ее и не обрекал этим знанием и ее, и себя. А она, несмело улыбнувшись и наскоро заправив платиновые пряди, что выбило из косы ветром, кивнула. Ей так не хватало подобной простоты и открытости, когда никто не думает о выгоде или же опасности, связанной с ее положением в Англии. Керолайн не знала, сколько времени заняла дорога: едва поднимающееся красным отсветом солнце теперь высоко, но равнодушно холодно светило с высоты. Маленькие улочки города уже во всю кишели людьми, голоса которых сливались в один не различимый крик. Лавочники заполняли товаром прилавки, принесенным прямо из трюмов кораблей; запах свежеиспеченного хлеба уже по всю разносился по проулкам. Керолайн никогда не была так близко к своему народу. Ей не позволялось прогуливаться в одиночестве, а маршрут, прокладываемый для опасной забавы, всегда обсуждался заранее. — Веди меня к ней, — поплотнее кутаясь в плащ, почти прошептала Керолайн. Девушка так давно желала увидеть Елену. Прошло несколько долгих недель, а болгарская принцесса так и не отплыла в свою страну. Она оставалась узницей в Тауэре, хоть и имея все привилегии, что должны были быть оказаны ее персоне. Попасть в Тауэр человеку, которого там не ожидают, было невозможно. Эта твердыня, выстроенная предками белой и алой роз, по праву считалась неприступной. Однако для Керолайн услышать хотя бы малую часть о Елене казалось необходимым. Она до сих пор помнила уставшее лицо подруги и четки, крепко сжатые в ее руках, когда их разговор прервал звук колокола. Она даже не знала, не причинили ли невесте ее кузена, принца Эдуарда, вред, посчитав ее врагом. Головы были скрыты плотной ткань плаща, и если Керолайн следовала за Агнесс, вовсе не интересуясь тем, что было вокруг, сосредоточившись на своих мыслях, то женщина постоянно озиралась по сторонам, желая видеть, угрожает ли Ее Светлости опасность. Тесная улица довольно людной по сравнению с другими частями Лондона была заполнена торговцами, что выкрикивали каждый из своей лавки самые что ни на есть громкие слова о превосходстве их товара над другими. Теснота вынуждала их идти близко к прилавкам, то и дело опасаясь быть задетыми другими людьми. — Чистая правда, милорд, я нашел ее, а не украл, — донесся до слуха герцогини дрожащий от недовольства и скрываемой грубости голос. — И где же, позволь узнать? — Я служащий в Тауэре, милорд, Вы не хуже меня знаете, чья это может быть брошь. — Последнее слова, что Керолайн еле удалось расслышать, заставило ее остановиться, замерев. — Конечно, друг мой, — внезапно сменившимся голосом проговорил мужчина, — да это же брошь самой Маркизы Тауп. — Между ними повисло молчание, что в следующую секунду было прервано. — Пошел вон отсюда, обманщик, знаешь как много подобных тебе успели прийти ко мне за все это время, принося якобы вещи герцогини? Она слушала их, едва дыша от эмоций, что захлестывали ее. Она жива. Она здесь. Только почему ее украшение оказалось в чьих-то руках? Неужели ее посмели ограбить? — Как знаете, — гневно выкрикнул мужчина в след уходящему лорду. Он лихо развернулся, чуть не натолкнувшись на застывшую девушку, что быстро отвела глаза. — Здравствуйте, — тихо, но уверенно проговорила она, не удосужившись взглянуть, где находилась Агнесс. — Лорд? — Мужчина опешил от подобного обращения, внимательно взглянув на скрытые мантией черты лица. — Я не лорд, зовите меня Майкон, леди? — Ее легкий незнакомый ему акцент заинтересовал его, но она все не поднимала головы, упрямо смотря не на него, а на прилавок, забитый всякой безделицей. — Сара, зовите меня Сара. — Что Вы хотели, леди Сара? — Я случайно услышала, как тот мужчина, — намеренно грубо произнеся последнее слово, — нелестно отзывался о Болгарской принцессе. Она… — Эти графы считают, что им позволено все, знаете, хоть она теперь и не невеста нашего принца, она все же леди. — Она не успела и ответить. — И знаете, что больше всего меня возмутило? Он посчитал меня лжецом! — Почему же? — Он не верит, что украшение, что я хотел передать ему, принадлежит принцессе. Керолайн едва сдержалась, чтобы не отдать ему приказ сейчас же показать его. — И что же это за украшение? — забывшись, вперила она в него своей ясный взгляд голубых, как весеннее чистое небо, глаз. Он замолчал, взглянув на нее в ответ. Его глаза скользнули по ее осунувшемуся бледному лицу и прошлись по богатой темной ткани плаща, застыв на массивном кольце, камень которого девушка проворачивала вокруг пальца, нервно ожидая ответа. Ее глаза смутно напоминали ему кого-то, и теперь, сложив воедино все части, он отшатнулся. — Вы… Вы? Герцогиня застыла, поняв, что только что совершила непростительную ошибку, за которую ей придется поплатиться. — Ваше Высочество, — его обращение заставило ее вздрогнуть. — Прошу простить мне подобный тон. — Его взгляд метнулся в сторону улицы, прохожие будто не замечали, кто стоял перед ними. — Для меня большая честь говорить с Вами. — Он спохватился, едва заметно склонившись. — Вам небезопасно быть здесь, позвольте мне отвести Вас к моей матери. — Я… Я не… — Ваша… Сара! — Полный тревоги голос Агнесс прервал ее тихие слова. Женщина в миг оказалась рядом, выступив перед герцогиней. — Майкон? — Агнесс? — Облегчение, болью отозвавшееся в груди женщины, было столь явным, что она позволила себе улыбнуться, признав в мужчине давнего знакомого ее дорогого мужа. — Что ты?.. — Вам не безопасно находиться здесь, следуйте за мной, — прерывая ее, развернулся он, призывая их следовать за собой. *** Никлаус стоял напротив длинного напольного зеркала, узоры которого, искусно покрытые золотом, сияли в свете утреннего солнца, что уже во всю силу, на которое было способно, освещало дворец, заглядывая в каждое окно. Он с на удивление приподнятым настроением ожидал, пока его слуги закончат одевать его, завершив туалет украшениями, в которых он впрочем не нуждался. Не фамильные тяжелые цепи и перстни делают короля монархом, а сила, которая способна подчинить осмелившихся воспротивиться, острый ум, что прокладывает дорогу к власти. Но он думал вовсе не об этом. В его мыслях стояло лицо Керолайн; бледное и такое прекрасное, оно не оставляло его на протяжении многих дней. И несмотря на то что она его ненавидела, а он был слишком горд, чтобы признать свою ошибку, он хотел быть с нею ближе, любуясь ее глазами и очаровываясь звонким голосом, который был особенно прекрасен, когда она, злившись на него, говорила с привычным для нее бургундским акцентом. Он хотел пригласить ее отобедать с ним сегодня, и поскольку ей надлежало бы подготовиться к подобному, он решил самолично зайти к ней. Его позабавили округленные глаза служанок и фрейлин, от которых вовсе не было толку. Он прекрасно знал, что Керолайн не подпускает их к себе, сидя в своем заточении, созданном ею самой. — Передайте леди Керолайн, что я желаю говорить с ней. — Ясно проговорил Никлаус, обращаясь к одной из оторопевших слуг. Девушка, нескладно поклонившись, поспешила в комнату нелюдимой герцогини, желая сообщить волю короля. Однако когда она, в миг побелевшая, вышла и со страхом, что отчетливо читался в ее глазах, взглянула на него, Никлаус тут же растерял всю шутливость. — Принцессе плохо? — не заметив, как с губ сорвались слова, что он целенаправленно не произносил, не желая признавать притязания Керолайн на трон, спросил он. Молчание вывело его из себя. — Отвечай немедленно! — Ее Светлости нет, нет в комнате, Ваше Величество, — едва различимым голосом ответила девушка, неожидавшая отсутствия госпожи и тем более визита короля. Он, чуть не оттолкнув служанку, влетел в покои Керолайн, обеспокоенным взглядом всматриваясь в пустоту. — Найти ее немедленно! — Отдал он приказания страже, начиная закипать от злости и досады. Его стальные глаза опасно заблестели. Боль резко прожгла его, заставляя почувствовать себя глупцом. Глупцом, что посмел обмануться. Она, конечно, хотела сбежать от него, но он думал, что их ребенок остановит ее от опасностей, что могли ожидать ее вне дворца. Боль сменилась яростью. На принцессу, которая посмела забрать то, что не принадлежит ей. Его дитя. Ему было гораздо легче ощущать злость, чем признаться, что трогало его больше всего. *** Принцесса, склонив голову над чашкой чая, что была любезно подана ей первой из сидящих в маленькой комнатке людей, старалась удержать слезы, что непременно норовили выдать ее расстройство. Елены не было в Тауэре, не теперь, когда Никлаус приказал увезти ее оттуда. Она опоздала. Опоздала во всем, не сдержав слово, данное Эдуарду. — Я лишь видел, как ее забирали из крепости. Но будьте спокойны, — кинув озабоченный взгляд на маркизу, проговорил он. — Граф Дорсет распорядился, что лично будет сопровождать ее. Дорсет. Главный приближенный Никлауса… Керолайн, вскинув голову и оторвав взгляд, что в секунду наполнился злостью, от нетронутой чашки, заговорила: — Как он смеет назначать себя сопровождающим принцессы? Она не должна была находиться здесь так долго! Как он может… — Ее голос сорвался от подступивших слез. — Сейчас Майколсон управляет всем, что касается вопросов королевства, а ее Высочество… Пока она здесь, без своего войска, она под его властью и защитой. Конечно, Никлауса не трогало прямое нарушение правил. — Возьмите, — вновь привлекая внимание принцессы к себе, проговорил мужчина, протягивая Керолайн темный маленький мешочек. Ее рука мелко дрожала, когда она протянула ее, уже зная, что обнаружит в нем. Белая бриллиантовая роза. Такая же красивая и сверкающая, будто только что вышедшая из-под руки мастера, создавшего ее. Роза, с которой Принцесса Елена ни за что бы не рассталась по своей воле… — Я хотел передать ее тем, кто, вероятно, еще верен Вам. Я нашел ее несколько недель назад во дворе Тауэра, собирая орудия. — Благодарю, — одними губами произнесла принцесса, не в силах говорить. — Прошу простить меня, Ваше Высочество, мне необходимо удостовериться, все ли спокойно. Я провожу Вас к знакомому лодочнику, он доставит вас, куда вы велите. Герцогиня рассеянно кивнула, позволяя ему встать, и не заметила, как осталась одна. Агнесс тоже ушла, следуя за Майконом. — Не тревожьтесь, Ваше Величество, — прервала ее мысли женщина, хриплый голос которой заставил Керолайн взглянуть на нее. Почтенная женщина, чьи седые волосы были туго убраны в простую косу, смотрела на нее выцветшими кристальными глазами. Мать Майкона, что все это время не говорила ни слова, теперь смотрела на нее, не переводя взгляда. — Она в безопасности, хоть и несчастна. Керолайн, слушая каждое ее слово, становилась все бледнее. Титул, что могли носить только король и его королева был применен к ней так легко, будто она уже стала женой Никалуса. Будто она согласилась стать ею, хоть и видя в его красивом лице первую влюбленность, но зная, что скрывается за ним дикий зверь. Елена… — Как Вы можете быть уверенны в этом? — Принцесса сидела, не двигаясь, будто любое ее движение могло прервать момент. Старушка едва заметно улыбнулась, понимающе глядя на принцессу, и Керолайн, глядя в ее добрые глаза, хотела податься вперед, чтобы задать вопрос еще раз, когда слова женщины заставили ее потерять дар речи. — Так же как и Вы уверенны в том, что воспитаете сына таким же благородным, как и его великий дед. Мир вокруг Керолайн потерял четкие границы, сузившись лишь до этой женщины, что сейчас сидела перед ней, глядя на нее, будто видела ее насквозь. Она никому не говорила, даже себе не признаваясь, что ждет этого малыша, будто спасение, в котором ее горе от утраты отца станет терзать ее меньше. Принцесса, побелев, смотрела на старушку, не в силах произнести и слова, задать и единого вопроса, не последний из которых заключался в том, как она узнала о том, чего не смел и не мог знать никто? *** Принцесса была измучена дорогой к Тауэру, где ей так и не удалось увидеться с Еленой, а слова женщины так и не желали выходить из ее головы.  «Ваш сын будет мудрейшим монархом, как и его отец, король»… Освещаемые неясными бликами свечей покои скрывали еще одного своего гостя. — Дорогая Керолайн, я ожидал тебя, — с деланным спокойствием поприветствовал ее король. Глаза Никлауса неотрывно следили за ее, ловя малейшее изменение на неестественно бледном лице. Темные одежды верхнего теплого плаща только подчеркивали пугающую белизну ее тонкой кожи. Керолайн еле удалось сдержать вскрик от неожиданности. Она зря полагала, что он не обнаружит ее отсутвия. Принцесса выровнялась, чуть приподняв голову, и окинула непрошеного гостя холодным взглядом, который все же плохо скрывал ее испуг. Никлаус грациозно поднялся из любимого кресла герцогини, по обыкновению стоящего у камина, и медленно направился к девушке, все еще держащей в руках полы накидки. Сколько мыслей крутились в его голове! Он был удивлен тому, что она вернулась, но еще больше зол на нее. Ему никогда не приходилось так переживать, не зная, где она находится. Была ли эта невинная прогулка или же встреча с теткой Маргаритой? — Что Вы делаете в моих покоях? — Непроизвольно отступив назад, постаралась произнести слова как можно холоднее Керолайн. Ее лицо поморщилось от неожиданной боли, вызвав вспышку в Никлаусе, который расценил ее по-своему. Глаза Никлауса недобро сверкнули, заставив девушку застыть на месте. — В Ваших? — Расхохотавшись, протянул слова король. — Все, что здесь есть, — принадлежит мне, — он вновь начал приближаться к герцогине, остановившись в шаге от нее. Стоило наклонить голову вперед, и их лбы соприкоснулись бы. — В том числе и Вы, — склонившись над ее ухом, прошептал Никлаус. Керолайн затряслась от подступающих слез, выронив плащ, что скрывал ее платье. Руки сжались в кулаки, больно врезавшись ногтями в мягкую кожу ладоней. Она не собиралась плакать перед ним, только не перед его надменной фигурой. Герцогиня не удержалась, резко вскинув руку. Удар получился смазанным и пришелся на упелянд короля, сорвав пару золотых цепочек, украшавших и без того переливающееся драгоценным блеском одеяние. Никлаус, усмехнувшись, перехватил тонкое запястье, сжав так, что послышался приглушенный хруст. Он не сводил глаз с лица Керолайн, показывая, что имеет над ней власть, не прилагая к этому никаких усилий. — И поскольку, — ничуть не изменившись в тоне, продолжил он, — я терпеть не могу такие мрачные цвета, — окинув тонкую фигуру принцессы, облаченную в темно-синий бархат платья, проговорил он, — я больше не намерен видеть Вас в этом, — чуть скривившись на последних словах закончил он. У Керолайн перехватило дыхание. Как смеет он так вести себя с ней? Ее траур не окончен, и он не имеет право запрещать нести его, как положено согласно законам их церкви. — Тогда не появляйтесь здесь! Вам ведь не приходило в голову приходить сюда раньше! Никлаус резко дернул ее на себя, прижимая как можно ближе. Одним движением он прижал девушку к стене, приподнимая чуть выше. Никлаус перехватил руки Керолайн, высоко подняв их над головой, тем самым не давая ей пошевелиться. Им овладела такая сильная ярость за ее надменные слова. Треск ткани разнесся по комнате, заглушая гулкие всхлипы девушки. Король с силой дернул юбки принцессы на себя, разрывая плотную ткань. Ноги девушки, разведенные его коленом, что он предусмотрительно поставил меж ее бедер, оказались почти оголены, чуть прикрытые нижними белыми юбками. Никлаус рывком скинул бархат платья на пол, все также держа ее. — Если бы я знал, что Вы так хотите снова попасть в мою постель, скучая по моему присутствию, то, безусловно, давно бы сделал Вам это предложение, — хищным взглядом оглядывая стройные ноги Керолайн, хрипло проговорил Никлаус. Он был зол на нее: она заставила его почувствовать себя беспомощным, человеком, что не в силах удержать и защитить свою женщину. Но еще сильнее он злился на то, что она один своим упрямым видом мученицы выводила его из себя, заставляя показывать самые темные свои стороны, как он ни старался быть с ней учтивым, заставляя чувствовать себя виноватым. А ведь он хотел всего лишь ее компании, проснувшись сегодня утром. Руки принцессы все так же были скованы, она не могла оттолкнуть его. Керолайн чувствовала его дыхание на своей коже, ощущала силу, с которой он держал ее, и грубую ткань, что касалась внутренней стороны ее бедер. Ей захотелось провалиться сквозь землю, только бы не испытывать унижение, с которым она едва справилась, вновь. Обессилев, она закрыла начинающие щипать глаза, отвернув голову, не желая видеть его такое красивое, но перекошенное яростью лицо. Сейчас он может делать с ней, что ему возблагорассудится, но и она не применит ответить ему, когда найдет хотя бы маленькую возможность. Когда Никлаус поднял глаза на ее белое, как роза, что украшала ее витражи, лицо, он застыл, тут же растеряв злость, которая обуревала его еще несколько минут назад. Как бы она ни была упряма, никто не смел обращаться с ней так, как позволял себе он. Более того, он бы самолично, даже не являясь ее будущим мужем, убил бы того, кто посмел хотя бы посмотреть на нее без должного почтения. Она никогда не сможет смотреть в его сторону без страха, если он будет так обращаться с ней. С матерью своего будущего наследника… Он резко отпустил ее руки, лишив ее тем самым опоры, однако успел вовремя подхватить, чтобы она не упала. Скатившись по стене, к которой он прижимал ее, девушка не сразу осознала, что свободна. Ее голубые глаза широко распахнулись, но были на удивление сухи. Одно лишь замешательство и плохо скрываемое облегчение. Она, помедлив несколько долгих секунд, дернулась от него, как воришка пойманный за кражей драгоценностей. Ее рука тут же вцепилась в нижние юбки, расправляя ткань и скрывая ноги, а вторая в разорванный лиф, что он не успел сорвать с нее. — Керолайн… — Он шагнул в ее сторону, желая коснуться ее бледного с красными пятнами лица, но она отшатнулась. Его рука поднятая в неуверенном жесте опустилась. Он не подойдет к ней. Не сейчас. — Никлаус, прошу, оставь меня, — для него все будто застыло. Он за те месяцы, что они находились в его новой резеденции, он ни разу не слышал от нее ничего, кроме холодных, пропитанных презрением коротких фраз. Его имя в ее устах звучало так приятно и желанно, даже несмотря на ее тихий, молящий тон. Он смотрел на нее, не зная как поступить: кинуться к ней, моля ее простить его вспыльчивость, или же сказать очередную грубую правду о ее значимости в этом дворце. Ее глаза источали страх, что перемешивался теперь с чем-то непонятным ему, с тем, чего он раньше не видел. Он резко развернулся, не желая видеть, как она боится его, и не заметив, как метнулись ее руки к животу, стоило ему ответи взгляд. Он остановился у выхода, не поворачиваясь, но тем не менее обращаясь лишь к ней: — Я решил устроить бал в честь своей победы, — намеренно выделив последнее слово, продолжил он, — и хотел сообщить, что хотите Вы того или нет, дорогая Керолайн, Вы будете присутствовать на нем. Завтра я пришлю швей. — Он вдруг неистово захотел увидеть ее лицо. Она не произнесла ни слова в ответ. Да и что она, пусть и принцесса крови, могла ответить ему, своему будущему мужу? Никлаус задержался на долгие несколько секунд, прежде чем, оставив ее в одиночестве, вышел, все же услышав тихий сбитый всхлип, что вырвался из ее уст.