Единственная роза.

Торжественное празднество, несмотря на холодные прощальные дни угрюмой осени, казалось, вселило в растерянный народ Англии некое спокойствие. Все те месяцы, что шли сражения, с момента, когда столицу потрясла весть о смерти их правителя и его сына, принца Эдуарда, Англия переживала темные дни. Королевский род Белой розы оборвался, а единственный ее побег находился в плену, в неизвестности даже для добрых жителей Лондона, неожидавших, что столица будет захвачена, но не сожжена. Всем казалось, что юный король обманом заманил противников в ловушку, пусть и умело составленную, но от того не менее гнусную, а дочь убитого в бою герцога сделал пленницей, молва о печали которой достигла даже самых отдаленных частей королевства. Никто не хотел думать об участи молодой маркизы, оказавшейся в руках врага-победителя. И теперь, когда вся страна отмечала свадьбу и помазание королевской четы, когда они увидели Ее Светлость, теперь же королеву, в здравии, и, возможно, радости, с сердец их, тяготившихся ее судьбой в стенах неприступного дворца, будто сняли тиски. Королева поражала неземной красотой, ее лицо, скрытое за завесой тяжелых волос было бледно, точно редчайший фарфор, а глаза, опущенные вниз, лишь бы не видеть лица собравшихся узреть ее позор, полны непролитых слез. Такой он увидел ее в стенах аббатства, прекрасной и отныне недоступной. Его королевой, Королевой страны, где он надеялся обрести новый дом по услужливому совету брата. *** Залы дворца были полны людей, съехавшихся с отдаленнейших уголков страны, чтобы запечатлеть свое почтение новому королю и его жене, нежнейшей королеве. К досаде или же безмолвной радости Керолайн, она видела всех приближённых Никлауса, его верных друзей и полководцев, но вовсе не могла найти друзей ее отца, хотя бы одно знакомое верное лицо. И, правда, кем бы они были здесь, люди, яро отвергающие новую власть? И… Кем они считают ее сейчас? Предательницей собственного рода?.. Когда родится их чудесный мальчик, она не сможет так спокойно рассуждать об этом… Теперь она стала первой дамой королевства, ей полагалось везде входить первой, следуя рука об руку с милордом-мужем. Шлейф лишь ее платья мог быть самым длинным. Никто не смел коснуться ее без ее на то позволения. Никто, кроме него, и этого она и боялась. Впрочем, находились и те, кто несмотря на внешнюю невозмутилось называл ее «королевой для простонародья», в глаза которого была пущена пыль. Многие графы и герцоги при дворе нынешнего короля, боясь его, но не ставя в авторитет ее, считали, что девушка не удержит внимания Никлауса, настолько холодно она держится с ним, не подарит ему наследника, и того хуже, удайся ей забеременеть, не сможет удачно разрешиться, вскоре освободив их дочерям дорогу к трону. Громкие веселые возгласы людей были прерваны: настало время провожания. Все глаза были устремлены на королеву, лицо которой не выражало ничего, но было столь бело, что без слов говорило о ее страхе. Ей предстояла первая брачная ночь с ее мужем, королем Никлаусом, и они гадали, чего она страшится больше: оказаться под ним впервые или же предстать пред другими нечистой, девушкой, что обманула короля… *** Керолайн дрожала, стоя в их новой спальне, покоях Никлауса, что смежны с ее собственными, полагающимися ей как королеве Англии. Служанки не торопились, умело расшнуровывая завязки платья, аккуратно снимая нижние юбки и драгоценности, что украшали ее шею. Керолайн обхватила себя руками, когда последняя часть ее туалета спала с нее, оставив ее полностью обнаженной. Как беззащитно чувствовала она себя в эти минуты, пока ее тела не коснулась тонкая ткань ночной вышитой рубашки. Женщины услужливо проводили ее в кровать, накрыв одеялом. Осталось дождаться короля, что с близкими ему друзьями должен был прибыть совсем скоро. Керолайн то краснела, заслышав громкие смешки их голосов, то бледнела, представляя, что он все же явится к ней. Ее страшила эта ночь. Никлаус вошел, чуть покачиваясь от выпитого вина и довольства проведенного вечера. За одним маленьким исключением: его жены. Она выставила его настоящим чудовищем, но стоило ему взглянуть в ее испуганные глаза, как желание сказать ей, до чего она нерасторопна, исчезло, сменившись желанием оберегать ее. Шутки его приближённых распаляли его, а ожидание скорой встречи с красавицей-женой лишь усиливало его нетерпение. Быстро облачившись в ночную одежду, он оказался в кровати, тут же ощутив вокруг себя запах ее волос и жар тела, находившегося так близко. — Тебе достался лучший трофей во всей Англии, — невзначай присвистнул граф Дербет, покидая их покои в числе остальных людей. И только Никлаус почувствовал, как напрягалась Керолайн, холодные руки которой сжались на ткани. Улыбка Никлауса погасла, сменившись хмурым выражением лица. Она боится его даже сейчас, даже зная, что ей не грозит ничего. Он протянул к ее лицу руку, неожиданно для себя и более неожиданно для нее. Она непроизвольно дернулась, стараясь оказаться как можно дальше. Никлаус досадливо поджал губы и, несколько помедлив, взял в руки тонкое лезвие ножа, что так кстати лежало на искусно выделанном столике подле кровати. Свет, отражавшийся от лезвия, блеснул, но Керолайн, увидев его не шелохнулась, только резко втянула воздух, замерев. — Ты, действительно, боишься меня? — О если бы он знал, скользких усилий ей сейчас стоило смотреть ему в глаза, не отводя своих. Первым ее порывом было поскорее отдалиться от него, но она не могла показать ему и капли страха, и капли. — Значит это правда, что ты скорее с радостью примешь смерть, чем скажешь мне хоть слово, более ласковое, чем твои холодные фразы? Керолайн удивленно взглянула на него, видя будто впервые. Его слова больно резанули ее. Что ж, он был достаточно умен и пытлив, чтобы найти ее слабые места. Он играл с ней, и она не сомневалась в этом. Ее мимолетная, но такая горькая улыбка озадачила его, когда она, прервав его мысли, заговорила: — Вам нет нужды в моих ласковых речах, милорд, уверенна, другие будут рады услужить Вам. С того самого вечера они ни разу не говорили о том, как он повел себя. Она не желала унижаться, задавая вопросы, он же по началу был доволен собой, но вскоре ощутил то самое чувство, что ненавидел больше всего: вину. Вину за подобного рода неподобающий поступок. Будто он маленький понуренный мальчишка, а она — не его невеста, а очередная девка, которой не в пору доставать его скандалами. Она не сказала ничего. Ни слова упрека. Он был бы рад услышать ее громкий гневный крик, но она вновь оставила его ни с чем. Никлаус смотрел перед собой, наблюдая, как танцуют языки пламени в давно растопленном камине его комнаты. Он почувствовал едва ощутимое касание ее шелковистых прядей, выбившихся из слабо сплетенной косы, когда она постаралась незаметно отстраниться от него. Жар его тела пугал ее, а титановые глаза заставляли чувствовать себя загнанной в их смертельную ловушку. Кто бы что ни говорил, ее муж был красив. Он был строен и высок, а отливающие золотом волосы слегка вились у него на затылке, образуя незатейливые колечки. Он пах пряностями, такими, запах которых она никогда ее ощущала, не оказываясь прежде так близко к мужчине. Он был красив. Надменен. Теперь он король. И он… Он ненавидит ее, находя наслаждение в ее жалком положении. Она вскрикнула: его крепкая рука перехватила ее лодыжку, дернув ногу на себя. Прежде чем крик сорвался с ее губ вновь, он, не без сожаления, быстрым движением коснулся лезвием ее стопы, рассекая молодую кожу. Несколько капель крови тут же окропили белые простыни постели. — Вы… — Я не позволю моему сыну родиться бастардом. Керолайн, все еще испуганная его неожиданным порывом, вспылила, сама не зная для чего, спросив: — Что, если это девочка, — понимая нелепость своих слов, поговорила она. — Что если это будет всего лишь еще одна девочка, — понизила голос на последних словах она. — Тогда я буду защищать и любить ее, как и ее миледи-мать. — Тут же, не задумываясь, ответил Никлаус, заставив поток слов, что готова была произнести Керолайн, прерваться. Он мог с легкостью шутить над ней, унижать ее, но ребенок... Он бы не посмел высмеять его, относясь так презрительно. От этого она оказалась в замешательстве. И увидев это, Никлаус воспользовавшись моментом, приблизился к ней. Его рука коснулась ее густых волос, вплетеных в прическу, и, притянув застывшую королеву к себе, он коснулся губами ее лба, запечатлев долгий невинный поцелуй. Король отпрянул столь же резко, наскоро соскочив с кровати. Ее горящие щеки позабавили его, на миг сменив испорченное настроение. — Отдыхай, Керолайн, я не потревожу тебя сегодня