Единственная роза.

Тонкие просветы поднимающегося над туманным Альбионом солнца едва пробивались сквозь старинные витражи маленького прихода при дворце. Стены святилища были пусты и тихи, и лишь несколько человек, шепчущие свои тихие молитвы нарушали его покой. Молодые люди, склонив головы, стояли перед алтарем, вслушиваясь в слова священника. Они едва сдерживались, чтобы не поднять головы раньше положенного момента. Два мужчины, сидящих в правом ряду, внимательно смотрели на друга. Они наблюдали за молодыми людьми, что вот-вот должны будут стать едины перед лицом Господа, заключив союз, что когда-то не успели. Наряд девушки мерцал серебристым блеском, и только массивное фамильное кольцо отливало золотом. Ни следа от синего символа отчаяния. И пусть ее кузина была в цветах своего Дома, ей они, к сожалению, подобной радости не принесли. Эдуард был одет просто, но наряд был выдержан в тех же цветах, однако упелянд не украшала такая привычная для него массивная цепь. — Я, Эдуард, наследный принц Англии, беру тебя, Елена, в свои законные жены. Клянусь… Она не слышала его дальнейших слов, не веря своим глазам. До сих пор не веря в то, что Бог смилостивился над ней, подарив ей потерянное счастье. Его титулы, так яро выказанные в такое время, когда она все гадала, как их бракосочетание вообще могло осуществиться, не волновали ее, она наконец будет с ним. — Дитя мое, — священник, щурясь, чтобы увидеть ее лицо, окликнул ее. — Я, Елена, принцесса Болгарская, беру тебя, Эдуард, в свои законные мужья. И не успела она и вскрикнуть, как он подхватил ее на руки, кружа ее хрупкую фигуру в воздухе. Разве это могло сравниться с чем-либо? Чувствовать его, слышать его мягкий обволакивающий шепот. — Ваше Величество, — один из мужчин склонился перед ними, привлекая внимание. — Мои люди позаботятся, чтобы Вас сопроводили куда полагается. Но прошу будьте осторожнее, не стоит привлекать излишнее внимание. Елена, окрыленная счастьем, все же не могла не задаваться вопросом: как ему удалось выжить? Как оказалось возможным в стране, где узурпатор держал под контролем все, не заметить ее возлюбленного, принца и законного, но не помазанного короля, трон которого захватили? Опустив ее, он наклонился к ней, тихо проговорив: — Ну что жена, пойдем, нас ждут великие дела. *** Комната была убрана как и полагалось, а постели застелены лучшим бельем, какое удалось найти в небольшом гостевом домике при ее нынешней резеденции. Дворце, который будто забыли, ведь его гостья всегда хмура и грустна, редко спускается даже к ужину, утоляя горе в молитвах. Она сидела неподвижно, рассматривая красное толи от духоты комнаты, уставленной свечами, толи от собственного волнения лицо. Едва заметный скрип двери заставил ее дернуться. — Дорогая жена, — улыбка Эдуарда осветила его лицо. Он так давно мечтал о ней, что уже почти поверил в то, что это неосуществимо. За те месяцы скитаний, что ему пришлось пережить, мучаясь от чувства вины и несправедливости, ее глаза не давали ему сдаться. Ровно как и ненависть к Никлаусу, своему заклятому кузену. Эдуард подошел к ней не спеша, с ухмылкой отмечая, как она застыла. Еще в детстве он пообещал ей, что она будет его невестой. Теперь же они муж и жена. И он сделает все, чтобы защитить ее. Его длинные крепкие руки приобняли ее, а ловкие в столь времязатратных делах пальцы начали бегло расшнуровывать ленты корсажа. С каждой освобожденной им петлей он ощущал как ее дыхание то сбивается, то судорожно возобновляется. И вот когда последний узел был распущен, ему оставалось только отойти, чтобы увидеть ее. Елена, не поднимая головы, обхватила сползающее платье руками, стараясь удержать. Но он все равно мог видеть ее нижнюю рубашку, вышитую золотыми нитями. Ее тяжелые волосы были уже распущены, отчего волнами ниспадали на плечи и спину. Как он скучал по ней. — Елена, — мягко проговорил он, — неужели ты хочешь чтобы я испортил твое свадебное платье, я ни секундой дольше не хочу видеть его на тебе. Принцесса подняла на Эдуарда глаза, встретившись с его взглядом, и, не думая ни о чем кроме них, разомкнула руки. Шелковая изнутри ткань плавно скатилась по стройным изгибам, оставив ее почти обнаженной. Ее щеки горели, и даже золотистые кудри не могли скрыть этого. Когда он протянул ей руку, предлагая принять его приглашение, она не колеблясь вложила в нее свою. Начиналась их новая жизнь. История, которую они смогут рассказать своим детям, когда королевские ясли наполнятся ими. *** Никлаус сидел в глубоком кресле, склонив голову над бумагами, что давно успел перечитать и подписать. Он тщетно надеялся, что небольшой совет, нагрянувший к нему так некстати уйдет, заметив, как он занят. Однако его тетушка никогда не отличалась тактичностью и прозорливостью в тех вопросах, что ее не интересовали. Оттого Дамон, сдерживая ухмылку, мельком взглянул на Никлауса и сел на свое место за столом, указывая остальным присоединиться. Леди Маргарет, сестра его милорда-отца, леди Сара, супруга Джона Де ла Поля и сам Джон, единственный оставшийся в живых родственник Дома Керолайн по мужской линии, нехотя присели. И если Джон выглядел явно неловко, ровно как и сам король, отложивший печатку, то женщины, недовольно взирающие друг на друга словно не замечали никаких неудобств. — Ваше Величество, — начала графиня, — мой племянник, я знаю, подобного рода дела не должны касаться тебя, но мы хотели бы, — кинув взгляд в женщину, продолжила Маргарита, — чтобы ты разъяснил своим новоиспеченным родственникам некоторые детали. Как ты знаешь, королеве скоро следует удалиться в родильные покои. — Никлаус слушал тетю внимательно, стоило ей заговорить о Керолайн. — Леди Де Ла Поль настаивает на присутствии Элизабет Форбс, — будто запамятовав титул герцогини протянула она. Глаща Никлауса сверкнули, а Маргарита, истолковав это по-своему продолжила. — Вдовствующая герцогиня родила всего одного ребенка, и ты хочешь допустить ее к родам будущего наследника? — Маргарет, Ее Светлость родила троих детей, позвольте Вам напомнить. — Не выдержала Сара. — И всего одного живого и здорового ребенка, — не примянула уколоть графиня, в прочем сомневаясь в здравии королевы, что впадала в меланхолию столь часто, что все весомые причины давно иссякли. — Не считаю уместным говорить о ее присутствии на родах. Более того, графине Солсбери тоже следует уделить внимание… Терпение Никлауса иссякло, стоило его тетушке перейти черту дозволенного. Его оскорбляло подобное ее отношение к Керолайн, которая предпочитала и вовсе ее игнорировать. Однако он терпеть это был не намерен. Его до сих пор ранили ее слова, но он останавливал себя, вспоминая какое оскорбление и обиду нанес ей. Более того, ставя под сомнение возможность миледи-королевы выносить здорового ребёнка, она ставила по сомнение и его мужские силы. Он не касался вопросов управления дворцом, ровно как и не интересовался несмелыми слухами. Но если его собственная тетя так спокойно позволяла себе говорить о королеве, неудивительно, что Керолайн замечала это в глазах других придворных. — Довольно, — грубо прервал он перепалку двоих женщин. Жена Джона Де ла Поля замолчала, недовольно взглянув на короля. Подобным взглядом на него смотрел и ее муж, когда он самолично объявил о свадьбе с его кузиной: этот взгляд словно предостерегал от любых неподобающих слов в сторону вдовствующей герцогини Тауп, что будут расценены как оскорбление королевы и их Дома. — Я не желаю больше слушать споров о моей жене. Керолайн будет рожать в присутствии ее миледи-матери, герцогини Тауп, если сама того пожелает. Мое решение окончательно. Немедленно пошлите гонца к ее Светлости и прикажите прибыть ко двору прямо сейчас, раз никак не можете сами решить то, для чего находитесь здесь. Никалус заметил, как жена Джона накрыла своей тонкой рукой его сжавшийся кулак. Конечно же, как он смеет, думают они, приказывать матери королевы? — Вы хотите что-то сказать, леди Сара? Женщина, бросив на него полный негодования взгляд, проговорила: — Благодарю, Ваше Величество, моя милая кузина будет очень рада услышать эту весть. Никлаус неожиданно подался вперед, удивив и молчаливого Дамона. Его руки обхватили подлокотники кресла. — Ваша милая кузина — моя жена и Ваша королева. Впредь обращайтесь к ней подобающе ее положению, а не вашим родственным узам. В комнате повисло молчание. — С Вашего позволения. Супруги встали, почтенно склонившись, и поспешили выйти из покоев короля. Никлаус понимал, как они ненавидят его, видя насколько глубоко он пустил свои корни, стоит им встретиться с Керолайн. Их ребенок креп в ее чреве, обещая стать наследником династии, которую они презирали. — Думаю, ваш вопрос решен, — начал Никлаус. — Или Вы хотите сказать что-нибудь еще? — Король хмуро глянул на тетушку, остановившись взглядом на ее серьезном лице. — Я полагаю, раз уж ты отдал свою бесценную жену, — съязвила она, — и наследника в руки ее милейших родственников, то заниматься родами графини должна буду я? Значит ли это, что ты признаешь ее ребенка? Никлаус не отвел взгляда, хотя желал сделать это. Он знал, тетя в своей манере думает о его благополучии, знал, что Камилл импонирует ей куда больше. — Стоит ли ей выделить специальные покои, как и для королевского ребенка? Насколько я поняла, ты не намерен отправлять ее в ее замок, — победоносно улыбнулась графиня. — Если она родит мальчика, то нам и вовсе не о чем будет беспокоиться. — Тетушка, не забывайте, с кем Вы говорите. Камилл будет обеспечена всем, что только ей будет необходимо, но не надейтесь на что-то большее. Ребенок лишь одной женщины должен иметь для Вас значение, это ребенок королевы, мой будущий наследник. — Маргарита смотрела на племянника, стараясь выглядеть спокойной. — Но в одном Вы правы точно, — откинувшись на спинку кресла проговорил Никлаус, заметив направленный на него взгляд Дамона, — я признаю дитя графини. *** Резкий укол боли пронзил все тело девушки, и на мгновение она испугалась, она не чувствовала своего тела, его точно парализовало. Руки непроизвольно схватились за живот, и ребенок, поняв настроение матери, беспокойно толкнулся, успокаивая ее. Камилл спала скверно, просыпаясь с испариной на горячем лице. Ярко-голубые, широко открытые глаза вперились в распятие, ища поддержки. Девушка, едва совладав с испугом, нащупала в темноте своих комнат четки, сжав их со всей силы. Ее пугала неизвестность, и то, какой грех она совершила, потакая своим собственным желаниям видеть его, быть рядом с ним в момент рождения их малыша. И теперь, она уже вовсе не была так уверенна и смела, как когда узнала тайну, что так осчастливила ее.