Единственная роза.

Малая обеденная зала, что находилась на верхних этажах замка, была местом, где вся их семья собиралась за трапезой, будь то завтрак или же поздний ужин. Никлаус сидел во главе стола, но не видел сидящих подле него друзей. Дамон сидел по правую руку, как и многие годы ранее. Самый верный из его подданных. Стальные глаза наблюдали за мелкими волнами вина, что алыми бликами играло в кубке. Подарке Керолайн. Губы короля были сомкнуты в плотную линию, а изрядно виднеющаяся щетина делала его лицо старше и суровее. Ни великолепные ткани, ни сверкающие камни его перстней не могли заставить его улыбнуться. За эти недели он успел привыкнуть к тому, что его королева-жена, Керолайн Английская, попросту пренебрегает его обществом. Раньше он мог принудить ее составлять ему компанию, собственно, он так и делал. Он мог видеть ее грустные, но такие красивые черты каждый раз, стоило ему этого пожелать. Но теперь… Ему не хотелось заставлять ее делать что-либо без ее на то желания. Куда ценнее и приятнее были моменты, когда они по вечерам сидели около камина, когда она сама, думая, что он не замечает ее направленного на его лицо взгляда, слушала его, задавала вопросы, интересовалась его жизнью. Столовая была наполнена довольными возгласами вассалов, что уже успели почтить короля своим присутствием. Они старались не замечать, что король снова хмур, как в общем-то и всегда после того, как взял в жены холодную отстраненную жену. Бóльшая часть двора считала ее нелепейшей кандидатурой для такого молодого и буйного короля. Он мог выбрать любую, в то время как ее, наследницу вражеского Дома, следовало было заточить в Тауэр вплоть до ссылки в отдаленное аббатство, безусловно, находящееся на юге страны, а не там, где ее семья владела всем. И эта же часть двора была изгнана. Король слышал все, что говорили о нем или же его беременной жене. И в такие моменты действовал решительно, ссылая неугодных придворных в их дальние имения, мотивируя это своей волей и долгом перед страной. Герцог Уайтхем с удивительно недурной собой, но надменной дочерью был отправлен к жене, которой на глазах у всех пренебрегал, находя удовольствие в объятиях любовниц. Его сын, юный маркиз, остался при дворе, как напоминание о том, как дорого их семье будут стоить глупые слова. Пара графов, что являлись хранителями западных земель отправились неожиданно для себя в дипломатические поездки в Испанию и Бургундию. Остальные же были слишком умны, чтобы открыто выражать свое недовольство, отчего даже мнимой причины отдалить их не находилось. — Ее милость, королева, уже вернулась с мессы, смею предположить, — склонившись к другу, проговорил Дамон, положив руку, украшенную семейным перстнем рода Сальваторе, на плечо отсутствующего короля. Никлаус, не меняясь во взгляде, посмотрел на друга: — И что из этого. Ее здесь нет, если ты не заметил, или хочешь напомнить мне в очередной раз о ее пренебрежении долгом? Дамон добродушно улыбнулся, сверкнув черными, как безлунная ночь, глазами. Он смотрел внимательно, не как раньше, будто пытался понять, стоило ли вообще говорить. — И правда, с чего бы тебе не призвать жену, или она так много раз отвергала тебя, что ты и вовсе сдался? Никлаус резко стряхнул руку графа с плеча, недобро взглянув на него. — Никлаус, не стоит смотреть на меня так угрюмо, я более чем уверен, что ты и сам так считаешь. Но я скажу тебе одну вещь. Твои милые иллюзии, что ты выстраиваешь перед послами и гостями, сидя на троне в зале, не значат ничего. Стране нужен крепкий монарх, а не король, готовый своим тоскливым выражением лица выиграть у более грустной королевы. — Дамон даже не поднимал взгляда на других, а те и желая, не могли услышать их. — Ты любишь ее и должен благодарить Господа за то, что он позволил тебе стать ее защитником. Ты можешь видеть ее, быть с нею. Где теперь твой напор? Когда ты сделал ее своей женой, тебя не особо интересовали ее желания и ее мнение, — поддел Никлауса он. — Не смей говорить об этом. Даже ты. — Но Дамон не прекратил. — Камилл, как бы она ни была мила моему сердцу, не твоя супруга. Она не может встать между вами. *** Король и не думал, что воспримет слова друга так остро. Они ранили его своей правдивостью и раздражали прямотой речи. Именно за это он ценил графа Дорсета больше всех и одновременно мечтал укоротить его язык. Рождество предстояло праздновать с огромным размахом. Ко двору были призваны лучшие музыканты и актеры, что должны будут развлекать Его Величество и всех его гостей. Ниуклаус знал, что залы были заполнены людьми, находящимися в ожидании его супруги и его самого. Но ему вдруг захотелось нарушить затворничество жены. Как правило она спускалась со своими фрейлинами, когда он и его друзья уже ожидали их внизу, у входа в основные комнаты. Он не видел ее несколько дней, и сейчас ему нестерпимо захотелось прийти за ней лично. Его ярко-красный, бархатный, обшитый изумрудами дублет, безупречно сочетался с рубинами, украшавшими корону. Высокий и статный, он приковывал взгляды, и цвет костюма лишь помогал ему в этом. К его неожиданности она вышла сразу же, и если легкость, с которой она вложила свои тонкие пальцы в его руку удивила его, то ее туалет и вовсе поразил. Платиновые, почти белые в тусклом свете свечей, ее волосы не были убраны в привычные косы, а плавно ниспадали на плечи. Они кольцо за кольцом были закреплены едва заметными заколками из золота, создавая своего рода мерцающую корону. Небольшая, но изящная она украшала и завершала прическу, поблескивая гранями бриллиантов. Насыщенный изумрудный оттенок парчи поражал своей глубиной. Киртл плотно прилегал к стану королевы, а приподнятый кружевной воротник прикрывал нежную кожу шеи. Вставка из обшитых золотыми нитями полотнен парчи поражали искусностью выделки. Задержав взгляд чуть дольше, он разглядел на ее груди рисунок. На левой стороне ее платья, прямо у сердца, был вышит золотой орел, в то время как остальные детали изображали их общий символ — розу. И оно, его кольцо на ее безымянном пальце. — Что заставило тебя прийти сюда? Я бы спустилась, сегодня не тот вечер, когда я могла бы не прийти. Мои дамы… Никлаус рассматривал ее прямым взглядом, лениво улыбаясь. Было приятно слышать ее ровный нежный голос, но куда приятнее видеть, как под его взглядом ее щеки алели, а глаза смотрели прямо в его грудь, не желая сталкиваться с его. — Твои благородные дамы не будут скучать, уверен. Думаю, они уступят тебя королю. Керолайн вспылила: — Я не вещь, чтобы уступать меня кому-либо. — Тогда, дорогая Керолайн, тебе стоит хотя бы изредка смотреть на наших подданных не как на очередное украшение в твоей коллекции, а как на людей. Думаю, у них сложился к тебе некий страх. Он ощутил, как она напряглась. Никлаус же позволил себе ухмыльнуться, отчего так любимые ею ямочки проступили на его привлекательном лице. — Едва ли больший, чем к тебе, — вызвав усмешку Никлауса, проговорила она. Однако следующие ее слова заставили короля нахмуриться. — Они позволяют себе подобные вольности, потому что чувствуют, что им это позволено. Я прекрасно знаю, какогó мнение твоих придворных обо мне, так что не вижу смысла рушить их сказочные представления. — Голос девушки был ровен, но Никлаус услышал сколько горечи было в ее словах. Он повернулся к ней, глядя в ее голубые глаза. Его губы чуть приоткрылись, желая сказать ей хотя бы пару слов поддержки. Все это время она думала, что он сам, если не поощряет, то не запрещает этим глупцам говорить о ней какие бы то ни было вещи. А сколько опасений он слышал лично из уст своей тетки? Король и королева и не заметили, как добрались до главной залы, в которой сегодня должно будет проходить праздненство. Когда двери перед ними распахнулись, Керолайн резко отвернувшись от Никлауса, устремила взгляд в зал. Королева, расправив плечи, сделала шаг вперед, готовясь вновь улыбаться собравшимся здесь гостям. Керолайн вскрикнула, испугавшись резкого толчка. Никлаус в секунду приблизившись, аккуратно, но с силой дернул ее на себя, от чего она чуть не завалилась на его грудь, потеряв равновесие. Король свободной рукой придерживал ее за спину. Поцелуй обжег губы девушки, подарив ему несказанное удовольствие. Она, опешив от неожиданности, все же не пыталась его оттолкнуть, да и как она могла на глазах у всех? Кровь прилила ее лицу, ей в миг стало слишком жарко, отчего она пожалела о соболевой накидке. Король задержал поцелуй чуть дольше положенного, и, когда настало время его разорвать, он не желал этого, почувствовав ее несмелые попытки ответить на него. Никлаус с довольством ощущал жар, исходящий от нее. — Что за диво, благородные леди и лорды! И как после этого не верить в чудо этого кельтского древца! — Разорвав тишину, завопил шут. — Воистину лечит все — вплоть до супружеских невзгод, — уже про себя протянул он. Все как один вскинули головы вверх, восторженно ахнув. Главный вход в залу, на самом верху резного камня, висела омела, толстые ветви которой едва выдерживали витражные объемные украшения.