Единственная роза.

Комната была погружена в темноту. Тишина, прерываемая сбитыми шагами, была почти ощущаема. Девушка, последней оставшаяся в здесь, застыла у выхода из покоев, держа многочисленные тряпки в руках. Белый, сдвинутый на бок, чепец почти спустился, но девушка не спешила сдвигать его, не замечая этого. Карие глаза наполнились слезами, когда она кинула последний взгляд на лежащую на кровати девушку. Ее волосы были гладко причесаны и теперь мягкими волнами лежали на ее плечах, переливаясь даже при таком тусклом освещении. Некогда чувственные губы еще не потеряли привычного вишневого цвета. Ночная белая в своей чистоте рубашка походила до щиколоток, прикрывая стройные ноги. С губ девушки сорвался всхлип, и она поспешила прикрыть ладонью рот, чтобы не разрыдаться прямо здесь. Ее госпожи, ее подруги, с которой они были рядом столько лет, больше не было. Камилла, графиня Солсбери разрешилась родами, подарив королю здоровую малышку. Но сама она из родильных покоев больше не выйдет. Новость о рождении ребенка еще не была объявлена, ровно как и новость о смерти графини. Этим ранним утром во дворце не спали только несколько человек. — Ваша милость, — склонив голову, прошептала Энн, развернувшись, чтобы покинуть комнату. Она едва успела увернуться, чтобы не столкнуться с молодым человеком, что с невидящим взглядом влетел в родильные покои. Да как он может? Глаза Энн расширились, она присела в реверансе, сжимая ткань сильнее. — Ваше Величество, — но он не заметил ее, даже не взглянул в ее сторону, пройдя дальше в комнату. Понурая фигура короля выдавала его усталость от бессонной ночи. Растерянный взгляд красных глаз прошелся по покоям, быстро найдя огромную кровать, стоящую у покрытой гобеленами стены. Королю потребовалось несколько раз моргнуть, чтобы привыкнуть к темноте комнаты, которую никто не осмеливался нарушить. Родильные покои не должны были пропускать лишнего света, что мог бы повредить ребенку. Ожидающие ребенка затворялись в покоях за шесть недель до родов, проводя время в спокойствии и тишине, отдыхая от двора и своих обязанностей. Однако и после родов они не могли покинуть комнат, ожидая такое же время. Без очистительного обряда женщина не могла вернуться в свет, он являлся необходимой и обязательной частью. Колыбель стояла в углу комнаты, мерцая золотыми нитями вышивки. Тонкие шелковые простыни свисали из колыбели, придавленные теплыми мягкими одеялами. Она была пуста. Король тряхнул головой, отворачиваясь от нее. Он не желал видеть ее. Никлаус неуверенно приблизился к кровати, отодвигая массивный балдахин. Она лежала неподвижно, такая спокойная и… Умиротворенная? Тонкая ткань сорочки не слишком скрывала хрупкую фигуру Камиллы. Он заметил, как на животе и запястьях проступили темные синяки. Сжав губы в плотную линию, он едва заставил себя не отвернуться. Ему было тяжело смотреть на нее такую. Король не представлял, какого женщине, ожидающей ребенка. Ему казалось это таким же естественным, как и предназначение мужчины — быть воином и защитником своей семьи. Его миледи-мать родила пять здоровых детей, четыре из которых являлись мальчиками — наследниками герцога. И всегда возвращалась в детскую к ним, к нему. Она оставила их внезапно: Эстер умерла от родильной горячки спустя несколько дней после того, как родила очередного сына, что, к сожалению всей семьи, вскоре отправился за матерью. Никлаус помнил, как изменился их милорд-отец после ее смерти. Даже всегда отстраненный Фин и сдержанный Элайджа удалились в свои покои, оставив его одного со своим горем. Ребекка и Коул были слишком малы, чтобы понять, что случилось, находясь в руках кормилиц и нянечек. Один единственный раз Ребекка, вошедшая в сопровождении нянечки в библиотеку, куда он поспешил скрыться после занятий во дворе, задала ему вопрос, ответ на который он не смел произнести вслух. Произнести это означало признать, что миледи-матери больше нет. Это было сродни тому, чтобы оборвать связь, осознать, что больше мелодичный смех не разнесется по стенам замка. Больше малышка не спрашивала его о матери, ни разу. И ей, как казалось Никлаусу, было сложнее всего. Ребекка помнила Эстер смутно, и могла довольствоваться лишь рассказами о славной герцогине, которую еще помнили слуги и ее собственные нянечки и гувернантки. Теперь, стоя над бледной фигурой Камиллы, Никлаус будто снова переживал эти ужасные моменты. Смерть пришла в его дом, он не смог ее защитить, не мог сделать ничего. Король, судорожно вздохнув, упал на колени, сжав холодную руку Камиллы в своих. Его глаза блестели, но слезы так и не стекали по заросшим щетиной щекам. Что он мог сказать ей сейчас? Что оставил ее, не навестив ни разу за те недели, что она удалилась в покои? Что разбил сердце, отказавшись от ее любви? Отказав ей в своей? Никлаус коснулся лбом тонких пальцев, ужасаясь их холоду. — Камилл… Прости меня. — Слеза скатилась по его щеке, потонув в ткани простыни. Таким его и застала служанка, тут же скрывшаяся за массивной дверью. Никто не смеет тревожить их сейчас. Когда они наконец вместе. *** Златовласая головка была почти скрыта за плотными тканями, в которые ее обернули, не давая пошевелиться. Это делали всегда: младенец должен расти ровно и правильно, и сковывая лишние движения этого было возможно добиться. Малышка тихо сопела, уткнувшись в грудь кормилицы. — Дорогая моя девочка, — укачивая ее, шептала женщина, радуясь аппетиту ребенка. Это вселяло в нее уверенность, что с ней все будет хорошо. Что она выживет. Служанка мягко забрала младенца из рук женщины, направившись к кроватке. Она была куда проще той, что осталась в покоях, но никому не было до этого дела. Ребенку необходим был сон. Положив ее, девушка накрыла малышку одеялом, проверив, что дыханию ребенка ничего не мешает. А та, будто и вовсе не замечала, что с ней что-то делают. — Спите сладко, миледи Эстер, — окинув взглядом кроватку, прошептала она. Девушка стремительным шагом направилась из комнаты, едва слышно прикрыв дверь и оставляя кормилицу наедине с ребенком. Просторная комната, окутанная теплом, являла собой наверное единственное место во всем дворе, где не было слышно щебета людей. — Моя Эстер, — мягко коснувшись волос малышки, прошептала девушка, взгляд которой был направлен на кроватку. Едва ощутимые касания заставили малышку зашевелиться, что привлекло внимание кормилицы. Женщина подошла кроватке, осмотрев девочку. Она спала, спокойно и ровно дыша. — Присмотрите за ней. *** Покои королевы находились в полнейшей тишине. Ее Величеству по настоянию лекарей были принесены напитки, чтобы успокоить нервы и подарить спокойный сон. И если поначалу она отказывалась, выгоняя каждого, кто посмел зайти к ней, то спустя время, что она пыталась безуспешно успокоиться, она сама осушила небольшой золотой кубок. Сон пришел не сразу, но постепенно погружаясь в него тело королевы, закутанное в полы халата, обмякло. Она сама запретила входить слугам, что означало, что никто уже несколько часов не поддерживал камин. От холода королева начала вертеться, кутаясь сильнее в мех накидки. Однако это не помогло. Керолайн привстала на локтях, медленно поднимаясь выше. Ей необходимо было забраться под одеяло, если она не хотела окоченеть в собственных покоях. В комнате было сумрачно, что сильно удивило ее. Неужели она проспала так долго? Сонный взгляд светлых глаз зацепился за фигуру, сидящую у камина. Девушка была повернута к ней спиной, она протягивала руки к камину, собирая последние крупицы тепла, витавшего в этой огромной комнате. Керолайн не сразу поняла, почему она не спешит подняться и затопить камин, почему не оборачивается, чтобы преклониться, услышав, как она проснулась. Кто она? Платье девушки не было похоже на одежду пажей. Алый, переходящий в яркий розовый, цвет ее платья оттенял туго убранные волосы. Девушка приподнялась, разворачиваясь к ней. И тут Керолайн застыла от ужаса. Перед ней стояла она, девушка, которую королева не ожидала больше увидеть, как бы трагично это не звучало. Камилла мягко улыбалась, застыв в свете камина. Ее щеки были покрыты румянцем, а блестящие глаза не походили на тот уставший взгляд, что она видела сегодня ранним утром. Она стояла такая же прекрасная, как наверное и всегда, до их встречи с ней в стенах этого замка. Королева не шевелилась, наблюдая за девушкой, что не спешила заговорить. Руки Камилл были сложаны на уровне живота. — Ваше Величество, — начала она. По телу Керолайн пробежала дрожь. — Не беспокойтесь, я не задержу Вас надолго, — вновь улыбнувшись, продолжила она. — Но… Ты же умерла. — Дрожащим голосом ответила королева, наконец выровнявшись. — Странно, чувствуя я себя намного легче, — Камилла вдруг отвернулась, но Керолайн заметила, что она пытается сдержать слезы. Что вообще здесь происходит? — Мне, мне очень жаль, — когда девушка повернулась, лицо ее вновь озаряла та же приятная улыбка. — Я знаю, мы не были с Вами подругами, но могли бы ими стать, кто знает, — дернув уголками губ, продолжила она. — У меня мало времени, — странно посмотрев на королеву, Камилла шагнула вперед. Следующие ее слова слетели с губ так легко, будто она вовсе не пыталась казаться спокойной. — Вы нужны Никалусу, особенно сейчас, когда его окружает столько опасностей. Керолайн напряглась, услышав эти слова. Она не понимала, о чем говорит Камилла. — Присмотрите за ними, — проговорила девушка, развернувшись в сторону выхода. Камилл уверенно начала уходить, обернувшись на королеву. С Керолайн будто сняли оцепенение, что сковало ее с самого начала. Встав, она попыталась задержать ее. — О чем ты, Камилла? Подожди, постой, — выкрикнула королева, пытаясь спрыгнуть с кровати. Но она не могла. Ее тело не слушалось ее. — Постой! Камилла! — Крик вырвавшийся из груди Керолайн наполнил покои, отражаясь их от тоскливых стен. Керолайн подскочила, сев на кровати и пытаясь привести дыхание в норму. Шея была покрыта испариной, отчего мелкие локоны закрутились в кольца. Королева взглядом обвела комнату, наполненную светом, проходящим сквозь витражи окон. Она сидела на кровати, в том же одеянии, в котором и уснула. За окном высоко стояло морозное солнце, что давало свет, но не спешило согреть. Огромный камин потрескивал свежими поленьями, отчего по комнате распространялось мягкое приятное тепло. Королева, поплотнее закутавшись в теплую ткань, подтянула колени к себе, положив на них голову. Она была напугана, но более всего встревоженна увиденным. Не замечающий ничего взгляд был направлен на камин, перед который только что стояла она. — Ваше Величество, все в порядке? — настороженно спросила фрейлина, стоя на пороге комнаты в ожидании ответа. И что она ожидала услышать?