Единственная роза.

Сердце девушки билось настолько сильно и часто, что казалось, что оно вот вот вырвется из груди. Чем она руководствовалась, идя сейчас совсем одна. Компанией ей служила одна лишь напуганная дама, что заправляла ее поместьем. Когда несколько недель назад Стефан предложил ей выйти за него, она согласилась, пусть и сомневалась в том, что он был достаточно серьезен, а она — достаточно храбра для этого. Она сомневалась в правильности этого, глядя на своего брата, уверенного в своей силе и такого непривычно счастливого. С тех пор, как Керолайн стала его королевой, в их дом пришел мир. Мирным стал сам Никалус, вечно разрываемый своими внутренними демонами. Смотря на Керолайн, что так скоро ожидала ребенка, она с удовольствием представляла, как ее племянник наденет ее подарок. Как она будет нести елей его помазания рядом с Еленой Болгарской, его крестной. Она сомневалась, стоит ли делать это тайно. Но Стефан, ее любимый Стефан… Он бы не вынес ее отказа. Его изумрудные глаза пленили ее, а его голос, стоило ему заговорить, лишал ее всякой воли. И вот, получив от него записку, в которой он просил ее уехать с ним в ее имение, где они смогли бы обвенчаться, пока тайно, она не отказала. Не смогла. Никалус — ее брат. Он поймет ее. И пусть Стефан отговаривает ее от написания письма, оно уже было готово. Более того, оно будет отправлено завтрашним утром, когда они станут мужем и женой. Ребекка получила позволение короля уехать в свои владения в Сассексе, желая подготовить замок к наступлению весны. И, конечно, помимо ее дам сопровождать ее должен был и человек, которому брат доверяет. Он назначил этим человеком Дамона, герцога Кларенса, который, к счастью Ребекки, и так находился в отъезде, занимаясь землями на Западе. Посему Стефан предложил свою кандидатуру, которую Никлаус тут же одобрил. Да, она, в силу своего тщеславия, в мыслях своих представляла свадьбу более пышную и гласную. Свадьбу, красотой и роскошью которой смогут насладиться ее близкие и друзья, величие которой увидят враги и представители других династий. Увидят, какой принцессой она выросла. Но мысли эти казались так незначительны сейчас, когда она входила в пустую, освещаемую редкими свечами часовню, в которой ее ждал он. Платье Ребекки было выполнено из золотой парчи, рассекаемое блеском каплевидных изумрудов. Золото, цвет солнца, цвет его Дома. Волосы молодой невесты не были, рассыпаясь водопадом по ее спине. Она была красива, и с этим было невозможно спорить. Такой он и увидел ее, стоя у алтаря в ожидании. Стефан до последнего не верил, что он скоро станет ее мужем. И не потому, что сомневался в своей решимости, он сомневался в ней. Настолько ли она сильна, чтобы сделать это? Теперь он знал ответ. Да. Она здесь и на вскоре станет его. — Ты прекрасна, — прошептал он, когда она бледная от волнения приблизилась к нему. Он взял ее руку, задержав поцелуй. — Позволишь, — проговорил он, доставая и бархатного мешочка изумруд, заключенный в тиски сияющего, как ее волосы, золота. Подвеска так подходила к ее платью. Принцесса развернулась к нему спиной, потянувшись руками к волосам. Но он остановил ее. — Я сам, Ребекка, не волнуйся. — И в его голосе, таком спокойном и приятном было что-то такое, что заставило ее успокоиться. Она глубоко вздохнула, непроизвольно задержав дыхание, когда он коснулся своими холодными пальцами ее шеи, отодвигая копну длинных волос. — Спасибо, — одними губами ответила она, поворачиваясь к алтарю, откуда на них спокойно смотрел священник. — Ты готова? — Спросил она, будто давал ей шанс передумать. — Да, — не медля ответила она, заметив, как его бледное лицо осветилось улыбкой. *** Темнота, окутавшая комнаты, была почти непроглядной. Ночи были еще холодны, несмотря на то что зима постепенно отступала, отчего сидящие за столом люди были одеты в обитые мехом упелянды. Тонкий свет свечей окидывал стол, едва приоткрывая контуры карт. Эдуард сидел, склонив голову на сцепленные в замок руки. Головная боль не желала отпускать его. Прошел уже месяц с тех пор, как он покинул Лондон, словно вор или преступник, скрываясь в непримечательных одеждах в ночной тишине. Его доверенные люди, преданнейшие из оставшихся друзей, помогли ему. Его не так изматывала дорога и тайные встречи с соратниками, как-то, что он не мог быть рядом с ней. Елена… Ее образ он видел перед собой каждую ночь, стоило ему сомкнуть глаза. О ее мягкой нежной улыбке и сладких губах он мечтал, лежа в холодной кровати замка. Иногда это сводила его с ума: невозможность быть с ней после того, что им пришлось пережить. Но он резким порывом осекал себя. Он мечтал подарить ей королевство, мечтал сделать ее королевой еще в детстве, будучи мальчишкой, и сейчас он здесь именно для этого. Она лучшее, что было и осталось в его жизни, и он не смеет сдаваться. Только не сейчас. Эдуард потянулся к чаше с вином, желая в очередной раз наполнить кубки. — Благодарю, — отозвался его друг, подняв голову от карты. Джон Блаунт, граф Бернард, человек, в чьем замке они сейчас находились, первым присягнул ему на верность, узнав, что принц остался жив. — Полагаю, тебя что-то беспокоит, — откинувшись, продолжил он. Эдуард подавил улыбку, отпив вина. — Единственное, что сейчас беспокоит меня — узурпатор и его пес, — выплюнул последнее слово Эдуард. Словно одно упоминание об этом человеке оскорбляло его. Тяжелый вздох графа повис в воздухе. — И ты сделаешь это. Я помогу тебе. — Я не могу выразить словами, насколько мне невыносимо думать о том, что трон моего отца занимает этот ублюдок. О том, что его память предана забвению. — Ищейки короля собирают сведения обо всем, что происходит по стране. Пока рано поднимать волнения. Карты, что нам удалось найти с последней осады крепостей окажутся бесполезными, если он изменит их укрепления. Йорк — первое место, где по их мнению вспыхнут недовольства. — Жители Йорка достаточно перенесли, — прервал его Эдуард. — Ты забыл, что Никлаус подавил здесь восстания самолично на своем пути в столицу. — А ты похоже забыл, что жители не были согласны с тем, что он сам короновал себя вместе с твоей кузиной. Йорк и его лорды были против его женитьбы на Ее Светлости. Глаза Эдуарда темные в тусклом свете опасно блеснули. — Она не должна пострадать, — выпалил он. — Когда я войду в столицу, я хочу быть уверен, что с ней ничего не случится. Я не прощу себе, если она… — Я понимаю тебя, — коснулся его плеча Джон. Несложно было догадаться, о чем думал принц. Каждый в королевстве от самого простого лондонского купца до знатнейших лордов всей Англии знали слухи, что крутились вокруг новой королевской четы, что своим союзом положила конец войнам. Об этом сложено не мало стихов, слышать которые было сплошным мучением. Столь пылкая любовь узурпатора, снисхождение и милость проявленная к единственной дочери мятежного герцога поражала простой народ. И лишь в глазах немногих все это нелепой комедией. О том, что случилось, Эдуард узнал дни спустя, очнувшись в неизвестном для себя месте. Столица была взята. А его кузина, ставшая принцессой и предполагаемой наследницей королевства, оказалась заложницей в стенах их собственного дома, их дворца. Девушка не успела покинуть дворец, когда ее перехватили у ворот. Эдуард с силой сжал руку в кулак, стараясь сдержать гнев. Единственное, что хоть как-то успокаивало его, воспоминания о криках наемников, которых он убил. Он знал, что произошло с Керолайн той ночью на самом деле. Его сердце сжалось, когда он услышал подтверждение своим страхам, вырванное из охраны комнат, из уст этих наемников, которые посмели допустить такое. Он обесчестил ее. Взял силой его кузину, надругавшись над их Домом, над ней, его любимой сестрой. Поэтому Эдуард не верил в красивые сказки, что рассказывались из уст в уста. Король не был влюбленным воином, пожалевшим деву. Он был расчетливым монстром, у которого не было чести и храбрости признасть свои поступки. Он изнасиловал Керолайн, а после вновь воспользовался ею, сделав женой и прикрывшись ей. Ведь кто теперь пойдет против любимой герцогини, которая якобы счастлива? Их ребенок, кем бы он ни был — бастард в глазах всех знающих людей, он бастард в глазах Господа. Насколько была сильна его любовь к Керолайн, настолько он ненавидел и узурпатора. Он не примет этого ребенка. И если это будет мальчик… Он старалася не думать об этом сейчас. Но когда придет время, он мог только надеяться, что его рука недрогнет. — Мы дадим о себе знать, я хочу, чтобы он знал: я иду за ним. Чтобы он боялся этого.