Единственная роза.

Елена была полна радости, увидев Ее Величество, королеву, с радостным блеском в глазах следующим утром. Керолайн призвала Елену, желая поделиться с ней тем, что, как оказалось, принцессе было известно давно. Елена, чувствовавшая себя в последние жаркие дни довольно смутно, вздохнула с облегчением, когда королева, пытаясь скрыть свое неудовольствие, отпустила ее в ее лондонскую резеденцию, Л’Эрбер. Бал в честь начала турнира, который будет длиться целую неделю, должен будет состояться в считанные дни, отчего в Лондон прибывало все больше и больше людей со всех уголков страны. Елена могла самолично видеть их, смотря порой в тонкие стелка старинных окон. Многим принцесса казалась скрытной и надменной чужестранкой, отчего-то приближенной к самой королеве. Сварливые лорды, оскорбляющие ее одним своим похотливым никчемным взглядом, не понимали, что связывало девушек не просто совместная вышивка или незамысловатые танцы. Они провели вместе детство при дворе дядюшки Керолайн. И спустя годы они стали родственницами, пусть и не так, как предполагалось сначала. Они с Эдуардом просто не успели официально стать мужем и женой в аббатстве, где со слезами на глазах выходила замуж Керолайн. Но это не было главным. Роскошь бракосочетания не заменит радости от тайной встречи с любимым. Елена резко повернула голову в сторону от зеркала, ощутив как деревянный гребень больно врезался в густые пряди. — Простите, Ваша милость, — проговорила служанка, аккуратно вытаскивая гребень. Елена, неопределенно пожав плечами, ободряюще улыбнулась, продолжая думать о своем. Тем не менее, ей, казалось, было не суждено сегодня остаться в тишине. Двери в ее покои распахнулись, впуская одну из любезно присланных ей фрейлин. — Ваше Высочество, Его Светлость, герцог, прибыл, — Девушка, имя которой Елена как ни старалась не могла запомнить, вошла в ее покои, застав принцессу за утренними сборами. Елена Болгарская, облаченная в золотой шелк, вышитый подобранными равными жемчужинами по корсажу и рукавами платья, сидела перед зеркалом, ожидая, пока служанки закончат расчесывать волосы после сна. Она не хотела тратить времени на прическу, выжидая, пока ее неторопливая дама, которая, как на зло, единственная умела обращаться с ее волосами достаточно бережно, начнет и закончит переплетать толстые косы между собой. Французский чепец, подаренный ей одной из фрейлин, вернувшейся из Франции с семьей, к удивлению, приглянулся ей. В отличие от тяжелого и грузного английского, он чуть открывал волосы, выглядя изящнее. Елена, подняв глаза, взглянула через зеркало на фрейлину, приподняв брови в некоем удвилении. Дамон не посещал ее дворец с тех самых пор, как она отказала ему, задев его. — Он не осведомился, что привело его в столь ранний час? — Отложив так и не открытые письма из Болгарии, спросила Елена, не двигаясь. По правде говоря, ей и самой было интересно, почему он приехал. Его нетерпимость в связи с предстоящим балом и турнирами было сложно понять. Они бы все равно увиделись при дворе как главные его главные гости и представители своих стран. Елена являлась представителем своей по сию пору, откладывая прочтения писем от послов. Их содержание было неизменно: Ее Высочеству, крон-принцессе, полагалось вернуться в Болгарию. Вернуться в безопасный дом ее предков… Грозило ли промедление с ответом лишением содержания, ей было неизвестно. И отчего-то все равно. Ее личные средства позволяли ей чувствовать себя уверенно. А думать, что будет, когда они кончатся, она не хотела. В последнее время она ничего так не хотела, как оказаться одна и разобраться с собственными мыслями. Но видеть его ей было куда приятнее, чем каждый раз, надевая маску высокомерия, отправляться ко двору монарха, благородства в котором не было ни на грош. — Герцог сказал, что будет говорить с Вами, Ваша милость. Он ожидает Вас в саду в сопровождении своих слуг. — Тогда, пожалуй, придется узнать цель его визита самой, если мы все же успеем закончить с моими волосами, — не сдержав недовольства, ответила принцесса, махнув облаченной в кольца бледной рукой. *** Она вошла в сад, идя впереди фрейлин не только потому, что была выше их по положению, но и от того, что ей претила их компания. Безусловно, у нее была пара девушек, к которым она относилась мягче, но в большей своей части они надоедали ей, порой слишком бегло говоря на английском, отчего она не могла разобрать всего. Принцесса увидела его сидящим к ней спиной. Герцог опирался на одно колено, склонившись над чем-то, что лежало на траве. За его широкой спиной, облаченной в темный упелянд, на котором была видна лишь его золотая цепь, нельзя было увидеть ничего. Пажи в ливреях его дома выровнялись, устремив взгляд в пол. — Ее Высочество, принцесса, — дама Елены обратилась к герцогу, представляя ее. Дамон застыл на пару мгновений, тут же грациозно поднявшись. Взгляд его антрацитовых глаз, слишком темных даже при дневном цвете, встретился с ее. Он не сводил их с нее, улыбаясь ей мальчишеской улыбкой, которой она раньше не видела. Или же попросту не замечала. — Ваше Высочество, — он был одет просто и удобно, словно для охоты. На его груди не было столь вычурной вышивки, как обычно, а его кожаные голифе подходили скорее для езды верхом. — Прошу простить мне визит без предупреждения. Тем не менее, Вы выглядите прекрасно, — она не изменилась в лице, но он заметил, как блеснули ее лиловые глаза. — Я подумал, что в столь солнечный день Вы будете не против, если мы втроем прогуляемся по Вашему саду. — Втроем? — Сложив руки в замок, на уровне талии, где висел ее молитвенник, непонимающе спросила она. Если он имел в виду ее фрейлин, то почему только одну? Дамон, не говоря ни слова, отошел в сторону, открывая ее взгляду маленького щенка, что так приглянулся ей в прошлый раз. Шоколадного цвета шкура переливалась под солнцем. Принцесса вздрогнула от неожиданности, когда щенок подал голос, довольно виляя хвостом. — Ох, да… Ваша Светлость, — девушка под взглядом девушек, что не понимали, почему она так обрадовалась этому животному, когда в ее конюшнях живет дюжина других, недоуменно смотрели на нее. — Малыш, — Елена приблизилась к щенку, сидящему около пажа. Сдерживаемый веревкой, он не мог отойти далеко. На этот раз она не спешила садиться на колени, не сейчас. Она обернулась к герцогу, все это время с легкой улыбкой на красивых губах наблюдавшим за ней, и довольно тихо проговорила: — Спасибо, Дамон, не стоило. Ответом ей послужила улыбка и тихий хмык. — Прикажите принести нам с герцогом яблочной воды… И апельсины, — вспомнив о фрукте, который так долго хотела, продолжила она. — Мы будем в летней галерее. Уверенна, Вам должно понравиться, я устала от эля, а эта вода так освежает. — Не сомневаюсь, — он и не думал, что ей так будет приятен его подарок. За все это долгое, казалось, беспросветное время, она впервые не отказалась. И осознание этого пришло не сразу. Ему просто нравилось смотреть на нее. Он наслаждался одним ее властным голосом. Заметив ее взгляд, направленный на гончую, он начал: — Он сыт, Ваше Высочество. — Тогда пусть его проведут с нами, — оставив застывшего герцога позади, едва уловимо улыбнулась она. Однако в следующую секунду лицо ее сковало. Она осекла себя за легкость, с которой улыбалась и говорила с ним, коснувшись тонкими бледными пальцами вышивки на груди. Под толщей ночных платьев и золотой ткани была она, ее главная ценность, дарящая ей утешение в минуты разлуки с Эдуардом. Сейчас принцесса словно ощущала всю тяжесть благородного металла. Но это абсурдно, винить себя в том, что являлось обычной учтивостью… *** — Ваше Величество, — обратившись к королю, чьи глаза были устремлены в бумаги, к которым он довольно давно не касался. Никлаус читал письма, своего рода ответы, на его приглашения в честь начала турнира. — Да, Сомерс, — не отрывая взгляда, отозвался он, приготовившись слушать речь советника. Старый Сомерс, советник его отца, знал, когда стоит обращаться к нему. — Вам стоит ознакомиться со списками гостей, Ваше Величество. Ее милость, королева, взяла на себя ответственность рассадить гостей, но Вам так же не помешает быть осведомленным, — кладя на стол большие листы, проговорил барон. — Некоторые послы уже прибыли ко двору, Анжу и Франция в их числе. — Так почему их еще не приняли, — оторвавшись от писем, обратился Никлаус к советнику, сложив руки в замок. Массивный тяжелый перстень на безымянном пальце короля громко ударился о дубовый стол. — Разве принимать послов не было поручено герцогу Кларенсу и графу Скоупу? — Было, — уклончиво ответил мужчина, приняв взгляд короля. — Тогда почему они до сих пор ждут? — Граф Скоуп не появлялся ни вчера, ни сегодня во дворце, Ваше Величество. Насколько я знаю, леди Мария, его дочь и фрейлина нашей королевы, должна была уехать с несколькими служанками, — пытаясь вспомнить, что ему говорил Скоуп, помолчал советник. — Полагаю, граф решил озаботиться этим лично. Никлаус кивнул, смутно пытаясь вспомнить о какой Марии шла речь. У Керолайн было много фрейлин, и ко всем она относилась одинаково ровно, насколько он помнил. — А где Кларенс, — опустив титулы, задал следующий вопрос он, окончательно отложив письма. — Его Светлость уехал утром и до сих пор не появлялся. Он направился к принцессе, если верить словам его эсквайра, — поправив толстые линзы подобия очков, осведомился Сомерс. — У тебя есть что-то еще? — Спросил Никлаус, нахмурившись услышанному. — Есть документы, требующие Вашей подписи, я рассортировал их, — бросив взгляд на письма, ответил он. Оставив множество нераскрытых конвертов, старый его учитель и советник откланялся. Теперь Никлаус остался один в покоях, но желание читать что-либо исчезло. Его не могла не беспокоить увлеченность Дамона, но в то же время, как мог он иметь что-то против? Ему стоило бы радоваться за друга, но Никлаус не мог. Не мог, поскольку не считал, то эта девушка может принести ему что-либо, кроме расстройств. Король не знал, когда именно его неприязнь к лучшей подруге жены выросла настолько, что ему едва удавалось скрывать ее. В тот ли момент, когда герцог, его брат, был разбит ее холодностью и неприступностью? Ему самому было удивительно, как Дамон мог потерпеть поражение, когда столько придворных дам только и мечтали о его взгляде? Он знал, что болгарская принцесса думала о нем, короле страны, что обещали ей. Он видел это в ее взгляде, слышал в ее голосе. Но он не мог простить ей того, как она настраивала Керолайн против него, стараясь вселить в сердце королевы сомнения. Как она чуть не уничтожила его друга. Никлаус никогда не забывал, кем являлась эта девушка. Она была невестой Эдуарда, а он отнял у нее трон, корону и возлюбленного, лишив всего и растоптав ее амбиции и мечты, если таковые имелись. Он держал ее в Тауэре, желая убедиться, что она не носит в своем чреве бастарда убитого принца. После такого едва ли возможно даже подобие дружбы. Да она и не имела для него никакого интереса, ровно как не имеет и сейчас. Ее затянувшееся присутствие в его королевстве раздражало его, но глядя на жену и друга он понимал, что его руки связаны. Их счастье для него было важнее взаимной неприязни к ней, пусть он не признавался в этом даже самому себе. Он позволит ей жить здесь; до тех пор, пока она имеет такое значение для его близких. Возможно, когда-нибудь он сможет смотреть на нее без смутных чувств, что вызывали в нем ее осуждающий взгляд и немой укор.