Единственная роза.

Керолайн, направлялась к Никлаусу, что отвлекшись на очередного посла, еще не пришел за ней. Королева почти выронила шелковую маску из рук, когда внезапно ощутила чьи-то крепкие объятия, из-за чего тяжелые юбки платья приподнялись. Опустив глаза, девушка очаровательно улыбнулась, отвечая на улыбку Сессили. — Цис, — Керолайн, не обращая внимания на взгляды придворных, присела, поравнявшись с кузиной Никлауса. Рыжие волосы девочки закручивались в милые кудряшки, обрамляя еще пухленькое детское личико. Сессили любила Керолайн, и она это прекрасно чувствовала. Младшая из сестер была куда эмоциональнее старшей — Джоанны, которую впрочем нельзя было винить в этом; находясь под беспрестанным строгим взглядом матери, графини Роланд, Джоанна просто не имела возможности расслабиться. Сессилия же дарила Керолайн свою нежность, и королева отвечала ей только взаимностью. — Ваше Величество, миледи Керолайн, — отступив от королевы на несколько шагов, девочка присела в реверансе, показывая переливающие юбки платья. — У тебя новое платье, — все также глядя на девочку, спросила она, — я полагаю, ты намерена обогнать меня по количеству нарядов, да, Цис? — Нет, но если хотите, я могу отправить Вам часть своих тканей, — несколько застеснявшись, проговорила Сессили, опустив голову. Однако сквозь кудри была видна довольная улыбка. Керолайн рассмеялась, обнимая кузину мужа. Она радовалась присутствию в ее жизни двух этих красавиц, радовалась их успехам, словно была их собственной матерью. — Сессилия, — послышался из-за спины Керолайн голос Никлауса. Он часто обращался к ней подчеркнуто серьезно, порой интересуясь ее мнением по тому или иному вопросу. Чаще всего это был вопрос о том, что, как она думала, больше понравится королеве в качестве подарка. Никлаус ценил своих кузин. Они помогали ему на время забыть о том, какие отношения он имел с единственной своей сестрой, которую не видел уже несколько месяцев. — Что я пропустил, — король протянул жене руку, помогая подняться, и не отпустил ее, когда, встав, она благодарно улыбнулась ему. Никлаус ласковым жестом коснулся щеки кузины, приподнимая ее голову, чтобы видеть светлые глаза сестры. Девочка всегда становилась тише и серьезнее в присутствии кузена, стесняясь больше обычного. — Ваше Величество, — поприветствовала она его. — Я предложила леди-королеве поделиться своими тканями, если она захочет. — Глаза Сессили заговорщически блеснули. Она мельком взглянув на королеву, тихо заговорила с Никлаусом, будто их никто не мог слышать, — Никлаус, леди Керолайн думает, что у меня больше платьев, — понизив голос, продолжила она. Король попытался сдержать улыбку, что удавалось ему с трудом. — Возможно, тебе стоит подарить ей те ткани, которые ты отправил нам пару дней назад? — Король откровенно веселился, глядя в серьезное лицо кузины. — Я обязательно подумаю, что можно будет сделать, Сессилия, возможно придется нанять больше швей, раз Ее Величество так думает, — поворачиваясь к Керолайн, скрывающей улыбку от глаз девочки, протянул задумчиво он. Керолайн согласно кивнула, продолжая тепло смотреть то на мужа, то на Сессили. — Я должна отыскать Джоанну, кузен, королева, — проговорила она, сделав книксен. Никлаус проводил Сессилию и ее дам взглядом. Обернувшись к Керолайн, он положил ее руку, что все это время держал в своей, на сгиб локтя, ведя ее за собой к трону. — Тебе необходимо будет выбрать новые ткани, — усмехнувшись, проговорил король, — моя дражайшая кузина переживает, — не скрывая смешливой улыбки, проговорил Никлаус, наслаждаясь смехом жены. *** Дамон не знал, который кубок вина держал в руках. Он никогда не позволял себе выпивать больше одного, и как правило делал это исключительно из необходимости. Однако сейчас он, казалось, совсем забыл об этом. Его кубок вновь был пуст, но его это уже не волновало. Тело непроизвольно расслаблялось под воздействием выпитого; подаренное Карлом вино и правда было отменным. Герцог, со звуком поставив кубок на поднос, услужливо предоставленный слугой, на груди которого ярким знаменем горела Роза Союза, символизирующая обьединение двух воюющих домов, направился вперёд. Красивые губы Дамона изогнулись в подобие улыбки. Как иронично. Английский лев, король среди королей, мужчина, добившийся своим живым умом и непреклонной решимостью трона, был не в силах совладать всего одним человеком — своей высокомерной женой, никчемной девицей, место которой, несмотря на благородное происхождение и славное воспитание, у ног короля. Ей в пору каждое утро проводить за мессой, благодаря Господа за то, кем она является сейчас. Обласканной любовью короля достопочтенной дамой, а не шлюхой, над которой по очереди надругались бы солдаты Никлауса. Конечно, подобного не было и не произошло бы. Никлаус не любил делиться игрушками. Эта девушка понравилась ему сразу, в ту их встречу на балу, где Дамон по своей глупости осек друга. Возможно именно тогда он взглянул на неё иначе, разглядев в ней образ прекрасной дамы, что непременно станет его. Она понравилась ему, пусть он и не знал ее тогда. Иначе она никогда бы не стала спутницей его сердца, и никакой ребёнок не остановил бы Никлауса. Он бы только насладился позором единственной, оставшейся в его руках, белой розы, побег которой нужно было сломать с самого начала. Голову герцога пронзила неприятная боль. Он был так зол на слова королевы, что все то, в чем он пытался себя убедить, все то уважение к ней, что он должен был испытывать, блекло. Он один их немногих, кто знал, как их любимая королева была близко к тому, чтобы пасть. Дамон знал Никлауса с детства. Король бы насладился её болью, не увлеклись он ей, холодной и строптивой, слишком упрямой, чтобы признать — правление ее Дома кончено, слишком гордой, чтобы покориться и молить о милосердии. Для него она, королева, не более, чем женщина, которой стоит знать своё место. Она слишком юна, чтобы пытаться угрожать ему. Он так и не понял, что именно увлекло в ней друга. Ровно как и не понимал, но чувствовал, что его сердце отдано лишь одной девушке, девушке, которую он безмерно любит. Чарующие глаза и звонкий смех которой дороже ему больше всего. Больше, чем жизнь, чьё значение иссякнет, потеряй он возможность видеть ее и чувствовать тонкий аромат ее густых золотистых локонов. *** Никлаус, сидя посредине богато убранного стола, прикрыв пухлые губы, что так и норовили расплыться в довольной улыбке, подаренным Керолайн кубком, смотрел на свою красавицу жену. Он никогда не был набожным человеком, считая это уделом женщин, проводить часы у молельной скамейки и просить Господа о помощи, никогда не будучи уверенным, услышит ли он твои молитвы, поможет ли в час великой нужды? Он предпочитал полагаться только на себя; выросший в годы, когда все привычное ему спокойствие и благоденствие рассыпалось на глазах. Смерть миледи-матери и новорожденного брата, болезнь дяди, что не имел сил сдержать амбиции вассалов, рвущихся к власти и свою собственную вспыльчивую жену, вспыхнувшие вскоре восстания и настигшее их семью сокрушительное поражение, обошедшееся роду Майколсонов слишком дорого. Он просто не имел иного выбора, кроме как стать жестче и сильнее. Сильнее настолько, чтобы ни один человек в королевстве и за его пределами не посмел пойти против него. Но глядя сейчас на девушку, что под звуки лютни танцевала с его юными кузинами, он не мог усомниться в существовании неведомой ему силы, что соединила их, два столь разных человека, вместе. Она сердце вражеского Дома, посмевшего узурпировать власть и разрушить его жизнь, и он раненый лев, ненавидящий их за одно только существование. Тонкие черты ее безупречного, словно мрамор, лица, мягкая и нежная улыбка, что она дарила только ему, ее звонкий смех и почти что серьезное выражение лица, когда она пыталась злиться на него — его влюбляло в нее все, вся она без остатка. Ее характер пробуждал в нем самые противоречивые эмоции: от немого восхищения ее отваге и принципам до лютой ярости от того, что она не умеет отступить и покориться, что порой являлась необходимо. Он не тот человек, что позволит ей править наравне с ним, править им. Нет. Оттого, порой глядя на нее, он боялся чувств, что она вызывала в нем. Он никогда не простит себе сделанного, но каждый день, отведенный ему на этой земле, он будет безмерно благодарен ей за ту любовь, что она дарила ему, освещая ею самые темные уголки его души. *** Елена с досадой осознала, что ждет его столь привычного ей внимания. И дело было не в столько банальной учтивость, которую она слышала в достатке. А в его живом уме, компании, что он мог составить ей в долгих прогулках по саду, в обсуждениях книг и событий, непременно требующих этого. Она чувствовала себя более живой рядом с ним; ни надменной принцессой в глазах никчемных придворных, а живой, прекрасной и яркой девушкой, жемчужиной английского двора. Тонкий легкий шелк ее платья, собранный в причудливой формы рукава, переливался узорами мелких частых бриллиантов, кропотливо вышитых по ткани. Запястья были перехвачены жемчужной вышивкой, в тон узору, опоясывающему талию принцессы. Елена непроизвольно улыбнулась, завидев подходящую к ней Марию, любимую фрейлину Ее Величества, королевы. Керолайн ценила ее, и было в этой юной благородной леди что-то, что вызывало непонятное и необъяснимое доверие. Блестящие умом, темные глаза горели на несколько осунувшемся белом лице англичанки. — Ваше Высочество, так жаль, что Вы не танцевали, я надеялась увидеть Вас в этих прекрасных костюмах, — быстро прощебетала фрейлина. — Ее Величество тщательно следила за каждым платьем. — Я знаю, Вы вскоре все же отправитесь в поездку, — задала вопрос Елена. На самом деле у нее не было никакого интереса к опальной принцессе, которая для нее таковой и не являлась. Своевольная и слишком юная, чтобы решать столь важные в жизни каждой девушки вопросы, она отчего-то с самого начала раздражала ее. Возможно, той уверенностью и смелостью, что читалась в ее светлых глазах. Уверенностью в своей исключительности, что обернулась для нее изгнанием. Никлаус не раздумывал и секунды перед тем, как принять решение. Ответ был соответствующим — конфискация имений, привилегий и средств, так необходимых для той жизни, к которой она вновь успела привыкнуть. Елена не могла не презирать короля; несмотря на абсолютное безразличие к Ребекке, ей было неприятно даже представить, как жесткого обошелся с ней собственный брат. Никлаус наказывал ее своим молчанием так, как не делал с самим виновником произошедшего, младшим лордом Сальваторе. Он наказывал ее за обман, будучи не в силах простить ее горячность, которой обладал сам. Король распоряжался ее жизнью так, словно она не имела права голоса или хотя бы его тени, так, словно не был одиноким тираном, которому должно быть жизненно необходимо тепло семьи, всех ее малочисленных членов без исключения. Слишком жалкий, чтобы зваться королем, слишком жестокий, чтобы к нему можно было испытывать снисхождение. — Да, все верно, — помедлив, ответила Мария. Она имела послания для принцессы Ребекки от Ее Величества, королевы Керолайн, но разве было ей, равнодушной ко всему гостье, дело до их нежной розы? — Когда Вы планируете… — По склонившейся голове Марии, принцесса вдруг поняла, кто стоит за ней. Она все же вздрогнула, услышав его голос, раздавшийся словно издалека. Помедлив лишь на секунду, Елена обернулась, встретившись взглядом с темными омутами его черных, как безлунная ночь, глаз. Антрацитовые глаза, скрытые за небольшими кудрями, что спадали на лицо, блестели, а скуластое бледное лицо казалось на удивление ясным. Столь непривычные цвета его одежд делали его моложе, чем он выглядел обычно. — Ваше Высочество, — не сводя с нее глаз, поприветствовал ее он, ожидая, когда она развернется к нему. — Примите мои восхищения, Вы прекрасны. — Смутив Елену, проговорил он. Принцесса вскинула на него взгляд, мельком всматриваясь в красивое лицо. — Надеюсь, Вы подарите мне танец, — взяв ее руку в свою, Дамон легким поцелуем коснулся тонких пальцев девушки. Елена готова была провалиться сквозь землю, но не от стыда за поведение герцога, а от своего собственной реакции. *** El Rey De Francia — Kalenda Maya Старинная фольклорная песня, рассказывающая о прекрасном сне младшей дочери французского короля, могла показаться унылой, уж слишком плавно и тихо она начиналась. Однако с каждым инструментом она очаровывала залу все больше. Они стояли друг напротив друга, будто бы не замечая остальные пары. Он не сводил с нее глаз, подходя все ближе пока она, повинуясь правилу танца, стояла, с каждым его шагом ощущая, как сердце ее отбивает все более четкий и быстрый ритм. Он обошел ее, как и остальные кавалеры своих дам, остановившись справа, чуть позади. Ей казалось, она могла чувствовать его дыхание в своих распущенных, струящихся золотым блеском волосах. Как она была рада, что решила не убирать их в косы! Еще один шаг, и теперь Дамон стоял прямо перед ней, перехватив ее взгляд. Положив одну руку ей на талию, второй он коснулся ее поднятой вверх руки, ведя ее вперед за танцующими пред ними парами. Она, ощутив касание его руки к корсажу платья, рвано вздохнула, несмело повернув голову в его сторону. Его лицо было спокойно, глаза смотрели прямо, контролируя каждое движение. Следующий элемент заставил их остановиться. Мужчины встали на одно колено, и не отпуская руки дам, застыли, ожидая, пока девушки сделают круг, приготовившись к завершающему аккорду. Дамон наблюдал за ней весь вечер, и сейчас был бескрайне рад чувствовать ее так близко. Он видел, как высоко и резко вздымалась ее грудь, каким сбивчивым было ее дыхание и… Как испуганно и одновременно смущенно она смотрела на него. Она могла не признаться себе, но он видел, что она испытывает, находясь рядом с ним. Она почти прошла круг, ощутив, как сомкнулись его пальцы на ее руке. Он грациозно поднялся, равняясь с ней. — Елена, — прошептал едва слышно Дамон, склоняясь к ее руке для завершающего поцелуя. Его глаза на мгновение скрылись под густыми веером черным ресниц. Елена в миг ощутила, как жар обдал ее щеки. Она не слышала почти ничего за стуком собственного сердца. Неужели остальные не чувствовали этого удушающего жара? Будто она была сейчас не в легком шелке, а в тяжелых соболиных мехах, подаренных ей отцом. До ее слуха донеслись хлопки придворных, весело приветствующих пары и их великолепный танец. Она пожалела о том, что взглянула в его сторону. Его затуманенный взгляд, сопровождавший ее весь танец, застал ее врасплох, будто она видела его впервые. Слишком проникновенный. Наспех поклонившись Дамону, она, отвернувшись от него, поспешила удалиться Куда угодно, только не быть сейчас рядом с ним. *** — Ты сделала что? — переведя хмурый взгляд на Керолайн, не меняясь в лице, спросил король, делая акцент на каждом своём слове. Его стальные глаза попытались отыскать танцующую пару, но на их месте он не увидел никого. *** Она, придерживая тяжелые расшитые юбки, не оборачиваясь, спешила покинуть зал, игнорируя любые голоса, что звали ее, приветствуя или же выражая свое восхищение танцем. Она просто не знала, что ей сделать, лишь бы не чувствовать на себе его обжигающий взгляд, от которого хотелось одновременно и скрыться, и наслаждаться им, забыв обо всем. Wait for me — Rachel Portman — Ваше Высочество, Вы… — фрейлина принцессы была остановлена жестом руки. Никто не должен трогать ее сейчас. Тем более они. Отчаяние накрыло Елену, когда в шуме толпы, она услышала его. Слишком близко и слишком рано. Прохладный свежий поток воздуха коснулся ее лица, стоило ей выйти в огромный продолговатый холл, где на каждом шагу были видны штандарты с развевающимися на них флагами Англии. Принцесса, не увидев ни единого человека, позволила себе ускорить шаг. — Ваше Высочество… Постой, Елена, остановись, — перехватив ее за локоть, почти что прокричал он. — Остановись. Он резко, чего не позволил бы себе еще час назад, развернул ее, не отпуская своей руки. Когда их взгляды встретились, она поняла: она проиграла. Она не сумела убежать от него. Как он вообще смеет преследовать ее? — Вы не до… — Стараясь отстраниться, проговорила она, замолчав. Дамон не помнил, как его самообладание, которым он славился всю свою жизнь, оставило его. Он сделал то, о чем мечтал с первых их встреч в Тауэре. Его губы коснулись ее, сминая безуспешное сопротивление. Он не заметил, как приблизился к ней, не размыкая уверенной хватки. Елена не смела дышать. Она просто не знала, что ей делать. Она… Его поцелуй кружил ей голову, а цепкие руки, не дающие ей пошевелиться, не отпускали ее. Он не был тем, кого она ненавидела. Кого она обязана ненавидеть, не смея испытывать ничего иного. Не был. И пусть она будет жалеть об этом всю свою жизнь, она не могла обманывать себя. Ее реакция выдавала ее, реакция на поцелуй, что не был похож ни на что прежде. Эдуард никогда не целовал ее так неистово. Эдуард… — Нет, — распахнув глаза, готова была прокричать она. — Опустите меня. Дамон прошу. — Что-то в ее голосе заставило его ослабить хватку. Это была ошибка. Принцесса немедленно отстранилась от него и, когда он попытался приблизиться, сделала шаг назад. — Оставьте меня, — выставив трясущуюся руку вперед, хрипло ответила она. — Оставь меня. — Елена, — глядя в ее слезящиеся глаза, не слыша себя, проговорил он, машинально сделав шаг вперед. — Я прошу, поз… — Немедленно, — ее голос дрогнул, однако в нем отчетливо были слышны властные ноты.— Дамон, нет, — касаясь подрагивающими пальцами горящих губ, прошептала скорее себе она.