Единственная роза.

Керолайн видела, как напрягся ее милорд-муж, стоило ей рассказать о разговоре с Дамоном. Она считала это правильным и оправданным, более того, она сделала бы это снова, несмотря на реакцию Никлауса. Герцог — его друг в такой же степени, как и принцесса — ее подруга. Она не будет просто сидеть и наблюдать за тем, как ее дорогая кузина шагает в объятия пустоты. Керолайн не вынесет, если ей придется вступить в ссору, как когда-то Ребекке. И все же Никлаус был прав. Она непроизвольно, но сомневается в чувствах Елены по отношению к нему… Иначе, решилась бы она так открыто выказать неприязнь? — Я спрашиваю тебя, Керолайн, что ты сказала ему? — Рука короля стальной хваткой сомкнулась на запястье Керолайн. И этот жест ей не понравился. Он что, серьезно решил отчитать ее? Королева попыталась встать, не обращая внимания на это его действие, но он незаметно для остальных рывком вернул ее на место, не отпуская. Его глаза сверкнули, когда он вновь поймал ее хмурый озадаченный взгляд. — Ничего из того, что он не знал сам, — не пытаясь больше освободиться, проговорила ровно она, стараясь сдержать поднимающееся изнутри недовольство. — Я твой муж, ты должна слушать, что я говорю, а не слышать лишь то, что угодно тебе. Где твоя покорность, — Никлаус слегка дернул ее руку на себя, заставляя Керолайн смотреть на него. Она должна слышать каждое его слово, — когда ты делаешь все вопреки? — С каждым его словом голос его становился все тише, а тон настораживающе. С его обидой на ее самовольный поступок она могла считаться и ощутить мимолетное чувство вины, но с этими его словами она мириться не собиралась. — Я не просто жена, я королева… — Вздернув подбородок, в тон ему ответила она. Ее яркие голубые глаза так контрастировали с его, пасмурными, стальными. Глаза короля были лишены той наивности и беспечности, что порой еще прослеживалась в глазах Ее Величества. — Но ты не правящий страной монарх, дорогая. Ты всего лишь женщина, моя возлюбленная жена, которой оказывается соответствующее почтение. — Керолайн, не задумываясь над тем, что скажут придворные, вырвала руку из хватки Никлауса, на что он будто бы не обратил внимания, собираясь продолжить. Когда она внезапно заговорила, перебив его, слова ее были пропитаны тем холодом, что он знал раньше. Гордыня и надменность, так присущие ему, овладели королевой, стоило ей начать. — Не забывай, Никлаус, я наследница Его Светлости, герцога Таупа. Все то, о чем ты говоришь: уважение, преданность, почтение — принадлежит мне по праву рождения и никто не сможет отнять этого у меня. Я была любимым сувереном северных земель, когда этот флорентиец не смел и думать о подобном в стенах жалких укреплений, за которыми надеялся укрыться от меча моего отца. — Так докажи мне, — скрывая довольную ухмылку, что грозила завладеть его губами, проговорил он. Ее нелепый порыв гнева удивил его, но почему он был рад этому? Едва ли это облегчит их споры, — моя милая кроткая жена, что ты королева. Твоя голова должна быть холодна, никто из нас не имеет права показывать свои истинные эмоции. Я рад известию не больше тебя, однако это ты оскорбила моего друга, выказав недоверие к его намерениям. «Она больше не даст себя в обиду, моя смелая девочка». — Ты достаточно унизил ее, держа в Тауэре под присмотром Сальваторе. Я не прощу ему его игры, если он посмеет обидеть ее. — Благодаря нему она и пользуется нашим общим радушием, — тише протянул он. Никлаус сомкнул глаза, сжимая переносицу. С него было достаточно. Хватит. — Я уверен, ты услышала меня, Керолайн, впредь Ваше Величество должны помнить: я Ваш король, и только потом муж. Слова суверена не подлежат обсуждению. Если герцог Кларенс преуспеет в своей кампании, мое согласие будет его. Керолайн, нервно усмехнувшись, подобрав юбки, стала из тронного кресла, жестом приказав недоумевающим фрейлинам, что сидели поодаль, вернуться обратно и не следовать за ней. Ей необходимо было успокоиться. Он, несмотря на то что слова его расстраивали и раздражали ее, говорил верные вещи. Ее миледи-мать никогда не перечила мужу, но в отличие от Никлауса, лорд Тауп прислушивался к жене. Никлаус же… Он словно не хотел подпускать ее к такой сокровенной для него власти. Власти, которой ей не хватало, чтобы покончить с этим никчемным герцогом, что и так отнял у нее слишком много. *** G and Grey Make Love или G Gives up Baby — Rachel Portman — Елена, — голос его звучал так тихо и неестественно. Ей стоило больших усилий не обернуться к нему. Принцесса старалась перевести дыхание, но у нее не выходило. Стоило ей вспомнить о его губах, как сердце начинало стучать еще быстрее. Она… За что Господь был так разгневан на нее? Это было недопустимо; чувствовать к нему и толики того, что бушевало в ней. — Дай мне объяснить. — Как ты мог, я верила, что Вы мой друг, — голос ее дрогнул. — Вы… — Я хочу быть большим, чем друг, — он всегда был храбр, но сейчас… Если бы ни алкоголь, что затуманил его разум, он не позволил бы себе продолжать. — Я люблю тебя, и ты знаешь это, Елена. Я готов на все, ради тебя, и мне нет дела… — До того что скажут другие? — Взглянула на него она. — И что же? Думаешь, я не знаю, что думают обо мне при дворе? — Раздражение было куда лучше смущения, что она не желала испытывать. Его слова… — Мне никогда не было до этого дела. Мне все равно, — в миг оказался рядом с ней он. Его холодные руки коснулись ее, сложенных на талии. — Позволь мне быть с тобой, Елена. — Касаясь поцелуем ее пальцев, проговорил он. — Ты единственная, кто нужен мне. Зачем он делает это с ней? Как смеет он надеяться и… Как смеет она, женщина, связанная священными узами, желать невозможного… Хотя бы думать об этом?! Ей стоило сказать ему, что он ей не нужен, но… Это было бы ложью. Она и так слишком много лгала себе. — Ты не понимаешь, Дамон, — Елена ощутила, как глаза ее начинают слезиться. Что он делал с ней? — Я не могу, — как жаль: она никогда не скажет ему правды. — Я больше не допущу прошлых ошибок, я пробовал оставить тебя, но... Это выше моих сил. Я не могу быть вдали от тебя, — в тишине огромного холла его шепот казался оглушительным. — Прекрати, прекрати мучать меня, — качая головой, проговорила она, ее щеки блестели от стекающим по ним слез, и увидев это, он замер. — Я не… — Ее Величество, королева, — голоса глашатых разорвали накрывшую их тишину. Оба они, казалось, перестали дышать. Керолайн Английская была последней, кто должна видеть их сейчас. И как бы Елена ни любила подругу, сейчас она не могла говорить с ней. Из огромных резных дверей залы появилась маленькая фигура королевы. Локоны, что не были убраны в косу, подпрыгивали в такт движениям хозяйки. Шлейф тяжелых парчовых юбок насыщенного синего платья, придерживаемых королевой, был весь вышит золотыми нитями, создающими самые разнообразные узоры. Каждый ее жест выдавал ее настроение. Она не обернулась. Ни на секунду не замедлила шаг, в одиночестве направившись в противоположную от них сторону. Эти недолгие минуты дали собраться с мыслями. Но контролировать эмоции она не могла. Ему было невыносимо видеть ее такой. — Я не могу отпустить тебя, но я должен. — Принцесса вскинула голову, встретившись с пугающими своей глубиной глазами. — Только… Он так любил ее, что готов был противиться своим желаниям. Она не смела сравнивать их с Эдуардом, но Дамон был здесь, рядом с ней, всегда рядом, в то время как Эдаурд думал лишь о троне, вместо того, чтобы забрать ее и увезти как можно дальше… От его темных глаз и мягких, как шелк, черных локонов. — Я буду винить тебя за то, что заставил меня совершить грех, всегда, — произнесла она, заставив его побледнеть. В глазах герцога пробежал страх, — но я согрешу еще больше, соврав себе, — Елена в пару шагов, разделявших их, приблизилась к Дамону, что не смел двигаться. Принцесса, несмело подняв руку, коснулась его волос. Она помнила ощущения от прикосновения к ним. Это было его первым признанием, день, когда она коснулась их. Он наблюдал за ней, не желая испугать. Скольких трудов ему стоило сдерживать себя. Она была так близко… Взглянув в его наполненные любовью глаза, она, словно, что-то решила для себя. Не разрывая взглядов, она невесомо поцеловала его. И он бы не почувствовал прикосновения ее губ, не стой она сейчас перед ним. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что она сделала. Дамон притянул Елену к себе, крепко придерживая за талию, обтянутую таким ненужным сейчас корсажом. Он вовремя подставил свободную руку, иначе она могла удариться о каменную стену, скрывавшуюся за вышитым гобеленом. Теперь их никто не мог видеть. Пальцы герцога зарылись в распущенные волосы принцессы, наслаждаясь их мягкостью и густотой. Аромат ее духов сводил его с ума. Поначалу Елена испугалась его напора. Она ощущала тепло его тела, могла слышать каждый его шаг, каждый удар его сердца. Она и не подозревала, что за милой его учтивостью может скрываться такая страсть. — Елена, — разорвав поцелуй, чтобы перевести дыхание, хриплым голос проговорил он. Привычно бледное лицо принцессы горело, ее щеки были алыми, словно розы, что росли в королевском саду. — Елена, — словно в бреду шептал он. С губ девушки сорвался приглушенный стон, стоило ему коснуться кожи на ее щее. Его губы могли чувствовать каждую пульсирующую артерию. — Ты прекрасна, — легкий шелк ее платья волновал его. Если бы ни досадливая сложностью женских платьев, он бы разорвал его. Принцесса прикрыла глаза, отдавшись ощущениям, что он дарил ей. Ее тело предательски реагировало на каждый его поцелуй. Она пропала, но случилось ли это сегодня? Дамон намного резче, чем хотел, развернул ее спиной к себе, полной грудью вдыхая аромат ее локонов. Прижав ее ближе к себе, он слышал ее сбитое дыхание. — Дамон, — его имя, произнесенное ею так томно, сейчас, когда они были так близки, раззадорило его. Он сильнее прижал ее к стене, нависая над ее спиной и не давая двигаться. Судорожный вздох девушки звучал не менее приятно, чем его имя на ее устах. Сдерживаясь, чтобы не разорвать ткань, он спустил воздушный рукав платья, покрывая поцелуями ее плечо, бледная кожа которого была подобна бархату. — Что ты делаешь со мной, — взглянув на ее горящее лицо, протянул он, вновь касаясь шеи. Стоило ему посмотреть в ее прикрытые от удовольствия, что он сам разделял, касаясь ее, глаза, разум его словно прояснился. Он не сделает этого здесь. Она не девушка на одну ночь, чтобы взять ее прямо у стены, не задумываясь о ее чести. Об удовольствии, что он должна получить. — Мы должны остановиться, Елена, лишь сейчас. — Он замолчал, ощутив, как ее подрагивающие пальцы коснулись его щеки. — Я доверяю тебе, Дамон, — глядя в его блеснувшие на этих словах глаза, прошептала она. Ей стоило испугаться этого блеска, но ей не было до этого никого дела. Сейчас единственное, чего она хотела — быть с здесь, с ним. Дать им почувствовать, как они нуждались друг в друге, почувствовать, что они живы. Равзе мог он мечтать о большем? Его решимость лишь окрепла, как бы тело не противилось этому. — И я оправдаю его, моя любовь, — он позволил себе коснуться ее губ последним поцелуем, задержавшись так, словно она могла исчезнуть из его объятий. — Я должен отвезти тебя в Л’Эрбер.