Единственная роза.

Западная часть дворца пребывала в тишине и спокойствии, однако гвардейцы посменно охраняли холл, ведущий к главному сокровищу королевства. Королевские ясли — место, где росло будущее Англии, Его Высочество, принц Уэльский. — Ваше Величество, — склонив головы при виде своей королевы, расступаясь, поприветствовали ее солдаты. Керолайн едва взглянула на них, направившись прямиком в детскую. Распахнутые слугами двери оповестили нянечек о новом визите. Сонные лица женщин вытянулись, стоило им увидеть, кто стоит перед ними. Все, как одна, подскочили со своих мест, склоняясь в знак приветствия. — Ваше Величество, — Керолайн, молча кивнув в ответ, застыла на месте, когда глаза ее нашли кроватку. Массивная резная колыбель, подарок Никлауса, стояла чуть поодаль от камина, затопленного даже в летние месяцы. Покрытые золотом узоры поблёскивали, оттеняемые алым, словно кровь, бархатом балдахина. Изголовье кроватки украшал королевский герб — идущие львы на стороже, соседствующие с французскими золотыми лилиями, что были увенчаны шапкой наследного принца. Золотые лилии стали неотъемлемой частью английского герба ещё со времён их предка — короля Эдуарда III. Генрих V одержал знаменательные победы, заставив признать себя наследником французской короны, оставив неказистого Карла, именующего себя седьмым, без трона. Посему, несмотря на нарушенный Карлом договор, теперь уже Никлаус имел право зваться французским королём. Порой Керолайн гадала, почему ее муж был так добр к своему закадычному дяде. Он должен отстаивать свой титул, титул, что унаследует их сын. Королева подошла к колыбели, увидев сына. Малыш, услышав ее тихий голос, поднял глаза на нее. Едва ли он понимал, кто стоит перед ним. — Мой милый принц, — прошептала она, наклонившись к нему. Керолайн не знала, можно ли взять его, стоит ли тревожить его перед сном? Она не знала почти ничего из того, что следовало бы уметь матери. Нянечки, слуги, воспитатели — все эти дамы были куда опытнее ее, им была оказана честь растить ее ребенка. Делать то, что в полной степени она никогда не сможет. Королева ощутила, как глаза ее защипало. — Ваше Величество желает… Королева всхлипнула, прикрыв рукой расплывшиеся в улыбке губы. — Он так внимательно смотрит на меня, леди Говард, — разворачиваясь к женщине, проговорила она. Керолайн вновь взглянула на сына, заметив, как он реагировал на ее голос, словно привыкая к нему. — Артур, — она не могла скрыть нежность, что была слышна в каждом ее слове. Из-за спины раздался сдержанный голос леди-воспитательницы: — Его Высочество начал улыбаться несколько дней назад, мы записали точную дату. Принц чувствует себя прекрасно, однако он скверно спит по ночам из-за того, что предпочитает отдыхать днем, — нахмурившись, закончила женщина. Такой режим Его Высочества не радовал ни ее, ни графиню Роланд. — Могу ли я… Взять его? — Тихо проговорила королева, несмело взглянув на статную фигуру леди Говард. — Конечно, — поспешила ответить она, поражаясь такому вопросу. — Если Вы желаете взять его, только скажите, Анна приготовит принца… — Я сама, — Керолайн, помедлив лишь секунду, подошла ближе к кроватке, наблюдая за сыном. Уверенно придерживая голову сына, она приподняла его, стараясь причинить как можно меньше неудобств. — Мой славный мальчик, — склонив к нему голову, прошептала она. — Леди Говард, Вы можете удалиться, я уведомлю Вас, если мне что-либо понадобится, — не отрываясь, чуть громче проговорила она. Беатрис и Анна могут остаться в передних комнатах. — Как прикажете, — помедлив, ответила женщина, поймав на себе взгляд озадаченных нянек. Девицы тут же потупили глаза в пол, заметив сколь сурово посмотрела на них Миссис Говард. Но разве так положено? — Девушки, следуйте за мною. *** Karliene — Be Mine Forever Столь оживленные утром, тропинки сада, ведущие к выходу из дворца, сейчас были практически пусты. Пожалуй, лишь солдаты, что несли свое дежурство, могли видеть их. Растерянная и молчаливая, принцесса следовала за герцогом, что не выпускал ее руки. Она чувствовала холод, несмотря на то что летний вечер был на удивление теплым. Если бы ни сосредоточенность, с коей Дамон вел ее, он наверняка бы заметил, как подрагивают ее губы, как саму ее сотрясает мелкая дрожь. Знала ли она когда-нибудь большего унижения? Чувствовали ли большего стыда? Едва ли. Все ее силы уходили на то, чтобы не заплакать. И, казалось бы, от чего? Она никогда прежде не смела позволять кому-то касаться ее так, как делал это он. Целовать так, как было позволено ему. Елена, скрываясь за завесой густых золотистых волос, не поднимала головы, боясь встретить кого-либо. Его черный плащ почти что скрывал ее, что значительно успокаивало. Она попалась. Попалась в ловушку, так умело расставляемую им все то время, что они знали друг друга. В плену у собственного глупого сердца, из-за горячности которого она чувствует такой всепоглощающий стыд. Она бы усмехнулась своему поведению, будь в силах. Подумать только, она была готова… Была готова быть с ним этой ночью, в то время как он отказался, так просто прервавшись. Она не желала вспоминать тот момент, когда открыв затуманенные лиловые глаза увидела его блестящие и темные, устремленные на нее таким цепким пронзительным взглядом, словно он гадал, насколько далеко она готова зайти. Его слова о любви нисколько не смягчали ее стыда. Ее горло будто в миг пересохло, и пожелай она сказать хоть слово у нее бы не вышло. Принцесса ощутила сильнейшее желание вырвать свою руку и убежать так далеко, как позволяли стены дворца. Как верно он был доволен, осознавая, что сломал ее волю. — Елена, — позвав ее, начал Дамон. Принцесса и не заметила, как быстро они добрались к той части двора, где в ожидании долгие часы простаивали экипажи. Один из них уже был готов, сквозь прерывистый свет, что дарили горящие вблизи факелы, она рассмотрела герб Сальваторе. Герцог отпустил ее руку лишь для того, чтобы в следующую минуту протянуть ей ее вновь, приглашая войти в карету. Теперь он отправляет ее обратно, желая, возможно, сгладить ту неловкость, которою ему вряд ли довелось ощутить. — Ваша Светлость, — чуть дрогнувшим голосом, ответила она. Принцесса, осознав, что слишком долго стояла, не говоря ни слова, спохватилась, вкладывая руку в его раскрытую на удивление холодную ладонь. Его взгляд заставлял ее непроизвольно нервничать. Более того, слугам незачем знать, что здесь происходит. Когда двери экипажа захлопнулись, принцесса не сразу поняла, что не одна. Не отрывая взгляда от окна, частично зашторенного плотным бархатом, она сидела неподвижно, сложив все еще подрагивающие руки на шелковых юбках платья. Проплывающие за окном почти что скрытые в ночной темноте здания почти не привлекали ее внимания. Что она могла сказать, как объяснить чувства, за которые должна быть уничтожена собственной же совестью? — Елена, — крепкая рука Дамона, мягко перехватила тонкие пальцы девушки, отчего та вздрогнула, но не развернулась. «Презреннейшая из женщин, как смеешь ты звать себя принцессой?» Позволив себе большее, герцог коснулся бархатистой кожи ее лица, разворачивая ее к себе. Елена не вырывалась. Напротив она сама повернулась к нему, взглянув в его искаженное беспокойством лицо. Мокрые дорожки слез стекали по ее щекам, поблескивая, словно маленькие бриллианты в бледном свете луны. Какой был смысл играть перед ним? Она опустила глаза не в силах смотреть на него. Она ненавидела этот его взгляд, что будто бы читал ее всю. — Любовь моя, — приподнимая ее за подбородок, вновь заговорил он. — Не смотри на меня, — Перебила его она. Принцесса не успела подавить всхлип, отчего голос ее звучал как никогда жалко. — Мне это невыносимо. — Разве я чем-то.? — Прервался он сам. «Обидел тебя?» Растерянность, что была видна в каждой черте красивого бледного лица, сменилась пониманием. Неужели она думала, что он имел желание унизить ее своим отказом? Взяв мокрое лицо девушки в свои холодные руки, он приблизился к ней достаточно, чтобы она могла видеть каждый его жест, каждую его эмоцию. — Я ничего не желаю так сильно, как быть с тобой, Елена, — прошептал она, поймав ее неуверенный взгляд, — Я хочу, чтобы ты была моей, — целуя костяшки ее пальцев, продолжал он, — Я люблю тебя больше жизни, моя прекрасная леди, — нежно поцеловал ее он ее дрожащие губы. В этом поцелуе не было той страсти, что она чувствовала тогда, он был полон нежности и любви, которую Дамон разделит на них двоих, даже если она не испытывает к нему столь же сильных чувств. — Люблю тебя… — Тише проговорил он, касаясь губами ее лба. **** Ей давно стоило понять: он слишком вспыльчив и принципиален, чтобы идти на уступки. Разве смела она вообще ожидать от нег подобного? Она его жена, всего лишь женщина, чьей нрав должен быть так кроток и покладист, как того пожелает ее муж. Однако вместо этого его возлюбленная жена имела абсолютно противоположный ее хрупкой внешности характер. Волевая и упрямая в не меньшей степени, чем он сама, Керолайн спорила с ним, наивно полагая, что сможет отстоять свое мнение. Безусловно, она имела на него право, но отчего она никак не понимала, что делать все по-своему наихудшая из тактик? Несмотря на испорченное недомолвкой настроение, Никлаус не мог скрыть ухмылку, то и дело завладевавшую его губами. Нежная хрупкая Керолайн, его любовь, смысл его жизни, вовсе не облегчала ему ее. Чуть меньше года назад он встретил ее в залах этого дворца, дворца ее дяди-узурпатора, что теперь принадлежал ему. Ее молочного цвета платье и несколько вычурный, на его вкус, эннэн не могли могли отвлечь его от ее тонкого лица, от впечатления, что она производила своей статностью и мимолетной искренней улыбкой. Красивейшая роза сада, так обманчиво прятавшая свои острые шипы. Увидев ее в первый раз, едва ли он мог подумать, что столь сдержанная и спокойная, она сможет так удивить его. Он считал, что Керолайн будет, как и многие другие леди ее положения, прекрасной женой, однако слишком холодной и степенной, чтобы увлечь мужчину надолго. Той ночью он увидел в ней огонь, о котором она, возможно, и сама не подозревала. Ее слова, ее речи, задевшие его так сильно, предопределили ее судьбу. Он понял, что она будет его, он не позволил бы другому прикоснуться к ней. Никлаус жалел лишь о своей горячности, и пусть они с Керолайн никогда не говорили об этом, он был точно уверен: будь у него шанс изменить прошлое — он бы никогда не позволил себе обидеть ее. Королева его сердца до сих пор была для него загадкой. Порой Никлаус недоумевал, как столь нежная красота может быть столь холодной и жестокой. — Позовите Ее Величество, — отдал приказ он, остановившись в передних комнатах королевы. Было не так поздно, его гордячка наверняка не спала. — Королевы здесь нет, Ваша Милость, Ее Величество не приходила, — ответила тихо дама, гейбл которой чуть съехал под своему тяжестью. Хмурый взгляд короля остановился на закрытых дверях, ведущих в покои жены. И где же она тогда? *** Ensemble Unicorn — Mariam, matrem virginem, attolite — Ваше Величество, — послышался со стороны голос леди Говард. Теперь она была готова, пусть до сих пор и удивлена, к визиту короля. Женщина, проследовав за ним, хотела оповестить о его прибытие королеву, но… Оба они замолчали, увидев Ее Величество. Девушка лежала на небольшой, стоящей в дальнем углу комнаты, кровати, не готовой ко сну. Постель не была расправлена, однако спящую королеву это уже не беспокоило. Сердце Никлауса защемило от той, нежности, что затопила его. Его дорогая миледи-жена мирно спала, обнимая мерно посапывающего Артура, почти что скрытого за одеялом. Она придерживала его, удерживая однако на достаточном расстоянии, чтобы не потревожить его покой. Никлаус поднял руку, жестом указывая не шуметь. Стоящие все то время нянечки, подняли головы на короля. — Прикажите забрать принца? — Подойдя ближе, проговорила воспитательница, недовольно глядя на девушек. Разве так можно? — Нет, нет, — поспешно ответил он. — Не стоит трогать их, — направляясь к креслу, прошептал в ответ он. — Оставьте нянек здесь, на случай, если им что-нибудь понадобится, не отрывая взгляда от умиротворенного лица жены, закончил Никлаус.