Единственная роза.

Бóльшая часть ее вещей уже покинула комнаты. Громоздкие сундуки, наполненные тканями и платьями, шкатулки для украшений и неприметные на первый взгляд ларцы с документами — всё это ожидало ее внизу, погруженное в паланкины. Все ждали её, весь дворец. А она не могла заставить себя подняться из стоящего у камина кресла, не веря, что выйдя за черту этого замка, она больше никогда не вернётся сюда. Она… «Ее Высочество едва ли теперь скоро приедет в Англию», — слышала она перешептывания слуг. Она больше никогда не вернётся сюда. Она знала это наверняка. И от этой мысли ей становилось невыносимо. Услышав крик с улицы, девушка напряглась, в следующую секунду с силой сжав подлокотники кресла. Конечно, это не он. Перед глазами промелькнули чёрный кудри герцога и его схожая с Эдуардом, очаровательная улыбка. Воспоминание о которой меркло по сравнению с его взглядом. И причиной тому была она. Елена поспешила прикрыть губы, чтобы никто не услышал ее. О боже, зачем она обернулась к нему. Если бы ни ее эгоистичное желание увидеть его лицо, она бы… Дрогнувшая улыбка казалась такой странной сейчас. Кого она обманывала? Если бы она сдержалась и не взглянула на него, она бы до конца жизни жалела об этом. Глубоко вздохнув, принцесса попыталась успокоиться. Ее дорожное платье было скроено просто; дорогая пурпурная парча пронизанная серебром нитей подчеркивала бледность девушки. В Англии стояла великолепная погода, и вода была спокойна… Достаточно, чтобы отплыть вовремя. Платье стягивало стройный стан девушки, отчего каждый ее вдох ощущался ею все отчетливее. Ровно как и тяжесть бриллиантовой броши, подарка милой Керолайн. Елена резко встала из кресла, быстрым шагом пройдя к окну. Она взмахнула рукой, но не успела. Ей необходимо было успокоиться. Однако слезы уже потоком струились по ее щекам. «Ваша воля и моя едины…» «Я люблю тебя, Елена». — Хватит, умоляю, — прошептала она, отсутствующим взглядом смотря в комнату. Принцесса не обращалась ни к кому конкретно, да и кто бы смог помочь ей? *** Пристань была полна собравшихся с ближайших районов и рынков людей. Гвардейцы, стоя вдоль довольно широкой дорожки улицы, словно живой щит ограждали подданных, пришедших увидеть своих монархов. Процессия не задумывалась длинной и помпезной, потому как особой в том нужны Никлаус не находил. Он не признался бы никому, не желал признаваться и себе, что отъезд этой девчонки вовсе не радовал его. Как он мог радоваться испытываемой другом агонии? Ему ли не знать, как ранит холод любимых прекрасных глаз? Никлаус помнил себя в первые месяцы их с Керолайн брака. Точнее время, что ему предшествовало. Он не отрицал этого и считал бы низким уклоняться от того, что было правдой. Его Керолайн, ещё будучи всеми обожаемой маркизой, привлекла его внимание. Ее наивные, брошенные украдкой взгляды разожгли в нем интерес. А позже, увидев ее при дворе ее дяди, он старался подавить любое проявление чувств по отношению к ней. Он не считал ее достойной даже ненависти. Однако сердце его сыграло с ним злую шутку. Чем больше он старался отгородиться от мыслей о маркизе, юной Белой розе, единственной дочери Таупа, тем чаще слышал о ней. О планах, что стоили его сподвижники относительно ее семьи и ее самой. О способах, которыми они хотели их осуществить. Тауп, будучи вернейшим воином Ричарда, не щадил никого, кто направлял свой меч против его семьи. И тем не менее пощадил его, главного их врага, Майколсона. Никто не знал, где будут скрываться маркиза и болгарская принцесса. Находясь в походе все дольше, Никлаус непроизвольно думал о ней. О том, с каким торжеством он войдет в столицу и как… Дамон учтиво не напоминал ему о словах, брошенных тогда во дворце узурпатора. Но Никлаус сам помнил их. О том, как сделает ее своей и как поплатятся те, кто покусится на неё. Засада, устроенная в Тауэре, планировалась так долго и кропотливо, что была обречена на успех. Если бы только Керолайн отправилась туда с принцессой… Он бы избежал многих сожалений. Никлаус до сих пор гадал, что заставило ее выехать через главные ворота в город, захваченный его людьми? Застигнутая врасплох, она совершила непростительную ошибку, а он благодаря своему спонтанному решению наконец встретился с ней вновь. Поначалу им двигало желание получить ее. Назло ее Дому и… Для того, чтобы доказать себе: она ничего не значит для него и все это наваждение было ничем иным, как временным увлечением. Она была так холодна к нему, держась так, словно это не он вершит ее судьбу и не от его воли зависит, встретит ли она завтрашний рассвет. И ее равнодушие раздражало его. Он наносил ей обиды, желая увидеть ее реакцию, желая знать, что она чувствует хоть что-то, что она жива. Он по глупости и горячности своей не понимал, что Керолайн лишь сильнее замыкалась в себе, уверяя себя его ненависти. Которую он, казалось, никогда и не испытывал к ней. Он просто не мог. Только не к ней. Своим счастливым браком он во многом был обязан Дамону. Если бы ни прямота друга, усмиряющая его пыл, он бы едва ли рассмотрел в выдержке, что имела королева, в ее молчании, одиночество, так схожее с его. Они нашли друг друга. И он любил ее, не представляя себе жизни без ее лучистых глаз. Подобная ее власть над ним страшила его… Ему было невыносимо видеть силящегося держаться Дамона, не имея возможности помочь. Не имея возможности сделать для своего брата ничего. Никлаус, ведя коня вперёд, обернулся на ехавшую чуть позади жену. Она, вероятно, отвлеклась на разговоры с фрейлинами. Не было причины, по которой она должна была бы ехать в его тени. Керолайн была первой дамой королевства, ей полагалось везде идти первой рука об руку со своим мужем, королем. — Ваше Величество, король! — Королева! — Да прибудет с Вами благословение! Крики смешивались в непонятный гул, в котором ничего нельзя было различить. Но веселых восклики не тронули лица Керолайн. Застывшая на нем милая улыбка не имела ничего общего с ее внутренним состоянием. *** Корабль стоял у пристани, практически готовый к отправлению. Он видел, как в течении нескольких часов его заполняли вещами принцессы и продовольствием. Можно сказать, он лично следил за тем, чтобы все было сделано идеально. Наблюдая со стороны, он все глупо надеялся, что никчёмное солнце спрячется за тучами и внезапно начавшийся ливень спутает морякам все планы. Дамон был одет неприметно. Находясь вдали достаточно, чтобы оставаться незамеченным, он с обреченным видом наблюдал за тем, как приготовления подходили к концу. Кого он обманывал? Как он мог уехать, упустив последнюю возможность увидеть ее родное и такое любимое лицо? Герцог непроизвольно двинулся вперёд, когда в толпе послышались возгласы. Она ехала в паланкине, а не верхом. Ее не было видео из-за бархатной ткани, и это убивало его. Она плохо себя чувствует? Почему она отказалась от лошади? Он прошёл за ней, пробираясь сквозь людей, остановив себя ровно в тот момент, когда это грозило выдать его присутствие. Дальше ему было нельзя. «Соберитесь, Ваше Высочество, это последний шаг», — настраивала себя Елена. Как только полы паланкина распахнулись, из-под толщи тканей показалась фигура принцессы. Она была прекрасна, как и всегда. И так же бледна. Дамон часто заморгал, стараясь рассмотреть ее из-за солнца, губы его приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но он не двигался. Он замер, не в силах оторвать от неё взгляда. «Ты справишься», — говорила она про себя. Гордо вскинув голову вверх, Елена Болгарская осматривала место, куда когда-то прибыла одной из счастливейших девушек. Ее глаза снисходительно осматривали подданных узурпатора и его жены, Керолайн Английской. Тонкие пальцы поддели золотой браслеты, который у неё не хватило сил снять. Он был немногим, что осталось у неё от него, ее ценнейшее воспоминание. Чувствуя, как жжёт глаза, Елена, развернулась к короблю и, якобы интересуясь им, прикрыла их. Она была так прекрасна… И так холодна. Ее надменное выражение лица сбивало Дамона с толку. То, как она смотрела на них, не замечая ничьих лиц, показывало, насколько все это претило ей. Вой труб оповестил людей о прибытии королевской четы. Никлаус был здесь. Елена развернулась к ним, однако теперь на лице ее боролись несколько явных эмоций — раздражение, обращённое на Никлауса, и радость от встречи с белой королевой. Никлаус помог Керолайн спешиться с лошади и провёл ее к принцессе. Дамон бы обратил внимание на хмурость друга, если бы только все его вниманием не завладела она. Сжав в руках пару скреплённых печаткой писем, Дамон смотрел в их сторону, как маленький мальчик, впервые увидевший подобное мероприятие. — Ваше Высочество, мне было лестно видеть Вас нашей гостьей все это время, — сухо проговорил Никлаус, глядя на гримасу принцессы, исказившую миловидные черты лица. Откуда в этой девушке было столько высокомерия? И с чего бы? Ей так льстило предложение его друга? От которого она посмела отказаться. Неужели она наделялась найти лучшую партию? Никлаус перевёл титановые глаза на судно, не вслушиваясь в любезности, коими обменивались друг с другом девушки. На Керолайн не было лица, когда она, взглянув на подругу, начала сбивчиво говорить: — Я так благодарна тебе, Елена, — глаза принцессы непроизвольно заблестели, но она тут же справилась с этим. За что она благодарила ее? За то, что она покидала ее, увозя за собой так и нераскрытые секреты? — Без тебя я бы не справилась, — Елена нахмурились, не понимая, что королева имеет в виду. — Сестра, — Керолайн, поддавшись эмоциям, грозившимся вылиться в слезы, обняла девушку. — Я всегда буду рада видеть тебя в Англии, — резко оборвала фразу Керолайн. Продолжи она говорить, слез будет не избежать. Елена помедлила лишь на секунду. Крепко обняв подругу в ответ, она прикрыла мокрые глаза, чтобы, открыв их с полной решимостью взглядом, направиться на встречу ожидавшей ее судьбе. Но… Она так надеялась увидеть здесь и его. Отпрянув, принцесса и королева улыбнулись друг другу. Взгляд Елены Болгарской задержался на короле всего на мгновение, но и этого ей хватило, чтобы ощутить дрожь, пробежавшую по всему ее телу. Эти подозрительные стальные глаза смотрели на неё осуждающе. Будто он знал… Значит Дамон намеренно не пришёл сюда. Он не желает видеть ее. — Я не смею больше задерживаться, погода переменчива, — принцесса удивилась тому, как легко звучал ее голос. — Ваша Светлость, корабль вскоре отплывает, — донёсся до него голос сквайра. Он, не оборачиваясь, приказал тому замолчать. Что он пытался увидеть? Она так спешила покинуть Англию? Оставить его? Елена Болгарская, подобрав юбки, направилась в сопровождении слуг к кораблю. Стоило ее туфлям коснуться невысоких деревянных лесенок, она остановилась, развернувшись к монархам куда резче, чем хотела. Как же она ненавидела Никлауса, взгляд ее непроизвольно становился жёстче при его виде. Такой ее и увидел он, холодной и полной решимости распрощаться со всем, что удерживало ее здесь. Дамон, превозмогая боль, развернулся, рывком отдавая письма юноше. — Ваша… — Сожги их, — не слушая его, двигался он. Она не смогла запретить себе. Бегло пройдясь по их фигурам, Елена бросила взгляд в толпу, судорожно всматриваясь в лица. Неужели он и правда не пришёл? Принцесса заметила, как чья-то фигура шевельнулась в толпе. Эти темные кудри… — Ваша Милость, все готово, пройдемте. Оторвав от толпы взгляд, она непонимающе посмотрела на женщину. Глаза ее остекленели, словно по щелчку потухнув. Ей просто показалось. О, она так надеялась на это… *** — Керолайн, — окликнул жену Никлаус. Ободряюще сжав ее тонкие пальцы, он продолжил говорить, когда королева прервала его. — Почему он не пришёл? — поджав губы, спросила она. — Он не был достоин ее и только уверил меня в этом. — Слишком гордый, чтобы принять отказ? Такова сила его любви? *** Золотая лента одиноко лежала на столе. У него не хватало решимости бросить ее в огонь, где догорали остальные письма, что он писал ей или же получал от неё. Осмотрев ее долгим взглядом, герцог поднялся из-за стола, наспех покинув в комнату. Оставив бережно сложённую ткань нетронутой. *** Rachel Portman — Grey Comes Back Темная в приглушённым свете свечей каюта была погружена в тишину. Она сидела за столом, невидящим взглядом смотря в небольшое помутневшее со временем окошко корабля. Сквозь него не было видно ничего. Или, возможно, она больше не хотела ничего видеть. Хрупкая фигура принцессы, сокрытая под верхними одеждами, была неподвижна, покачиваясь лишь в такт движениям судна. Ссутуленные плечи, понуренная голова, опустошённый взгляд и лицо, не выражающее никаких эмоций. Теперь она могла дать чувствам волю. Последнее, в чем она безуспешно наделялась искать утешения.