Единственная роза.

Grey Comes Back — Rachel Portman 9 сентября, 1485 год. Поглотившие солнце тучи изливались над Уориком с самого утра. Как не кстати, когда большинство гостей ещё не прибыло! И он бы, возможно, был раздосадован, если бы ему не было абсолютно все равно. Ему не было дело до тех, кто приехал, кто не успел добраться и продрогнет или и вовсе не посетит сегодня часовню по какой-то иной причине. Исключением конечно же являлся Никлаус, видеть которого ему, к собственному удивлению, не хотелось. Нет, он не стыдился своего порыва. Он старался смириться со словами брата. И так и не смог. Вытянув руки вверх, Дамон отсутствующим взглядом смотрел на герб, изображённый на ткани, украшавшей резные колонны кровати. Замок — подарок короля — принадлежал родственникам Керолайн Английской. Чем руководствовался Никлаус, вручая его ему, но не даруя титула графа Уорик, Дамон не знал. Известие о подарке скорее смутило его, чем обрадовало. На него было столько претендентов, что он никогда и не задумывался об этой твердыне. Что в том толку, когда замок не радовал его? Он, не говоря ни слова, молча стоял, ожидая, пока слуги облачат его в чистую нижнюю рубашку. Ранняя ванна не принесла бодрящего эффекта. Он старался не думать ни о чем. Лицо его было холодно; словно застывшая маска, запечатлевшая одну единственную эмоцию — уныние. Было слишком поздно. Поздно для всего. Чтобы прекратить сборы, прекратить скорое торжество и отменить… свадьбу. Он опоздал во всем. Слишком самоуверенный, раз считал себя удостоенным любви девушки, что украла его сердце, слишком гордый, чтобы не сделать опрометчивых поступков. Он собственноручно загнал себя в ловушку, устроенную другом. Ловко и плавно, словно паук, Никлаус плел паутину, в которую он был рад попасться, обезумев от боли. Но не только старания друга повлияли на его решение. Он наивно полагал, что помолвка и скорая свадьба что-то изменят. И они изменили. Они отняли у него последнюю надежду. Он пытался найти прибежище у гордости, ослепившей его глаза. Надеясь, что взыграв в нем, она поможет уменьшить его боль, он просчитался. Ему удалось обмануть всех, кроме себя. Честь… то немногое, что у него осталось. И он скорее позволит убить себя, чем расстанется с нею. Дамон, выставив руки в строну, прикрыл глаза, не замечая хлопот слуг. Закрывая их, он видел ее лицо и почти ощущал касание к тонкому запястью, на котором должен был гореть его браслет. *** Их Величества король и королева благополучно разместились в западном крыле. Приехав поздно ночью, они успели, едва не попав под дождь, что, орошая еще зеленые деревья, словно изливал все своё негодование на жителей графства. Ещё один знакомый ей замок, в котором они с Анной Невилль играли будучи ещё совсем маленькими. Теперь и эта крепость была взята без боя. Человеком, над которым она одержала победу. Раздавленный горем, он казался сейчас слабым, как никогда. И почему от осознания этого она не ликовала? Сожалея о том, чего уже никогда не случится. *** Quand Je Suis Mis Au Retour — John Lunn или Archer’s Books — Elmer Bershtein and his orchestra Солнце покинуло ее неожиданно. Оно не взошло, скрытое за тучами. Но девушка старалась не обращать на это внимание. Бессонная ночь, что она провела наедине с собой, оставила отпечаток на похудевшем бледном лице. Глаза покраснели, но были сухи, потому нельзя было с точной уверенностью сказать, плакала ли она. И с чего бы? Она должна быть одной из самых счастливых девушек всего королевства. Блестящая партия, благодарить за которую следовало родителей и небесные силы, сделавшие это возможным. Молода и прекрасна. Такой она выходит сегодня замуж за влиятельнейшего лорда всего королевства, могуществом уступавшего лишь королю, считавшему его, как ей доводилось слышать, братом. Лорда, что выбрал ее среди многих других. Лорда, что имел к ней чувства, так схожие с ее. Иначе зачем ему просить ее руки? Так она уговаривала себя не думать о том, о чем должны печься родители. И у неё почти получилось. Если бы ни одно «но» — сомнения. Партия была столь блестящей, что упустить шанс ее отец, а, возможно, в большей степени и миледи-мать не могли. Спешку можно было бы списать на страстность герцога Кларенса, однако это было не так. Она видела Его Светлость нечасто и недолго, беседы их были полны формальностей, но так и должно было быть, не так ли? Ее родители не знали друг друга до бала, на котором ее матушке был представлен ее будущий муж. Он нравился ей. Определенно. Чёрные завитки волос, тонкие черты лица, мраморная тонкая кожа, сквозь которую можно было разглядеть создающие некий узор вены, самые чувственные, что ей доводилось видеть губы и бесконечно тёмные и печальные глаза… Он был прекрасен, и чем-то похож на неё саму, как ей приятно было думать. Но она не видела в нем огня, о котором так много слышала. Будто он потух, так и не загоревшись. Ей доводилось слышать о принцессе, на которой его давно уже женили ещё в первое ее появление при дворе. Пару раз она даже видела ее. Редкой красоты девушка. Словно сотканная из воздуха, она парила в танце, едва касаясь каменных плит своими маленькими туфельками. Ее наряды всегда подчёркивали ее красоту: золото ее волос нельзя было скрывать ни под одним чепцом, это было бы преступлением! Бледное, с порой проступающим на нем румянцем лицо мерцало. И эти лиловые глаза, так не похожие на их с милордом. Константс зажмурила глаза, ощутив неприятное пощипывание. Нет. О чем она думает?! Весь двор, как она узнала позже из разговора с болтушкой Екатериной, был уверен: этим летом в череде празднеств неизбежно быть ещё одному — свадьбе. И они оказались правы, но только наполовину. Вместо Ее Высочества невестой была она, леди Дерби. Как странно, никто не мог ответить на ее вопрос, были ли меж принцессой и герцогом чувства или же то было желание короля — все же женить друга на принцессе, пусть и не на своей сестре. Никто не мог сказать, что связывало ее будущего мужа с той девушкой… Ей не стоило забивать голову такими незначительными… Да, именно так выразилась бы ее миледи-мать. «Конечно ты нравишься герцогу, » — ее родители знают наверняка, как лучше. О, разве могла она мечтать о большем? О том, что Господь будет так добр к ней, позволив выйти замуж за приятного ей человека? За человека, что имел к ней чувства, так схожие с ее… *** Часовня была полна людей. И какого было удивление приглашённых, когда они увидели друг друга. Сторонники короля не ожидали, что встретят надменные взгляды родственников Ее Величества. Лица их были непроницаемы, но алая роза не сомневалась — внутри все клокотало от негодования. Жених вошёл раньше, чем прибыли король и королева. Облачённый в столь непривычный ему цвет слоновой кости, он почти сливался с ним. Контрастировали лишь чёрные кудри и антрацитовые отсутствующие глаза. Бархат упелянда, расшитого горящими красного цвета камнями, так похожими на рубины, плотно сидел на широкой мужской груди. Выполненная в схожих узорах накидка, обитая мехом, что оказался очень кстати, скрывала некоторые детали туалета. Неизменного фасона галифе и туфли, носки которых были до смешного длинными. «Слишком разряженный для такого торжества». — Проскользнула в головах некоторых гостей мысль. «Не хватает лишь горностаевого меха заместо этой норки, надменностью он давно переплюнул короля, » — не удержавшись, хмыкнула женщина, не произнеся однако ни слова. Дамон ступал медленно, скорее из уважения к собравшимся, чем из желания глядя на лица людей. Его улыбка не имела ничего общего с его настроением, но, удалось бы ему увидеть себя сейчас, он мог бы гордиться: он владел лицом идеально. Для того чтобы убедить в своём довольстве всех гостей. Всех, как он хотел надеяться. Никлаус и Керолайн вошли позже, Проследовав перед склоненными головами подданных, они заняли почетное место в первой линии, непроизвольно вперив глаза в стоящего перед ними Дамона. Он склонил голову, запечатлевая почтение другу и королеве. Ему была оказана огромная милость. Большая часть вассалов не могла и мечтать о подобном — видеть монархов на своей свадьбе. У многих наверняка вызвали вопросы подобные наряды их Величеств. Никлаус был одет в цвета своего Дома, что не вызывало бы вопросов, не стой девушка подле него в цветах своего — Дома Белой Розы — синего с красным. Длинные рукава, обшитые гранатами касались бы пола, опусти королева руки ещё хоть чуть ниже. Синяя парча, поражающая своей глубиной, была пронизана серебром нитей, образовывавших герб ее отца — пусть и не зеленого, но орла. Среди множества колец на безымянном пальце красовалось лишь одно — сапфир, подаренный королем. Ее любимое украшение. Никлаус, глядя на Дамона, улыбался, стараясь вселить в выглядящего спокойным и довольным друга уверенность. Он выпьет за это событие бочонок вина, не меньше. Как только Дамон покончить с прошлым, что так тяготило его. Керолайн же была неподвижна. Усеянные кольцами, тонкие пальцы, были переплетены меж собой. Они стояли рядом с Никлаусом, но не касались друг друга. Оба они не желали делиться своими эмоциями с другими, с таким количеством людей. Но плечи их соприкасались, и им было этого достаточно. Голубые глаза — отражение почившего герцога Таупа, что обрёл покой в Миддлхэме, — смотрели на герцога с того самого момента, как он повернулся к ним и не прекращали и сейчас, когда Дамон обернулся к ним спиной, застыв о ожидании… невесты. Керолайн отметила, как умело он держался, как лицо его, скованное непонятной ей эмоцией, было ровнó и спокойно. Он, пожалуй, и правда не нервничал. В нем не было ни страха, ни трепета. Он не чувствовал ничего, иначе как мог он так быть так спокоен? И без того переменчивое настроение королевы пропало. Она перевела взгляд от чуть ссутуленных плеч герцога к алтарю. Уголки ее губ опустились и ей захотелось… Какой вздор! Он заслужил все, что испытывал сейчас, если ещё был способен на чувства. Нет лекарства от любви. И потому он был болен неизлечимо. Зал огласил тонкий высокий голос. Salve Regina (эхом) Вошла невеста. Winter’s Song (feat. Fleurie) — Tommee Profitt — 00:00 — 1:12 Девушка с опущенной от смущения головой сжала руку мягко улыбающегося отца. Эти добрые черты внушили в неё некоторую уверенность. Ее лицо, не прикрытое вуалью, было бледно. Иссиня-чёрные волосы, убранные в косу, создавали подобие арселе, до того они были густыми. Их украшала тонкая жемчужная дорожка. Каплевидной формы жемчужные серьги подчёркивали нежную красоту невесты, привлекая внимание к открытому лицу. Светлое, в тон к одеждам жениха, платье облегало стройный стан, переливаясь золотом вышивки, что украшала лиф и рукава, рождая цветочные мотивы. Она, пересилив себя, подняла голову, улыбнувшись стоящей среди гостей сестре. Она ступала на встречу новой жизни, что ей будет суждено пройти с ее будущим мужем. Salve Regina — основная Стоило графу Дерби отпустить ее руку, она едва не остановилась на том же месте. Как она волновалась. Что бы ни говорила ее матушка и подруги, с этим нельзя было справиться. Ее дыхание сбилось, когда Дамон обернулся к ней. Грудь вздымалась так часто и дёргано, ровно каким и было ее дыхание сейчас. — Милорд, — она сама не слышала себя. Но он наверное расслышал. Ободряюще кивнув, Дамон перевёл взгляд вперёд, уголки его губ дрогнули, и она, последовав его примеру, не увидела, что они остались недвижимы, так и не приподнявшись. Под продолжающееся церковное пение они оба опустились на колени. Над их головами раздавались молитвы, в то время как в часовне царила тишина. Дамон слышал их, но не понимал сути. Все эти слова казались ему такими далекими, словно предназначались не для него. Глаза его сомкнулись, когда перед завершающим прочтением, головы их накрыли тонким белым полотном, соединяющим их отныне воедино перед лицом Господа. Он не желал открывать их. Возвращаться в реальность, от которой невозможно было сбежать. — Встаньте, дети мои. — Держа в руках книгу, проговорил он. — Поприветствуйте же лорда и юную леди Сальваторе. — Раздался более звонко мужской голос епископа. Дамон поднялся первым, глядя на склоненную фигуру девушки так, словно видел ее впервые. Он помог ей подняться, придерживая за руку. — Милорд-муж, — вновь тихо проговорила она, потупив взгляд. — Жена, — развернувшись к напряжённой все это время фигуре короля, ответил в тон ей герцог, склоняясь перед Никлаусом и королевой, чей взгляд был непонятен ему. Как непривычно и неправильно было говорить эти слова не ей . *** Замок Уорик по праву считался жемчужиной английских замков. И теперь он принадлежал ему. Король подарил замок своему преданнейшему другу, иностранцу, Дамону Сальваторе. Уорик принадлежал родственникам Керолайн, потомкам белой розы. И он оставался их наследием, пока Анна Невилль не умерла родами. Судьба его была не ясна ещё с тех пор, как отец Анны, граф, был объявлен предателем, что заключил союз с Маргаритой Анжуйской, выдав свою дочь за Эдуарда Вестминстерского, венценосного кузена Никлауса. Замок должен принадлежать родственникам Анны, мужчинам, но король не позволил этого. Возможно, он хотел отдать его своей племяннице, Маргарите? Тогда его действия тем более были непонятны. Теперь же эта крепость всецело была отдана Сальваторе как подарок на свадьбу. Подарок, в котором свадьба и была проведена. Стоит отдать должное смелости Никлауса. Проехать через Миддлхэм решился бы не каждый узурпатор. Де ла Поли были теми немногими, кто остался у Керолайн. Джон приходился ей кузеном, его мать являлась родной сестрой ее отца. Удивительно, возрастом он почти годился ей в отцы, в то время как племянник Керолайн, юный Джон, был лишь немногим младше неё самой. Их семья была приглашена на празднования в честь венчания лорда Сальваторе и прекрасной леди Дерби. Едва ли они могли отказаться, письмо было скреплено печаткой Его Величества. Главе семьи, Джону, было противно получать подобные письма. Каждый раз, видя на них печатку короля, что должна была принадлежать его дяде, а затем и кузену, он с отвращением вскрывал их. Узурпатор наверное считал, что, присылая письма от себя лично, оказывает им почтение. Почтение, что проявляет из любви к их нежной Керолайн. Их единственной розе. Они ненавидели его. И, если он не глуп, он всегда будет осознавать это. Джон до сих пор помнил, каким самоуверенным было лицо Майколсона, когда тот объявил о помолвке с его кузиной, герцогиней Тауп. Как смел он, человек, отнявший у неё семью, хотя бы думать о подобном? Какое это было оскорбление. Он нанёс его, не считаясь со мнением Парламента, своих вассалов, со мнением иностранных королевств, руководствуясь лишь собственными желаниями и амбициями. И больше всего угнетало, что никто не поднял меч в защиту Ее Светлости. Где были все эти лорды, что клялись ее семье в верности? Где были кузены и дядья, заправляющие своими государствами? Белая роза была повержена. И проиграла она ни в в тот момент, когда стало известно о гибели короля. Их Дом пал, когда последний их побег, леди Тауп, попала в руки к узурпатору. Этого Джон никогда не простит себе. Но теперь у него появился сумрачный шанс на искупление. Леди Де Ла Поль, графиня Линкольн, стояла рядом с леди де Болон, осматривая убранство так знакомого ей зала. Поистине огромная, эта зала вмещала в себя большое количество гостей без всякого труда. Своды стены были высокими, звук распространялся равномерно и ровно. Какого было видеть, как комнаты этой крепости украшают гербовыми нашивками не их семьи?  — Я так рада видеть Вас, — проговорила де Болон. Подруга герцогини Сессилии, матери погибшего принца Эдуарда, она доживала последние свои годы, держась из последних сил. Ее сыновья погибли в войнах, но в отличие от леди Сессилии она, к своему горю, пережила их всех, отчего сердце ее давно было разбито. — Жаль только, что встретились мы при столь прискорбных обстоятельствах, не думала, что меня ещё чём-то можно удивить. Сара, поначалу не поняв женщину, спустя минуту все же кивнула. Замок передавался иностранцу. Псу, который был при узурпаторе. — Их Величества, король и королева, — огласил зал крик. Множество глаз, половина из которых была полна презрения, уставилась на входящего в залу мужчину, что вёл их герцогиню. Для них она всегда будет дочерью Таупа, их маленькой маркизой. Следом за ним вошли и его придворные, ближайшие друзья, которые отправились на север с ним. — У меня в глазах рябит от обилия белого, — повернувшись к другу, протянул Георг, искривив губы. Немногие из лиц были знакомы ему. Но некоторых он помнил очень ярко, и все они были родственниками королевы: дальними или же очень дальними — не имело значение. Она осталась единственным прямым потомком по линии своего отца. Однако это не мешало жалкой тени ее Дома существовать по сию пору. — Все не так плохо, Георг, — в тон ему ответил Генрих, — могло быть и хуже, пригласи королева бургундцев. — Сорвав смешок, заключил он. — Что они вообще делают здесь? Ответом ему послужила снисходительная ухмылка и пара слов, что можно было прочесть по губам: прихоть короля. — Георг, — тихий голос Изабеллы, его жены, затих, стоило ему посмотреть на неё взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, продолжи она вмешиваться. Никлаус ловил на себе каждый обращённый в их сторону взгляд. Ничего, ему нет до них дела. Все его внимание было приковано к Дамону, шедшему впереди них вместе со своей женой. Они были виновниками торжества. Ради Керолайн он потерпит немногочисленную ее «семью», она впервые прибыла на север за все время их брака. — Узурпатор может многое, но он бессердечен, — глядя на леди Сару задумчивым взглядом, проговорила леди де Болон. — Я наслышана об изгнании его собственной сестры. — Человек, который не умеет прощать, не может искренне просить прощения. Хотя полагаю, он и не знает, что это такое. — Сухие губы женщины сомкнулись. Графине оставалось лишь молча согласиться с ней. Откуда в этой женщине было столько проницательности? Словно она знала Майколсона лично, или догадывалась, каким может быть сын Майкла. *** Констанс, сидела неподвижно, словно высеченная из камня статуя, до того кожа её казалась бледной. Девушка улыбалась смотревшим на неё гостям, подругам, с которым когда-то мечтала о том, какой у них будет муж: насколько он будет красив и высок, богат и влиятелен. И теперь она, блистая во всем своём великолепии, чувствовала себя одновременно и безмерно счастливой, и уставшей. Переведя взгляд на место, где должен был сидеть её милорд-муж, Констанс на секунду замерла, улыбка её погасла, чтобы через мгновение засиять ещё ярче. Она была поистине счастливой — её муж, приятный ей человек, в которого она, вероятно, была влюблена. Она была уверенна в этом. Ей не должно выказывать недовольство. Но почему же его отсутсвие рядом с ней так трогает ее? *** Никлаус, поначалу с улыбкой на губах смотревший на своего лучшего друга, к концу вечера стал хмур. Он видел, как Дамон пил, сам не замечая, сколько вина употребляет. Он уже долгое время не видел его с кубком в руках, кажется, с их разговора. Герцог подошёл к жене всего раз, весь вечер предпочитая ей компанию их общих друзей. Казалось, он готов находиться с кем угодно и где угодно, лишь бы не сидеть рядом с новоиспечённой герцогиней Кларенс. — Ты не притронулась к вину, — проговорил король, взглянув на профиль жены. Ловким движением руки поправив корону, заключившую в себе сапфиры, что так же была подарена им, Керолайн повернулась к нему, нежно улыбнувшись. — Это мальвазия из наших запасов, — скорее утверждая, чем спрашивая, ответила она. — Да, — только и ответил он, нахмурившись. — Я попробовала, — будто бы это был ответ на его вопрос, проговорила Керолайн, — Не хочу завтра слечь с головной болью, — уголки ее губ дернулись вверх. Trip To Skye — John Whelan Залу огласила мелодия, так знакомая Никлаусу. Это было его любимая. Более плавная, чем он привык, она обволакивала стены своими мотивами. Он помнил эту мелодию отчетливо ещё и потому, что под неё когда-то впервые перед ним станцевала Керолайн. Смотря на жену, король, не сдержавшись, сжал ее тонкое запястье. Помнила ли она? Вряд ли. Но ему никогда не забыть увиденной красоты. Она прекрасна, его любимая женщина. Как только музыканты стихли, зал наполнился хлопками, был слышен даже свист. Наступило время провожания. Традиция, что, по настоянию друзей, будет соблюдена. Дамон, протянув Констанс руку, терпеливо ждал, пока девушка, которая вскоре станет его женой, поднимется. Её руки были холодны, они подрагивали. И он хотел бы успокоить ее… Но что он мог сказать? Девушке, на месте которой мечтал видеть другую. Он смотрел на неё, но видел лишь её. Встав перед монархами, Дамон пересилив себя, поднял голову, глядя на друга, которого любил и которого не смел винить, и на королеву, что вынужден был терпеть. — Ваши Величества, — начал Дамон, склонив голову. Он выпустил руку Констанс легко, словно и не держал вовсе. Она сделала реверанс, так же грациозно возвращаясь в обратное положение. Дамон в одно мгновение осознал, что это все не сон. И что самые страшные его кошмары воплотились благодаря… Ему самому Никлаус, оставив Керолайн, чей взгляд был направлен на опущенную голову Констанс, подошёл к другу, похлопав его по спине. От Дамона разило вином, но он выглядел на удивление крепко. Король взглянул в антрацитовые глаза друга, стараясь рассмотреть в них хоть что-то. Однако они не выражали никаких эмоций, затуманенные алкоголем, они странно блестели. Заметив его пристальный взгляд, Дамон на мгновение прикрыл глаза, давая себе фору. Никлаус неожиданно крепко, по-мужски обнял друга. Когда он отстранился и взгляды их встретились, глаза герцога были полны обречённой решимости. Он взял руку Констанс в свою, проговорив: — С Вашего позволения, мы с миледи удалимся, — словно в тумане, закончил он. *** Они с Дамоном были разведены, стоило им покинуть залу. Празднование, коим его считала девушка и, пожалуй, вся ее семья, в лице отца, что был безмерно рад неожиданному предложению герцога, проходило в замке Уорик, подарке Его Величества, короля, своему преданнейшему вассалу. Девушки, в спешке ведя её в их с мужем будущие покои, не дали ей сказать ему и слова. Она не видела всех комнат этого дворца, но и не предполагала, что их покои будет столь же большими. Умелые руки слуг ловко расшнуровывали корсаж платья, и если бы ни легкое веселое щебетание подруг, ее сердце, верно, выпрыгнуло из груди. Констанс, прикусив губу, скрывала улыбку. Она одновременно боялась и желала оказаться с милордом-мужем наедине, где они смогут поговорить, не думая о тех, кто смотрит на них. Не думая ни о ком, кроме них самих. Когда ее тела коснулась ночная рубашка, весь её легкий настрой испарился. Девушкам пора было покинуть покои, а ей вскоре пора будет встретить… Мужа. Белые простыни были окроплены святой водой, капли ещё были видны на светлом льне, когда она с помощью служанок ложилась в постель. Несколько резко раскрывшиеся двери заставили ее замереть. Девушка обратилась вслух. Он вошёл к ней, одетый в одну лишь ночную рубашку и бархатный халат, так напоминавший ее собственный. Лицо его было спокойно и красиво, как и всегда, когда она видела его. — Ну что же, дружище, — услышала она отрывок фразы, прежде чем друг герцога освободил его от халата. Она перестала дышать, когда услышала очередной хлопок двери. Последний. Теперь они оказались одни. Констанс смотрела прямо перед собой, когда ощутила, как прогнулась под его весом кровать, и как в нос ударил запах выпитого им вина. Девушка вздрогнула, ощутив касание его пальцев к своему подбородку. Дамон мягко развернул её лицо к себе, не опуская руки. Он смотрел на неё так, словно видел впервые, внимательные красивые глаза не сводили с неё взгляда, и что-то в его лице заставило её несмело улыбнуться. Она не успела сказать ничего, лишь заметить вспышку в темных омутах его глаз. Дамон, резко притянув ее к себе, впился в губы властным поцелуем, не давая ей отстраниться. Он словно хотел ощутить что-то, чего не могло быть на самом деле. Констанс, не зная как быть, старалась ответить ему на поцелуй, но под его напором не могла сделать ничего. Чувствуя, что не может дышать, она неуверенно коснулась руками его груди, стараясь отстраниться. И у неё получилось. Он отпустил ее, давая ей вздохнуть, переводя дыхание сам. Крик сорвался с её губ, когда одним сильным движением, он нависая над ней, подмял её тело под себя. Его глаза блестели, но выражение их нельзя было прочесть. Резким движением он задрал её ночную рубашку к талии, оцарапав мягкую кожу бедра, отчего она вновь непроизвольно вскрикнула. — Не кричи, — мягко коснувшись её губ поцелуем, прошептал он. Его поцелуй был нежен, и Констанс, натянутая словно струна, почти ответила на него. Если бы не острая боль, пронзившая низ её живота. Её крик потонул в его губах, так и не вырвавшись наружу. Дамон целовал ее все напористее, в какой-то момент будто вовсе забыв о ней. Он закрыл глаза, думая лишь об одной девушке. И к сожалению юной герцогини Кларенс, не она являлась ею. Каждое его движение, резкое и ритмичное, приносило ей боль, но она старалась не произносить ни звука. Прикрыв глаза, из которых стекала тонкая дорожка слез, она молила о том, чтобы это поскорее окончилось. Но в этот вечер молитвы ее не были услышаны. — Елена, — распахнув глаза, в которых стояли слезы, различила она. Констанс ощутила, как он вновь навис над ней, освобождая её от тяжести своего тела, все ещё облаченного в рубашку. Дамон откинулся влево от неё, касаясь разгоряченным, покрытым испариной телом льняных подушек. Он чувствовал, как проваливается в сон, не слыша ничего вокруг. А она… Констанс не знала, как долго она оставалась неподвижна. Едва расслышав за стуком собственного сердца мерное дыхание мужа, она, зажмурив глаза и превозмогая тянущую боль, отвернулась. Тихо заплакав.