Единственная роза.

Яркий алого цвета драгоценный камень одиноко поблескивал в смутном свете каюты. Окно было слишком мутным, чтобы пропускать нечастые солнечные лучи. Первое время она, не желая выходить на палубу, лишь бы не видеть никого, смотрела в него. Однако вскоре самочувствие ее не позволило ей и этого. Ее мутило от одного только запаха неугодной ей еды. Отвратительно. Отвратительно. Елена смотрела на тяжелый витиеватый браслет, в оковах которого находился аккуратный рубин. Это был ее любимый камень. Любимый цвет. Если сосчитать все ее платья, то оттенки красного возобладали даже над пурпуром. Елена заметила, что снова плачет, только когда слезы коснулись ее губ. Она так часто плакала, что привыкла к этому пощипывающему ощущению на тонкой коже лица. Она так скучала по нему. Кто бы мог подумать, что его отказ видеть ее так заденет ее. Она мечтала попрощаться с ним иначе. Но, приди он тогда к ней, разве смогла бы она уехать? Нет. Она бы не оставила его. Молила бы о прощении, но не смогла оставить. Теперь, все что у неё осталось от него, это воспоминания о его хитрой улыбке и ценнейшее украшение в ее коллекции, браслет, подаренный мужчиной, которого она любила. *** Англия, осень 1485 года. — Ваше Величество, — Леди Анна, старшая ее фрейлина, обратилась к сидящей у окна королеве, ожидая ответа. Однако Керолайн словно не слышала ее, продолжая пытаться проделать ещё один стежок. — Ай… — серебряная нить стала красной, продолжай темнеть, пока кровь впитывалась в вышивку. Графиня, вздохнув, приблизилась к Керолайн. — Ничего, леди Анна, с кем не бывает, — передернула плечами Керолайн, говоря тем самым, что она может вернуться на своё место. — В последнее время Вы чем-то встревожены, Ваша Милость? — пронзительные глаза женщины смотрели в лицо королевы, с удивлением заметив, как она отвела свои. — Да, — только и ответила она, отложив испорченную вышивку. — Я не ожидала столь скорого отъезда принцессы. — Керолайн усмехнулась своим словам, вызвав недоумение на лице фрейлины. — Это звучит, как детская жалоба, стоит благодарить ее за то, что она вообще задержалась. — Королева опустила голову вниз, оперевшись на руку, сжимавшую виски. Ей хотелось просто отдохнуть. В последнее время ей то и дело нездоровилось. Леди Фортли понимающе кивнула. Наверное, во всем королевстве нашёлся бы только один человек, как и королева, расстроенный отъездом болгарской наследницы. Остальные же придворные и сам король выглядели куда довольнее, чем раньше. — Ваше Величество, — женщина подумала, что королева окончила разговор, но она неожиданно продолжила, повернув скрытое за завесой платиновых волос лицо к ней. Керолайн не знала, зачем она продолжает говорить с фрейлиной, пусть ставшей ей ближе. Однако в какой-то момент ей стало абсолютно все равно, что будут говорить ее подруги или же её супруг, заседавший в Совете Никлауса. Если ее собственный муж не считается с ее мнением, ничего не изменится от того, что бы она ни сказала. Никлаус. Они по-прежнему были молчаливы, находясь наедине. Артур, ее милый сын, не станет заложником амбиций Маргариты. Эта гадкая женщина, королева-волчица, не воспринимала ее, его мать, но горела желанием обручить свою внучку, что имеет то немногое приданое только благодаря Никлаусу, с их сыном. Презирая ее и их c королем союз, видя в Артуре способ достижения цели. Из-за неё они с мужем были в ссоре. «Но так ли это?» — Нет нужды скрывать, что турнир принёс не только славу победившим, но и множество предполагаемых союзов для короны. — Она поднялась, сев ровно. Как бы она себя ни чувствовала, она никому не позволит себя жалеть. — Один из них меня особенно тревожит, от одной мысли, что это когда-нибудь случится, мне хочется… Мне ничего не хочется, леди Анна, я ненавижу Маргариту. Графине потребовалось немного, чтобы понять, о чем говорит королева. Более того, встревожить это могло не только ее. Ее муж некогда поддерживающийся права Маргариты и ее сына, принца, рад ее возможному возвращению не был. Маргарита Анжуйская не принесла в страну обещаемого мира, а развязала войну, будучи достаточно недальновидной, чтобы разжечь конфликт между родственными Домами. — Его Величество прислушается к Вам, — Анна замолчала, увидев, как помрачнело лицо королевы. — Если позволите, я хотела бы поделиться с Вами мыслями моей матери. Они близки и мне. Когда меня выдали замуж за милорда Фортли, миледи- мать рассказывала, как стоит вести себя в браке. Ее слова произвели на меня впечатление, и, пожалуй, только руководствуясь ими, находя в них некоторое утешение, — усмехнулась женщина, — нам с милордом удалось сохранить добрый брак. — Графиня прервалась, резко продолжив, — Его Величество — король — правит нашим королевством, и в том нет сомнений, он голова, — проговорила Леди Анна, стараясь по выражению лица королевы, поначалу не понявшей подобной вольности, понять, может ли она продолжать. — Однако шеей, за которой следует голова, являетесь Вы. Жена является опорой мужа в большей степени, как говорила моя мать. — Позволив себе лёгкую улыбку, замолчала она. Керолайн сидела, не отрывая взгляда от всегда строгого серьезного лица старшей фрейлины. Она будто взглянула на неё по-новому, увидев ранее не замеченное. Ее слова казались такими верными, но… — Но как Вы смирились? — тихо спросила Керолайн, поддавшись вперёд. — Я прониклась уважением к своему мужу, Ваше Величество, его спокойствие и благополучие наших детей стало для меня важнее собственной гордыни, — за которую, как она верила Господь и покарал её, забрав любимого первенца. — С Вашего позволения, — взглянув на растерянное лицо задумчивой королевы, оставила наедине с собственными мыслями фрейлина. *** Дамон, ощущая некую вину за сегодняшнее отсутсвие в своём дворце, остался, ссылаясь на работу, которая у него действительно была, в резиденции Никлауса. Их с другом столы ломились от государственных бумаг. Налаживая сотрудничество с другими королевствами, король лично занимался получаемыми торговыми предложениями. Доверял он только Дамону, делясь с ним своим мнением и раскрывая свои задумки. Сальваторе, оперевшись о кулак головой, просматривал написанные на французском строчки. — Твоя жена не обозлится на меня за то, что ты пропадаешь здесь? — Хмыкнул Никлаус, взглянув на брата поверх документа. Брови его взлетели вверх, когда он прочёл одно из закрепленных в нем условий. — Да уж, — заключил он. — Не думаю, — отшутился Дамон, ухмыльнувшись. Это была его дежурная маска. С их с леди Констанс разговора прошли дни, и все это время он непроизвольно возвращался к нему, прокручивая его в голове. Она знала. Знала о Елене. И это бы не волновало его, если бы ни ее реакция. Оставив ее тем вечером в обеденной зале, позже он осознал всю глупость сделанного. Он ожидал ее обиды. Ожидал недовольных взглядов и слез, но не увидел ничего из этого. Констанс ни разу больше не подняла эту тему. На утро она учтиво поприветствовала его и в течение дня больше не беспокоила его. Дамона нашёл ее за вышивкой в ее комнатах; склонённая над пяльцами фигура была расслаблена. Завидев его, она улыбнулась, почти так же как и всегда при виде его. Пожалуй, ему было бы легче, устрой она скандал. Он был готов к этому. Он ждал этого, зная обидчивую природу большинства дам, с которыми ему доводилось быть знакомым. Она не была похожа ни на одну. — Ты уверен? — Спросил напрямую король, получив в ответ не менее прямой взгляд. — Да, Никлаус, полностью. — Дамон выдержал паузу. Отложив бумаги, он подался вперёд, задав вопрос, интересующий его лишь от части. — А как ты и Ее Величество, смею спросить. — При ее упоминании лицо его едва осталось прежним. Эта надменная девушка. Никлаус прищурил глаза, взглядываясь в спокойное лицо друга. Он подтрунивал над ним? Если так, то и это бы могло сойти ему с рук. Его Керолайн словно подменили. После того, как Дамон упал с лошади, у него просто не было времени поговорить с ней. Ее испуганное лицо окаменело. Вновь удалившись в паланкин, более она не изъявляла желания поговорить. А он и не имел достаточно времени. Он скучал по их беседам и теплоте, царившей меж ними. — Эта девочка единственное, что у меня осталось от кузена, — Никлаус замолчал, опустив глаза на бумаги, устлавшие стол. Лицо Дамона вытянулось, едва ли он ожидал столь резкого перехода. — Никто не знает, что будет, переживет ли она самые опасные годы или нет, но даже если я её не увижу, за ее руку будут бороться и другие принцы, если я считаю ее достойной нашего сына. Дамон смотрел на уставшего друга, не зная, чем подбодрить его. Королева часто добивалась своего, но когда ее интересы не сходились с интересами короля, она проигрывала, ввергая Никлауса в уныние. Потому что никогда не мирилась с проигрышем, особенно когда поражение наносил он. Её Величество так ненавидела Маргариту и её злобного сына, что не желала смотреть дальше этого. Она почти не знала Эдуарда, более того не видела его дочери, но прежняя вражда так глубоко засела в ней и ожесточила её, что она не чувствовала вины или стыда. А он, оказывается, всего лишь волновался о племяннице. Как странно… Король собственноручно прогнал родную сестру, но участливо осведомлялся о девочке, которую никогда не видел. — Но она этого не понимает. Она ненавидит Маргариту, — продолжил он. — А теперь и меня. И самое ужасное не это. — Никлаус поднял стальные глаза, вперив их в напряжённое лицо Дамона. — Я не ответил ей, потому что побоялся признаться самому себе, что она для меня важнее, чем трон. Что она имеет надо мной власть. Никлаус так долго не признавался себе в этом, что сейчас его слова, негромко произнесённые вслух, казались ему оглушительными в повисшей тишине. — Наши слабости должны быть сокрыты ото всех, даже от них самих. Мы ведь не можем быть слабыми, помнишь, друг? — Проговорил герцог, ощутив некий осадок от возвращённой королю фразы. — И ты все же признался, пусть я и не дама твоего сердца. — Порой я смотрю на неё и вижу, как холодны становятся ее глаза и как они блестят, когда она не может сдержать чувств. Я не могу и не хочу мучать ее и себя. — Ты изменишь своё решение? — Дамон на мгновение усомнился, однако произнесенный ответ успокоил его. — Нет. — Взглянул на него Никлаус. — Но я поговорю с ней, я слишком давно не видел жену без плетущейся за ней свиты. Дамон искривил губы в привычной ухмылке. И как можно было подумать иначе. — Более того, — уже тише продолжил он, — я ещё не принял его. Будет это французская принцесса, испанская инфанта или герцогиня — если мой сын будет любить столь же сильно, как я её, мне нет дела до остального. Герцог ничего не ответил, но его лицо по-прежнему выражало интерес. Он не услышал того, что могло бы его удивить, если бы ни интонация, с которой Никлаус говорил о королеве. Такая нежность и теплота в голосе. Для столь недостойной этого женщины. Рано или поздно ему придётся принять решение. Она не смирится с тем, что не допущена к власти, как он — с тем, что ею придётся делиться. Он давно заложник своих чувств, и это лишь вопрос времени, когда королева осознает это. *** Корабль прибыл в порт ночью, что было очень кстати для команды, которая не желала лишней огласки. Они находились в плавании долгое время, дорога затягивалась. Особая их гостья, за которую они несли ответственность перед своим королем, Эдуардом IV, чувствовала себя отвратительно. Ее мучала морская болезнь. Почти каждый день на протяжении всего плавания самочувствие ее то ухудшалось, то на недолгое время возвращалось в норму. Девушка не выходила из покоев. Совсем. Капитан не смел без ее разрешения входить в импровизированные покои принцессы. Она же почти никому не разрешала входить в них. Никогда прежде ему не доводилось встречать столь восприимчивую к морским путешествиям леди. И как она приплыла в Англию когда-то? *** Девушка, перехватив тяжёлый темный плащ, накинула капюшон, желая скрыть белое осунувшееся лицо от лишних взглядов. Ее тошнило. Каждое утро, стоило ей проснуться, начиналось с этого. В какой-то момент она уже не понимала, чем это вызвано: мерными покачиваниями корабля или ее положением. Безвыходным положением. Боже, как ей было плохо. Спроси ее раньше, где самое чудесное место во всей Европе, она бы ответила — Бургундия. Самые счастливые ее годы прошли именно здесь. Она познакомилась с Керолайн и с Эдуардом… Сейчас же она предпочла провалиться сквозь землю, только бы не видеть башни находящегося вдали замка. — Ваше Величество, солдаты Его Светлости прибыли препроводить Вас, — склонился перед ней мужчина, застыв в раскрытых дверях. Данный титул резал слух. Ее холодный взгляд осек его дальнейшие слова. Он молча удалился, оставив ее в компании одной единственной служанки.