Единственная роза.

Шотландия, осень, 1485 г. Эдинбургский замок — резиденция шотландских монархов — в течение нескольких недель принимала в своих стенах послов из разных королевств Европы. И причиной тому было нарушение договорённостей, заключённых с английским королём, Никлаусом Майколсоном, правлению которого не исполнилось и года. Прошлой осенью, почти в то же время, умело расставив ловушку, он выиграл сражение, открывшее ему дорогу к английскому трону. В октябре столица была взята. Но датой его восшествия на престол являлся пятнадцатый день ноября. В этот день он был коронован и помазан вместе с девчонкой, что выбрал себе в жены. Многие лорды утверждали, гостя в тот период в его замке, что, взяв Лондон, тогда лишь герцог, Майколсон забрал ещё одно ценное сокровище — маркизу Тауп, девчонку из Дома Белой Розы. Так утверждали они, но не он. Самым ценным по его мнению являлась приобретённая власть. Ему было непонятно, отчего Майколсон с таким рвением вцепился в герцогиню из вражеской ветви, когда мог выбрать любую. Он искренне не понимал, пока однажды не увидел портрет одной девушки. Яков был молод. Он стал королём, отняв трон у собственного отца; поддержанный кланами, он многим был обязан им. Но главной его обязанностью не только перед ними, но и перед всем королевством являлось продолжение рода. И ему искали невесту, до той поры пока поздней зимой не представили портрет сестры английского короля, Ее Высочества, принцессы Ребекки. Она была красива. Молода, но красива настолько, чтобы привлечь внимание любого мужчины, не лишённого возможности видеть. Именно в тот момент он усомнился в своём решении помочь Эдуарду, принцу, что более всего желал отвоевать свой трон. Поначалу решение Якова было продиктовано лишь желанием поставить советников Никлауса на место. Правая его рука, этот просвещенный флорентиец, коим он наверняка себя считал, позволяя себе подобные дерзости, смел говорить о них с пренебрежением. Считал их дикими. Как он смел?! Яков с добротой отнёсся к Эдуарду, он присылал своих послов в Англию, пока там находился и он. Однако та девушка. Как что-то светлое и прекрасное, овладела его мыслями. Он хотел ее. Хотел, но получил отказ в самой унизительной форме. Она была выдана за Сальваторе. Но не за этого надменного герцога, а за его младшего брата. После той вести решимость его окончательно окрепла. А позже разгорелась с новой силой, когда он узнал план принца. Так, он мог бы увидеть ее воочию и, возможно, развеять наваждение, не отпускавшее его. Он наконец-таки увидел бы ее. Но этому никогда не совершиться. Вчера посол Никлауса, находившийся здесь не больше недели, в спешке покинул замок, отдав письмо его людям. Яков читал его долго, хотя смысл его был понятен ему с первых строк. Наверное, поэтому он оставил посла в покое, не послав за ним стражу за столь наглый поступок, Принцесса умерла. В возрасте не многим старше его, когда он воссел на престол. *** Бургундия, 1485 год Дижон пребывал в тишине. Несмотря на ранний вечер музыка не трогала слуха хозяев. Герцог Бургундский приказал убрать все излишние увеселения в отсутсвие в их резиденции гостей. Приказал он сделать это и по той причине, что главной их гостье и родственнице не здоровилось. Одна из многих красавиц, что ему доводилось встречать, она особенно нравилась ему, оттого ее болезненный вид и скверное расположение духа доставляли ему досаду. Елена Болгарская обладала необычной, но от того не менее приятной внешностью. Волосы ее отливали то золотом, то медью, тонкие черты лица были гармоничны, но главным ее достоинством на ровне с острым умом, о котором он там много слышал от племянника Маргариты, были глаза. Напоминавшие ему Марию. Эта девушка была несчастна, и даже дитя, что крепло в ее чреве, не могло уменьшить ее тоски по мужу. *** — Королева в сопровождении гвардейцев отправилась к Скоупам, Ваше Величество. Барка уже отплыла, как Вы и позволили. — Благодарю леди Фортли, Вы можете идти. — Так и не обернувшись к женщине, ответил король, продолжая рассматривать текст, запечатлённый на листе бумаги. Никлаус возвращался к нему уже несколько дней. Когда нетерпение завладевало им больше обычного, он порывался бросить все и направиться прямо в покои Керолайн, чтобы найти подлинник письма. Но каждый раз сдерживался, зная, что еще рано. Надеясь, что нужное время и вовсе не наступит. Керолайн не отвечала на него. Она не ответила, так же как и не рассказала ему о нем. *** Констанс сидела в тусклом освещении свечей, порой поглядывая на входные двери. Компанию уже несколько вечеров с самого своего приезда ей составлял Его Милость, граф. Девушка, вернув взгляд к кубку с вином, сделала пару глотков, отставив его резче, чем хотела. Она смущалась взглядам мужа, с досадой замечая, как реагирует на них, на его антрацитовые чем-то похожие на ее собственные глаза. Она никогда не знала, о чем он думает, глядя на неё. В голову непроизвольно приходили мысли, которым не должно быть места. Он не… Он бы не хотел ее чувств. Но изумрудный долгий взгляд Стефана вызывал в ней иные ощущения. Он заставлял ее чувствовать себя незащищенной в собственном доме. — Как Вы находите фазана, брат? — добродушно спросила она, подавив внезапно возникшее раздражение, когда вновь поймала на себе его взгляд. — Умело приготовленным, — промокнув губы салфеткой, расслаблено ответил он, жестом приказав слуге налить ему вина. Это был уже третий кубок за то недолгое время, что они ужинали. Без Дамона, который будто и не спешил приехать. — Констанс, позволите быть с Вами откровенным? — Взмахнув рукой, в которой держал кубок, отчего содержимое его расплескалось, протянул он. — Досадно, — хмыкнул Стефан, бросив взгляд на рукав, бархат которого пропитывался вином. Она не поняла его тона, продолжая молча смотреть на него. — Мой брат самонадеян, — спокойно проговорил он, делая очередной глоток. Вспышка в глазах девушки позабавила бы его. Но целью его было не веселье. — Как Вы, — вспылила она. Но граф прервал ее. — Прежде чем гневаться, позвольте мне объясниться. Вы же позволите? Впрочем, как и всегда, — усмехнулся он, зная, что может обидеть ее. По тому, как она осела на стул, вперив в него растерянный взгляд, он понял, что она выслушает его. Слишком мила, чтобы быть в такой щепетильной ситуации. Слишком добра, чтобы его брат так вёл себя. — Видите ли, я и мой брат происходим из знатного флорентийского Дома. Дамон наследник, и пусть у нашего отца нет королевства, его уважает вся республика, — заметив, как она напрягалась, продолжил он. — Я не оспариваю Ваше благородное происхождение, но Дамон выбрал Вас, не посоветовавшись с отцом, хотя был обязан. — Теперь же Констанс смотрела словно поверх него. Манера его речи и тон оставляли желать лучшего. Вино делало своё дело. — Жениться на Вас было самонадеянно, как и все что он делал. Всегда. Но в этот раз он поступил абсолютно верно. Она взглянула на него осторожно, вслушиваясь в каждое слово. — Вы нравитесь мне больше других его пассий, Вы прекрасная жена, и моего брату следует относиться к Вам с большим почтением, — кивнув на дверь, протянул он, закончив шутливым тоном. Стыд. Вот что она испытывала прямо сейчас. Всепоглощающий стыд. Дамон делал это с ней. Она не смела требовать от него любви. Но как ей скрыть все, что происходит от других, если она сама видит, как отстранённо ее муж ведёт себя с нею. Младший лорд Сальваторе был догадлив и остр на язык. Она не заметила, как сжала руки в кулак. — Констанс, я говорю с Вами не для… — Изменившись в лице, подался вперёд граф. — Вы сказали достаточно, — ощутив, как внутри неё все сжалось, вновь встала она. Будто бы ей не хватало нравоучений матери. Почему, ведя с ней столь смелые разговоры, никто словно никогда и не думал о том… Каково может быть ей? Чем она заслужила слышать их речи, ранящие и без того задетую гордость? И как смел он, пусть и ее родственник, говорить с ней в подобной манере. Она жена его брата, девушка, носившая один из высших титулов королевства. — Вам стоит благодарить Вашего самонадеянного брата, за то что он опоздал и не услышал Ваших слов. Доброго вечера, милорд, — Губы Констанс дёрнулись в пренебрежительной усмешке, Подобрав юбки, она развернулась, покидая столовую, в которой он так и не появился. *** Дамон приехал во дворец позже назначенного часа. За недолгие месяцы в браке он понемногу узнал свою жену. Теперь и слово это уже было уже не так непривычно его слуху. Констанс была спокойна и тиха. Она не досаждала ему своим присутствием в недолгие его часы в их дворце. С ее губ не слетали слова недовольства, только лишь глаза ее порой дольше обычного задерживались на нем. Как странно, он не представлял в роли своей жены никого, кроме Елены, но… Но теперь не знал, что было, если бы супругой его стала не Констанс. Будь на ее месте другая, ему было не избежать скандалов. Достаточно глупых мыслей. Смешанное с некоей заботой, чувство вины за своё отсутсвие побудило его подняться к ней в комнаты. Он решил не стучать, если она не спит, он успеет пожелать ей доброй ночи, в противном случае ни к чему тревожить ее. Констанс сидела в темноте, разрываемой лишь дёрганным светом, что давал огонь. Madame Olenska — 00:00 — 00:30 — Elmer Bernstein или Constance Theme Она смотрела на себя в аккуратное овальной формы зеркало, находящееся в тисках светлого дуба, и задавалась вопросами, ответов на которые не находила. Чего в ней не хватало? Возможно, она была недостаточно красива? Темного цвета глаза метнулись к отражению, вглядываясь так внимательно, будто они могли заметить что-то, что прежде не удавалось. Была ли она скучна? Ей казалось, ее милорд-муж с интересом слушает ее. Констанс склонила голову, поджав искусанные губы. Она знала, прекрасно знала, что было причиной ее жалкого положения. Она не была ею. Не была Еленой Болгарской, девушкой, что украла сердце ее мужа ещё до ее, Констанс, с ним встречи. Но в чем ее вина? В том что она поддалась желанию быть рядом и оказалась от него так далеко, как никогда прежде? Тряхнув копной чёрных волос, она резко закинула голову вверх, стараясь сдержать слезы. С ее губ сорвался тихий вскрик, когда в отражении зеркала она заметила его. — Констанс? Констанс застыла, наспех отведя взгляд от его отражения. Скрывшись за копной волос, она попыталась успокоиться, слыша его приближающиеся шаги. — Милорд, — Констанс поднялась с пуфа неловко, намеренно склонив в приветствии голову. Она надеялась, что глаза ее сухи. Дамон мягко указательным пальцем коснулся ее подбородка, поднимая голову жены вверх. Теперь она смотрела на него, в ее глазах стояли слезы, лишившие его слов. — Что случилось? — Не стоит беспокойства, милорд, — она смотрела в красивое, но такое холодное лицо, стараясь сдержаться. Он застал ее врасплох: у неё не было времени привести себя в порядок. Дамон почти что одернул руку, опомнившись. Но девушка восприняла это жест иначе. — Я всего лишь прочла глупую… — Зачем он пришёл сюда именно сейчас. — Простите. Констанс, коснувшись подрагивающими пальцами губ, отвернулась от него, не сдержавшись. Он не знал, что сделать. Он не выносил девичьих слез. И причиной тому было отнюдь не пренебрежение. Дамон просто не мог видеть этого. Сердце его сжималось. Его жена плакала. Впервые он увидел ее, всегда сдержанную, в таком состоянии. — Констанс, посмотри на меня. — Он оказывался в подобной ситуации прошлой осенью. В день, когда он сообщил Ее Высочеству о смерти принца, он ощущал схожую беспомощность. Дамон развернул жену к себе. Ее взгляд, направленный на него, был полон обреченности. Дыхание давно перестало быть спокойным. Рваный вдох прервал ее на половине фразы. — Мне жаль, что я, — чувствуя, как его руки сомкнулись на ее предплечьях, не давая ей возможности отвернуться от него, проговорила она. — Не могу сделать Вас счастливым, — произнесла она слова, повисшие во внезапно возникшей тишине. Почувствовав, как он ослабил хватку, Констанс, не издавая ни звука, отошла к пуфу. «Глупая женщина, что ты делаешь?!» — Пронеслась мысль, которую она тут же поспешила отмести. Она не сдержалась, и завтра она пожалеет об этом, но, как бы она ни обманывала себя, ей хотелось открыться ему. Дамона наполнила жалость к этой маленькой хрупкой девушке. Он самый последний человек, раз позволил себе так расстроить ее. Но мог ли он что-то сделать? Посмотрев на Констанс, что была отвернута от него, он осознал то, что было понятно с самого начала: он может. В его силах было постараться сделать так, чтобы она была счастлива. Он настолько погряз в своих метаниях, что ему было легче не замечать немую просьбу в ее глазах, чем открыться ей. — Вы моя жена, — привлёк ее внимание он, медленно подходя к ней. — И ничего не изменит этого, — Дамон говорил тихо, не видя в другом смысла. — Отбросьте Ваши мысли, — его горячая рука легла на ее мокрую щеку. — И улыбнитесь, этого мне будет достаточно, чтобы ощутить радость, — искренне проговорил он, сам едва заметно улыбнувшись, чувствуя в том желание, а не необходимость. Она вскинула голову, словно ребёнок взглянув в его лицо. Девушка, которую он обязан защищать. Защищать от собственного эгоизма и порождаемой им слепоты.