Единственная роза.

Двор Его Светлости переехал в Мехелен. Карл решил обосноваться там, чтобы спокойно без опасений за принцессу принимать необходимые визиты. Прошло немногим больше двух с половиной месяцев, как Елена Болгарская покинула Англию. Ее приезд в Бургундию был тайным, и герцог наделялся сохранять его таковым так долго, насколько это будет возможно, оставив девушку в Дижоне вместе с женой. Он радовался успехам Эдуарда. У него получилось застать узурпатора врасплох, поселив в королевстве волнения. Он был спокоен за племянника жены, и отчего-то его вовсе не трогало коснувшееся Англии горе. Единственная сестра этого никчемного короля умерла, но герцог не испытывал ничего. Ему не было жаль Никлауса, не было жаль его зятя, флорентийского мальчишку, который когда-то давно, будучи ещё ребёнком, рассматривался в качестве мужа для его милой Марии. Ребекка Майколсон, век которой оказался совсем недолог, лишь отдалённо трогала его чувства. Потери были неизбежны, они знали это, когда Эдуард решил отвоевать принадлежащее ему по праву. Герцог не мог испытывать к молодому королю и тени сочувствия. Его сестра, его любимая слабая здоровьем Элизабет умирала в одиночестве. Ей не было позволено оплакать погибшего мужа, видеть своё доставшееся ей такими страданиями дитя, она оказалась заточена в собственном замке, и что бы Карл ни делал, ему не отдали ее. Узурпатор заслужил все, что с ним произошло. Когда он будет свергнут, его племянница станет свободной вновь. *** — Я хочу помолиться в одиночестве, оставьте меня, — была ли она искренна в своих желаниях? С сомнением, за которое, она верила, ей воздастся, она входила в стены часовен, где бы ни находилась. Когда-то она искала утешения в молитве. Будучи маленькой Керолайн неистово молилась о здравии родителей и появлении в семье — брата — наследника отца. Тогда она считала, что молитвы ее услышаны, пусть лишь отчасти, но она была рада самочувствию миледи-матери. Девушка искренне считала, что отдавая всю себя чтению строк, заключённых в молитвеннике, слушая плавную умиротворяющую речь епископа, пребывая на мессе, молясь, склонив голову перед аналой, случится то, чего ты желаешь и во что веришь всем сердцем. Но Бог словно покинул ее и ее семью, отвернувшись от них. Она молилась о победе дяди и отца, но они пали. Молилась о матери. О милосердии, которого ей было не дано. День свадьбы наступил, и никто не смог помочь ей. Подумать только, когда-то она не желала быть его женой. Никлаус сделал то, что делал и всегда, когда горе касалось его — закрылся. Не желая показывать и капли эмоций, он ушёл в себя, не позволяя ей разделить его боль. Но почему? Она его жена, его главная опора. И это разбирало ей сердце. Двери закрылись, оставляя ее наедине с собственными мыслями. Поднявшись с колен и наспех расправив юбки платья, девушка направилась к скрытым в скверном освещении дверям. На краткий миг она пожалела, что отпустила фрейлин. Ей не стоило делать этого, но… Керолайн отмела эти мысли столь же скоро, сколь они появились ее голове. Она была взбудоражена. Такая ожидаемая, записка все же пришла. Ее принесла милая Екатерина, предусмотрительно спрятав в широких рукавах платья. На этот раз Керолайн не видела мальчишку. В ней говорилось лишь о выходе к Темзе, где они с Эдуардом прятались в детстве, пока нянечка пыталась отыскать их. Это был противоположный другому такой же с высеченными ступенями спуск, откуда она тайно уплыла в город к Елене год назад. У неё перехватывало дыхание. Увереннее надавив на дверь, Керолайн открыла ее, проследовав к месту встречи. Правильно ли она поступала, не сказав ничего ему? Зачем она вообще вступила в переписку? Она знала. Она просто хотела увидеть кузена. Даже призрачной надежды на это было достаточно, чтобы она решилась. *** Маргарита с каждым днём, что принцесса находилась в их с мужем дворце, испытывала все большую к ней неприязнь, которую предусмотрительно скрывала от Карла, что по какой-то неведомой ей причине благоволил девушке. Поначалу герцогиня прониклась к Елене Болгарской сочувствием. Бедная девушка в минуты, что нуждалась в поддержке семьи и мужа, была вынуждена находиться вдали от них. От родителей, которым не сказала ни слова, подчинившись воле Эдуарда, от самого ее племянника, сражающегося за наследие их Дома. И как можно было не испытывать желания успокоить ее, когда глаза ее почти всегда были красными от слез. Разве это та девочка, что она встречала в Бургундии прежде? Та златовласая улыбчивая девушка, о которой ее Керолайн так часто и с таким теплом говорила? Нет, эта леди страдала каждый свой день пребывания здесь. И только спустя время Маргарита осознала, что может быть тому причиной. Лицо принцессы не выражало ничего, стоило герцогине заговорить о племяннике. Елену не трогали ни слова, заключавшиеся в его редких письмах, ни рассказы о нем и о его маленьких, но значимых победах. Она будто не слышала, о чем ей говорят. Старалась, но не слышала. В какой-то из их совместных вечеров, когда Карл благодушно позвал ее спуститься и разделить трапезу с ними, Ее Величество приняла приглашение. Бледная, она вошла в залу, одетая в платья, услужливо сшитые на бургундский манер личной швеей герцогини. Она была молчалива весь вечер, не проявляя к беседе особого интереса, впрочем как и всегда, однако на словах милорда-герцога о псе узурпатора лицо ее словно озарилось, совсем ненадолго и почти не заметно. Но только не для Маргариты. После герцогиня стала внимательнее следить за беседами, что вела с принцессой. По ее непроизвольным реакциям при упоминании флорентийца она сделала для себя простой и довольно ясный вывод: Сальваторе был ей не безразличен. Стоило видеть, как меняется ее лицо, когда речь касалась его. Ей хватало благоразумия не задавать вопросов, но разве могла женщина не понять, в чем причина такого ее поведения. И от того ей было особенно неприятно остаться с этой девушкой, пусть решение и принял милорд-муж. Как смела она, являясь женой ее племянника в глазах Бога, хотя бы думать о ком-то другом? *** Elena and Damon theme — OST Last Rose — основная тема — с 00:00 — 2:55 Она смотрела в зеркало и видела человека, что презирала больше всего. Своё собственное отражение, вгоняющее ее в отчаяние. Ее покои были огромными и просторными. Искусство в самых разных его проявлениях: от фресок, украшавших комнаты, до великолепных картин с ликами святых. Все вокруг неё кричало о изысканной роскоши, коей всегда славился Бургундский корт. Великолепие, от которого захватывало дух. Ей было противно видеть себя. Неизменно тонкие черты лица застыли в гримасе уныния. Она казалась умиротворённой лишь в недолгие часы сна, расслабленное, ее лицо вновь напоминало ее прежнюю. Damon and Elena bed scene — 00:20 — 00:38 Елена с неприязнью замечала, как она меняется. Она полнела, чувствуя, как тело ее становится более грузным. Ей было… Она могла коснуться щеки и в следующую минуту оторвать руку, отбросив зеркало так далеко, что после не могла найти. Ей постоянно было плохо. Каждое утро начиналось одинаково: желаете ли чего-нибудь Ваше Величество? Как Ваше самочувствие? Довольны ли Вы садом? Отвратительно. Единственное подходящее слово. Ее раздражал этот никчёмный титул! Елена была противна себе самой. Однажды она поймала себя на мысли, которой ужаснулась, тут же поспешив в часовню. Она не хотела этого ребёнка. Она не могла смириться с тем, что находится в таком положении из-за него, из-за младенца, что только должен будет появиться на свет. Она не хотела его и не могла ничего поделать с этим. После первой подобной мысли она испытала стыд и страх за то, что Господь покарает ее. Как можно было? Но с каждым разом обреченность в ней крепла с новой силой. Она принцесса, будущая королева, и это ее долг произвести на свет наследника. О милый Дамон, ее милый бедный Дамон. *** Souvent Souspire — средневековая музыка «…Мы пишем Вам с уважением, кое-надеемся, будет оправдано. Нашему Величеству довелось слышать о величии турнира, что был проведён в летние месяцы, в которые в Англии царило спокойствие. Мы не намерены более оставлять Нашу дочь и наследницу в государстве, на границы которого нападают столь же безнаказанно, сколь и вероломно. Я прошу Вас выделить Ее Высочеству надёжный корабль и отправить ее в Болгарию. В благодарность Болгария дает слово поддержать Вас… I. R. — Isabel Regina — Королева Изабелла» *** Она остановилась, вперив взгляд во вскинувшего на неё глаза лодочника, ощутив неописуемое разочарование. Конечно, умом она понимала, что этому никогда не бывать, но как бездумное дитя надеялась… — Ваша Светлость, — дёргано произнёс мужчина, подскочив при ее виде. Она взирала на него с высоты ступень, горделивая и прекрасная. Их королева. — Мое почтение, Ваше… Светлость. Массивные перстни поблескивали на тонких сцепленных пальцах королевы. Она по-прежнему молчала, и он непроизвольно замолк, смотря на неё. Он опомнился резко. — Я здесь по приказу короля Эдуарда, — скороговоркой выпалил он заученные слова. Она взглянула на него с такой надеждой. — Он приказал мне отвезти Вас к нему. — Керолайн, шагнувшая вперёд, замерла. Его слова вызвали в ней вопрос, готовый сорваться с ее губ, когда он продолжил, — только прикажите куда и я отвезу Вас. Я почту за честь… Королева продолжала молчать, холод прошёлся ее по спине. Что она делает здесь? Мысль о том, что ей придётся оставить Никлауса, заставила её сердце сжаться. И в записке ни слова не говорилось об этом? Что она делает?! — Я не понимаю, что Вы делаете здесь и как смеете себе позволять подобное? — Она заметила, как испуг промелькнул в темных глазах мужчины, — Я даю Вам шанс уйти, но никогда, — понизив голос, продолжила она, сжав руки сильнее, — никогда не смейте говорить эти изменнические слова. Его Величество, король Никлаус, не так милосерден. Она размахнулась, резко скрывшись за тяжёлым деревом дверей. Керолайн опёрлась о холодные стены, стараясь восстановить дыхание. Волнение, смешанное с разочарованием и досадой, сменилось страхом. Как она могла? Ей необходимо вернуться обратно. *** — Полагаю, Вам пригодится поддержка нашего короля, если кампания продолжит быть столь же успешной — Ухмылка, промелькнувшая на лице мужчины, вторила ухмылке герцога Бургундского, однако промолчавшего. *** Королева, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, вышла из молитвенной залы. Выражение ее лица было непроницаемо, словно ледяная маска. Фрейлины склонили головы, неспешно поднимая глаза на нее. Керолайн, не говоря ни слова, направилась вперед, удивив своих дам, привыкших к спокойствию Ее Величества. Она не заметила, как добралась к своим покоям. Ее трясло. — Я желаю побыть одна, — снимая на ходу золотые кольца, проследовала она в личные покои, оставив несколько обеспокоенных девушек позади. Королева, порывистыми движениями, пытаясь расстегнуть серьги, вздрогнула, услышав столь знакомый бархатный голос. — Ты не в духе, Керолайн? — Именно сейчас она не хотела и не могла его видеть. Зачем он здесь?! — Никлаус, — ровно ответила она, придавая голосу теплые ноты. Их отношения стали для нее настоящей саднящей раной. Она так сожалела о его утрате и была бы рада, если бы он только позволил быть с ним в эти тяжёлые для него моменты. Быть его женой. Однако взглянув на него, она поняла: он серьзен и хмур, что не могло предвещать ничего хорошего. Ей захотелось спрятаться от этого колкого взгляда. Она чувствовала себя отвратительно, промолчав о письме, — Я рада, что ты посетил меня. Я скучала по твоему голосу, — искренне проговорив, она направилась к нему, не желая показывать, что его визит был нанесён не вовремя. Никлаус не изменился в лице. Король встал ей на встречу, приблизившись к жене в два шага. — Я тоже, любовь моя, — прошептал он, обнимая ее в ответ. Керолайн ощутила трепет от его слов, но она не могла быть спокойна, чувствуя некую вину за свой поступок. Никлаус отстранился, приподняв голову Керолайн за подбородок так, чтобы он мог видеть ее голубые глаза. Он склонился к ней, почти касаясь губами ее губ. Его дыхание опалило ее щеку, когда он вкрадчивым голосом проговорил: — Но неужели твоя скука была так велика, что ты решила встретиться с его шпионом. Он почувствовал, как ее тело застыло в его руках. Он так же плавно отстранился от лица, прикрыв глаза, наслаждаясь цветочным ароматом кожи. Ее ароматом. Она смотрела на него, не смея пошевелиться, что так не вязалось с ее спокойным, но побледневшим лицом. Он не мог смотреть в эти глаза. «Только не ври мне, я не выдержу этого», — подумал он, прикрывая уставшие глаза. Она опешила. — Не понимаю, о чем ты, Ни… Он развернулся слишком резко, вновь сократив то небольшое расстояние, что разделяло их. Выражение его лица, искаженное болью и злостью, испугало ее. — Не смей, Керолайн. — Его руки крепко схватили ее плечи, несильно сжав. Он не позволит ей уйти от него сейчас. Уйти от вопроса, ответ на который он и так знал. — Не смей врать мне, глядя прямо в глаза. Глаза королевы непроизвольно заслезились. Все слова словно вылетели из головы. — Ты делаешь мне больно, — сдавленно прошептала она, переведя взгляд на его руки. Она ощущала силу, с которой он держал ее, сквозь плотный расшитый бархат. Он отпустил ее мгновенно, но не отошел. — Зачем? — Потухший взгляд титановых глаз не сходил с ее белого лица. Она осталась с ним. С ним, но… — Керолайн, зачем? Как ты могла так поступить со мной? — Голос его был подобен реву раненого зверя, с каждым произнесённый словом он терял над собой контроль, — ты предала меня. — В следующую секунду тон его сменился, впуская стальные ноты. — Нашего сына. — Никлаус, остановись, — она чувствовала, как по телу проходит дрожь. От каждого его слова ей становилось все холоднее. Но он не дал ей продолжить. — Я знаю, что ты была у лодочника, — заставив ее замолчать, продолжил он. Но как? — И не думай отрицать этого. Я знаю обо всем, что творится в этом замке. В этом королевстве, — в глазах короля промелькнул блеск, исчезнувший, когда он вновь открыл их. Он никогда больше не допустит ошибки. Теперь ни один крестьянин не посмеет сделать и шага без его ведома. Глаза Керолайн расширились, стоило ей осознать, в чем дело. Щеки королевы горели, а голова начала кружиться. — Ты читал мои письма, — дрогнувшим голосом ответила она. Её растерянность сменилась нарастающей злостью. Как смеет он прикасаться к ее перепискам! Как смеет он говорить о ее поступках, когда сам попрал доверие, царившее меж ними. — Только не делай вид, что ты оскорблена, милая, — саркастично ответил он. — Как ты посмел? — Ох, она не хотела начинать их разговор так. Он, как никто, знал, какой принципиальной и подчас вспыльчивой она была, порой не уступая в этом ему самому. Чувство вины кричало ей остановиться, но она, казалось, не слышала. Глаза короля опасно блеснули. Их лица почти соприкоснулись, когда он шагнул вперед. Она не отступила. Его смелая хрупкая королева. Его главная слабость. — Как посмела ты за моей спиной сделать такое? Тоска по погибшим родственникам не отпускает тебя, дорогая Керолайн? Готова принять любого умеющего писать самозванца за кузена, поставив жизнь нашего сына под угрозу? С нее было достаточно. Он перешел границу, превзойдя себя. Как он мог поговорить ей такое, зная, как много для нее значит сын? Как он мог так легко и жестоко говорить об этом, сам потеряв частицу семьи? Похоронив сестру, с которой не попрощался, похороны которой не мог посетить. Он перехватил ее руку с легкостью, практически в дюйме от своего лица. Сжав запястье, облаченное в золотую вышивку, он дернул ее на себя, не обращая внимания на ее приглушенный вскрик. — Мои слова оскорбили тебя? Хотя постой, ранили, как сейчас принято говорить о чувствах нежных дам, верно Кэрри? — Растягивал слово он. — Замолчи… Ты последний, кто смеет обвинять меня в чем-то подобном. — Ее детское прозвище, слетевшее с его губ, прозвучало подобно ругательству. — Я никогда не поверю, что, если бы у тебя была хотя бы сумрачная надежда увидеть ее, ты бы не воспользовался ей. — Она говорила правду, не желая уязвить его. Она не смела обижать, но говорила, что чувствовала, в надежде быть понятой. Слишком больно, чтобы вздохнуть. — Оу, моя милая глупая королева, — не обращая внимание на ее реакцию, продолжил он. — Позволь, я открою тебе глаза на то, как умело тебя обманули. Вытащив из камзола лист бумаги, на краях которого висела сломанная печать, он смотрел на Керолайн так, словно наслаждался ее смятением. Никлаус передал в руки жены лист, в который она вцепилась, внимательно вглядываясь в ровный незнакомый почерк. С каждым словом она становилась бледнее, пугая хмурого короля, внимательно смотревшего за ее реакцией. Edward Rex — Эдуард IV Судорожный вздох королевы огласил комнату. Никлаус едва успел подхватить ее под локти, когда она, выронив воззвание, осела на пол, словно разбитая кукла, смотря на свои дрожащие руки. «О, Эдуард»… Никлаус не хотел отпускать ее, но все же встал. Повернувшись к ней спиной, он остановился, прислушиваясь к ее сбившемуся дыханию. Она… Плакала? — Полагаю, нет надобности объяснять, от кого это. Они оба умело играли тобой, теперь наступила его очередь. Керолайн приподняла голову, чуть повернув ее в сторону мужа. — Ее корабль не прибыл в Болгарию. — Стараясь не закричать, начал он. — Эта двуличная сука не могла не знать обо всем этом. Вот и причина, по которой она покинула Англию так скоро. — Нет, нет, нет, — мотая головой, словно ничего не понимающий ребенок, проговорила она. — Мне жаль, Керолайн, но все это время ты считала своим другом ядовитую змею. Я многого никогда не смогу себе простить, но осознавать, что она жива… Ее никчемная жизнь, которую я не отнял, пока имел возможность, — замолчал на мгновение он. — Это будет мучать меня. — Никлаус остановился, чувствуя, как голос его начинает дрожать. Его сестра… Он не мог слушать тихие всхлипы Керолайн, не мог видеть, как слезы стекают по прекрасному лицу. Как ее красивые губы дрожат. Губы, что солгали ему. Дверь захлопнулась за ним громко, но она не слышала этого. Керолайн сжалась на полу, не видя от застилающих глаза слез ничего. Нет. Нет. Нет.