Единственная роза.

Бургундия. Дижон. Ее Светлость едва сомкнула глаза, все ночь проведя за письменным столом. Она хотела написать мужу, но мысли ее, находя своё отражение в тексте, не могли быть произнесены и отправлены. Ее тревожила неопределенность. Она чувствовала усталость, но, желая отдохнуть, была прервана фрейлинами, которые в этот час обычно приходили к ней, рассказывая о самочувствии принцессы. Состояние принцессы было нестабильно. И дело было не только в жаре, что отступал степенно, позже однако вновь возвращаясь. Девушка была больна, но тяжёлая температура была лишь следствием. Тяжелой меланхолии. Главный лекарь был уверен: самочувствие Ее Высочества, de jure королевы Англии, поправят благие вести от принца Эдуарда, Эдуарда IV, как принято была звать его в Бургундии. Елена Болгарская страдает от разлуки с возлюбленным мужем, потому здоровье ее плохо. Маргарита бы рассмеялась на эти его слова, глядя уважаемому лекарю прямо в глаза, не будь она настолько обеспокоена жизнью ребёнка, крепшего в чреве девушки. Прошло почти две недели с тех пор. Жар удавалось сбивать с определённым успехом, что хоть немного позволяло Маргарите успокоиться. Подумать только, их лекарь не казался ей глупцом, он таковым и не был, но, видимо, все что касалось этой девушки раздражало ее больше обычного. В очередной его визит к Ее Светлости в первые дни болезни он предложил прислать Ее Величеству письмо, якобы написанное принцем Эдуардом. Он так свято верил в безоговорочную любовь и Божественную связь меж принцессой и принцем, что утверждал: болезнь отступит, получи она известие о добром здравии Эдуарда. О, как бы Маргарита хотела верить в это. Но она знала, она прекрасно понимала, отчего страдает ее невестка. Она жалела, что за своим желанием уколоть Елену Болгарскую, она совсем не подумала наследнике Эдуарда. О малыше, который продолжит славный род Белой розы. Ее племянник — отрада и надежда династии, и его сын укрепит их род. Думать о том, что случится, если это будет девочка Маргарита не могла, у неё не было сил на столь расстраивающие мысли. Первая неделя была особенно тяжела для всех придворных, Его Светлость прислал личного слугу, чтобы тот справлялся о здоровье принцессы. Температура поднималась в ночь, лишая сна фрейлин Ее Высочества, лекарей Их Светлостей и саму герцогиню. Спустя пару дней ее уверили, что жар стабилен, и спустя несколько дней спадёт. Ребёнку почти ничего не угрожает. «Это всего лишь спазмы, Ваша Светлость, тревожит жар». Сейчас же ей предстояло выслушать очередные новости о выздоровлении Елены Болгарской. Однако услышанное ей не понравилось. *** Зимнее утро было сродни столь же хмурым дождливым рассветам, что она наблюдала каждую осень. Мороз ещё не успел сковать улицы Лондона, давая знать о себе лишь затейливыми вензелями на окнах дворца и большим количеством дворов для растопки камина. Однако сегодня она была в куда более радушном расположении духа. Причиной тому было присутствие в покоях ее сына. Она заглянула в кровать, тепло улыбнувшись. Королева нарушила устоявшиеся правила, приказав перенести кроватку принца в ее личные покои, все же позволив плеяде нянечек занимать комнаты, смежные с ее собственными. Растерянное лицо леди Говард, главной воспитательницы, позабавило Керолайн настолько, что она не могла сдержаться от смешка, который, впрочем, быстро подавила. Когда ее покои наполнились слугами и парой фрейлин, что в эту неделю должны были сопровождать ее, Артур ещё спал, будто и не замечая оживлённости, охватившей комнату. — Ваше Величество, — двери отворилась без стука, поскольку Екатерина, одна из фрейлин, уведомила королеву о визите леди Анны Фортли, главной дамы. Женщина не без удовольствия отметила, что девушки в столь ранний час уже были рядом с Керолайн Английской. Она почитала дисциплину, пожалуй, больше остальных добродетелей, когда дело казалось службы. Леди Анна не была удивлена, увидев здесь королевскую колыбель, стоящую подле кровати королевы. Обеспокоенная леди Говард пришла к ней вчера утром и, не переставая говорить о протоколе и устоявшихся при дворе правилах, объясняла, почему идея Ее Величества перенести ясли в королевские покои не так хороша, как кажется венценосной матери. Принц должен получать необходимое внимание ежеминутно, но как возможно разместить всех слуг и кормилиц в этих комнатах? Многие английские королевы и подумывать бы не стали о таком. — Проходите, леди Анна, — тихо проговорила она, едва повернув голову в сторону женщины. Однако в следующую секунду Керолайн Английская резко обернулась в сторону кроватки, услышав, что Артур проснулся. Visions of a Great Ruler — Trevor Morris В следующую минуту она уже держала его, обнимая ещё сонного сына. Она не удержалась, поцеловав платиновую макушку. — Ваше Величество, как кстати, что принц проснулся, — начала она увереннее. Подавив улыбку от увиденной сцены, леди Фортли продолжила, — леди Говард настояла прислать кормилиц, они всегда приходят в ясли к этому времени. Керолайн подняла голову, вперив взгляд в главную фрейлину. Она даже не знала о распорядке его дня. Будущее принца Уэльского было предрешено с самого рождения. Традиции требовали для него особого ухода, обучения, воспитания. Посему в его жизни ей отводилось мало места. Времени, которое она хотела бы проводить с ним. Ее самовольный поступок не мог не вызывать вопросов, но кто посмеет перечить ей, королеве? Ей, его матери. Она чувствовала спокойствие, слыша его мерное дыхание, имея возможность быть ему матерью, которая была у неё. Ей пришлось смириться с мыслью, что она не может кормить его сама, поэтому помедлив ещё немного, она позволила Екатерине позвать кормилицу. Ей придётся вернуть его слугам и воспитательнице совсем скоро, но пока она с ним, она счастлива. — Леди Анна, — возвращаясь в кресло напротив зеркала, начала королева, — уведомьте герцога Кларенса по прибытии во дворец, что сегодня я желаю заслушать наших с королём вассалов в зале для аудиенций лично. Пусть подготовит все необходимое. *** Behold the King of England 00:00 — 1:50 — Trevor Morris Король остановился в одном из замков, принадлежащих его военачальнику. Они планировали задержаться здесь не более, чем на день, только лишь для отдыха необходимого солдатам и лошадям. Слова дяди, что было ему несвойственно, долгое время не выходили у него из головы, словно посеяв в нем сомнения. С самого детства он знал: он не простой юноша. Он принц королевской крови, внук величайшего короля, которого видела Европа. Он восхищался своим дедом, Генрихом V, уважал своего дядю, безумного Генриха VI, поддерживал кузена, наследного принца. Все его детство прошло вдали от дома, от миледи-матери, общества которой ему не хватало как никогда. Он знал лишь строгость, дисциплину и учебу во многом сам предпочитая все это уюту дома. Ему было тяжело мириться с тем, что он может уступать братьям, достаточно было и того, что он всего лишь третий сын. Но он всегда был уверен в своей семье, он знал, что сделает для ее блага все, как и они — для него. Он вырос и стал тем, кого стоит уважать, но так и не научился радоваться тем мелочам, что предоставляла спокойная жизнь и положение при дворе. Ему тяжело далось известие о смерти отца и братьев. Слишком тяжело, чтобы в последующем рассуждать здраво. Большего позора, чем стоять перед узурпатором, окружённым многочисленной свитой, съехавшейся со всего Севера, он не испытывал, осознавать, что твоя жизнь зависит от слова предводителя Белой Розы, что разрушила его семью, ему было невыносимо. Он никогда не будет молить о пощаде, даже если отказ признать нового короля будет стоить ему жизни. У него были Ребекка и Коул, который продолжит династию отца. Никлаус дёрнул головой, отгоняя мысли, которые сейчас будто растеряли всякий смысл. Кроме одной: он не был обычным человеком. Судьба вела его к тому, чтобы он стал королем, и он не отдаст свою власть никому. Никчемному претенденту, призраку, дурачащему голову крестьянам. Глубокой ночью он писал письмо ей, своей возлюбленной жене. Увидев ее, падающей с лошади, Никлаус бросился к ней, все же успев. Высокомерная холодная гордячка, племянница мятежников и узурпаторов. Какие только эпитеты он не использовал, убеждая скорее себя, чем кого бы то ни было, что он не может испытывать к ней ничего, кроме презрения. Всего лишь женщина, лицо которой сопровождало его мысли в походе против ее отца и дети. К чувства к ней — злая шутка. К ней. К ней… Когда-то ненависть к ее семье так обуревала его, что он будто и не представлял себя без неё. Она задавала ему цель. Им пришлось поступиться своими убеждениями, превозмочь многолетнюю вражду семей, и теперь они вместе, пусть и на расстоянии. И все же… Был ли он уверен в семье? В ней, когда от ответа зависела жизнь королевства. Ему хотелось верить, но за своё недолгое правление он усвоил: правитель не должен испытывать ни дружбы к поддерживающим в спокойное время, ни жалости.: Ни ослепляющей глаза любви. *** Тяжёлая платина волос была убрана в тугую косу сверху, спрятанную в бриллиантовую сетку. Керолайн Английская пренебрегала вычурностью нарядов, вызывая недоумение не только у своих фрейлин. Будущая королева немалую часть детства проводила при дворе Бургундии, куда прибывала с матушкой как почётная гостью и любимая племянница герцогской четы. Ее бургундский акцент, которому завидовала добрая часть невест королевства, остался, особенно отчетливо проявляясь в пылу ссор или гнева. Корт ее дядюшки считался самым изысканным в Европе, однако ничего из бургундской, сродни французской моде она не привнесла в двор английский. В первую очередь она англичанка, правительница северных земель, и только потом наследница Бургундии. Изумрудный бархат платья и мантия, обитая мехом, были расшиты золотой нитью. Корона, подаренная ей Никлаусом, сочетающая в себе разные драгоценные камни, скромно поблёскивала гранями. Когда паж оповестил о прибытии Королевы, все в зале склонили головы, встречая жену своего монарха. До этого им всегда доводилось видеть Ее Величество с королем, где она почти не высказывала собственного мнения, лишь степенно слушая их. Все решения принимал король, едва ли интересовавшийся мыслями женщины, пусть и жены. Сейчас же в зале повисла тишина. Его Величество уехал, оставив лордом-протектором герцога Кларенса. И он своевременно отвечал на письма лордов и назначал встречи во дворце короля. Для чего она была здесь? Они смотрели на неё с недоумением, не понимая, что им делать. Говорить с ней. Был ли в том толк? Она ведь всего лишь женщина. Керолайн Английская восседала на троне, а позади места, где обычно сидел король, безмолвно, словно он не явился тем, чьё слово будет решающим, стоял Дамон Сальваторе. — Мои лорды, от лица моего мужа, короля, и меня лично приветствую вас в стенах нашей резиденции. Посол Англии в Шотландии и Франции, который я особенно хотела бы видеть, присоединятся к нам на следующей неделе по прибытии. Сегодня будут рассмотрены ваши вопросы. — Церемониальный тон, заданный королевой, заставил мужчин замереть. Губы Сальваторе искривились в подобии усмешки, что следующую секунду сменилась непроницаемым выражением лица. — Ваша Светлость, Ваша Милость, — невпопад поприветствовал их мужчина, обратившись сначала к Кларенсу, отчего поспешно смутился. Брови Керолайн взметнулись вверх, но она промолчала. — Граф Кент. — Я приехал в ожидании уладить этот вопрос, точнее недоразумение, с Его Светлостью, дабы не занимать Вашего времени. — Прямой взгляд светлых глаз остановился на его лице, отчего графу стало не по себе. — Большинство работоспособных мужчин я с честью отдал Его Величеству. Однако налоги в разы больше обычного, больше, чем и в соседних землях. Посему я прошу уменьшить их сумму до размеров прошлого года или отсрочить их уплату, Ваша Милость. И вновь этот прямой взгляд холодных глаз. — Прошлый год Ваши земли были затоплены дождями. — Керолайн замолчала резко, что могло быть воспринято как злость, что была свойственна вспыльчивому королю. Картина прошлогодних дождей, державших отца и его войска в столице, вспыхнула в ее воспоминаниях. Чуть больше года назад… — Я наслышана о жалобах крестьян с ваших земель. Урожай этим летом был столь обильным, что пришлось нанять больше рабочих, которым отчего-то вы не посчитали нужным платить. — Ваша Милость, эти крестьяне работали ненадлежащим образом. — Все те месяцы, пока шёл сбор урожая? Ответом ей послужила тишина и взгляд, метнувшийся в сторону герцога. Когда она заговорила ее голос был твёрд. — Идет война. Налоги должны уплачиваться своевременно и по возможности в полном объёме, сэр Эллиот. У короны нет причин освобождать Вас от уплаты. Что же касается ближних к Вам земель, талья рассчитывается пропорционально доходам с земель вассалов. Герцог Кларенс будто не замечал взгляда графа, направленного на него с вопросом. Его вниманием завладела фигура королевы, искренне удивившая его. *** — Вы можете быть свободны, — голос герцогини был строг как и всегда, но сейчас за этой строгостью скрывались отголоски тревоги и раздражение. Тревога за жизнь ребёнка ее племянника сковала весь двор. Болеть было недопустимо, но лекари разводили руками в попытках вселить в принцессу интерес к происходящему. Теперь же когда это должно было остаться позади, эта девушка находила новые способы вызвать к себе ещё большее презрение. Elena and Damon bed scene — 00:00 1:51 — Michael Suby — общая Блестящие лиловые глаза, безразличный взгляд и отсутсвие аппетита. Она чахла, грозя унести вместе с собой кое-кого намного более ценного. Девушки расступились, открывая взору Маргариты бледное в тон кружевам лицо принцессы. Приоткрыв диковинного цвета глаза, Елена, ничего не сказав, устремила их в строгое лицо герцогини. — Не утруждай себя, — колкость слетела с ее губ быстрее. Даже в таком состоянии Елена Болгарская вызывала в ней лишь раздражение. — Тебе стоит больше пить, — продолжила она взвинчено, что не отразилось на ее голосе. Ей было тяжело смотреть на неё. Безмолвная, несчастная и отчего-то такая спокойная? — Мне известно, что ты отказываешься практически ото всего, что тебе приносят. Тебе нужно хорошо питаться. Глаза девушки сомкнулись, выдавая усталость. — Вам нет нужды делать вид, что Вас что-то беспокоит, Ваша Светлость, я не нуждаюсь в Вашей заботе. — Тяжёлый выдох. A King’s Service — Anne Dudley/G Gives Up Baby — Rachel Portman Маргарита подалась вперёд, схватив девушку за руку. — Посмотри на меня, Елена, смотри внимательно и слушай. Я знаю, что гложет тебя, — взгляд принцессы не был наполнен удивлением. Они обе понимали друг друга, более не тая неприязни. — Надеешься найти в этом выход, — обведя глазами стены комнат, которых лишь недавно вновь коснулся солнечный свет, Маргарита замолчала на недолгое мгновение. Елена Болгарская дёрнула руку на себя, пытаясь высвободить запястье. Но застыла, вздрогнув от слов герцогини. — Но ты не найдёшь того, что ищешь; вам не быть вместе. Перед ликом Господа вы не принадлежите друг другу. Твоя судьба связана с Эдуардом. Ты обязана покориться. Такова Воля божья. Он спас тебя, и Его Воля в том, чтобы на свет появился этот ребёнок. Ты не должна препятствовать этому. — Глаза наполнившиеся слезами смотрели на герцогиню, не находя в них сочувствия, но и не видя неприязни? Она не хотела, не хотела этого ребёнка. Елена не могла произнести и слова, мотая головой, словно сломанная кукла. Мокрые от слезы веки подрагивали. «Нет, нет, нет». Лицо принцессы исказила такая боль. Маргарита смотрела на неё, пожалуй, впервые со столь искренними эмоциями, отражавшимися на ее сухом лице. Недоумение и раздражение, сместившееся презрением. От осознания того, что она, воспитанная в христианских традициях принцесса, позабыла о долге, отдавшись греховным чувствам. Брак есть таинство Божие. Сама мысль о другом мужчине… Мысли, что отводят от Бога, греховны. Герцогиня резко отпустила ее, отпрянув и встав из кровати. Происходящее противоречило всем ее принципам и устоям, но состояние этой девчонки значило так много. — Живи хотя бы ради встречи с ним, — искривив губы на этих словах, переступив через себя, продолжила Маргарита, — ради дня, когда сможешь увидеть его никчёмное лицо не только в своих молитвах.