Восемь лет назад
Быстро приблизившийся топот ног, сильный толчок в спину, и я полетела на землю прямо с остова старой инсталляции, в котором пряталась, ушибив себе коленку и разодрав в кровь локоть. Чёрт, а так надеялась, что они меня не заметили и пройдут мимо. — Аха-ха, я же говорил, что это изгой прячется! — Что здесь забыло отребье? — Держи её, окружай, чтобы не сбежала! Подняться я не успела, потому что кто-то подло пнул меня ногой в бедро, а следом раздался гадкий издевательский смех обидчиков, радующихся тому, что сделали мне больно. Обычное дело, ничего удивительного. Граждане не любят изгоев. Наши бы тоже, обнаружив на своей территории чужака, отлупили бы его как следует и обобрали до нитки. Вот только брать у меня нечего, а стать козлом отпущения совсем не хочется. Новый пинок, довольно болючий — и я зашипела сквозь зубы, вновь негодуя про себя, что пялясь на фонтан, так бездарно прозевала угрозу! — Миллениум парк только для граждан города! — Сейчас ты поплатишься, крыса, что посмела вылезти из Вудлона, — гогоча, возвестили меня, потянув за шкирку, но так и не давая возможности встать на ноги. Зато я разглядела, что их было четверо, одетых в чёрно-белые одежды Искренности. Очень уж паршиво оказаться окруженной парнями, один из который тряс меня, точно липку, явно решив проучить за нахождение в общественном парке города. И обидно, я же им ничего не сделала! — А ну отвалите, придурки! — закричала я, выворачиваясь. Впрочем, попытка оказалась безуспешной, потому как держали меня крепко. И пусть, лягаться мне это совершенно не помешало. Не знаю, куда уж я от всей души попала, только один из Искренних вскрикнул от боли и отступил назад, а потом меня просто отшвырнули в сторону. Грохнувшись на землю и попутно отхватив ещё один пинок для скорости, я откатилась к обрушенной части инсталляции и успела под ней пролезть. Не большая, конечно, но хоть какая-то преграда от нападавших, чтобы перевести дыхание. — Вот сучка драная, — разозлился один из парней, отряхивая со своего белого пиджака след от моего кроссовка. Пнула я его удачно, прямо в живот! Хоть душу погрела. — Сами вы козлы! Чего пристали? — сдув прилипшие ко лбу волосы, пошарила я взглядом по сторонам в поисках чего-нибудь тяжёлого. Они ведь так просто наверняка не отстанут! И не боятся ведь, что я в отместку могу подговорить старших ребят, чтобы они их тут как-нибудь подкараулили. — Нет, вы слышали? — обратившись к остальным, притворно удивился темноволосый парень, что таскал меня за шкирку. — Эта крыса ещё и огрызается на нас. — Давай её патрулю сдадим и скажем, что она на нас напала? Или, что обворовать пыталась, а мы её поймали, — предложил ему второй, и ехидно добавил уже для меня: — Знаешь, что они с тобой сделают, рыжая? — Это вы на меня напали, я вас не трогала! — раздражённо убрав с лица волосы, возмутилась я, а у самой сердце в желудок осело. Ведь если они именно так и сделают, то мне конец. — А кто станет слушать отребье? — резонно возразил темноволосый и мерзко ухмыльнулся. — Искренние никогда не врут, так что нам поверят. А тебя заберут в распределитель и отправят драить сортиры, или продадут в шлюхи. А, слышала? Будешь мужикам задницу свою подставлять! — Не заберут, я малолетка. А вот вам достанется, если не свалите отсюда! — стараясь позорно не трястись, произнесла я как можно увереннее. — Да неужели? Это от тебя, что ли? Дрю, обходи, — кивнул он другому Искреннему, и они начали красться ко мне с двух сторон инсталляции, заставив попятиться назад и отчаянно оглядываться, ища спасительный выход. От обиды свело скулы и дышать стало трудно. Вот чего прилипли ко мне, я их и пальцем не тронула! — Смотри-ка, она сейчас разноется! — засмеялся Искренний, заметив блеснувшие в моих глазах слёзы. Я закусила губу посильнее, не давая им пролиться, чтобы не порадовать своих мучителей. — Давай, поплачь, крыса помойная, — подхватил темноволосый. Видимо, он у них являлся предводителем, оттого и командовал. — Попроси нас на коленях и, может быть, мы тебя отпустим и не станем трогать. А может быть и нет! Отступив от парней к кустам, отгораживающим моё укрытие от давно неработающего фонтана, я метнулась сквозь них к покосившейся скамейке и подняла с земли увесистую деревяшку. Вот теперь посмотрим, кто из нас будет плакать! — Ну, давай, подходи, — как следует размахнувшись, что подростки озадаченно переглянулись, крикнула я, стараясь выглядеть достаточно грозно. — Хоть одному да проломлю башку! — Ты что, дура? Мы же тебе потом эту доску в задницу засунем, — решил меня запугать предводитель этих остолопов. — Зато тот, кто подойдёт первым, останется без мозгов! — злобно пообещала я, и не думая уже отступать назад. — Ну, кто рискнет? — Да ну её нафиг, Питер, — обратившись к темноволосому, пошёл на попятную тот, которого он назвал Дрю. А за ним и остальные махнули на меня рукой. — Долбанутая она какая-то, ведь и правда треснет, пошли отсюда. — Нашли кого пугаться, обычное отребье, — с презрением сплюнул парень, однако и сам не спешил подходить ко мне ближе. Только ткнул в меня пальцем и злорадно сообщил: — Когда я перейду в Бесстрашие и стану кетчером, то обязательно поймаю тебя и собственноручно отправлю в такое место, где тебя будут пользовать все кому не лень! — Таким уродам как ты, у нас не место, — раздался из-за его спины знакомый мне голос, позволяя расслабиться и опустить деревяшку, а вот подростки немного стушевались, обнаружив рядом с собой Джастиса. Он хоть и был примерно их ровесником, но выше всех почти на голову и облачённый в чёрную одежду своей фракции, выглядел куда более внушительнее кучки обозлённых Искренних. — Настоящие Бесстрашные не станут запугивать беззащитную малявку, — наступая на подростков, нахмурился он, всем своим видом не обещая им ничего хорошего. — И уж тем более нападать на неё толпой и глумиться. Так поступают только конченные ублюдки и трусы! — Она грязное отребье, — с сомнением высказался темноволосый Искренний, — и воровка. А ты за неё заступаешься! — Она у тебя что-то украла? — Нет, но у других… — Нет? — угрожающе нависнув над ним, перебил Джастис. — Так какого хрена ты возомнил, что имеешь право устраивать расправу? А? Может, тогда и мне устроить? — вкрадчиво поинтересовался он и пихнул парня в грудь, что тот отлетел на пару шагов назад и грохнулся на задницу. — Над тобой? Что, ты уже не такой храбрый, когда имеешь дело с более равным противником, а не с девчонкой? — Да мы просто хотели её прогнать отсюда, — оправдываясь, поднялся с земли Искренний. — Может, она тут высматривала кого ограбить? — А я слышал совсем другое. Давай, вали на хрен, урод, пока я тебе сам эту деревяшку не засунул по самые гланды! Или мне тебе врезать, чтобы стало понятнее? Угроза возымела действие, и Искренние поспешно ретировались, приглушенно бурча себе под носы, что так этого не оставят. Но Джастиса, кажется, это нисколько не взволновало. Как по мне, так его мало что могло напугать, и уж тем более не кучка зарвавшихся подростков. Он проводил тяжёлым взглядом удирающих Искренних и повернулся ко мне. — Да брось ты уже эту доску-то. Надувшись как сыч, я последовала его совету и отряхнула руки, старательно делая вид, что ничего такого вовсе не произошло и мне ни чуточку не обидно. — Чего им надо было? — Ничего, как и всем — поиздеваться, — хрипло буркнула я и дёрнула плечом, изображая невозмутимость. — А попалась как? — подходя ближе, поинтересовался Джастис. Конечно, это не настоящее имя, но я так и зову его, потому как «Джастис» прижилось и очень уж ему подходило. — Я думал, что ты хорошо умеешь прятаться, но как оказалось, только от меня. — Я насупилась ещё больше, что его как всегда позабавило и он усмехнулся. — Не дуйся, Рокси. Просто, когда мы в первый раз тут встречались, ты продержала меня целый час на солнцепёке прежде, чем рискнула ко мне выйти. — Откуда мне тогда было знать, что ты не задумал ничего плохого? Так что хватит постоянно это вспоминать, — проворчала я и шмыгнула носом, украдкой потирая ободранный локоть. — И пойдем уже отсюда, чтобы не светиться. Зачем тебе лишние проблемы? А вдруг они вернутся? — Вернутся — по шеям получат, — беззаботно пожал Джастис плечами. — Пошли к летнему театру, посидим на веранде. Они тебе ничего не сделали? — Нет, конечно. А что, в кетчеры как раз и берут таких злобных придурков, как тот Искренний? — Если он и перейдет в Бесстрашие, то для того, чтобы стать кетчером, ему сперва придется пройти нашу инициацию. А это совсем не так просто и не факт, что он сам не вылетит к изгоям! Вот таким уродам там как раз и самое место, — глухо и с нажимом проговорил он, и замолчал, пристально на меня посмотрев. — Ты чего такая грустная, всё-таки испугалась этих придурков? — Да ну, вот ещё, бояться их, — беспечно махнула я рукой. — И без них проблем хватает. У нас опять облава была, и почти всех старших забрали. Теперь самим приходится добывать еду для остальных, иначе достанется от праймов… — А вот это что-то новенькое, — хохотнул Джастис, и прищурился: — Кто это — праймы? — Это наши главари, ну те, которые типа ваших лидеров. Или ты думал мы все поодиночке живем? Так не выживешь же! Они нас организуют, а мы за это отдаем им часть того, что добываем… — То есть, у вас тоже есть иерархия? — Что? — Ваши лидеры, то есть праймы, живут лучше остальных? — Да, но они и больше рискуют, потому что говорят нам, где прятаться, знают, когда придет патруль, помогают избежать переписи… Ой, мне нельзя тебе всего этого рассказывать… — спохватилась я, нервно передёрнув плечами и костеря себя за длинный язык. — Да не бойся, я не выдам, ты же знаешь! — сложно сказать, чего больше было в этих словах: источаемого спокойствия, уверенности или поддержки, но я запрокинула голову, чтобы лучше видеть его лицо, судорожно сглотнула и кивнула. Мы знакомы с ним уже год, и несмотря на разный статус, Джастис ни разу не позволил усомниться в своих дружеских намерениях, ничего плохого не делал, что для меня было немало. Он и правда хороший парень, с обостренным чувством справедливости и со своим взглядом на царящую в Чикаго систему невольного труда для изгоев, оттого и совсем не гнушается со мной общаться. Правда, я не сразу стала относиться к нему без настороженности, но он никогда не пытался мне навредить, и вскоре я сама потянулась к нему, впервые в жизни почувствовав чужую заботу и поддержку. От него я многое узнала о фракциях, открывая для себя мир вне трущоб и каждую встречу задавая кучу вопросов, и никогда не видела от Джастиса какого-либо пренебрежения или агрессии. Только безобидное подтрунивание. Жаль, видеться нам чаще одного раза в месяц было не безопасно: общество не оценит и не примет нашей дружбы. Конечно, он мне нравился, и ещё как! Я не сразу сообразила, что за чувства к нему стала испытывать, возможно это просто была вызванная его заботой привязанность, но для Джастиса я являлась не больше чем объектом выражения его благородства и помощи. И сколько не криви душой, украдкой мечтая о чём-то невозможном, большем чем просто дружба, никуда не деться от одного очень важного факта: он гражданин, а я изгой, потенциальный тралл. И каждый мой новый день — это хождение по краю обрыва, ведь неуловимых изгоев не бывает. — Так что же ваши праймы не сообщили вам об облаве? — устроившись на полу частично разрушенной старой веранды, скрытой от лишних глаз растительностью, спросил ничего не подозревающий о моих мыслях Джасти. — Скорее всего, это из-за нас была облава, — тяжело вздохнув, нехотя созналась я, разглядывая мыски своих разбитых кроссовок. — В общем, мы с ребятами попались на одном деле… — Рокси, ты что, куда-то вляпалась? — темные брови сошлись на переносице, лицо Джастиса исказилось озабоченным выражением, а голубые глаза тревожно уставились на мою поспешно опущенную макушку. — Что произошло? — Да никуда я не вляпалась, — от досады хотелось провалиться сквозь землю, — просто не повезло. Мы кабель скрутили, чтобы потом сдать. Там один мужик обещал по-тихому принять и хорошо заплатить, но мы не вовремя на патруль нарвались. Сбежать — сбежали, но они за нами кетчеров отправили. А те облаву посреди ночи устроили из-за этих проводов… И подставились, и не заработали ничего, — неловко пряча глаза, пробормотала я удручённо, умолчав, что не просто не заработали, а за неудачный воровской демарш придётся теперь ещё и отрабатывать. Но этого Джастису знать не обязательно, тем более, ребята обещали взять меня с собой сливать топливо с тачек, а если не хватит на то, чтобы расплатиться, можно и резину попробовать снять. — Тебе нужна моя помощь? Рокс? Говори как есть, — видя моё колебание, поторопил Джастис. — На что вам понадобились вырученные за кабель деньги? Только честно! — На лекарства. — Почему ты просто не попросила их у меня? — разведя руками, негодуя и с некой досадой воскликнул он. — Ты ведь знаешь, что если это в моих силах, то я всегда тебе помогу! — Знаю, но к тебе я могу обратиться только в крайнем случае, иначе это вызовет подозрения и у твоих, и у моих. И это не просто лекарство, а специальная заживляющая сыворотка, что делают Эрудиты. — У вас кто-то серьёзно ранен? — догадался Джастис и посмотрел на меня пристально. — Я ведь прав? — Бреди, он из старших. Его несколько месяцев назад поймали и увезли, а он сбежал и пытался свести метку тралла, чтобы камеры не фиксировали его как беглого. Иначе он даже выйти за территорию Вудлона не сможет, сразу попадётся. А если он не может участвовать в промыслах, то задарма его кормить никто будет. — Но эту метку нельзя свести, — со всей уверенностью покачал головой Джастис. — Оказывается возможно, только если выжечь чем-нибудь. Ну, — пояснила я на его скептический взгляд, — я сама не очень-то поняла, но наши говорят, что клеймо это, что ставят на щёку, как бы электронное, и при высокой температуре его настройки выходят из строя. Ходят слухи, что некоторые раньше пытались себе калённой железкой прижечь щёку, но ничего из этого не получалось, поэтому Бреди выжег клеймо кислотой из машинного аккумулятора. — И что, хочешь сказать, получилось? — прищурившись, поинтересовался Джастис, кажется, ни на секунду мне не поверив. Оно и понятно, только псих может решиться на такое! — Получилось, датчик больше не работает. Но сам Бреди теперь умирает. У него ожог страшный, всё воспалилось и не заживает, простая мазь не помогает, а заживляющую сыворотку достать сложно. — Та-а-ак, ясно, — прицокнув языком, кивнул он и задумался. — Хм, а Эрудиты считают свои разработки надёжными, а тут вон как… Подожди, а он что же, всю щёку себе кислотой залил? — Почти всю, — сообщила я и, на миг представив себе подобные мучения, внутренне содрогнулась. Ничего удивительного нет в том, что становиться траллом никому не хочется, но взрослого парня разве что побить могут и отправить на тяжёлую физическую работу, он же не девчонка, чтобы его использовать для всяких утех. Впрочем, многие девки и сами охотно приторговывают на улице своим телом, лишь бы с голодухи не загнуться. А то и добровольно идут в распределитель, мотивируя это тем, что лучше в тепле и сытыми, чем на помойке и с кем попало. Глядишь, мол, если повезет, то заберёт кто-нибудь домой прислугой. А по совместительству и шлюхой. Вот ведь странные люди. В принципе, на улице к проституции относятся всего лишь как к неплохому заработку. Главное иметь смазливую рожу и пользоваться спросом. Просто человек может привыкнуть ко всему, даже к плохому, а изгои так вообще с рождения судьбой не балованные и привыкшие к разным условиям выживания. Только мне очень не хочется постигнуть такую учесть с весьма сомнительными благами, и чем старше я становлюсь, тем больше приходится осторожничать, чтобы не угодить в лапы тому, кто сочтет меня достаточно лакомым кусочком. — Никто ведь не знал, где именно надо прижигать, метка-то невидимая. А сбежать удаётся единицам, и то их всегда снова ловят по этим датчикам и отправляют на работы в шахту. Там самая тяжёлая работа, строгий режим и скудный паёк. Для беглого тралла, шахты — билет в один конец, все говорят, что от туда никто уже не возвращается. — Наше правительство считает, что если тралл неоднократно отлынивает от работы, то таким образом он подрывает благополучие всего города, посему и наказание за это ввели суровое. Но насколько я знаю, первый побег карается телесным наказанием и урезанием пайка. Это, конечно, тоже паршиво, но в шахты отправляют только преступников и злостных нарушителей. Таких, которые уже сбегали. Ему бы всыпали как следует и отправили обратно, а не туда… — На нём и так живого места нет! — возражаю я, кусая губы. — Я даже не знаю, чем таким можно было бить, что он весь-весь синий, даже ноги… Не всем же везёт попасть на работы в то же Дружелюбие, где не избивают и есть хоть какие-то нормальные условия. Изгоям выбирать не дают, как повезёт. А может, Бреди просто испугался, что за побег его отправят именно в шахты, поэтому и пошёл на кардинальные меры, желая избавиться от метки тралла. Но он не знал: всю поверхность нужно было выжигать или какую-то часть? — Метка не на поверхности, Рокси, а вживленная под кожу. Если этот метод и правда действует, то выжигать нужно было прямо под скулой. И то, это не выход. Любой патрульный поймёт, что перед ним беглый тралл, заметив оставшийся на щеке шрам. — Если изгою больше шестнадцати, то любой патрульный всё равно попытается забрать его в распределитель, будь он со шрамом или без. А ты откуда знаешь про то, куда ставят метку? — Оттуда. Видел пару раз, и сам датчик размером меньше монетки. Но даже такой участок на лице выжигать кислотой крайне опасно, а он себе всё щёку залил и получил обширный ожог… — Он совсем плох. Все говорят, что у него нет шансов выжить, — помолчав, поделилась я с ним своей печалью. — Ты тоже так думаешь? — Я не знаю. Если бы у него была возможность получить квалифицированную помощь медиков, а так… Ладно, я всё равно постараюсь достать сыворотку, — просто сказал Джастис, и в этом высказывании не звучало даже доли снисходительной интонации. И я безгранично признательна была ему за то, что он не стал сомневаться в том, что помощь может быть абсолютно бесполезной. — Только не знаю когда именно… мне понадобится пару дней. А этот Бреди тебе друг, что ли? Ты ведь за него переживаешь? — Нет, мы не дружим, он старше на пять лет да и тот ещё придурок… Просто, когда я была малявкой, он и несколько старших ребят подкармливали нас, потому что сами же мы не могли ничего ещё добывать, а теперь он не может… — Вроде как отдаёте дань, — понимающе произнес Джастис. — Да, это благодарность за то, что в своё время он не позволил нам передохнуть с голоду. Почти вся мелочь участвует в переписи изгоев за паёк, но этого никогда не хватает, и больше половины не выживают. — Всегда удивлялся, как люди в таких плохих условиях умудряются беременеть и рожать детей? — Ха, тебе что, рассказать? — насмешливо приподняв бровь, поинтересовалась я, стараясь так откровенно не хихикать. Ему же почти шестнадцать, вроде уже взрослый парень, а спрашивает глупости. — Так-так-так, интересненько, а тебе откуда это известно? Ты же ещё совсем малявка, — стараясь не ухмыляться и сдвинув брови, стал допытываться он с напускной строгостью. — Пфф, тоже мне большой секрет, — сморщив нос, ехидно пофыркала я. — И ничего я не малявка, мне уже тринадцать! — О-о, да! Тринадцать — уже действительно большая! И даже целоваться умеешь? — подначил парень, а я, густо покраснев до самых ушей и задавив в душе желание огрызнуться, пихнула его в плечо. — Всё, всё, — шутливо прикрылся он от меня руками, изо всех сил стараясь не хохотать, — больше не буду, а то и мне может достаться доской по голове. А? — Будешь издеваться, точно достанется! И вообще, возраст тут при чём? Просто на улице можно не только получить ответ на любой свой вопрос, но даже и увидеть всё собственными глазами. — Прям как во фракции, — запрокинув голову, весело рассмеялся Джастис. — Только я имел в виду совсем другое. Ведь граждане рожают новых граждан, а изгои — изгоев, и таких детей на самом деле на улице много, но всем на это плевать и возможности вступить в какую-то фракцию им не дают. Я уж не говорю о том, что это попросту жутко несправедливо, потому что дети ни в чём не виноваты, но ведь и правительство тем самым только ещё больше плодит афракционеров. — Не мы придумали такие законы, — я привычно передёрнула плечами, желая скинуть с себя грустные мысли. — Если бы нас брали во фракции, то ловить и отправлять в траллы было бы некого, а лишаться рабов граждане не хотят. Ничего тут не поделаешь, просто кому-то повезло, а кому-то нет. К тому же, изгои рожают в основном только за тем, чтобы получить дополнительный гуманитарный паёк за зарегистрированного на переписи младенца, а потом их на первой же помойке выбрасывают. — Внимательно разглядывая подгнившие доски веранды, я постаралась говорить невозмутимо, но голос прозвучал непривычно слабо. Зная мою обычную для изгоя, горькую историю рождения, Джастис покачал головой, положив свою ладонь мне на плечо, и взгляд его стал печальным. — Прости, не хотел тебя расстраивать, — с откровенным сожалением произнёс он. — Но я знаю как поднять тебе настроение! Рокси, — подхватив свой рюкзак, парень стал воодушевлённо в нём копаться, а затем торжественно выудил оттуда бумажный пакет, — я тебе кое-что принёс. — Мм, выпечка, — жадненько принюхалась я к божественному аромату, немедленно вытащив из пакета булку и откусив от неё большой кусок. — Вкуснятина, а сам чего, не будешь? — покосившись на наблюдавшего за мной с улыбкой парня, удивилась я, сунув ему под нос угощение. — Лопай, — усмехнулся Джастис, — я во фракции поем. — Нет уж, так не пойдёт, — возмущённо сопя, я почти силком всучила ему булку. — До фракции своей тебе ещё топать и топать, а что такое бурчащий желудок, я знаю как никто лучше. Кстати, какую отговорку придумал на своё исчезновение? — Мне не требуются отговорки, я же не маленький, — совсем по мальчишески сважничал он с набитым ртом. — Самое главное, чтобы не пропускать тренировки и учёбу, а в своё свободное время я делаю что хочу. — Что ты там делаешь, на своей учёбе? А-а, ну да, — протянула я, — химия там, бомбочки… Когда ты меня научишь их делать? — Думаешь, это так легко? — Я сообразительная, вообще-то, — разобиделась я на самодовольно ухмыляющегося парня. — И у меня точно получится! — Вот как? Ну-ка, сообразительная, скажи-ка мне для начала, что это за слово? — Крепкий палец уперся в надпись на бумажном пакете, и я с досадой поняла, что мне конкретно утёрли нос. Не нужно было ему признаваться, что читать я не умею. Теперь так и будет подкалывать. — Давай-давай, не отлынивай. Ну! — Э-э-эм, а-а-а… — смотря с недоумением на неизвестные мне буковки, беспомощно похлопала я глазами, даже прекратив жевать. — Так нечестно, я так сразу не могу… Хлеб, булка? — Нет, Рокс, нечего гадать, попробуй прочесть. Ты что, совсем никакие буквы не знаешь? — недоверчиво глядя, как я отрицательно мотаю головой, он озадаченно почесал свою коротко стриженную макушку. — Зачем мне это, я же не собираюсь ни в какие эти… ваши институты поступать! Меня в Эрудицию возьмут только если на опыты, — сделав большие глаза, пытаюсь я ловко отвертеться. — А что, по-твоему читать должны уметь только Эрудиты и граждане? — не сдался Джастис, и снова его палец требовательно ткнул в надпись. — Конечно! — неразборчиво проворчав, старалась я смотреть куда угодно, только не на него и этот пакет. — Зачем это отребью? Нас всё равно учить никто не будет. — Ты не отребье, ты человек! — укорил он меня. И когда он так говорит, мне остается лишь виновато шмыгать носом. — И умение читать тебе очень даже пригодиться! — Это в чём же? Думаешь, если меня поймают, то не сдадут из-за этого в распределитель и не продадут? Или раз я научусь читать, то они мне документы сделают и поселят жить в какой-нибудь фракции как гражданина, а не тралла? Или я смогу за чтение получить еду? А вот и нет, Джастис! Фигу, — уверенно заявила я, сунув ему под нос сложенную дулю. — Им плевать на это, для всех граждан я — обычный товар. И если меня поймают, то сам знаешь, куда отправят! И хорошо, если просто пахать за еду, а не какому-нибудь козлу… — Не говори так, ты для меня не товар, а друг, — осадил он меня со всей серьёзностью. — А уметь читать нужно в первую очередь тебе самой! Вот полезешь опять за консервами, и как ты поймешь, что именно нужно брать? — Да какая разница, что будет в банках, главное — чтобы еда. Я и бобы, и мясо съем с одинаковым удовольствием! — А кто любит консервированные персики? — легонько боднув меня своим плечом, чтобы не супилась, с непередаваемой хитростью поинтересовался Джастис. — А то ты не знаешь? — помимо воли улыбнулась я при одном упоминании обожаемого лакомства. Джастис как-то угощал меня такими персиками, и они показались мне самыми вкусными на всём свете. — И как ты узнаешь, что в банке они, а не фасоль, если не сможешь прочитать? — Очень просто! Персики на этикетке нарисованы, а уж их я ни с чем другим никогда не перепутаю, — чрезвычайно довольная собой объявила я, но Джастис не разделил моей деловитости. — Нечего лениться, потом спасибо мне скажешь! — Читать, это скучно, — прищурившись, скривилась я в ответ, — лучше бы ты научил меня драться, как Бесстрашные! — Вот с драками, по-моему, у тебя нет проблем, — подмигнув, уже не сдержал смеха парень. — Ударить кого-нибудь палкой или зарядить по колену я могу, а вот все эти приёмчики… Праймы, те, которые из ваших, — пришлось мне пояснить, — говорят, что этому учиться надо. И даже показывали кое-что, но они как уронят — больно потом долго. А я знаю, ты не сделаешь мне больно… Не сделаешь ведь? — усомнилась я, потупив взор. — Нет, конечно. Давай так: сначала научишься читать, потом покажу тебе приёмы? — Читать ску-у-учно! — снова покривлялась я, хотя упрямилась больше по привычке, потому что совершенно не понимала полезности этого умения. Но ведь если бы это не было нужно, то он, наверное, и не предлагал? — А вот и нет! — состроив самое честное выражение лица, что я сразу заподозрила неладное, горячо возразил Джастис. — Ты просто вредничаешь, чтобы тебя поуговаривали, — раскрыв мой хитрый план, фыркнул он, и добавил: — Я тебе комиксы принесу, знаешь, какие интересные! — А что такое комиксы? — Увидишь!Рокси (II)
16 августа 2017 г. в 17:09