***
Громкий, можно сказать оглушительный стук прерывает интереснейшую лекцию о свойствах магической росянки и её применении в Практической магии. Дети возмущённо ворчат, пока их учитель хмурит брови. Совершенно точно опять что-то стряслось. Иначе его урок бы не решились прервать. Неужели лешаки и водяные опять дерутся за сторожку Древнира? Вроде же только разобрались, буквально месяц назад… — Войдите, — вроде бы спокойно говорит Леопольд. Однако каждый, кто хоть немного знает Гроттера, смело может сказать, что сейчас он обеспокоен и насторожен. От мощного пинка дверь в класс едва не слетает с петель. Циклопы никогда не утруждали себя аккуратным отношением к вещам. Ученики тут же начинают возбуждённо галдеть, позабыв о собственном недовольстве. А вот Гроттер хмурится ещё сильнее. Послали циклопа? Точно что-то случилось. — Пельменник? — Леопольд облокачивается о стол, складывая руки замком на груди — верный признак волнения. Его ещё Софья, будучи студенткой, приметила. Циклоп лениво осматривает галдящую толпу, глубокомысленно ковыряясь древком секиры в ухе. И лишь спустя пару долгих секунд соизволяет сообщить о причине своего визита. — Вас, это, Ягге в магпункт зовёт. Сердце как-то нехорошо ёкает. Что уж говорит о вопящей интуиции. Точно что-то случилось. И, кажется, с Таней. Иначе Ягге не сорвала бы Гроттера посреди урока. — Класс свободен. Тему изучите самостоятельно. Фирменный щелчок пальцами, и на доске появляются строчки с домашним заданием. А Гроттер уже спешит к лестнице, к магпункту. Ягун — первый, кого видит Леопольд, добравшись до обители старой целительницы. И его расквашенный бордовый нос стал ещё больше походить на картошку. Завидев отца своей лучшей, закадычной подруги, мальчик вдруг начинает виновато рыскать взглядом и ёрзать на месте, отчаянно пытаясь прикинуться предметом декора. Подозрительно как-то… Ягге нашлась за ширмой. Попыхивая трубкой с ядрёной смесью табака и каких-то трав, старушка споро накладывает гипс с костеростками на руку непривычно молчаливой Тани. Леопольд чувствует, как кровь отливает от его лица. Гипс, ссадины на лице, дочь упорно отводит взгляд, глотая молчаливые слёзы… — Что произошло? Ягге нехорошо щурит глаза, оглядываясь на Леопольда. Похоже, что старой ведьме не терпится намылить шею Гроттеру. Вопрос: за что? — Явился-таки, нерадивый отец, — ворчит Ягге, выпуская дым изо рта. Дым тут же принимает форму каких-то диковинных зверей, охотящихся друг за другом до полного рассеивания. А целительница сильно не в духе. Таня, не сдержавшись, громко всхлипывает, шмыгая носом. Леопольд лишь к дочери бросается. Он знает все виды её рыданий — пришлось выучить. Чувствует их родственной ментальной связью её эмоции. Сейчас дочь сдерживает слёзы стыда. В этом Гроттер уверен. Уж больно красноречивы чувства, поджатые губы, отведённый прочь взгляд… — Ягге, что случилось? — вновь повторяет Леопольд. А сам осторожно гладит дочь по волосам. Таня, тут же хлюпнув носом, закусывает губу. Ягге тяжело вздыхает, кутаясь в цветастую шаль. Волнуется ведь не меньше: и пальцы на трубке сильно сжаты, и глаза излишне влажны, и у Ягуна, хитро и смущённо выглядывающего из-за ширмы, слишком красно левое ухо. Сама недоследила за озорниками. — Ягун и Танька у кого-то из старшекурсников пылесос увели, — глухо-глухо говорит руководительница магпункта. И мужчина чувствует, как вмиг холодеют его руки. — Танька как-то ухитрилась пылесос в воздух поднять, и они с Ягуном хорошо покатались. До ближайшего рва и заклинания Поклёпа. Ему пару ласковых я уже сказала… Ягге ещё что-то говорит, ругается. Но Леопольд лишь наблюдает за дочерью. Глупая девочка. Влезла куда не надо, переоценив свои возможности и силы. И почему её отцу кажется, будто это не последняя такая ситуация? А может в будущем всё будет даже ещё хуже… Уж если подобное имеет тенденцию происходить, когда Тане всего четыре, что будет, скажем, в четырнадцать лет? Воистину, крепиться надо. Ягге, махнув рукой, уходит за ширму — разбираться с учеником, пришедшим с неплохим ожогом от желчи гидры. Любопытного Ягунчика его добрая бабуся забрала с собой: мудрая руководительница магпункта далеко не дура, понимает, что отцу и дочери нужно поговорить. Леопольд внимательно смотрит на девочку. Малышка стоически сдерживает слёзы то ли из природного упрямства, то ли боясь не быть прощённой, то опасаясь показаться слабой, а может из-за какой-нибудь другой жутко «серьёзной» причины. Такая маленькая и глупенькая… А что было бы, если бы она в той канаве насмерть расшиблась? Что Леопольд делал бы без неё, своей девочки? Как жил, осознавая, что не уберёг самое дорогое, что осталось у него — свою дочь? Гроттер только и может прижать Таню к себе, крепко-крепко обнимая. И Татьяна, упорно шмыгавшая носом, вдруг заливается громким-громким плачем. Прямо как в детском лопухоидном стишке. — Не делай так больше, — тихо просит Леопольд, укачивая на руках дочку. Страшно представить, что было бы, если с его Танечкой случилось что-то куда более страшное, нежели просто сломанная рука. — Прости, — с надрывом и слезами просит маленькая глупенькая дочка, цепляясь здоровой рукой за отцовскую шею. — Прости, пожалуйста! — Конечно, я тебя прощаю, — а руки у Гроттера чуть подрагивают. Слава Древниру, что ничего страшного с дочерью не произошло. — Только в следующий раз слушайся… Определённо, девчонки сотканы из противоречий. Софья такой была. Такая же и Таня, их любимая дочь. Вроде бы и покладистая, послушная, но на деле та ещё озорница. И, кажется, это её озорство прибавит Леопольду много седых волос. Одно хорошо — после этого происшествия разговоров о самостоятельных полётах не прозвучит ещё год точно. Однако, с другой стороны, никто не мешает Леопольду иногда катать дочь на старинном инструменте. В конце концов, чтобы потом летать не боялась.О непослушании
28 мая 2017 г. в 15:26
Ещё с самого зелёного юношества Леопольд Гроттер задаётся вопросом: из чего же сделаны девчонки? Не в физическом плане, конечно, — тут стандартные кровь, плоть, вены, органы, ничего не обычного — в духовном, что ли. Взять хотя бы в пример Софью. Не женщина, а сплошные несовместимые ингредиенты! Вот как в её глазах могли сочетаться вечный хитрый прищур и доброта взгляда? Как она при её поразительной (да чего уж скромничать, просто феноменальной) неуклюжести могла быть одной из лучших драконболисток своего времени? Почему остро-колючие слова, срывавшиеся с ехидного языка, могли лечить и без того израненные души?
Став отцом слишком озорной четырёхлетней дочери, ЛеГро таки нашёл ответ на свой животрепещущий вопрос. Всё особи женского пола сотканы из сплошных противоречий. Абсолютно все. Даже гордая Медузия.
Нет, конечно, Таня — ребёнок не капризный. Да и не особо привередливый: до сих пор предпочитает спать в своём любимом футляре из-под контрабаса. И это несмотря на все заверения её отца, что кровать удобнее. Впрочем, не Леопольду дочь судить — сам до пяти лет отказывался расставаться с тем же футляром. Да и вообще Таня покладистая девочка: ест, что выдаёт скатерть-самобранка, особых претензий не высказывает, предпочитая новомодным игрушкам пробеги с Ягуном по Тибидохсу. Но при всей своей спокойности (относительной, на самом деле) и тихости Татьяна упряма, как тысячу ослов. Впрочем, как все Гроттеры. Если уж дочке что-то в голову взбредёт, хоть кол на голове теши — не отступится от своего.
— Па-а-ап, — тихо и чётко говорит Таня. И Леопольд замирает над очередной непроверенной контрольной. Этот тон ничего хорошего сулить просто не может. — А когда ты меня начнёшь учить летать?
Гроттер с трудом давит тяжёлых вздох. Они с дочкой на эту тему уже говорили. Раза три. За этот месяц. Если не больше. Конечно, до полномасштабных истерик с воплями, соплями по всему лицу и катаниями по полу, которые так любят выдавать дети четырёх лет, слава Древниру, не дошло. Таня не так воспитана. Но почему, во имя Света, этот ребёнок с первого разговора не смог усвоить слово «рано»? Не о слабости магических сил же распинаться?
— Давай отложим этот вопрос года на четыре, — Гроттер предлагает этот замечательный вариант, но уже знает, что ничего не выгорит. Дочь умна и упряма. Да уж, что ни говори, а наследственность пальцем не задавишь.
— Четыре года — это слишком до-о-о-олго, — Таня забавно тянет гласные, хмуря рыжие бровки. — Я сейчас хочу!
— Ты ещё мала для самостоятельных полётов, — всё же вздыхает Леопольд, возвращаясь к изучению неправильной формулы зелья. Нет, ну и накрутил же Васиков в своём ответе!
— Ягун уже летал… — Татьяна обижено сопит, хитро кося зелёные глаза на предмет своего интереса, стоящий в углу. Семейная реликвия тянет девочку к себе точно магнитом. Что неудивительно.
— Ягун летал исключительно на горшке с крылышками, когда был совсем карапузом. Да и то по магпункту и под присмотром бабушки. Так что пусть не привирает, — тряхнув головой, Гроттер раздражённо захлопывает тетрадку. Всё равно у бедняги Васикова вырисовывается откровенная «пара». — Пойми, Таня, я забочусь о тебе. И меньше всего на свете хочу, чтобы ты сломала себе шею, не сумев справиться с магическим инструментом. Станешь старше — тогда и поговорим.
Таня ещё более обижено шмыгает носом, отводя наполненный слезами взгляд в сторону. Леопольд вновь вздыхает. Он терпеть не может, когда дочь плачет. Но и идти на поводу у её пускай и редких, но опасных капризов не хочет.
— Татьяна, ты меня поняла? — строго спрашивает мужчина, присаживаясь перед дочкой на корточки и обнимая за хрупкие, тонкие плечи.
Та понуро кивает, глубоко вздохнув. И почему у Леопольда такое чувство, что девочка из их разговора не вынесла никакого урока и он повторится ещё не раз и не два?