Отец и дочь

      Как же трудно быть отцом малолетней озорницы, имеющей странную особенность — находить приключения на свою голову. И на голову родителя, соответственно. — Гроттер, май кляйн, прошу, держи свой киндер в узда! — профессор Клопп смешно брызгает слюной, глядя на Леопольда снизу вверх. Удивительно комичное зрелище, несмотря на всю серьёзность ситуации. А Таня прячется за спиной отца и тихо хихикает. Опять что-то натворила, маленькая проказница. — Я не терпеть, когда в мой хранилище влезать посторонний девчонка! — Я постараюсь это проконтролировать.       Вечером между Гроттерами происходит очередной жутко серьёзный разговор. — И что тебя понесло в кладовку Клоппа? — Лео пытается смотреть на дочь строго. Но… не выходит. Маленькая хитрованка знает, что отец её безумно любит. — Ягун говорил, что у него там летающие лягушки, — Таня смотрит на родителя беззаботно, улыбается щербатым ртом. И даже не понимает, что она могла погибнуть. — Только наврал Ягун: нет там лягушек! Только блестяшки какие-то, от которых моя родинка болит. — Больше так не делай, — Леопольд смотрит на Талисман Четырёх Стихий, приветливо мигающий на носу дочки. В очередной раз он спас жизнь одной непутёвой девочке. — Не хватало ещё, чтобы ты умерла от проклятья Клоппа. — Умерла, как мама? — Таня хмурится, супит курносый нос. Для неё смерть Сони — внезапно больная тема. Слишком больная. И Лео не знает, что делать: не хочет её трогать, чтобы сильнее не расстраивать дочь. — Профессор Клопп та ещё бяка!       Да, как говорится, устами младенца глаголет истина. Профессор Клопп — личность малоприятная во всех смыслах. Даром, что руководитель тёмного отделения.       Конфликт улажен, всё хорошо. И Леопольд точно знает, что Таня больше не полезет к Клоппу. По крайней мере, пока она такая маленькая. За дочь-подростка, которая появится у него лет через 7-8 он ручаться не может. Хотя одну подлянку девочка (даже они вместе с Феофилом) всё же сотворяет. Иначе объяснить, почему во время обеда тарелка много уважаемого профессора практической магии вдруг выходит из-под контроля, обливая его с ног до головы гороховым супом, Леопольд не может. — Дедушка, это уже не смешно, — тихо говорит Гроттер, пока дочь заливисто смеётся. — Ничего, ему полезно, — старый ворчун слишком привязан к своей правнучке. Даже удивительно. Феофил до самой смерти особо не ценил своих отпрысков. Ни умерших, ни ныне живущих.       Таня — странный ребёнок. С одной стороны, непоседлива, остра на язык, себя в обиду не даст и других обижать не позволит — это видно уже сейчас. С другой, более ранимого малыша Лео никогда не видел. — Откуда синяк? — Таня совсем не драчунья, но постоять за себя может. И почему-то кажется подозрительным, что дочка вдруг так упорно молчит. — Кто тебя обидел? — Тёмные, — слова девочки так и пышут праведным гневом, будто она дракон какой. — Они тебя и маму оскорбляли.       Леопольд вздыхает. Не нравится ему, что дочь так легко и открыто может полезть на рожон, стоит кому-то сказать плохое слово в адрес её родителей. Надо научить её хладнокровию, мыслить логически и не влезать в пустые драки. Вот только как это втолковать пятилетнему ребёнку? — Таня, нельзя драться каждый раз, когда кто-то что-то говорит, — Гроттер внимательно смотрит на девочку. — У слишком многих языки длинные и дурные. Их всех не переделаешь. — А если магией? — Таня явно не горит желанием отступаться. Что тут сказать? Упряма, как и все Гроттеры. — А ты хочешь попасть на тёмное отделение? — Леопольд, конечно, хитрит. Таня слишком чиста и добра, чтобы попасть туда. Но рисковать не хочется. Слишком многих магия извратила, сделала такими, как нынешнее поколение тёмных магов — беспринципными, себялюбивыми, способными на любую подлость. — Нет, не хочу, — у Тани виноватая мордашка. Ей стыдно. Пытается прятаться за огненно-рыжими (как у отца) кудрями. — Научись всё решать миром. А я помогу тебе в этом. — Леопольд смотрит на свою девочку. Сильную, волевую и боевую. Но так похожую на свою мать. Такую же ранимую. И думает, как же тяжело будет, когда Танюша войдёт в переходный возраст, возраст бунта, непослушание и юношеского максимализма.       Таня быстро схватывает уроки своего отца, запоминает и применяет на практике. На её теле нет больше синяков. Нет вечных конфликтов Татьяны и Ягуна с тёмными малолетками. Есть только тоска. — Почему мама умерла? — вопрос, ставящий в тупик. Как ответить и не ранить ещё сильнее? — Тёмные говорят, что мама нас бросила. А Поклёп Поклёпыч их запуками за это бьёт…       Старый завуч. Он помнит и Гроттера, и его супругу ещё первокурсниками-желторотиками. Помнит Софью, что с детской и непосредственной улыбкой обнимала его и благодарила за письмо из Тибидохса. Софьюшка никогда не умела видеть зла в тех, кто злым не хотел быть. За это Поклёп и любил её по-отечески ласково. — Твоя мама не хотела умирать. Она хотела жить с нами, тобой и мной, в нашем домике, видеть, как ты растёшь, — ЛеГро, смелый, отважный, прячет лицо от дочери. Эта рана никогда не заживёт. Не затянется. Не станет шрамом. Покуда Леопольд помнит голос Софьи и собственный отчаянный, звериный крик, пока будет помнить неживое тело, которое он качал на своих руках… Нет, он не забудет. И не простит Чуме. — Когда-нибудь я тебе всё расскажу. Расскажу, что произошло в ту ночь. Но не сейчас. Главное, не верь лжецам, Танюша. Мама нас не бросала. — Не буду, — взрослая не по годам дочь серьёзно смотрит на Леопольда. И крепко (насколько позволяют её детские силы) обнимает его.       Гроттер верит. Таня сдержит все свои обещания. Чего бы ей это ни стоило.