«Прости за внезапность, мне нужно было уйти. Скорее всего, я больше не вернусь.
Чонгук»
Все давно указывало на скорый уход любимого, и Тэхен расстраивается, казалось бы, не очень сильно. Лишь достает заранее подготовленный виски и пьет, пьет, пьет... Осознание приходит лишь потом, когда он просыпается в холодной комнате совершенно один, с раскалывающейся головой и еле-еле передвигающимися ногами. Слезы текут ручьем, заливая щеки и шею парня. Жаловаться некому, поэтому, позавтракав сигаретой, он обращается к своему отражению в зеркале над раковиной с просьбой выслушать. //// Чонгук уже веселится с кем-то другим, шепчет на ухо, что они вечно будут вместе, и привязывает к себе веревкой, удушающей с каждой секундой все больше. Почти буквально. Тривиально. А через два дня ему становится известно о самоубийстве его бывшего, Тэхена, и Чонгуку жаль. Стыдно и страшно, странно, потому что так далеко его игры не заходили еще никогда. Поигрался и бросил — принцип. С Тэхеном, с этим ебанным Тэхеном, что-то определенно пошло не так. Каким-то образом он отогрел ледяное чонгуково сердце улыбкой, достойной красоваться на всех баннерах страны про красоту и эстетику; заставлял вздрогнуть каждый раз, когда легко касался руки своей; незамысловатой траекторией глаз сводил с ума, заставляя сомневаться в своем существовании; а губы, его пухлые алые губы, так и мянящие к себе, будто были созданы для поцелуев. В первую же встречу Чон оценил фигуру этого роскошного принца: тонкие ноги, как у модели, талия, плоский живот, грациозная осанка и подобающее поведение. Возможно, из-за этого его так хотелось жестко выебать, а может, из-за его блядского подмигивания. По крайней мере, это он и сделал, затащив парня к себе домой. А там хорошо пошло, они стали сожителями, поселившимися в съемной квартире, и выглядели, как идеальная пара. Как бы не так. Чонгук не мог понять самого себя; ему было страшно осознавать, что он влюбился, так внезапно и по-идиотски, поэтому он не нашел ничего лучше, чем начать отдаляться от предмета своей глубокой симпатии. Проводил ночи в клубах, трахаясь с какими-то шлюхами. И, возвращаясь под утро, заставал Тэхена, его прекрасного, красивого Тэхена, с красными опухшими глазами, ласковой улыбкой и короткой фразой: — Привет. Я скучал. Чонгук часто психовал на пустом месте; срывался, и каждая его истерика пагубно влияла на Тэхена, на его здоровье и желание жить. Теперь же, когда тупая боль и непонимание происходящего нахлынули с новой силой, плакал уже Чонгук. Он сидел на полу, качался взад-вперед, тихо выл и вспоминал. Вспоминал их совместный поход в кино на тот некачественный ужастик, завтрак, который он спалил конкретно, поняв, что готовить — не для него, нежный взгляд его мальчика. Чонгук бросил его, оставил на распоряжение судьбы. Это словно толкнуть кого-то в бассейн, зная, что тот не умеет плавать; словно заставить кого-то съесть килограмм ягод, догадываясь, что у того аллергия; словно оставить кого-то в лесу, увидев там волка. Чонгук дико извиняется, кричит слова любви с балкона в четыре утра, но никак не может покончить с собой. Ведь он знает, что его погубят воспоминания. Двигающие картинки в голове со звуком... и ничего более.