weakness

Ничего не помогает. Юноша сидит на полу в спальне и смотрит в зеркало напротив; его испытывают тысячи глаз, разных и до безумия жестоких. — Эй, Гектор, мне пора подстричься, как считаешь? Молчишь... Надоело. Почему они все не отвечают? Только наблюдают. Парень берет в руки кружку из-под кофе, нацеливается и кидает. В яблочко. кружка разбивает зеркало на мириады маленьких звезд и разбивается сама. Теперь Чонгук не видит его молчаливых зрителей, лишь ощущает холод взглядов на себе. Так странно; запах смерти, кофе, холода и лекарств, казалось бы, въелся в комнату навечно. Он цепко схватил предметы мебели, пол, стены и потолок. Зачем ему это?.. Это не столь важно; важна лишь одна вещь сейчас — увидеть сладкого хена. — Почему именно четверг? Я их терпеть не могу. Ну да, возможно, из-за этого... Вот он — предел мечтаний мальчишки. Точёная фигура, купающаяся в лучах заходящего розового солнца на крыше одной из полугнилых многоэтажок. Единственная вещь, по причине существования которой Чонгук еще жив. Хотя, возможно, все наоборот. — Опять пришел? Признаться честно, парень не знает, галлюцинация это или действительность; он разучился различать. В ответ на вопрос чон лишь расплывается в улыбке довольного кота и не осмеливается подойти ближе. Он боится спугнуть настолько желаемый сон, боится сказать что-то не то, боится дышать и шевелиться рядом. Тэхен же — тот самый хен, — воспринимает Чонгука как плод воспаленного воображения. По меркам общества Тэхен — весьма неординарная личность. В восьмом классе он начала работать моделью; никакого разврата, даже съемок в полуголом виде. Просто Тэхен уже тогда обладал выдающейся внешностью, и от похотливых взглядов людей его выворачивало. Его в принципе тошнило от людей, от их движений, повадок, звуков, которые они издавали, от их вида; его тошнило от всех людей, кроме Чонгука. Тот, в свою очередь, пользовался этим и находился рядом по четвергам; Тэхен разводил на это руками и долго, затяжно молчал. Тэхену всегда нравились необычные вещи, будь то бесформенные штаны или простые тапочки, в которых он ходил по улице; он был законодателем моды, ведь то, что носил он — носили все. Но не просто носили, а носили после него. Чонгук же не представляет из себя ничего особенного: так, психически больной мальчик, не более. Он зачастую разговаривает с зеркалом, или, как он пытается доказать себе, со своими безмолвными наблюдателями. Эти беседы опустошают, выедают внутренности и сводят с ума еще больше. Прискорбно. Тоскливо. Он никак не может от них избавиться. В первый четверг весны солнце щедрое и улыбчивое; парни молчат и сидят на расстоянии двух-трех метров. В такой близости несложно утонуть; слышно дыхание и, кажется, мысли. А думают оба о чем-то пространном, искаженном, нереальном, скажем, о картинах Ван Гога или Дали. О том, как похожи их жизни на небытие; у Чонгука — из-за шизофрении, у Тэхена — из-за наркотиков или отсутствия эмоций. Невыразимо однотипные и актуальные в это время проблемы. Так странно осознавать, что юноши все еще живы, что их сердца бьются. Смятение проходит; наступают умиротворение и спокойствие, окутывающие разум, словно одеяло. В таком состоянии осознаешь, что все проблемы несущественны, их можно перетерпеть. Чонгук смотрит в ясные глаза Тэхена и тонет там, не видя иного выхода. На город опускается ночь и поглощает двух едва знакомых людей; луна смотрит сопереживающе, грустно и понимающе; она, наверное, хочет помочь, но не знает, как. Чонгук ощущает себя нужным кому-то и некоторое время не видит вечно следующих за ним существ — его галлюцинаций; Тэхен чувствует что-то похожее на счастье и приподнимает уголки губ в попытке улыбнуться. Парни, как коты или собаки, лежат друг у друга на больных местах. Лечат. И в следующий четверг будет так же. Это должно помочь.