~
Зимний Кларинс был правильным от и до… У Шираюки не получалось нащупать источник этого чувства, но оно крепло в ней тем сильнее, чем дольше она находилась в заснеженном королевстве. Холод в замке иногда казался враждебным, но приглушенным, и теперь Шираюки понимала, что вот она, настоящая форма этого холода. Мягкая и стальная. Обволакивающая и опасная. Вистал сиял в атмосфере зимы. Он принадлежал ей. Сердце Шираюки билось быстрее. Быть в королевстве — её желание. Быть рядом с ним, учиться новому, испытывать его, играть, когда он испытывает её. Наблюдать, анализировать, помогать ему, насколько возможно — потому что он всё-таки человек удивительной смекалки. Он будет великолепным королём, и она хочет увидеть, как он им станет, хочет поддерживать его на этом пути, даже если издалека. Она хочет защищать его, пусть это означает всегда быть на расстоянии. Она понимает, что для неё любовь к нему… Любовь — потому что ничем иным столь сильное чувство быть не может.~
Рю подрос — ему больше не приходилось задирать голову, чтобы смотреть в глаза Шираюки, а она не понимала, была ли раздосадована или обрадована такому кардинальному изменению в его облике. Гаррак всё так же хохотала и пила что-то горячительное, ничуть не изменившись с приходом зимы и не потеряв прежнего огонька. Первого принца Шираюки не видела: у него было полно дел после войны и забот по поводу приближающейся коронации. Не видела и находила успокоение в этом, потому что она не знала, как посмотрит ему в глаза после… того поцелуя. От одного воспоминания руки каждый раз тянулись к лицу, чтобы ударить по краснеющим щекам. После такого во взгляде Рю появлялись десятки вопросов — от причин и до волнения о состоянии её рассудка, а в ухмылке Гаррак, которая как будто бы всё понимала и без объяснений, насмешка. Раздражающая насмешка, подбивающая на откровенный разговор… Но Шираюки была крепким орешком. Кики и Митсухиде ничуть не изменились — в том же тоне ругали Зена за побеги, устраивали спонтанные каждодневные тренировки и улыбалась ей так, что щемило в груди. Впрочем, в груди щемило от всех и всего. Позже станет легче, и она привыкнет к периодическим вспышкам боли и ностальгии.~
Если однажды случится война, Шираюки не отправится на фронт. Нет. Может, это неправильно, если она способна спасать жизни, но… достаточно. Хватит. Столько нашла, столько прошла… И если пожар вновь возгорится, то она, скорее, уйдёт в долгое путешествие, дальше от людей, наслаждаться свободой и знать, что где-то там тысячи отдают свои жизни. Если она пойдёт на фронт, то больше не вернётся с него. И дело не в смерти, которую Шираюки, несомненно, боялась. Она никогда не восстановится. И никогда не вернётся с тех битв. Каждое из сражений забрало по частичке души — и растворилось. И нигде не найти потерянных частичек души… Вот и всё. Они канули, может быть, в аду, а может, потерялись с погибшими солдатами. Пронизали землю, по которой она ходила. Пустующие места не заклеишь и не замажешь… Но к ним можно привыкнуть. И она привыкнет. Потому что это так — и никак иначе. Шираюки никогда не увидит Салима Муавию, но, несмотря на то, что он фактически спас её жизнь, она рада этому. Шираюки никогда не забудет своих ошибок, но, возможно, совершит их вновь. Осознанно. У неё упрямый бараний мозг.~
— Брат впервые рассказал мне подробности провернутой… провёрнутого дела. Шираюки ухмыльнулась над его выбором слов. Назвать тактику Изаны «аферой» повернулся бы язык не у многих. У неё точно бы повернулся. Вместо того, чтобы озвучить свои мысли, она села на софу и похлопала на место рядом. — Я слышу, насколько тебе сложно скрыть радость от этого. — Ха! — Зен поджал губы и фыркнул, а потом упал рядом, закинув руку на спинку и ноги на стол перед ними. — Это великая честь. Хотя он не так уж вдавался в детали, но всё равно — это хоть что-то… — Думаю, он хочет, чтобы ты был его помощником, и подготавливает тебя. Хотя поздновато... Скоро коронация... — Я всегда буду ему помогать. — И я. Они переглянулись и прыснули. Шираюки впервые говорила об этом, даже не задумавшись, и ей было настолько легко и приятно, что она хотела повторить ту же фразу ещё и ещё. Но Зен принял серьёзный вид, и она — временно — убрала мысли о первом принце за занавеску. — Он заключил сделку с королём Лурна. Изана ставил на то, что брат короля — предатель, а Убар — его помощник. Они должны были напасть на столицу, несмотря на приказ остановиться со стороны Танбаруна. — И ты даже не уделил ни секунды на упоминание о том, что с присоединением Кларинса Лурн был заведён в тупик… — на губах Шираюки играла странная улыбка, а во взгляде скользила насмешка. — Это так очевидно, что Лурн бы проиграл? Мне интересно, откуда в вас столько самоуверенности? Зен тряхнул головой, едва ли понимая, о чём она говорила, или не желая понимать, и проигнорировал её. — Если его теория подтвердилась бы, то Кларинс обещал помочь остановить войну. В этом случае Лурн не понёс бы больше потерь, чем в обратном. Шираюки подалась вперёд, привлекая внимание Зена. — Дай угадаю: условием он поставил сдаться. Зен кивнул, а она облизнула губы и продолжила. — И если бы теория не оправдалась, то Кларинс должен был немедленно вступить в войну на стороне Лурна? Зен не пытался скрыть удивление. Только поджал губы и заметно напрягся. И теории, и предложенная сделка были опасным решением в их положении, и он был уверен, что Шираюки не знала об этом, потому что никто не знал, кроме него и брата… А если так, то что творилось в её голове, раз теперь она смогла просчитать ход Изаны? Зен нервно сглотнул. Ему никогда не хотелось заглянуть в мысли брата… И, похоже, Шираюки займёт второе место после него.~
Последовав за ней на фронт, Оби последовал за ней и обратно. Он первый выручал её. Первый рассказывал новости. И единственной вестью, которую Оби принёс ей спустя пару недель — о казни Зирьяба Убара и Гафура Синана. Танбарунская крыса и лурнский принц… Пусть она и находилась на месте, с которого без проблем могла судить о жестокости решения короля, Шираюки отмахивалась от любых выводов. Вот, как закончится их судьба?.. Ступив на этот путь, они должны были подумать о том, что случится при проигрыше... Она сжала письмо и скомкала его. Оби проследил за полётом шарика на стол и перевёл взгляд на неё. — Хотите расскажу потом, что там да как? — Не езжай. — Почему? — Тебе там делать абсолютно нечего, — она нахмурилась. — Зачем смотреть на казнь? Займись чем-нибудь более полезным и имеющим смысл… — К примеру, — он широко улыбнулся, вставая перед ней, — поиграть на ваших нервах, да? — Да. Шираюки резко встала — между ними осталось несколько сантиметров. Если бы она поднялась на носочки, то могла бы коснуться носом его подбородка. Он смотрел, не моргая и не двигаясь, поглощённый напряжением, витавшим между ними, которое могло лопнуть, как по щелчку, стоило ей двинуться чуть ближе. Давление в её взгляде прибивало его к полу и заставляло сердце неровно биться. Но она прошла мимо, убрав руки за спину, чтобы не задеть его, и Оби резко выдохнул, только тогда осознав, что задержал дыхание.~
День коронации был насыщенным. Не для Шираюки — она ходила в тени и рассматривала бегающих туда-сюда людей. Насыщенность витала в самом воздухе, обволакивая её и заставляя слоняться в поисках чего-то. Или кого-то. И она нашла. Зен сдержанно улыбался, но детский восторг во взгляде было сложно не заметить. Кики и Митсухиде смотрели, как довольные родители. Гаррак подвинулась к ней и взяла под локоть. Насмешливый шёпот раздался над ухом: — Когда наш король проходил мимо, ты так на него смотрела… Неужели влюбилась? Шираюки ответила многозначительным молчанием. Тысячи людских голосов донеслись до них — Вистал приветствовал нового короля. Шираюки не могла не улыбаться. Широко и радостно, искренне и без смущения. Ноги едва подгибались, а сердце билось, словно пыталось вырваться наружу. Она дождалась этого момента! Она увидела его! Она уже следовала своему желанию — быть с ним. ...Когда Изана встретился с ними в зале, первым, на кого он взглянул... — Шираюки. — Ваше величество. Он осмотрел её с ног до головы и остановился на лице с таким напряжением во взгляде, словно пытался притянуть к себе, пробраться вовнутрь, прочитать мысли. Секунды длились слишком долго. Мир ушёл из фокуса — побелел, растёкся осколками, искрами, и остался лишь Изана, прямо перед ней, застывший, будто никто не наблюдал за ними. Никого больше не было в этот момент. А потом он улыбнулся. — С возвращением. Шираюки резко вдохнула. Мир вернулся в фокус. Яркий, красочный мир, прошитый зимним воздухом, колючим и щекочущим. Она поклонилась. Волосы скрыли лицо — и губы исказились в нервной улыбке, а глаза зажмурились. Щёки заалели от воспоминаний о тепле тела первого принца, но… всё это было в прошлом. Всё это останется с ней, на одной линии со шрамами и рубцами. Больше нет первого принца. Есть король Кларинса — и Шираюки поклялась ему в верности.~
Любить его — это так правильно, так естественно, как дышать, как то, что у людей бьются сердца. И это не чувство, которое мешает ей, и оно больше не пугает её, оно дополняет её, согревает, подталкивает вперёд. Оно станет ей помощником, оно — необходимая деталь в картине, в её жизни. Деталь, без которой всё было бы иначе, не так, неправильно. Она не станет избавляться от него, но и не расскажет о нем никому. Оно — даже не секрет, а как кровь, на своём месте и объяснений не требует. И даже если кто-то догадается, прочитает это чувство, она не станет отнекиваться и краснеть: это её гордость, её часть, как рука. Её полноценное чувство, на которое она имеет право. Это не любовь, которую хочется сделать основой для развития отношений. Даже если бы он не уродился принцем, Шираюки бы не перешла начерченные ею линии — они не поддерживали образ, но поддерживали её преданность и идеалы. А больше, чем выбранным людям, она была верна себе. Шираюки любила первого принца. Шираюки любила короля Кларинса. Шираюки любила Изану Вистериа. Шираюки любила мужчину, который не отдёрнулся, когда она впервые в жизни позволила себе импульс, грозивший сбросить её в бездну, если не выпустить его наружу. Она любила человека, рядом с которым забывала про неприглядность своих шрамов.~
В той комнате, которую ей однажды отдали как придворному фармацевту, ничего не изменилось. На столе, покрывшимся пылью, лежала приоткрытая коробка с брошью — камень в ней был синий-синий, словно кусочек неба — как глаза первого принца, а на кровати — небольшая записная книжка, перевязанная золотой ленточкой. Шираюки глубоко вдохнула и улыбнулась. Она вернулась. Домой.