Синдром одиночества

Я не могла замолчать. Все эти внутренние уговоры про «быть сильной, умной» - ничто в сравнении с болью. Из ноги торчал бледный обломок кости, и даже сломанная рука не причиняла таких страданий. Да что уж там: сначала я даже не почувствовала, что с рукой что-то серьезное. Любые ощущения меркли на фоне нестерпимых страданий от ноги. Всё ведь шло хорошо: мы собирали союзников под знамена, готовились дать отпор Алдуину. Спасти земли, крестьян – да, потом мне пришлось бы выжечь и Гильдию, и Теней, но мир к тому времени был бы в безопасности. Да, пришлось бы разбираться в политической каше, что заварила Айре, но – видят Небеса! – это не самое страшное. Я была готова даже спекулировать драконами, даже пойти на сомнительную сделку с ними. Предложи они нам адекватные условия в обмен на мир, и я бы со спокойной душой отпустила бы их в сторону Саммерсета - сеять мир, добро, и тепло. Однако, как говорится: хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Лежа в темноте с перекошенной ногой, я начала осознавать, насколько нелепо выглядели собственные речи про «я отпущу их в Саммерсет», «я разрешу», «я буду повелевать», «я», «я», «я»… Всего полчаса назад повозка с трудом карабкалась по узкой горной дороге. Еще чуть ранее она же успешно защитила меня от стрел горе-бандитов, что пытались поживиться. Эйла перестреляла их, как дичь: душегубы не успели даже дистанцию сократить до нас. С такими компаньонами я была абсолютно спокойна. При дрожащем свете свечи я предавалась дрёме и мечтам о доме. Дом пах свежескошенным сеном, утренней морозной дымкой с гор, молоком. Отдавались эхом постукивания маслобойки, в которой Вигдис неспешно крутила лопасти, пока сливки не загустятся в масло. Чтобы потом вытащить золотистую массу, посолить, добавить трав, и сформировать в аппетитный брикетик. Ноздри защекочет аромат свежеиспеченного ржаного хлеба, я сяду за стол, тихонько вытряхну передник под столом, и с наслаждением вдохну аромат целебных трав. Сколько ни выбивай, а передник всё равно пахнет можжевеловой хвоей… Кажется, когда-то давно мои вечера были наполнены запахом чая, который в Скайриме – редчайшая экзотика. Я приходила домой после громкого офиса, уставшая и издерганная, и мечтала о том, чтобы меня не беспокоили звонками. Хотя бы сегодня, я ведь целый день работала, как проклятая – неужели и вечером отдохнуть не дадут?.. Проекты, которые они называют интересными, но, по факту, всё, что надо: найти людей, согласных работать за копейки, и закупать товар за смешные деньги. А когда нашли, искать тех, кто согласится делать то же самое за еще меньшую ставку, и тех, кто согласится поставлять товар за меньшую цену. Бесконечный круг, сравнимый с бегом на месте внутри беличьего колеса. Тем не менее, это была моя жизнь. Подруги, которые были нужны, просто потому что одной ходить в кино скучно. Череда бывших мужчин, которые начинали утомлять быстрее, чем вставал вопрос о совместной жизни. Брат-охламон, согласный на всё, лишь бы не работать: такой же, как тысячи его сверстников. Далекие родители, наслаждающиеся спокойной старостью. С моей жизни можно было писать роман – лёгкий и циничный, с послевкусием сигарет. Та еще была бы бульварная книжонка. Карета дрогнула. Раздался звук поваленного дерева, крик зашибленной лошади, и остальные савраски в панике дернули в сторону. Узкая тропа, раскисшая после недавних дождей, не способствовала спокойствию лошадей: какое тут спокойствие, когда копыта разъезжаются? Карету тряхнуло, отчаянный гул железа возвестил о валунах, что врезались в стенку. Я с ужасом обнаружила, что мой мир пошатнулся и накренился. Опрокинутая свеча погасла, а мои судорожные пальцы на ощупь попытались найти засов. Выбраться не суждено, и я, наконец, поняла, что чувствует кот, запертой в переноске, которую роняют криворукие хозяева-великаны. Только в моей переноске присутствовала пара-тройка сундуков, забитых одеждой и утварью. Короб кареты пропрыгал по каменистому склону, спотыкаясь о каждое препятствие на своем пути. Мои крики гулко ударялись о стены. Удар! Сундук с одеждой врезался совсем рядом со мной, но мимо. Падение! Нога хрустнула под тяжестью навалившегося короба с утварью, и буквально взорвалась острой болью. Когда я была маленькой, умудрилась провалиться в подвал затопленного дома. По весне мы играли на пустырях, посреди заброшенных домов, и представляли себя героями приключенческих мультфильмов. В одном из мест земля просела, перекрытия прогнили: самострой, делали, как придется. Казалось бы, только-только я прыгала по торчащим обломкам, как вдруг устремилась сквозь разверзшуюся землю в обжигающий холодом подвал. Сидела внизу, задрав голову к лучикам пробивающегося света – и ведь не допрыгнуть! Где-то наверху, при свете угасающего дня, шел бой. Свет с трудом пробивался через окно. У подножия склона, внутри кареты, я сосредоточенно вела своё собственное сражение: сантиметр за сантиметром пыталась откинуть тяжелый сундук с раненой конечности. Собственные крики били по ушам. Господи, больно, больно, больно… Липкая рука проехалась по лицу, убирая растрепанные волосы с глаз. Теплая кровь мерзко измазала кожу. Насколько серьезно я ранена? Высоко надо мной тонкие лучики света разрезали темноту, спускаясь в прохладную карету сквозь прорези окошка. Снаружи кто-то сосредоточенно бился в двери под мой панический вой. Четыре удара. Экспериментальная карета в месте крепления замка выдержала ровно четыре удара рукоятью стальной секиры. Внутрь сунулась мощная лапища, сдвинула засов, и створка распахнулась. Я обессилено запустила во врага потухшей свечой, но эффекта действие не возымело. Мужчина протиснулся в карету, и склонился надо мной. Я слышала тяжелое, сосредоточенное дыхание, а потом меня ухватили за обе руки, и потянули. Пронзительный крик возвестил нападавшего, что с жертвой не всё ладно. Из глаз едва искры не посыпались, стоило потревожить ногу, а нападающий полез проверять туловище и конечности на наличие проколов и ушибов. Повторный крик не заставил себя ждать, едва чужие пальцы окунулись в теплую кровь. Наверху по склону шел бой. Звенело оружие, проносились стрелы со стремительным звуком. Неподалеку горело поваленное дерево – случайная жертва стихийной магии. Надежда на то, что близнецы, Эйла и новичок быстро расправятся с разбойниками, исчезала: это не обычные разбойники. Они словно ждали нас. Чего стоила грамотная организация: столкнули карету с дороги, и никуда ты не денешься. Да и душегуб не стал озадаченно нарезать круги вокруг необычной кареты: он знал, как правильно бить, чтобы ларчик распахнулся. Все попытки размышлений моментально сменились на один большой, протяжный вопль боли, когда мужчина попытался подхватить меня на руки. Во-первых, у меня повреждена нога, а при данном романтическом жесте сгибаются как раз ноги. Во-вторых, ты как нести меня собирался, придурок? А ничего, что я не низкого роста, не хрупкого телосложения, да еще и ты в тяжелом доспехе? Надеяться на наличие носилок явно не стоило, и я морально подготовилась к тому, что предстоит проделать путь волоком. Теплая рука воина стерла слезы с моей несчастной мордашки, и мужчина прогудел, обращаясь к стройному силуэту снаружи: - Муна, дай ей милосердия. Обладательница гибких, соблазнительных ножек поднырнула в карету, и оказалась редгардкой с повязкой, надвинутой на лицо. Тяжелый венец темных волос целомудренно обрамлял высокий лоб – дань комфорту и практичности, такую за косы особо не потаскаешь. В тонких пальцах блеснул флакон, и я машинально облизнула горькую капельку, коснувшуюся губ. Дыхание перехватило, и мир начал уплывать в вечерний туман. Прохладный полумрак пещеры мягко очерчивал стройную фигуру редгардки. Она гибкой тенью сидела на перилах, опасно накренившихся над пропастью. Насколько я могла ориентироваться по звуку, внизу, метрах в десяти, плескалась вода, и максимум, что грозило этой кошке – незапланированное купание в подземных водах. Голова мигом прояснилась, стоило пошевелиться: боль пронзила несчастную ногу, и я не удержалась от громкого шипения. Особо не церемонясь, я сдернула одеяло. Перебинтованная конечность покоилась на кровати, охваченная шиной с двух сторон. Две доски были крепко связаны между собой, и не оставляли пространства для манёвра. Конечно, никакого гипса для меня не было предусмотрено. Его здесь и не существовало, если по совести. Подобные ранения лечились кропотливой магией, или зельями, на худой конец. Рука неприятно распухла. Кто-то небрежно обрезал рукав, и кожа приятно пахла травяным компрессом. Спокойствие нахлынуло мягкой волной: раз перебинтовали, и ухаживают, значит, пока убивать не собираются. Выкуп? Возможно. Но будет ли платить товарищ Буревестник – вот в чем вопрос. Я находилась в комнате неправильной формы, несколько раз перечеркнутой сталактитами и сталагмитами. Горело несколько свечей, в центре засыпало в ярко-алых углях пламя очага. Во мраке по краям комнаты прятались полки и шкафы с утварью: виднелись корешки книг, бока посуды, непонятные свёртки. Темно-золотые глаза Муны подхватывали отражение свечных огней и преломляли их. Она коснулась подошвами пола, оперлась на перила, и гибко потянулась, как будто это она только что проснулась, а не пленница. Я замерла. Редгардка, не торопясь, прошествовала к обеденному столу перед очагом – не по размеру комнатушки, на мой взгляд. Подобный гигант гораздо уместней выглядел бы в столовой, но не в крохотном спальном закутке. - В ней нет ни следа от Кирие. Муна, ты тратишь не первый год в погоне за миражом, - тихим мужским баритоном позвала темнота, и я отчаянно принялась вертеть головой, чтобы найти того самого воина. Всё это время он сидел в изголовье моей кровати с давно отдымившей трубочкой. - В миражах я понимаю поболее твоего, - Муна дернула за кончик шейного платка, и позволила ткани соскользнуть с личика. Глядя на ладное, изящное тело, никак не ожидаешь увидеть хищные, чуть заострённые черты лица. Синяки под глазами, усталый, голодный взгляд… - Помнишь меня? – сосредоточенно спросила редгардка. – Помнишь, что случилось восемь лет назад? Не встретив тени понимания в моих глазах, Муна подала знак, и они с воином дружно схватили меня с двух сторон. Я вскрикнула, эхо отразило вопль, но никто и внимания не обратил. Пленители нелюбезно скинули на стол, и Муна наклонилась к моему лицу, вспотевшему от страха. - Каждый раз, когда со стола будет падать элемент ритуала, я буду делать тебе очень больно, - пообещала редгардка. – Мы остановили кровь, но не срастили кость. Я буду дергать за ногу, и, поверь, такие вещи трудно вынести в твоём состоянии. - Постой, ты что-то путаешь, - пробормотала я, и чуть не закашлялась, когда в воздух поднялась костяная пыль. На столе появлялись свечи и пиалы с разными ингредиентами. Муна сосредоточенно чертила не особо понятные символы. В правую и левую ладони легли прохладные камни душ. - Восемь лет назад меня не было в Скайриме, - отчаянно выкрикнула я. Проклятье. Они спутали меня с другой девушкой – как там сказал воин?.. Я сейчас отхвачу за какую-то Кирие, которая почти десять лет назад перешла этой сладкой парочке дорогу. Муна замешкалась, и вновь близко наклонилась. Ее распущенные волосы колыхнулись, донесли до носа богатый аромат парфюмерных масел. - Песчинка, хочу, чтобы ты знала, - прошептала она, низко склонившись к моему уху. – Я всего лишь исполняю твою же просьбу. Редгардка выпрямилась с темным фолиантом наперевес. Зашелестели страницы, до моего обоняния донесся запах свежей бумаги. С первыми звуками певучего голоса разум словно погрузился в спокойные воды. Я не могла понять родного языка Муны, но ее речь действовала: напарник девушки, с трудом стряхнув морок, вышел на мостки. В пещеру заглянул любопытный мальчишка с луком, но тут же был одернут назад. Сон мягко набросил пуховое одеяло на воспаленное сознание. Я слышала шепот Муны, но словно издалека. Звезды на севере светят особенно ярко. Кирие с улыбкой обернулась на еле плетущуюся сквозь снега дочь великой пустыни Алик’р. Бледная от холода Муна старательно грела пальцы в неопрятных рукавицах. Поймав взгляд данмерки, она поджала губы, и совершила очередной рывок сквозь снежные завалы: выживет. Она упорная, почти как сама Кирие. К третьему дню Муна будет в Винтерхолде, где сумеет вдоволь напиться тёплой кровушки. За пазухой грелась книга с древними символами на обложке. Разум Кирие грели придуманные образы древа мудрости, старого, как само время. Иногда ночами, засыпая, данмерка обводила тонким пальцем витиеватые линии по контуру. Днем книга всегда была при ней, охваченная бечёвкой вместе с талией, так, чтобы не выскользнула и не потерялась. Путь давался нелегко, и с каждым часом Кирие шла всё медленнее. Один раз Муна усадила её на высокий валун, и исчезла в глубокой расщелине – только веревка натянулась к краю. Вернулась поздно, молчаливая, задумчивая. - Ты не найдешь противоядия, - пожала плечами Песчинка. - Думаешь, оно такое редкое? - Нет, просто тебе оно очень нужно, - болезненно улыбнулась Кирие. – А когда что-то нужно, его, как назло, не сыщешь. - Это мне-то нужно? – резко переспросила Муна, и потянула в разные стороны рваные концы ткани на бедре ученицы. Теплые штаны, забрызганные капельками побуревшей крови, были порезаны ровно посередине бедра. Рана неприятно пахла целебными водорослями, и на ней лежала свежая повязка из чистой рубахи самой Кирие. Небольшой укол кончиком фалмерского ножа, казалось бы, что такого? Но сведущему человеку всё станет понятно задолго до прихода боли. На утёсе до них хотя бы голодные волки не доберутся. Стараясь не думать о снежных троллях, Кирие легла на спальник. Левая нога распухла, по телу разливался жар. Как глупо: у неё было столько врагов, которые мечтали избавить мир от надоедливой даэдропоклонницы, но она умрет от случайной царапины. Тратить целебные растения Муна перестала еще вчера: какой прок, если не помогает? Муна молчала, удрученно помешивая угли в костре. Из-под колышущейся на ветру дверцы палатки Кирие видела стройную акробатку, прижавшую колени к груди. Пару раз чуткое ухо данмерки улавливало скрип снега. Окликнутая Муна тяжело поднималась, разбуженная из неглубокого сна, и брала в руки горящее с одного конца полено. Кирие следила за ярким огоньком, просвечивающим тонкую ткань палатки: редгардка шла, рассекая морозную темноту, к единственному спуску вниз. Волки? Кирие напряженно прислушивалась, но призыва атронахов не ощущала. Волки. Пока недостаточно голодные, чтобы кидаться на женщину, защищенную огнем. К утру скромные вязанки, которые девушки несли с собой, рассыпятся угольками. Редгардке не из чего соорудить сани, и следующую ночь вампирша проведет в паническом беге наперегонки со смертью. Что быстрее: она или мороз? Она или горящие огоньки волчьих глаз? Данмерка приподнялась в постели, и поморщилась: неприятная, тупая боль выстукивала внутри вспухшей раны. К утру она не сможет идти дальше. - Мне нельзя умирать вдали от тебя, - ветер сорвал тихие слова с губ красноглазой, и колючим комом кинул в Муну, съежившуюся возле пригасшего костра. Кирие улыбнулась, и прижалась губами к теплому фолианту. Она всегда представляла осознание неминуемой кончины как-то иначе. Не думала, что смерть будет наполнена надеждой. Темная книга выглядела, как дверь, что так и манит к открытию. Если Муна оставит подругу в промерзающей палатке, и двинется искать помощь, то к моменту, когда отважные путешественники из Винтерхолда одернут покрытый инеем полог палатки, внутри будет ждать труп. Черный камень душ может бесследно исчезнуть в жадных карманах. - Даже не будешь уговаривать? – усмехнулась Кирие, не встретив отпора. Муна затравленно посмотрела на ученицу, и её золотые глаза сверкнули яростью: - А зачем? Ты уже всё решила. Данмерка удовлетворенно улыбнулась, и сжала в руке замутненный камень душ. - Положите меня прямо здесь. - Айре будет против. - Мне всё равно, где лежать. Ей – нет. Муна просыпала щепотку морозной соли, затем – огненной. И соли пустоты, в ложбинку напротив сердца. Кирие с сожалением стянула амулет Мары, намотанный прямо на запястье – холодный и безжизненный. - Обещай, что поможешь вернуть меня. Что поможешь мне стать прежней, - умоляюще произнесла данмерка, и вцепилась в холодную ладошку Муны болезненно пылающими руками. – Любой ценой. Редгардка упрямо поджала губы. На её консервативный взгляд, эта затея была где-то за гранью кощунственного оскорбления могил. Мертвые должны быть оставлены в покое – так считала колдунья из великой бескрайней пустыни. Увы, ей придется поступиться убеждениями: сама Айре не захочет справляться. Там надо помочь, тут – подтолкнуть, и без Муны – никак. - Прошу, не оставляйте всё в таком виде. Сделайте, как я хотела, - данмерка молила о жизни, и Муна сломалась: - Будь по-твоему. Обещаю. Спи спокойно, Песчинка, мы тебя разбудим. Вопрос доверия к слову воровки, да еще вырванному у нее с таким трудом, не посетил разума раненой данмерки. Самая горькая цена уже давно уплачена самой Кирие. После такого Муне не хватит духу обратить все усилия в прах, и нарушить клятву, данную не кому-то, а Кирие. Перед глазами замелькали пустые страницы, наполненные удивительными образами. Данмерка сделала вдох, и к горлу прижался обжигающе холодный кинжал Муны. - Глаза, однажды ослепленные падающими звездами наивысшего откровения… - прошептала Кирие. Сталь резко обожгла шею, кровь забрызгала полог палатки, и лицо Муны, наполовину прикрытое платком. Хоть Кирие не могла видеть выражения лица, она готова была поклясться, что у старшой дрожат губы. - …Вульгарная фикция, попытки навязать порядок в согласованности сокрытия равнодушного бога, - в унисон произнесли два голоса. Мой и её. Остывает подожженная огненная соль, руки привычно сжались на знакомом фолианте, пальцы интуитивно обвели круг на обложке фолианта, пробежались по необычной гравировке в призрачном жесте давно погибшей женщины. Слова ритуала висят в воздухе, и наступившая следом тишина охватывает нас с Муной. Последняя устало соскользнула на пол, приходя в себя. В интуитивном жесте притянула колени к груди, съежилась, как намокший воробей на ветке. Я уже видела эту скорбную поникшую фигуру, только со спины. Поправилась: не я видела, а та женщина из сна. Можно было только догадываться о причинах происходящего. Самая простая версия: Муна перепутала меня со своей мертвой подругой. Причины появления земной женщины в Скайримы неясны даже самой виновнице событий, что говорить про всех остальных. Я представила, что после потери проведения обряда по возвращению близкого человека небеса разверзлись пред иномирцем с созвучным именем. Есть от чего тронуться умом. - Почему я оказалась в Нирне? – прозвучал осторожный вопрос. «Да еще и Аня в теле Довакин», - подумала я, и прикусила язык. Незнакомой разбойнице такая информация будет лишней. Трубить о проблеме Айре-Ани – всё равно что налепить мишень на спину последней. Довакин и без того не пользуется особой популярностью за пределами Соратников, не хватало, чтобы по миру поползли слухи об одержимости Айре. Похитительница неуклюже добралась до очага, подкинула пару щепок и горсть сухого мха. Протянула огню онемевшие пальцы, словно отогревалась. Стоит закрыть глаза – и я тоже вижу снег, оседающий на продрогших плечах отчаявшейся редгардки. В краях, которых я никогда не видела, холод пробивался даже сквозь отсыревший матрас на полу жалкой палатки, а метель в считанные часы заметала того, кто отважился отдыхать при угасшем костре. Муна повернула голову, и устремила на меня взгляд, наполненный благодушием: - Ждешь ответов на все вопросы? – усмехнулась девушка. – Но правда в том, что полный замысел Кирие понимала только она сама. Я прикрыла глаза, и откинула голову на стол. Рука онемела, но, стоило пошевелить верхней частью тела – и в предплечье словно вонзалось острое копье. Вкрадчивый голос Муны отражался от каменных стен, комната наполнилась потрескивающим звуком пламени, а ноги игриво лизнуло тепло: не нужно видеть разбойницу, чтобы понять, чем она занята. Сознание бережно носило в себе частицы памяти другого человека. Я раз за разом смаковала воспоминания о той вьюге, услаждая слух своей похитительницы. Муна устало откинулась в деревянном кресле, и терпеливо слушала сбивчивую речь. За несколько часов нас потревожили только раз: коренастый мальчишка с подносом позаботился об ужине. Бульон был диво как хорош: даже несмотря на отсутствие аппетита, я проглотила его почти в один миг. Редгардка со странной улыбкой наблюдала за трапезой, сама же едва надломила пшеничную булочку. Подозрения появились, когда на меня нахлынула сонливость и апатия. Кажется, Муна всё же решила дать отмашку для настоящего лечения: за последние несколько часов редгардка заметно смягчилась. Воспоминания погибшей данмерки делали меня хоть немного ценной в глазах этой стервы. Возможно, она решила, что, раз появился контакт, то нет смысла дальше держать перелом в открытом состоянии. Даже если лечить такую рану и магией, и зельями, я еще нескоро упрыгаю в закат, но оставь рану в открытом виде - и схлопотать заражение крови вполне смогу. Я шипела и извивалась, пока Муна и этот юный любитель медицины снимали бинты с ноги. Судя по тупой пульсирующей боли в области раны, с ногой уже не всё слава богу. Редгардка протянула к моей ране пипетку. Капли, коснувшиеся ноги, были подобны дыханию зимы: ледяной экстракт, само собой. - Я могла бы дать немного милосердия, но ты уже получала дозу сегодня, - теплая рука ласково стерла испарину со лба. – Мы облегчим страдания, как можем. Будь сильной, Кирие. Нет, спасительная темнота не нахлынула, хотя я так ждала. В том бульоне наверняка было зелье потери сил: я не могла даже отпихнуть ладонь разбойницы. В другое время Муна и её дружок порядком помучились бы, обездвиживая оперируемого человека. Совру, если скажу, что резали наживую: ледяной экстракт по действию своему был немного похож на местное обезболивающее в нашем мире, а в бульон, скорее всего, добавили еще и средства помутнения сознания. Впрочем, никакая эйфория не спасет, когда начинают копаться в твоей ране. - Было бы неплохо, потеряй наш пациент сознание, - заметил юноша, и протянул пинцет к зияющей ране. Моя солидарность со словами эскулапа выражалась в вопле, отразившемся от сводов пещеры и потонувшем в шуме подземного водоема. - С Бурёнками проще? – полюбопытствовала Муна, провожая взглядом мисочку с обломками кости, которые мальчишка сумел вытащить на свет. - Нет, - раздраженно отрезал сельский ветеринар. – Но было бы проще с твоей подругой, если бы кое-кто не выгнал единственного целителя аккурат перед делом. - Сколько раз повторять: те, кого плохо знаю, не будут участвовать в этом дельце. Слишком личное, - Муна ослабила хватку, чем я не преминула воспользоваться, и дернулась. Выругавшись, редгардка вновь сосредоточила внимание на операции. Несмотря на капли ледяного экстракта, которые Муна заливала в рану щедрой рукой, наложение швов обернулось слезами и позорным рёвом со стороны пострадавшей. Мальчишка-ветеринар быстрыми движениями шил рану, редгардка украдкой стирала слёзы с моих щек, а я вздрагивала каждый раз, когда тело пронзала игла. Укол-натяжение нити, укол-натяжение нити. - Позовите мага-целителя, прошу. Любые деньги, - промычала я. Сердце колотилось, как сумасшедшее, от слез было тяжело дышать, а сознание наконец-то начало меркнуть. - Не позорься, - оборвала стенания разбойница под сочувственный вздох мальчишки. – И это последний раз, когда я видела твои слёзы и сопли. Щелкнули ножницы, и юноша разогнулся. Его улыбка воплощала гордость за свои труды: увы, неблагодарная пациентка не имела возможности оценить красоту и изящество стежков. Не разделяла восторгов и Муна: - Скоро там? – прикрикнула она. – Нога быстрее сама срастётся, честное слово. Последняя вспышка боли – наложение повязки, пропитанной целебным отваром. Однажды мне довелось присутствовать на ампутации: в солдата попал отравленный дротик Изгоев, и к Ботеле он пришел слишком поздно. Ни магия, ни зелья не остановили процесса. Но тот пациент страдал после пробуждения. Помню, как исказилось его лицо, как глаза, обнаружившие культю, словно ожглись увиденного, и он тут же уставился в потолок. Когда Муири приподняла его за плечи, чтобы напоить, он болезненно мычал и дрожал в лихорадке. Никогда бы не подумала, что сама буду рисковать оказаться в той же ситуации. Муна и мальчишка с усилием наложили шину, стянув две доски бинтом, и теперь любовались плодом трудов своих. Еще немного – и напыщенный юнец лопнет от гордости. Явное облегчение на лице редгардки казалось неестественным: честно, ожидала от нее равнодушной мины. Наверное, Муне сильно не хотелось, чтобы её гостья умерла от заражения крови. По странному совпадению, нежелание проявилось аккурат после ритуала. После эпопеи с ногой наложение шины на руку как-то не воспринималось: больно, но терпимо. Отсутствие боли воспаленный разум воспринял как сладостную эйфорию: тело не кололи, не резали, поврежденные участки плоти наконец-то оставили в покое. Правду говорят: хочешь сделать кому-то хорошо – сделай плохо, а потом верни, как было. Веки смежились, и я со вздохом облегчения оставила реальность, погрузившись в сон. Пробуждение сопровождалось привычным тянущим ощущением в правом боку. Вдобавок к ноющему аппендиксу, рука и нога отзывались болью, стоило неосторожно пошевелиться. Всё тело чертовски затекло, а отдыхать на столе не в пример хуже, чем в теплой постельке, несмотря даже на кинутое сверху одеяло. Наверное, Муна вчера не решилась беспокоить человека после операции, потому и оставила тело там, где оно потеряло сознание. Несколько минут я смотрела, как танцуют тени на потолке пещеры. Никакая сила не заставит позвать редгардку: вчера я успела познакомиться с извращенной изобретательностью Муны, причем два раза подряд. Не стоило обманываться, что про меня забыли: чьи-то бережные руки поддерживали аккуратное пламя в очаге. Осторожные пальцы наткнулись на свежую повязку. Похвально, что сельский ветеринар заботится о ранах, но, если переломы неправильно срастутся, то придется ломать. Ботела и Муири множество раз исправляли неправильно сросшиеся конечности именно таким образом: на поле боя воины кое-как смещали кость в положение, которое казалось им исходным, и пили ядреные зелья регенерации. Всё срасталось, бой продолжался, а потом ясны соколы приходили к целителям с осложнениями. Если приходили. Норды – народ стойкий и упрямый. Вполне могут махнуть рукой, если не лезут на стенку от боли. Знакомый голос прервал измышления: - …Если и оставили наблюдателей, то они хорошо прячутся, - ленивый голос со знакомой бархатцей заставил распахнуть глаза пошире. Кристер? - Эйла до сих пор не вернулась, - пожаловался Фаркас. Ломаная хрипота его голоса грубо разрывала тишину. После долгого путешествия в темном коробе я могла с закрытыми глазами отличить своих спутников от любого другого человека. - У Эйлы достаточно большое самомнение. Задело, что не она подстрелила то отребье, - судя по всему, на губах новичка играла снисходительная улыбка. – Дождь остудит её пыл. Губы растянулись в широкой улыбке. Наконец-то спасение пришло! Быстро, тихо: я даже не проснулась, пока Соратники и новичок разбирались с бандитами. Вот это мастерство, высший класс, дай Бог им здоровья, счастья, и хорошего жениха. - Воды, - прохрипела я, привлекая внимание к своей персоне. В поле зрения моментально впрыгнул Фаркас. Помятый, с мешками под глазами, с перевязанным плечом, но, в целом, этот медведь выглядел не в пример лучше меня. Следом за ним в комнату ленивым шагом вошел новичок. Взгляд зацепился за полупустой колчан: единственный косвенный признак того, что рейнджер побывал в бою. - Наконец-то проснулась, - Фаркас осторожно придерживал мою головушку, пока вода жадно булькала в кружке. - Они сказали, зачем устроили похищение? – хмуро осведомился Кристер, прерывая приличия в виде вопросов Соратника о моем самочувствии. - Нет, - последовал честный ответ. Справедливости ради, Муна вправду не сочла нужным сесть, и по полочкам разложить, что, кого, куда, и зачем. Всё, что есть – догадки. Рейнджер подозрительно прищурился: - Не понимаю, - отчеканил он. – Ни в одном их действии не было смысла. Он устало опустился в кресло, и устремил взгляд в сторону стола. Я мужественно выдержала пытливый взор проницательного охотника, а тот продолжил рассуждение: - Если хотели ограбить, то почему не ограбили? Бандиты даже не сунули нос в сундуки, не тронули серебряные подсвечники. Если хотели убить, то почему ты до сих пор жива, и даже перебинтована, - задумчиво произнес он, а я даже не возмутилась. Это не обвинение, и сказано было скорее для себя. - Возможно, попытались похитить ценного заложника, но почему просто оставили здесь? Они могли увезти свою добычу, несмотря на ранение. Когда мы пришли, бандитов и след простыл, времени было достаточно, чтобы увезти одного пленника, - утоляя любопытство, охотник провел кончиками пальцев по полу, зацепился взглядом за плошки. Лично мне расстановка предметов и мусор на полу говорили только, что здесь не особо следили за чистотой. - Похитители нашей госпожи Салвий, - слово «госпожа» едко полоснуло пространство. – Баловались чернокнижием. - Всё уже позади, - успокаивающе произнес Фаркас. – Мы сделали большие носилки. Как только Эйла вернется, немедленно отправимся в безопасное место. - Ты не слышал? – нетерпеливо окликнул рейнджер. – Подруга вашей принцессы может быть опасна. Здесь буквально смердит даэдрической магией. - Ради Девятерых, - поморщился Соратник. - И ваша управительница темнит, - нахмурился следопыт. – Мы явно пришли после окончания веселья, а ложь глупых наивных девочек я за версту почую. Я закрыла глаза, тяжко вздохнула, и устало сжала переносицу пальцами: - Хочешь верь, хочешь – нет. Ничего другого предложить не могу. Произошедшее в этой пещере здесь же останется. Отчаяние редгардки и воспоминания мертвого эльфа никого из Соратников не касаются, а перед наглым новичком я тем более не обязана выворачивать душу нараспашку. Нордам будет лишним знать о том, что во время темномагического ритуала я видела воспоминания другого человека. Скажешь правду – и еще долгое время будешь видеть сомнение в глазах товарищей. Суть ритуала даже я, непосредственная участница, не могу понять, что говорить про нордов. А действия мои не должны ставиться под вопрос из-за Муны и её непринятия смерти Кирие. Рейнджер презрительно скривился, желваки на его скулах напряглись, но он смолчал. Время тянулось с одинаково мучительной скоростью для всех. Фаркас мерил комнату шагами, Кристер выскользнул из моей камеры, чтобы немного осмотреться. Один раз Фаркас прислушался, и резко вытянул ладони вперед, чтобы по очереди поймать булочку и два яблока. - Спасибо, Вилкас, - произнес Соратник в темноту, и обратился уже ко мне. – Будешь? Сухой хлеб восторгов не вызывал. Яблоко аппетитно захрустело на зубах, растекаясь кисловатым вкусом по нёбу. Для полного счастья не хватало только удобства: стоило пошевелиться – и одну из поврежденных конечностей пронзала боль. Как по мне, самая удобная травма – синяк или глубокий порез. Меня, с переломом верхней и нижней конечности, на руки не подхватишь, даже просто переложить с операционного стола на кровать – уже проблема. Я вздыхала, пыталась найти комфортное положение, в котором ничего не отекало бы, но никак не могла преуспеть. Фаркас нашел себе занятие, и последующие часы монотонно стучал молотком, пилил и шлифовал, пока из-под огромных лап Соратника не вышли чудесные носилки. Подумать только: если разобрать парочку сундуков, и скрепить деревяшки, то получится вполне комфортное средство передвижения. Как только носилки были готовы, и братья поднесли их к столу, я с готовностью переместилась на них. Возможно, даже слишком поторопилась: перед глазами на миг всё потемнело, и я закусила губу, чтобы не выругаться вслух. Возлежа на носилках, подобно восточной принцессе, я позволила Соратникам пронесли мой импровизированный паланкин по краю пропасти, над которой чуть ранее сидела Муна. Из любопытства я сунула было моську к перилам, но, к разочарованию своему, внизу лишь шумела темная вода. Эйла вынырнула из дождливого тумана ближе к вечеру. Мы с близнецами отдыхали возле общего костра в помещении, что заменяло привратницкую. Я куталась в уютные меховые накидки Соратников, которых, казалось, абсолютно не волновали местные сквозняки. Охотница медленно покачала головой в ответ на немой вопрос Вилкаса, и стерла воду с лица. - Значит, ушли, - произнес Вилкас, сложив руки на животе. - Раз так, то и нам пора. Черный Брод в миле отсюда, и лучше заночевать там, чем ждать возвращения бандитов. Эйла повернулась к Фаркасу, и выразительно приподняла бровь: - Я всё осмотрела, их и след простыл. Мы не можем идти ночью с тяжело раненым товарищем на руках. Не лучше ли дождаться утра? - Убежище совсем рядом, я не хочу ночевать во вражеской пещере без нужды, - покачал головой Вилкас, принимая сторону брата. – Возможно, они как раз этого и ждут, чтобы к утру вернуться, и напасть. Тогда окажемся в ловушке. - А может, они ждут нашего рывка в сторону Черного Брода? – повысила голос Эйла, и махнула рукой в сторону, где должен находиться брод. – Думаете, они не знают, насколько близко шахтерский поселок от пещеры? Я не вмешивалась, молча взирая на сцену разногласия со своих носилок. Вопросы боевой тактики разумнее отдать на откуп тем, кто знает, как сражаться. Интуиция подсказывала, что Муна сделала всё, что хотела, но, помимо редгардки и её банды, в этих краях промышляют и другие разбойники. Двум Соратникам придётся нести носилки. На лошадь меня не посадишь, в случае опасности отступить будет затруднительно. - Я проверила дорогу, засады не обнаружила. Но мои инстинкты говорят, что мы имеем дело не с простой бандой. Впрочем, как знаете, - махнула рукой Эйла. – Ждем новичка, и выдвигаемся, коли большинство решило идти.