Something More This Time

— Микки, — крикнул Йен, перебирая свои вещи, отчаянно пытаясь найти рабочие зеленые шорты. — МИККИ, — громче выкрикнул он, когда брюнет не откликнулся, и начал выбрасывать все из ящика на пол. — МИХАЙЛО!!! — Все еще по телефону разговариваю, мудила! Че там, блять, произошло? — наконец рявкнул Микки в ответ. — Не могу шорты найти, — пожаловался рыжий, одновременно открывая ящик с нижним бельем Микки, думая, что они могли оказаться и там, после того, как брюнет занимался стиркой в начале этой недели. — Может в простынях застряли, — предложил Микки, лежа на диване в гостиной. Йен услышал, как его парень посмеялся, а затем послал нахуй человека на другой линии. — Что она сказала? — громко спросил Галлагер как истинный ценитель шуточек Мэнди. Он отодвинул стопку боксеров Микки и заметил толстый бумажный конверт с деньгами, спрятанный под ней. Удивленно вскинув брови, Йен вытащил все содержимое и сел на кровать, чтобы пересчитать сумму. Раскладывая купюру за купюрой, пока Микки в соседней комнате болтал с сестрой, Йен продолжал считать. 530 долларов. — Надо идти, — услышал Галлагер, а затем Микки снова посмеялся в трубку. — Понятия не имеешь насколько, — снова смех. — Да, да, он такой. Почти стоит этого, ага. — Какой я? — переспросил Йен, когда Микки зашел в их спальню. Увидев стопки денег, лежащих на кровати, Милкович в шоке раскрыл глаза. — Какой я? — повторил рыжий, совершенно не обращая никакого внимания на ошарашенное выражение лица своего жениха. — Сексуальный. Это че за хуйня, Йен? — выдохнул Микки, не желая верить в то, что это было тем, чем это было. — Собирался спросить тебя о том же, — ответил Галлагер, облизывая губы и впиваясь взглядом прямо в голубые глаза брюнета. — Откуда у тебя эта куча денег и почему ты прячешь ее в ящике с нижнем бельем? — С хера ли ты рылся в моих вещах, а? — огрызнулся Микки, рывком подойдя к кровати и начав складывать банкноты обратно в конверт. — В тюрьме тебя бы пырнули за это. — Ты меня пырнешь, Мик? — спросил Йен, закатив глаза. — Просто спрашиваю. Не думал, что мы прячем вещи друг от друга. Мы прячем? — Мы… — Микки закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки и ускользнуть от мыслей, которые теперь крутились у него в голове. Он не хотел говорить об этом, идти к этому. Не сейчас, когда они были так счастливы. Он хотел оставаться счастливым. Не хотел трудностей их прошлого, хотел лишь надежды на будущее. Микки решил наплести ему, что копил деньги для чего-то другого; для чего угодно, но не того, ради чего они действительно сберегались. — Нет. Мы не прячем ничего друг от друга. Йен в ожидании посмотрел на него, скрестив руки на груди. Не зло, но взволнованно. Микки почесал лоб и пробубнил тихое «блять», когда пересекал маленькую комнату, чтобы вернуть наличку в ящик комода. Он глубоко вздохнул, присоединяясь к Йену на краю кровати, вместо зеленых глаз уставившись на потертый ковер. Он не хотел признаваться Йену, что боль все еще не покинула его, что весь прогресс, к которому они пришли, до сих пор не искоренил чувство одиночества, из-за которого он порою, хоть даже и в теплых объятиях своего любимого, тихо засыпал со слезами, медленно выкатывающимися из глаз, в их маленькой квартирке. Микки не хотел, чтобы Йен знал о ночных кошмарах, которые иногда вырывали его из самых крепких снов, заставляя задыхаться и паниковать. В этих страшных ночных воспоминаниях никогда не было Сэмми, нажитых тюремных врагов или даже Терри. Там был только Йен — единственный человек, который когда-либо мог порезать так, чтобы остался настоящий шрам. Микки не хотел делиться тем, что неприятная картина, скрывающаяся за его веками, состояла из холодного, не выражающего никаких эмоций взгляда, мокрой усмешки в ответ на планы на будущее брюнета и трясущихся рук, едва держащих разговорную трубку, за пуленепробиваемым стеклом в комнате для свиданий. Весь этот холод леденил вены Микки и по сей день. — Ты делаешь что-то незаконное? — мягко спросил Йен, взяв ладонь Микки в свою. — Я не буду злиться. — Черт, нет, — выпалил Милкович, качая головой. — Ничего такого. Я просто… — он остановился, — откладывал. Понемногу с каждой зарплаты. Они сидели в тишине несколько мгновений, пока Йен не разрушил ее. — Я думаю, что теперь ты как раз должен сказать, для чего откладывал, Мик. Нет? — Ты все равно рано или поздно узнал бы, я только… Не хочу, чтобы ты расстраивался, — брюнет неуютно поерзал, вырвав свою ладонь из хватки Йена, чтобы потереть брови, сведенные у переносицы. — Или пытался начинать отговаривать от этого. — Ты пугаешь меня, — признался Йен, почувствовав, как комок эмоций застрял у него в горле. Он снова взял ладонь Микки в свою, сжав ее сильнее. — Пожалуйста… Скажи мне, блять. — Я перекрою свою татуировку, — на одном дыхании выпалил Микки, оставив слова тяжело летать в воздухе, пока те доходили до Йена. — Я думал, что тоналка, которую тебе отдала Селена, хорошо их перекрывает, и Лука больше ничего не имеет против них? — смутился Йен. — Ну, то есть, я люблю их, они — это ты, я просто не понимаю зачем… — Йен, не на моих пальцах, — Микки покачал головой, разочарованно усмехнувшись. — Дурачок. — Погоди… Ты говоришь о… — он приложил свою свободную ладонь к месту на груди Микки — именно там, где под тонким слоем фабричной ткани футболки было выгравировано его собственное имя. Микки кивнул. — Да, я ненавижу ее, мужик. — Это мое имя. Как ты можешь это ненавидеть? — осторожно переспросил Галлагер. — Это я. — Это не ты. Не будь таким тупым, Йен, — прыснул брюнет. — Это я. Это в буквальном смысле я. Йен Галлагер. Я. В этот раз Йен выдернул свою ладонь из хватки Микки. — Не все, блять, каждый раз о тебе, — выругался Милкович, вскакивая с постели. Он взглянул на растерянный взгляд Йена и почти что смягчился, но затем быстро мысленно отругал себя за то, что до сих пор придерживался неразумного представления о том, что Йен был хрупким. За последние 15 лет Галлагер болел, страдал от зависимости наркотиками и перепадов настроения, но его никогда не ломали. Никогда. — Такой пиздецки эгоистичный. — Пошел ты, — рявкнул Йен в ответ, ожидаемо поддавшись тому, что, как Микки знал, будет для него неприятным. Милкович знал, что это заденет парня, судя по всем стараниям, которые тот прикладывал, чтобы измениться; что ему снова станет стыдно за то, что он когда-то сделал. — При каждой ебанной возможности ты напоминаешь мне об этом… что я не настолько хорош, как ты. Всегда мудак. — Хорош, как я? — саркастично усмехнулся Микки. — Ты прав. Люди постоянно говорят мне, что я дохуя хорош для своей жизни. — Я, блять, хочу ударить тебя в твое самодовольное лицо прямо сейчас, — сквозь сжатые зубы прорычал Йен, в отвращении качая головой. — Теперь, когда мы помолвлены как парочка педиков, это будет называться домашним насилием. Как думаешь? — Уебок, — пробубнил Йен, щелкая костяшками. — Думаешь, что я теперь сдачи тебе не смогу дать, Галлагер? — он в вызове поднял брови, смотря прямо в зеленые глаза. — Ударь меня, давай же, ну. — Я не буду тебя ударять. Я сказал, что хочу тебя ударить. Большая разница. Микки не мог остановить ухмылку, растянувшую его губы в этот момент. — Прогресс, значит, а? Йен пожал плечами. — Хуй его знает. Может? Иди сюда. Микки вздохнул и снова сел рядом с рыжим на край кровати. Он вздрогнул, когда Йен наклонился и нежно поцеловал его в щеку. Брюнет все еще пытался отойти от гнева, который пронзил его тело моментом раньше. — Я люблю тебя, — спокойно сказал Йен. — Пожалуйста, просто объясни мне. Я слушаю. — Это, блять, жалко, — надменно начал Микки. — Больше никогда не буду таким же. Я смотрю на нее и не вижу твоего имени, Йен. Вижу только себя, сидящего поздно ночью в тюремной клетке, трясущегося от страха, но только не из-за того, что рядом было пиздецки много наркоманов и настоящих убийц, а из-за того, что я потерял твою тупую задницу. Знаешь, как хуево это было? — он прижал основания ладоней к своим глазам и глубоко вздохнул, заставляя себя продолжить. — Блять, — выдохнул он, качая головой. Он не хотел плакать. Не из-за этого, не перед Йеном. Что бы Галлагер сейчас сделал? Это не было честным по отношению к ним, поэтому Микки не дал слезам вырваться. Он сделает это позже. Йен переплел свои пальцы с пальцами Микки и начал целовать костяшку за костяшкой, в ожидании продолжения. — Я думал, что все изменится, когда ты увидишь ее. Думал, ты поймешь… что я уже был готов прожить с тобой всю жизнь, что мне было плевать, принимал ты лекарства или нет. Что я не хотел исправлять тебя, — он тяжело сглотнул, понимая, что все-таки не сможет сдержать слезы. Они уже начали безостановочно стекать по его щекам, и Микки ничего не мог с этим поделать, — что я знал, что ты не был, блять, сломан. Что я любил тебя, несмотря на все это дерьмо. Йена накрыла сильнейшая реакция. Он почувствовал нестерпимую боль в груди, будто ножи впивались в его сердце один за другим, разрывая его, уничтожая, пока не остались одни клочья. Слышать слова, которые он сам говорил много лет назад, было мучительно. Йен инстинктивно поднес свою свободную ладонь к собственному сердцу, чтобы убедиться, что оно все еще билось. — Я не… — он ловил воздух ртом, так и не сумев подобрать нужные слова. Потянувшись к лицу Микки, он вытер стекающие слезы с его мягкой щеки. — Ты не будешь ничего говорить. Как я и сказал. Это только обо мне. К тебе это не имеет никакого отношения. Совсем, — Микки впился зубами в свою нижнюю губу. — Ясно? Йен медленно кивнул, приковав свои зеленые глаза к голубым. — Ясно. Я просто хотел бы вернуться в то время… — он остановился, не уверенный, стоило ли говорить о том, что теперь вертелось у него на языке. — Микки… — Мм? — Я понял это. Понял. Когда ты набил ее, я знал почему. Я должен был сказать тебе. Я не знаю, почему не сказал. Я был… — Йен встряхнул головой. — Я все понял, хорошо? Я должен был быть лучше для тебя. Прости. — Я сказал тебе это не для того, чтобы получить извинение, Йен. Ты уже извинялся, — честно сказал Микки. — Говорил же, что никогда не перестану, — напомнил рыжий. — Знаешь, я много об этом думал. — О чем? — спросил Микки, одновременно наклоняясь к прикроватной тумбочке, чтобы взять пачку сигарет и зажигалку. Он зажег одну для Йена, другую — для себя. — О татуировке. Я думаю, что она значит кое-что другое для меня, — признал Галлагер, глубоко затягиваясь. Он на мгновение закрыл глаза, позволяя никотину успокоить его, отдалить от края, хоть немного. Микки понял, что был поражен фактом того, что Йен вообще думал о его татуировке, что для него она что-то значила. Брюнет не ответил, дожидаясь момента, когда его жених сам все прояснит. — Я тоже видел ее как все это, но еще это чувствовалось как обещание. Что ты всегда найдешь путь ко мне. Что я всегда буду твоим, буду принадлежать тебе, все то, что я тебе уже говорил. Что ты тоже будешь принадлежать мне. Вот, как это чувствовалось для меня. Вот, как я думал об этом. — Ага, но ты был с другим парнем, — как ни в чем не бывало, возразил Микки. — Если для тебя это было так, почему ты не ждал? Йен тихо сидел, ошарашенный вопросом, не зная как ответить. Мания, кокаин, онемение, взлет, неудача, трепетание, барахтанье, падение; было так много слов, но они не сошли с его уст. Поэтому вместо этого он достал из глубины своей души всего одно, единственное слово, которого он так боялся, которое действительно являлось правдой, а не оправданием. — Эгоист, — он почувствовал, как слезы начали выкатываться из его глаз, а губы дрожали. — Заботился о себе больше, чем заботился о тебе. Эгоист. К удивлению Йена, Микки улыбнулся и обхватил его шею, притягивая того ближе. Другой рукой Милкович вцепился в рыжие волосы и в следующий момент соединил их губы, скользя внутрь языком. Йен начал отвечать на поцелуй только через несколько мгновений, явно озадаченный реакцией Микки. Но он не жаловался. Они целовались, пока не начали задыхаться, радуясь тому, что сложный разговор теперь остался позади. — Это еще за что? — спросил Йен, когда Микки оторвался от него. Брюнет пожал плечами. — Кажется, меня заводит то, как ты называешь себя эгоистом, — усмехнувшись, подразнил он. Дотронувшись до щеки Йена, Микки легонько похлопал по ней. — Честно, мне было пиздецки важно знать, что это значило что-то для тебя. — Тебе казалось, что я никогда об этом не думал? — не веря, переспросил Йен. — Мне казалось, что ты никогда не думал обо мне. Йен покачал головой и закрыл глаза, будто все еще не мог понять, как Микки мог так думать. Но он думал. Что ему еще оставалось думать? — Я знаю, что ты можешь делать с этой татуировкой все, что захочешь, но я люблю ее, Мик. Я реально, блять, люблю ее. Каждый раз, когда я смотрю на нее, она ебашит прямо по лицу, напоминая мне о том, какой у меня невероятный мужчина, как сильно ты любишь меня, как всегда любил, какой я счастливчик. Она говорит мне о твоей преданности. Ты ненавидишь ее, я понимаю. Правда понимаю. Но я люблю ее. Микки молча оглядывал пространство перед собой, пытаясь переварить поток слов, которые Йен только что сказал. Безмолвно встав, он пошел к углу комнаты, после чего развернулся и кинул те самые зеленые шорты в сторону Йена. — Нашел их. — Да ладно, блять, — улыбнулся Йен. — Ты чертова растеряша, — ответил брюнет, наблюдая за тем, как Галлагер стянул с себя спортивки, надел шорты, а затем снова натянул штаны поверх. — Спасибо, я буду поздно, — вздохнул рыжий. — Мне уже пора идти, на самом деле. Микки кивнул. — Я подумаю над этим, хорошо? — Я не хочу, чтобы ты оставлял ее, если так ненавидишь, — серьезно сказал Йен. — Я правда не хочу. — Ты любишь ее… — Люблю, но тебя я люблю больше, — заверил его Йен, наклоняясь, чтобы сладко чмокнуть того в губы. — Увидимся там, ладно? — Сегодня не смогу, надо убрать эту свалку после прошедшего рыжего торнадо, которое разбомбило все ящики в комоде, — с ухмылкой ответил Микки. — Буду скучать, — честно сказал Галлагер. Он ненавидел, когда Микки не появлялся в клубе. Схватив свой рюкзак, рыжий вышел из квартиры и пошел в направлении станции метро. Его мысли все еще блуждали и крутились от эмоций после разговора с Микки. Он ненавидел свою работу. Йен хотел, чтобы Микки знал, как удивительно было видеть свое имя на теле того человека, которого ты по-настоящему любишь. Он хотел, чтобы Микки почувствовал это, чтобы и у него это было, но он не мог сделать себе тату в виде имени парня, пока работал танцором в ночном клубе. Это убивало фантазии тех единственных, кто, по сути, платил за их с Микки счета. Йен смахнул мысли, устало покачав своей головой, и прыгнул в вагон поезда.