Другая Екатерина

— Помилуй, Великий Государь! Даде Бог небесный крепко и честно, на все воля Твоя. Но люто мне идти за басурманина… — рыдая, принцесса Елизавета Антоновна в ноги упала. Я отвела взгляд. Одна их реалий политики — союзы, не только при помощи пушек, но и хитрых династических комбинаций. Нужно было сообразить о том, какое место России в старушке Европе, итог долгой войны и образ нового правителя, тем более, что отношения королей к нам были крайне недружелюбны и грозили даже дипломатическим разрывом между государствами. По этой причине, членами Совета написана длинная-предлинная инструкция, в которой мудрецы излагали соображения кабинета по делам иностранным. Польша никогда не являлась другом, но ее земли всегда были важны. Отдать им сестру императора? Ни один брак — говорил Семен Кириллович — не представляет столько заманчивых удобств, как этот. Жених и невеста в цветущих летах, разница в их возрасте не ирает роли. В случае успеха, поляки будто бы обязываются предоставить в распоряжение царя все свои силы и употребить в дело всю свою власть на его благо. Игра с Понятовским дает возможность осуществить на Западе мечты, доставить средства держать в страхе перед русским зверем всех германских курфюстов. Варшава отвечала, что даже из девяносто девяти принцесс, которые подходили для их монарха, нет лучше Брауншвейгской, как по скоромности, так равно и по своему титулу. Наивный, абсолютный уверенный, что поступает правильно и для общего блага, Иоанн подписал договор. Честно, кто-кто, а я не разделяла этого оптимизма: тихая, пугливая мышка, больная, его сестра не понимала в одежде или украшениях, дичалась фрейлин и парихмахеров, не хотела и молила избавить от этого. Она идеально вписывалась в эпоху древней Руси, когда боярышни почти никогда не выходили из своих покоев, проводя круглый день в молитвах. Но цезарь, желающий сейчас вернуть потерянные годы, искрился и отчаянно ругался, когда близкие замыкались в своих апартаментах и мало принимали участия в общественной жизни. Вздохнув, притянула девушку, ласково гладя. Что сказать, как утешить? Не рассказывать же про истинного виновника ее бед? Да, считаю, жажда Иоанна осчастливить людей, только в своем, разумеется, понимании — это кривая дорожка. Брат и сестра, полыхающий огонь и текучая вода, как им осознать друг друга? А Нарышкины цинично используют его сумасбродство. — Пан Станислав… Его Величество — галантный кавалер и никогда не оскорбит честь дамы. — на помощь с холодностью и твердостью мне пришла Екатерина Алексеевна. Я тонко благодарила опытную вдовствующую княгиню. Зря все начали, махая руками, жалась в уголке, а во время отъезда билась птицей, истерично кликушествуя. Со временем установился распорядок имперского дня. До завтрака посещали церковь, я изо всех сил старалась не проспать, далее — уроки Ивана, аудиенции, визиты, «час джентльменов» и мой «промышленный шпионаж» — наблюдать, кто и что болтает языком. На кару офицерам Семеновского полка трепались: «Эпоха Анны Иоанновны вновь настает!» Следующая неделя была радостью и величайшим позором. На Масленицу петербургский градоначальник сообщал городскому голове о том, что «Отец наш, император, соизволил дозволить» комедиантам и эквилибристам приступить к постройке балаганов, каруселей, стрельбищ, чайных лавок, ледяных гор, катков согласно представленному плану. Управа благочиния, местные органы правопорядка на язык будущего, установила специальный надзор за народными играми и забавами, не забывая о денежных поборах. В тот гадкий день я отдыхала с «кузенами» и фрейлинами. Надеясь, что мой странноватый супруг оценит, портнихи выбрали псевдо-московский стиль с ноткой легкого кокетства: диадема из шелка, расшитый золотом и серебром корсаж, приталенный верх, а из-под юбки чуть видны ножки в шелковых чулках и алых сапогах. Игра и подражание — неотъемлемые атрибуты русской культуры «галантного века». Они проявили себя во всех сферах окружающего бытия: в политике управления государством с непременными тайными войнами, интригами и авантюрами, в создании различного рода духовных сообществ и мыслительных союзов, в искусстве и страстном коллекционировании дворянством раритетов, но особенно ярко — в сюжетах и образах официальных торжеств и апогее праздников. Хихиканье самых богатых людей оборвал полицейский свист. Ищут?! Но кого? Я застыла, больше в недоумении, чем страхе. Конечно, власти доносили, что приезжают разбойники со боевым ружьем и жгут села и деревни днем и ночью, насилуют, имущество берут без остатка… Но здесь, в городе на Неве, самом центре державы?! Или криминальный мир обладает таким высоким уровнем могущества, что и первых лиц не могут защитить? Однако, ловимый решительно не походил на человека, для которых преступная деятельность становится постоянным источником дохода. «Храбрые» служители закона обрушили дубинки на еще мальчишку, тонкого подростка лет четырнадцати. Ясно хрустели его кости, выворачивались суставы, шли уродливыми цветами синяки по всему телу. — Вор, в кандалы его! Распростерся ниц, даваясь и отхаркивая пузырьки крови: — Лучше убей, Матушка — царица, но… не возвращай Ироду проклятущему… Это было столь дико, противно высоким идеалам гуманизма, ценностям, что поначалу тихо охнула и только потом встала между — они бы точно забили несчастного! Хмурилась, требовала отчета. Дрожащий от представления Ее (моему) Величеству, шеф полиции раскрыл положение вещей, боль и стыд государства российского. Спасенный есть беглый холоп, крепостной, не помнящий, что господин и барин есть над ним. Петр Великий изменил только внешний лоск аристократии, но не дал европейской системы. Оборотной стороной ширившихся год от года привилегий дворян стало обращение крестьян из тяглецов, имевших широкие права в настоящих рабов, практически лишенных всяких прав. У нас образовался худший вид неволи, какой не знал феодализм, прикрепление не к земле, состоянию, лицу владельца. Призрак смерти стоял перед ними всеми, не от бича, так иной дури. Убежишь, рискнешь, и, может быть, умрешь от холеры свободным. Да, и граждане одной страны оказались поставлены в извращенные и очевидно несправедливые отношения, когда одни оказались бесправной собственностью других. Утешали, разъясняли, что хозяин мальчишки — «родич» и добрый друг Александр Александрович. И ведь правы, черт неладный, от благосклонности родов, зависит трон и жизнь (?!) Иоанна Шестого. Видимо, горький настрой передался и Ивану, его способности читать эмоции растут день ото дня. — Что ты? Полечешь? Что не лады вои? Взял меня за руку и склонился рядом. Ах, пускай не так ловок в обхождении, как многие юноши в его возрасте, но дороги забота и участие. — Нет-нет, все хорошо… Всем сердцем люблю я нашу Родину и желаю ей чести и славы… Но дел сколько, и то нужно, и другое. Одно не в порядке, и другое перестройки требует! — боялась втягивать в свои конфликты.  — Разумею слабо, душею сокрушенною и духом смиренным приятии бысть. Но свет возвратися ко мне, судьбы истинны твористи еси, постави мя над всею страною, князями и воеводами. И зрак утвердейся, царство наше, еже будет крепко аки железо. — говорил серьезно и, вдруг, неожиданно, подмигнул. Я тихо ахнула от его уверенности.