Другая Екатерина

— Ох… Екатерина Сергеевна, добрая наша! При иных обстоятельствах не смел бы и рта раскрыть, но происходящее вынуждает. молю удалиться из комнат, Его Величество отвлекается от занятий! — неловко, смотря себе под ноги, шептал профессор, мученически бледнея. Это было крайне храбро — указывать августейшей особе ее место, но не хотим же слыть тиранами и деспотами? Иоанн, запинаясь на каждом шагу, читал вместе со своим наставником, окончательно утверждённым на посту в царском дворце. Мне он нравился: честный, искренний, простой и притом весьма неглупый — именно такой человек, какого только и можно допустить до императора. Потому всячески приветствую их совместный труд. Арифметика и калькуляция давались туго, хотя одно яблоко от двух или шести мог отличить, а вот физические упражнения — то, в чём он просто-таки расцветал, выглядя и занятым, и счастливым. Была и в смятении, и в восторге от его упорства и бесстрашия. На том, чтобы затупить все шпаги, строго запретив кому-либо давать свои, настояла я, после того, как во время одного из уроков сильно оцарапался — кровь била так сильно, что пришлось уложить в постель. Тогда едва не обезумела от беспокойства, сам же Иван Антонович был в полном восторге от приключения и, как он говорил, «первой всамделишной раны». «Блаженный!» — заводит старую песню Семен Кириллович. Остальное время первое лицо нашей державы уделял светским наукам, таким как история, философия, геральдика. Так проходило четыре года. Монахи говорили о его смирении и благочестии, щедрости и богоугодных делах, простой люд уверял, что страдалец долгий и, вообще, по природе своей справедлив и милостив к добрым, а к злодеям — строг и непримирим. Словом, одно только хорошее слышала вокруг, и, если честно, это пугало. Не может быть, не бывает у королей так. Но враг России, внешний и внутренний смят и повержен: ни мятежные гвардейцы, ни коварные, ни зарвавшиеся датчане больше не тревожили страну и не нарушали её покой. В последнее время делал много ошибок. Белокурый, невозможно хрупкий на первый взгляд, лишь выступающие синие жилы раскрывали в нем уже далеко не юношу. И вот сейчас краснел, и начал гораздо менее уверенно, кидая чуть беспокойные взгляды. Нервно хрустнул костяшками, ах, стоит только заглянуть в эти потаенно блистающие глаза, посмотреть на жаркий румянец, заливший его щеки. Что с ним, припадок? Воздух, недостаток движения, слишком много тревог? И без того, по конституции, не отличавшийся здоровьем, он вечно изнурял себя постами и вёл образ жизни, истощающий тело и зачастую пренебрегающий основными потребностями, такими как богатая пища или продолжительный, сладкий сон. Но, очевидно стесняли профессора, а потому, уважаемая Катерин, подвиньте свою голову в сторону и дайте работать. — Мэтр, Государь, оставляю вас…— качнулась, выходя. Решив бороться со шпионами теми средствами, которые предлагал «галантный век», наладила создание салонов. Люди говорят здесь, потому что следует сказать что-нибудь, они улыбаются, потому что в противном случае их сочтут неучтивыми; они выказывают мнимые чувства, потому что не хотят выглядеть равнодушными и эгоистичными. В действительности одни из них приезжают сюда, чтобы покрасоваться в парижских нарядах, другие — узнать сплетни, третьи — пристроить на службу сына, завести нужные знакомства для продвижения по служебной лестнице. В обстановке фальши легко внимательно исследовать своих политических противников. Быть в курсе их дел, новостей, отношений, политических взглядов, личных предпочтений, привычек, навыков, вкусов, страстей, наследственных болезней, интриг и тайных обид. Чем они дышат, о чём думают в тот или иной момент, с какой ноги встали. Я глядела по сторонам, слушала, ела, пила, танцевала, и кровь гудела в ушах оттого, сколь сложен и богат мир вокруг, пчелиный рой, которым требовалось повелевать. Рядом заливисто хохотали девушки-фрейлины, обсуждая молодых аристократов; офицеры запальчиво и увлечённо спорили с учеными, и видно было, что им обоим спор доставляет немыслимое наслаждение, хвалился гофмаршал чем-то, собрав вокруг себя толпу слушателей, и смеялась вдовствующая княгиня, она же принцесса Ангальт-Цербстская. Вот ей детерминистично приписывала участие заговорах. Если бы хоть толика фантазий была бы правдой и можно уличить, это развязало бы мне точно руки. Однако никогда не опускалась до открытого проявления этой нелюбви, тем более в присутствии Двора. В ответ на ее любезность сухо шевельнула одними губами и немного отвернулась к окну. Дурной настрой уловил граф Разумовский. С явно наметившимся брюшком, высокого роста, с нервными и сильными оконечностями, питающий излишнюю слабость к торжествам и обильной кухне, он был добродушным, веселым, несмотря ни на что, старым другом, преданным Отечеству — или монарху, что в целом одно и то же. Чуждался гордости, ненавидел льстивое коварство. И только он понял бы страх за мужа, за всеобщее потакание его авантюрам. — Дозволь уж прямо говорить, Матушка-царица, и не серчай за откровенность. — Ценю Ваш любой совет, Алексей Григорьевич. — Император экстраординарными поступками славен, и в заключении находясь смирил себя, плоть, но все же не ангел бестелесный, не дух, не инок черный… С годами, мужчину отличает опытность, храбрость, сила, мужчина становится интересен и даже, если повезет, загадочен, но, горе, если не ведал истинный жар, свойственный только ранней молодости! Поверьте старику, никого не минует сия чаша. Да, случилось и ничего тут не попишешь, хитрая уловка фортуны, заманивающей в свои сети метущиеся неспокойные сердца. Я пораженно села, на этот раз в ненаигранном удивлении. Ох, глупая! Так Иоанн… Самое интересное, он, наверное, и сам не понимает, что с ним происходит, мол, все идет, как надо, а его новая возбудимость — происки лукавого. В тюрьме, цитадели, не мог он наслаждаться ни совершенством и безмятежностью природы, ни лаской, ни красотой. Не видел жизни, не знал ее. Но пылкость его характера не гибла, как хотела бы злая воля, она отошла в самый угол и покорно стала дожидаться той искры, которая растопит сковавший ее лед и позволит ей вырваться, начать жить, начать познавать. И вот волна, цунами, сметающая все на своем пути, первые, мальчишеские чувства! Пока эти чувства лежали на дне, они набирались сил для своего сокрушительного удара.