Азбука Грейденса

Персонажи: Эзра - длинноволосый еврейский мальчик с мамой и скрипочкой, Персиваль - серьёзный юрист. Ну, до определённого момента... Ни разу не рейтинг, сплошная романтика. POV сначала Эзры, затем Персиваля. Возможен злостный ООС. Но я - художник, я так вижу!

Пять – число строк нотного стана Саундтрек - Камиль Сен-Санс. Пляска смерти: http://pleer.net/tracks/5848550723f

В пять лет я впервые взял в руки скрипку. Ещё через пять лет я впервые стоял на сцене. Ещё через пять – моя первая премия на международном конкурсе. Ещё через пять - моя жизнь оказалась крест-накрест перечёркнута строками нотного стана, когда моя мать строго-настрого запретила мне жениться на милой маленькой скрипачке из нашего оркестра. Она тогда заявила, что не для того вложила столько сил и средств в моё музыкальное образование, чтобы я бросил свой диплом к ногам какой-то нищей музыкантши… Можно подумать, мы с мамой были Рокфеллеры! Ещё она тогда пригрозила взять ремень и выбить из меня эту дурь. Моя мама – и ремень! Вы знаете, я тогда больше испугался за её сердце, чем за своё: мне-то ещё жить и жить, пусть и без этой милой девочки, а вот маму может разбить инфаркт – и с этим тогда уже ничего не поделаешь. Ещё через пять мамы не стало… и я остался совсем один, в обнимку со скрипкой, всего в двадцать пять лет. И сам себе напоминал заблудшего циркача, отставшего от своего фургона. Вот он стоит такой на перекрёстке дорог: что было – не помнит, что будет – не знает… солнце печёт – но не греет; вода с неба льётся – но не напиться. А потом я увидел в толпе ГЛАЗА. Нет, конечно, из зала на сцену смотрели сотни глаз. Мы тогда, помню, играли «Пляску Смерти». Мне казалось, что меня, застрявшего на том злополучном перекрёстке, окружили цыгане, духи, призраки, закрутили в бешеном хороводе, я вращаюсь всё быстрее и быстрее, и вот-вот оторвусь от земли, и обо мне никто не вспомнит... И тут его глаза! Они словно пригвоздили меня к земле, не позволяя забыть, кто я и откуда здесь взялся. Он ухватил меня и держал, держал крепко, словно я всегда принадлежал только ему – и потом случайно об этом забыл. После концерта в гримёрке мне передали букет кроваво-красных роз и карточку с именем «Персиваль» и семью цифрами… *** Пять… я ненавидел это число с самого детства. От меня вечно требовали получать в школе только пятёрки. Потом – долгие пять лет обучения в Университете, когда отец постоянно попрекал меня дорогим юридическим образованием, выбранном мной вопреки его воле – он хотел, чтобы я пошёл по его стопам и стал военным. Однако я не видел в военной карьере никаких перспектив. Но надо же было так сложиться, что работать мне всё равно пришлось в военной сфере – после Университета мне предложили место помощника юриста в Министерстве Обороны. Прошло пятнадцать лет – и я стал начальником юридического отдела. Кто бы мог подумать! Хотя нет – я-то мог. Я любил свою работу – и честно говоря, больше ничего в моей жизни просто не было. В силу специфики работы, меня окружали почти исключительно мужчины, и многие из них смотрели на меня с уважением, многие – с интересом, но среди них не было того, от чьего взгляда ёкнуло бы сердце. Почему-то именно так я представлял себе любовь. В тот вечер мне выпало сопровождать делегацию из Министерства Обороны дружеской страны в оперный театр. Давали концерт симфонической музыки. Я неплохо разбирался в классике, но в концертный зал выбирался нечасто. Потому довольно быстро забыл о работе, о делегации, о завтрашнем совещании… да даже имя своё забыл, если честно. Глаза у того мальчишки были такие… как будто тёмный свет изливался из них и заполнял весь зал, заливался прямо в душу, переворачивал всё с ног на голову. В антракте я отпросился в туалет и пулей выскочил на улицу – было душно, было нестерпимо душно. На углу театра я увидел цветочницу. У прилавка стояла пластмассовая ваза с почти чёрными в вечерних сумерках розами. Я купил букет, не торгуясь. Никогда до этого не дарил цветы актёркам и не знал, с какой стороны заходят в театр музыканты. Но язык, как известно, до Киева доведёт. В последний момент догадался нацарапать на белой карточке, притороченной к букету, своё имя и телефон – визитки предсказуемо остались на работе. Кучерявый скрипач с длинными кудрями никак не шёл из головы. Дни проходили за днями, но тёмный мёд его глаз словно склеил что-то внутри так, что даже дышать выходило с трудом. Когда от удушья стала кружиться голова, я решил, что нужно что-то делать. Я узнал, в каком оркестре он играл и где они обычно репетируют. Старое здание Филармонии находилось в центре города, в паутине узких переулков и извилистых улочек. Забросив все дела в свой законный выходной, я стоял возле служебного входа Филармонии, чувствуя себя ужасно глупо. Но тёмный мёд держал меня крепко… Когда он появился в узком проёме двери, я окликнул его, не надеясь, что он ответит. Однако мой скрипач не только подошёл, но и протянул мне руку. Я посмотрел на его руку – и увидел пальцы, покрытые мозолями от струн. И тогда я посмотрел на него, стремясь взглядом выразить сочувствие – меня, юриста, вдруг оставил дар речи! – и тут он каким-то невероятным образом узнал меня. «Персиваль», - выдохнул он. Моё имя, слетевшее с его уст, поцелуем коснулось моей щеки. Я выдохнул в ответ, обхватил его ладонью за затылок – и припал к его губам. Ничего вкуснее я не пробовал в своей жизни… *** Пять долгих лет. Самых счастливых, самых звучных, переливающихся на солнце лет… Мы лежим на траве, над нами – голубой купол неба. Я поворачиваю голову – и вижу любимые глаза, те самые, что пронзили мне душу тогда, в темноте зала. Он, как тогда, охватывает меня ладонью за затылок и приближает к себе, чтобы я забыл всю боль, что когда-то испытывал, и взлетел вместе с ним, оставаясь навсегда привязанным к Земле.