И понял я теперь, на перепутье: Нет в человеке человечьей сути. На свете нет добра, нет состраданья, Искать друзей — напрасное старанье... — отрывок из цитаты Юсуфа Хас-Хаджиба Баласагуни
***
Небольшая кухня лесного домика преобразилась в дневном свете, становясь гораздо светлее и уютнее. Кипенно-белый снег лучился на ярком зимнем солнце так, что в окно было почти что больно смотреть. В воздухе витали непривычно-странные запахи еды, во всяком случае, таковыми они казались Карлайлу. Так давно истинное предназначение этой комнаты ушло в забытие, и небольшой круглый лакированный стол из дерева использовался хозяином сугубо для работы с ноутбуком или бумажными документами. Но сейчас стоять и наблюдать за трапезой своей гостьи в ожидании закипания электрического чайника было как минимум забавно. По правде говоря, все аппетитные на вид и манящие на запах блюда долго не задерживались на столе лишь потому, что за столом сидела она. Аппетитно, но не для него. Мужчина облокотился на светлую столешницу, над которой висели шкафчики с кухонной утварью, и отклонился от окна, чтобы кожа не ослепила Коралин своим мерцанием. Оно было бы явно чересчур ярким при таком-то солнце. Почему чувства, те или иные, присутствовали по отношению к девушке? Он ведь даже не испытывал симпатии к ней. Этот вопрос не переставая мучил его, хоть и постепенно мерк на фоне этих же чувств. Еще пару дней назад в душе было размеренно и спокойно, даже переживания по поводу пациентки не имели такой силы, чтобы повлиять на этот кропотливо выстроенный душевный штиль. А сейчас все мысли увлеклись ситуацией и ворохом поскакали вслед за девчушкой. И Карлайлу это не нравилось... Прошедшие двое суток бедняжка промаялась в лихорадке, сопровождаемой жаром, — «прекрасной» вещью, вызванной как большой потерей крови, так и перенесением операции в сознательном состоянии. Мужчина был с ней рядом, почти не отходя от ее постели. Он переживал. И, возможно, именно это позволило единому чувству пробиться сквозь толщу отвердевшей стены к душе. Особенности ее физиологии в очередной раз подтвердились, ведь рана заживала относительно быстро. Так или иначе, уже этим солнечным утром Коралин была способна встать, с пробившейся гордостью игнорируя попытки доктора ей помочь, но все же произнося тихое «спасибо» за то, что он не оставил больную наедине со своим недугом. Он снова не бросил ее. «Не в моих правилах», — мимолетом его слова пробежали в памяти девушки, когда она слегка остановилась, наматывая спагетти на вилку. Это было более чем странно для нее. Такой искренней помощи, бескорыстной, выказанной в реальности совершенно незнакомым существом она не принимала давно лишь потому, что не от кого было принимать. Будто бы искать сейчас добро в людях — все равно, что искать несуществующие комочки в мелкой-мелкой муке, просеивая ее через сито. Горечь. Все, что происходило сейчас было плохим. А самое ужасное — нормальным. Делать что-то доброе и светлое просто так было по крайней мере дико. Но на примере неравнодушного доктора Коралин убедилась, что все же крохи добра остались в этом мире. Но сколько этого самого доброго? Ничтожно мало. Благо, оно хотя бы живо. — Что, если попытаться ночью? — она отпила из стакана воды, поднимая на мистера Каллена задумчивый взгляд. Мужчина немного замешкался, ведь его нехитрое занятие отбивало бдительность, словно мяч, отправленный бейсболистом рассекать воздух. Он отвел глаза от девушки, обдумывая ее слова и подмечая, что она вроде бы не заметила его заинтересованности. Конечно, это было именно так — пока Каллен слишком хорошо владел своими эмоциями, и его лицо не выражало ровно ничего. — Ночью тебя чуть не схватили, — констатировал факт Карлайл, а по-прежнему добрый взгляд на мгновение источал усмешку, — плюс к этому, ранили. — Кстати, забыла спросить. Что случилось тогда? Почему они не нагнали меня? — спросила девушка, чуть поежившись от накативших воспоминаний. — Не знаю точно. Но думаю, что сначала они потеряли тебя из виду, а потом не смогли найти из-за моего запаха. Он смешался с твоим и сбил их со следа, — объяснил свою версию Карлайл, устремив взгляд в бревенчатый потолок и скрестив на груди крепкие руки. — Может быть, это и в этот раз подействует? Может, они не поймут? Посчитают меня за вампира, — с надеждой рассуждала Коралин, оторвавшись от еды: совсем забылась. Слишком многое стояло на кону. — Нет, нельзя так рисковать. Мы не можем... Мало ли что, подумай. Возможно, той ночью это были не из обученных, поэтому упустили тебя. Что, если мы нарвемся на профессионалов? — Карлайл, я не могу так! Мне нельзя медлить, я и так проторчала здесь двое суток, даже больше. Раз нет выхода, я уйду одна. — Нет, ты не можешь уйти! — чересчур резкий тон. Но слова вылетели прежде, чем Карлайл понял это и в последующем смягчился. — Во-первых, ты и километра не пройдешь, как тебя схватят. А во-вторых, твоя рана еще не зажила. Ты если и сможешь передвигаться, то медленно и хромая. Коралин разочарованно вздохнула, с отчаянием нанизывая кусочки мяса на вилку. В глазах мелькнула безнадега. — Что тебя так сильно беспокоит? Куда ты рвешься? — девушка замерла, думая, отвечать ли. Едва знакомая личность. Возможно, ему не стоит так доверять. Подозрительное спасение. Она подняла взгляд и наткнулась на лучащиеся теплом золотые глаза. Сомнения резко отпали, а от души отлегло что-то тяжелое, что мешало дышать. — Я должна попасть в Уати. Это город на северо-западе Канады, — это была не вся правда. Но ему достаточно знать лишь это. Пока... На минуту на кухне повисло молчание. Карлайл задумчиво глядел на девушку, отвлекаясь лишь на пузырьки, что забурлили в чайнике, словно извергся какой-то водяной вулкан. — Я мог бы отвезти тебя туда, — он кивнул словно сам себе, затем спешно начал заваривать чай, отвернувшись от нее к столешнице. В ответ была тишина, но лишь несколько секунд. — Я была бы тебе очень благодарна. Спасибо, что рискуешь из-за меня, — Карлайл лишь махнул рукой на это заявление. — Рискую — слишком громко сказано. Нечем уже рисковать, — его улыбка показалась ей столь печальной, что невольно она содрогнулась. Это существо не из легких. — Все равно спасибо. — Пока не за что, — после его слов они снова погрузились в тишину. Мужчина галантно поставил перед ней глубокую кружку, а рядом — прозрачный чайник, в котором темные чаинки кружили в своем водовороте, окрашивая воду в свой цвет. Коралин внезапно ощутила давление этого молчания, чего искренне не ожидала, прежде чем сказать следующее: — Откуда так много еды? — поинтересовалась она, и Карлайл сел напротив, положив руки на стол. — Я работаю в небольшой больнице Эндако. Город сам по себе маленький. И, когда не хватает денег, чтобы выплатить сотрудникам зарплату, нам выплачивают ее едой, причем в немалых размерах, — он усмехнулся. — Приходится брать. Иначе, на что я живу? В последнее время зарплата — это комплексный обед, только в виде далеком от готового. Понять их можно, все-таки сейчас такое время... Не из лучших, я бы сказал. Хорошо, что хотя бы так. Впрочем, мне все равно. Едой забит холодильник, который я открываю раз в месяц, чтобы опять набить его едой. — Я подумала, ты все время в лесу, — безэмоционально поделилась Коралин, наполняя кружку горячим, дымящимся чаем. — Нет. Отшельнический образ жизни это не про меня. Не знаю, что бы со мной стало, если бы не моя работа. Девушка тихо кивнула, откинув прядь волос за спину. Оба смотрели куда угодно, только не друг на друга, опасаясь неясно чего. Блондинка медленно пригубила темно-синюю емкость, обхватив ее обеими руками и все сильнее вжимаясь бледными пальцами в нагретые стенки. Похоже, это маленькая игра с собой и своей выдержкой. Иначе, зачем ей было обжигать себя? Взгляд, отдающий застенчивостью, окунулся в содержимое кружки, наблюдая, как капельки пара стекали в общую бездну жидкости. Такая мелочь, но они были столь крошечными и прозрачными... Словно растаявшие снежинки у него на длинных, пушистых ресничках. Они быстро пропадали, стоило пройти лишь нескольким минутам, проведенным у растопленного камина. Что, если не будет больше мгновений, в которые она могла бы созерцать это? Девушка полностью ушла в туман воспоминаний, поэтому не разобрала голоса мужчины на фоне другого, более звонкого и тоненького. Коралин вряд ли бы понравился этот вопрос, и она это знала, потому поспешила задать свой, не интересуясь прослушанными словами. — Ты сказал, что живешь здесь около двадцати двух лет... Сколько лет тебе? — речь была настолько неслаженной, отчего она смутилась. Но зато девушка попыталась придать голосу хоть каплю заинтригованности, чтобы не казаться настолько черствой и сухой по отношению к реальности и всему, что в ней творится. — Триста девяносто семь, — просто ответил Карлайл, опустив взгляд на извивающиеся слои залакированного дерева, из которого был давно сделан этот обеденный стол. — М-м, ты долго думал, — она хмыкнула, а уголок рта, словно нервы отвечали на что-то, дернулся к верху. — Допускаю, что ты потерялся в счете лет не просто так, — мужчина было что-то хотел сказать после ее реплики, но девушка перебила его: — Нет, не отвечай. Я понимаю. Возможно, я могу понять это... Что ж, ты не выглядишь на свой возраст. — Ты можешь представить, как кто-то может выглядеть на четыреста? — его лицо приобрело усмешливый окрас. — Если речь, кто на сколько выглядит, мне двадцать три. — Ну вот. Это уже больше похоже на правду, — Коралин подобно усмехнулась, затягиваясь ароматным чаем, после чего похрустывая баранками. — Раз пошли такие откровения... Мне двадцать семь. Конечно, с двадцати до тридцати выглядят одинаково, по-моему, но все-таки я остановилась в двадцать. — Остановилась? — с толикой замешательства спросил мужчина, чуть нахмурившись. — Да. Все, я не состарюсь и не изменюсь. Нет, если, конечно, буду есть много жирного и сладкого, то изменюсь. В ширь. А так... Все, как я, такие же. Ты не многое знаешь о дампирах, — констатировала девушка, сказав это таким образом, что даже возражать не было ни малейшей возможности. Мужчина промолчал. Она, на самом деле, ничего и не спрашивала, но своими репликами иногда вводила его в глубокую задумчивость. И она это понимала, списав это на то, что хозяин отвык от таких вот нежданных, напускно-разговорчивых гостей, которые готовы болтать без умолку, только бы отвести от себя ненужный интерес. Но была его очередь ходить. — Зачем тебе в Уати? Там твоя семья? — его взгляд слишком пронзительный, словно сканер, считывал с ее лица все эмоции, пытался проникнуть внутрь. И это соответствовало его обескураживающему ходу. Коралин посмотрела на него своим блуждающим взглядом, взглядом потерянной в жизни. Десятые года — расцвет организации высшей власти, так они себя называли. OSA существовал около пятисот лет, вершил правосудие, оставаясь секретным. Предназначение у данного общества было весьма серьезным: предотвращать какие бы то ни было ситуации, в последствии которых тайна о бессмертных малых будет раскрыта смертным. Они буквально предотвращали тот хаос, что без проблем мог возникнуть из-за любой, даже самой ничтожной случайности. И, если бы таких людей как агенты OSA не было, этот мир погряз бы во мраке, если, конечно, сохранил бы способность существования в глубокой бесконечности. Штаб — вампиры, базы по всему миру, ловкость и сноровка, готовность к подчинению, независимость — если бы не все это, человечество давно бы кануло в лету. У этих агентов не было шанса на ошибку. Они были профессионалами, готовыми убить с не дрогнувшей рукой. Может быть, хладнокровие не показывало их как существ лучших моральных устоев. Но они должны были быть такими: бесчувственными, хорошо осознающими свои жизненную позицию и предназначение. Они жили не для себя, а ради блага общества, ради мирного и спокойного сосуществования человека и вампира. За пару лет до две тысячи шестого предводителю сея субстанции, Герману Зновицки, стала известна информация о неких существах, которые называли себя средними, как средний род. Только это касалось далеко не пола, а физиологии. Они были помесью бессмертного и смертной, что первоначально считалось невозможным и аморальным. Но немногие правильно воспринимали себя, большинство было недалекого ума. О них узнали по внезапным вспышкам в обществе людей. Вот он: выглядит, как человек, в повадках ничем не отличаясь, но позже истребляет одного за другим, без остановки, уже страшась, что кто-то прознает об этом. OSA разглядели в таких силу и все остальные качества агентов. Они понимали, что их нужно изолировать или истреблять. Но в истреблении они нанесли бы себе большой урон и ворох проблем в придачу. Поэтому было решено изучать этих, прозванных дампирами. Должно быть, прошло много времени, когда агенты, наконец, поняли, что взрослых учить нет толку. Именно поэтому началось создание грандиозного плана по нахождению и изъятию дампиров-детей. Над планом и стратегией бдело множество существ высокого интеллекта. И вот, он был готов к исполнению. Лондон 10-х — последнее воспоминание маленькой Коралин Уокман. Но не единственное. Еще плачущая, заходящаяся в истерике мать, обезоруженный и обездвиженный отец. Горячие слезы, безудержные рыдания, отчего казалось, будто вот-вот лопнет барабанная перепонка. То, как родители уже не слышат ее криков будучи введенными в транс. То, как им размеренным, спокойным, но таким мерзким для детского уха голосом внушают, что их дочь пропала, ее расчлененное тело нашли и захоронили там, где всегда кого-то хоронят. Агенты уже позаботились о ее могиле. А дальше... Жизнь маленькой, шестилетней англичанки перевернулась с ног на голову, тогда она завела знакомство с тем, кто до сих пор снился ей по ночам в кошмарных снах. Вкрадчивый голос, приказной тон, гипнотизирующий взгляд. Казалось, что дышать становилось легче, когда, с заведенными за спину руками, он исчезал все дальше во тьму, а рыжина волос также плавно удалялась с глаз. Его имя было неизвестно ей, как и всем детям, которых привезли в новое место, на базу OSA, в город, называемый всеми Альма. Для них он был хозяином, повелителем, но никем иным. Именно в Альме главная часть плана пришла в действие. Совсем маленьким детям внедряли далеко не детские вещи, вели свою особую пропаганду, после которой было тяжело думать о чем-либо другом, если, вообще, возможно. С каждым годом чувство, будто тебя выпотрошили, вырезали все хорошее, словно воспалившийся аппендицит, и вселили какую-то злобную, ненасытную тварь, становилось сильнее, ярче, насыщеннее. Оно в геометрической прогрессии впитывало в себя все детское и человечное. У агентов все получалось, результат был на лицо. — Дети — это пластилин, — говорил как-то предводитель OSA, Герман, услыхав про небывалые успехи, — и, подумать только, на что они будут способны, когда вырастут! Таких же успехов вампиры добивались, когда обучали новобранцев всему, что должен знать и уметь хорошо выдрессированный агент. Год за годом проходил, позади оставались часы тяжелых тренировок, извечных слов мистера Икс, что внедрялись вглубь разума, разрушая душу. И что за счастливые моменты, когда изнеможенное тело касались накрахмаленных простыней в общем спальном отсеке, где дети практически не замечали друг друга и не были готовы здраво воспринимать чье-то существование помимо своего. Разум, разум, разум... Он был одинаков. Тошнотворно идентичен. И если вначале Коралин плакала в подушку, не смыкая ночами глаз, молила папу и маму забрать ее, будто бы надеясь, что те ее услышат, то со временем это прошло, и уже через год ее мозг был настолько обработан, что все чувства отбило напрочь. Воспоминания с годами становились все туманнее. Обидно, но не до слез. И это было печальнее всего. Эти дети не знали жизни и мира за пределами базы OSA в Альме, их даже не позволяли перевозить на другие базы. Но дампиры знали, руководствуясь услышанным, что были и другие «каменные субъекты», куда доставляли таких же, как они. Действительно, число дампиров росло, как и они сами. К семнадцати-двадцати годам физический рост прекращался, что не могло не обрадовать агентов под руководством Зновицки. Постепенно их стали отправлять на миссии. Сначала они были легкими, но с каждым разом все тяжелее и тяжелее как морально, так и физически. Но предводитель OSA не ошибся, это было правдой: дампиры одарены небывалой силой, хоть и не всем было доступно ее понятие. И этой силы было предостаточно, чтобы тихо держать мир под своим контролем. Данная сила была смешением моральной и физической, но была куда более высшей силой, потому и описать ее целостность практически невозможно. И будь это одно слово или тысяча, понятие останется закрытым. — Вы наша собственность! У вас нет никаких прав! Ваша сила — наша сила, ваши успехи — наши успехи. Вас породили, чтобы вы выполняли свою миссию, свое предназначение, чтобы вы прочертили ту грань, что без вас не может быть — грань между вампиром и человеком. Мы вершим судьбу этого мира посредством тотального истребления тех, кто нам намерен помешать. А страх перед неизвестностью, которая буквально угрожает и дышит смертью в спины, — лучший двигатель прогресса! Лучше держать мир в предупреждении, чем его вообще не будет. Кровь на ваших руках во благо... Герман Зновицки как и весь OSA принял огромную ответственность на свою душу. Слово было у него, он есть начало. Он взял власть в свои руки. Руки, которые семнадцатого марта 2016 года дали трещину в жизни юной мисс Уокман — в жизни Коралин. — Коралин? Слышишь меня? Я спрашивал, спрашивал о твоей семье. Она в Уати? — взволнованно переспросил Карлайл, заглядывая в бездонные глаза девушки, у которой опустились руки, держащие ранее полупустую кружку, что вмиг отяжелела, показавшись неподъемным грузом. Кисти обессиленно упали на колени, сотрясаясь в мелкой дрожи. Но блондинка опомнилась прежде, чем он попытался встать. — Я в норме, — отозвалась спешно Коралин, подняв ладони в воздух, прося остановиться. — Что? Семья? Н-нет. Не семья в Уати. Там... Я не... — Все в порядке. Если это личное, ты не обязана говорить. Ты в любом случае ничем мне не обязана, — мужчина выдохнул, покачав головой, отчего пара пшеничных локонов упала на лицо. — Карлайл, — он взглянул на нее, как только услышал первый слог своего имени. Было нечто удивительное в ее произношении. Она делала ударение на второй слог, когда все остальные произносили имя на американский лад — с ударением на первое «а». Мужчина привык к этому обращению, поэтому, когда его имя звучало из ее уст, он уделял этому особое внимание. Более того, ему нравилось. Было в этой мелочи что-то особенное, приятное и теплое душе. И, главное, она ведь не специально, а он... Он отвык от этих теплых мелочей. — Спасибо, Карлайл.***
Вечером этого же дня Коралин чувствовала себя лучше, но все-таки недостаточно хорошо. За окнами уже смеркалось. Девушка прохаживалась по выделенной ей спальне туда-сюда, будто в задумчивости сжимая рукой кожу шеи, а взгляд то поднимая в потолок, то опуская к паркету. Очередной вздох вырвался из ее легких. Разговор давеча утром никак не выходил из ее светлой головы. Будучи иногда испытателем нелегкой паранойи, она находила интерес мужчины весьма подозрительным. Внутри зарождалась паника. Одновременно она ощущала себя полной идиоткой, раз цепляется к таким пустякам и за каждой мелочью ищет скрытый смысл, а уж за ним... Дыхание на мгновение сперло, и девушка даже остановилась. «Что, если он из Лакроссов? Или из Вольтури? Или из... Нет, вряд ли он принадлежит OSA. Это бы я вычислила», — судорожные мысли только нагоняли большего страху. Она знала: сейчас он у себя в кабинете. А из этого следует... «Что, если мне... — Коралин помедлила, потерев ладошкой перевязанное бедро сквозь грубую ткань узких джинсов. — Я могу... Или... Нет, я должна справиться». Недоверие так и билось о стенки ее сознания. И самое худшее — когда Карлайл был рядом, все опасения таяли. Нет, его поведение и вид не излучали надежды или даже сострадания. Дело было не в этом. Вспомнились свои же мысли, когда мужчина спасал ее, вытаскивая из опасного леса. Его аура была неповторимой, она успокаивала. В последний раз с ней такое было еще двадцать один год назад, когда девчонка искрила счастьем в кругу семьи, когда ничто не предвещало опасности... Вдруг он напустил на нее чары? Вдруг это его дар, и поэтому рядом с ним она теряла если не голову, то хотя бы бдительность? Конечно в первые минуты их знакомства в доме она не была похожа на зачарованную, готова была защититься, но потом все изменилось. Плюс к этому, Коралин пролежала в жару почти двое суток. Неужели, будь оно ему надо, он не избавился бы от нее? Она ведь была беспомощна. Или же, почему не доставил своему начальству, которое вело охоту на таких? Эти вопросы не давали ей покоя, но она отчаянно желала игнорировать их. Девушка неуверенно кивнула, словно сама себе, и, выглянув осторожно из-за штор и оглядев лес, поспешила спуститься вниз. Она понимала, что Карлайл может услышать ее шаги, поэтому сбавила скорость в холле. Как она и думала, одна из дверей тихонько приоткрылась, и в коридор выглянул мужчина с полным задумчивости взглядом и толикой беспокойства. Видимо, он увлекся безумно интересной работой с бумажной волокитой. — Что-то случилось? — он окинул ее взглядом, приметив ее сомневающийся вид, что резко перешел в стадию напускной беззаботности. — Я искала ванную. Хотя дом не такой уж и большой, я теряюсь. Она ведь на первом этаже. Вот. Я и иду на первый этаж, — быстрое бормотание слетело с ее губ, после чего она их сжала, застенчиво опустив взгляд. Каллен приподнял брови, с удивлением приглядываясь к ней. Он, однако, не требовал от нее такой откровенности, и мужчина даже был рад, что девчонка не пошла дальше в своих объяснениях. «Возможно, она стесняется», — подумал Карлайл, нервно подергав дверной ручкой, за которую все еще держался. — Раз так, то хорошо, — нахмурившись, промолвил он и тут же исчез за дверью кабинета. Коралин выдохнула и побрела вниз. Первый этаж был погружен во мрак. Тяжелая деревянная дверь без проблем поддалась ей, и морозный воздух тут же обжег ее кожу. Девушка чуть отошла от своего временного пристанища, прислушалась к звукам вокруг себя. Но было тихо, лишь скрип снега под ее уггами разрезал воздух своим приторным шумом. Хруст снега никогда не раздражал ее, если она к нему прислушивалась. Но она была одинока в своем мнении почему-то. Коралин обернулась к дому: он был примерно таким, каким она его представляла. Массивная, деревянная обитель среди прикрытых снегом сосен. Она вздохнула и взглянула в лесную чащу. Везде стояла зловещая тишь. Так, шаг за шагом, она и не заметила, как удалилась от домика. Лишь когда посмотрела за спину, девушка поняла, что с пути уже не свернуть, нужно отыскать трассу, ведь по лесу так просто не сориентируешься. Все двадцать минут, которые она шла, девушка думала о своем спасительном докторе. Ей нравилось так его звать. Ломалась в сомнениях, несколько раз останавливалась, убеждая себя, что он еще может подумать, что она в ванной, если она вернется сейчас, но, если нет... Это вызовет у него подозрения. С другой стороны, какое ему дело до нее? Он занят работой, он может увлечься ею. Лишь это и ее цель обнадеживали ее и запрещали сворачивать. Девушка настолько погрузилась в мысли о Карлайле, что совсем забыла быть бдительной и внимательной. Именно поэтому она пропустила мимо ушей шум в кустах неподалеку. Она вздрогнула и остановилась лишь тогда, когда из вечерней мглы появились двое. Это были мужчины, крепко сложенные, они медленно приближались к светловолосой, раскинув в стороны свои ручищи, будто готовясь поймать ее. А она не могла сдвинуться ни на шаг, ее охватил страх, хотя для ее сущности это несвойственно. Двое напротив часто молча переглядывались, руками неуверенно тяготея к невидным креплениям на поясах. Коралин приметила, что они были одеты не как агенты OSA — на тех были оранжевые повязки на предплечьях — эти же были облачены в похожую черную форму. Но оружия в их руках или на плечах не было. Девушка почувствовала дрожь в руках, понимая, что не готова снова... Не готова сделать это сейчас. Возможно раньше, но не сейчас. Она не справится с ними. И в момент, когда между ними оставалось расстояние прыжка (конечно, при условии, что прыгун отличен), девушка почти вскрикнула, ощутив осторожное, теплое прикосновение к сгибу на своей руке и порыв ветра, обдавший ее сзади. Она тяжело задышала, догадываясь, что попалась и не выбраться ей. Но ровно до того момента, как широкая мужская спина не закрыла ей почти весь обзор, а ее ладонь не сжала сильная рука. Правда, все это происходило столь быстро, что Коралин ничего не понимала и не успевала за ходом событий. — Отошли от нее! Я сказал, отошли! — она вздрогнула, услышав знакомый голос, преобразившийся в данной интонации. Подняв голову, девушка осознала, что стоит за Карлайлом. Она, все еще в страхе, опустила голову, пристыженная сама собою, почти касаясь лбом его спины. Враждебные вампиры снова переглянулись, бросая косые взгляды на металлической окраски пистолет в руках внезапно появившегося, который пока был опущен, но бессмертный так крепко и уверенно сжимал оружие в руке, что у них не оставалось сомнения, что в любой момент он может поднять его. А этих пуль они боялись... Двое, чуть подняв руки в мирном жесте, отступили назад, думая уже не о своей находке, которая явно понравится господину Аро, а о собственной шкуре. Верно прошло несколько секунд, от и до пронизанных грозным, решительным взглядом Каллена, прежде чем вампиры умчались глубоко в лес, не желая испытывать на себе его неизведанный гнев. Мужчина огляделся и немедля обернулся к девушке, отнюдь не нежно выпуская ее руку из своей. И если Коралин сперва его взгляд показался сопереживающим, то через секунду он перестал казаться таким. — Ты дура?! Захотела быстрой смерти?! Не стоило так утруждать себя — морфий был в шкафчике на кухне! — гневно воскликнул он, чуть склонив голову, дабы смотреть прямо в глаза девушке. Слишком уж близко они стояли. Коралин опешила от таких заявлений, как и от громкого голоса. Она почувствовала себя очень сильно накосячившей школьницей, которая, судя по всей агрессии, направленной на нее, разбила окно в школьной столовой. Но тут дела обстояли малость хуже. — С-спасибо. Спасибо, что спас меня... Снова, — тихо пробормотала блондинка, рассматривая мох и камушки с упавшими зелеными иголками на земле. Мужчина, разобрав ее лепет, хмыкнул, не веря своим ушам. — Ты понимаешь, что могла умереть? Откуда ты знаешь, что они с такими как ты делают? Может, используют как рабочую силу, а может суп варят! Тебя могли убить, — он в попытке достучаться до девичьего разума встряхнул ее за плечи. Она продолжала вдавливать голову в плечи, не имея сил посмотреть в его глаза и боясь... Обнаружить там осуждение? А какого черта? Во-первых, из его слов и так можно было понять, что он не восхищен ее поступком. Во-вторых, какое ему дело до нее, как и ей — до него? Непонятно. Но это не суть. Вдруг она подняла пытливый взгляд на мужчину, чего он не ожидал сейчас, поэтому ее глаза выбили его из колеи. Тем не менее, в топленом золоте его неземных очей, прикрытых пушистыми светлыми ресницами, она нашла утешение. Карлайл уже не выглядел разъяренным. — Глупая, зачем было рисковать своей жизнью? Я же обещал отвезти тебя, куда надо, как только поправишься, — уже спокойно и с ноткой равнодушия проговорил он, пожимая плечами в непонимании. — Я не просила меня спасать! — вдруг вырвалось из девушки. И хоть она понимала, что возмущения были уместны минуту назад, ее мозг отказывался вникать в эту информацию и реагировать решил ровно с этого момента. — И я не разрешала тебе меня спасать! Снова! — А я не спрашивал у тебя разрешения, — холодно произнес он, с отголоском надменности помотав головой. — Если бы я тебя не спас, меня долго мучили бы угрызения совести. И спасал я тебя только из-за этого, — его тон перешел на обиженный и негодующий, пытающийся втиснуть эту лживую правду в развороты реальности. Мужчина даже неосознанно скрестил на груди руки и готов уже был надуть губы, но, благо, вовремя опомнился. — Ну и ладно! — заявила Коралин, а рефлексы почти сработали, и нога дернулась, чтобы топнуть. Она была в этот момент похожа на раздосадованного ребенка... Как и он, в принципе. На мгновение в головах обоих мелькнуло некое умиление данным поведением и кроха очарования друг другом, но Карлайл и Коралин со скоростью света погнали эти ненужные мысли прочь, страшась осознания этих мыслей и их неуправляемости. В любой момент они могли подумать, даже не подозревая об этом... Страшная это штука — полет мысли. Каллен первый опомнился и недовольно фыркнул, отведя взгляд в сторону. Он понадежнее перехватил в руке позаимствованный пистолет у вещей своей гостьи и молча кивнул в глубь леса, в сторону, откуда пришел. Девушка гордо вскинула голову и также зашагала вперед, обгоняя его. Но тут же сбавила шаг, захромав. В такой же монотонной тишине они добрались до дома и разошлись по комнатам, не удосужив друг друга и взглядом. Но только в этот раз Карлайл дальновидно закрыл входную дверь на ключ. Правда, теперь в душе поселился страх, что буйная девчонка вышибет эту жалкую преграду. Страх за дверь...