Лишь у колонны встретится очами С подругою — она, как он, мертва. За их условно-светскими речами Ты слышишь настоящие слова: «Усталый друг, мне странно в этом зале». — «Усталый друг, могила холодна». — А. А. Блок, отрывок из стихотворения «Как тяжко мертвецу среди людей...»
***
Когда пришло время, Коралин пересилила-таки себя и надела черную форму. Однако было заметно, насколько неудобно она чувствует себя в ней. Карлайл же не находил в этой одежде чего-либо странного. К тому же он хотя бы на сотую долю процента понял, что это за место. Черная кофта на груди, слева, носила знак в форме трех букв «OSA», слегка посеребренных, чтобы их можно было отличить от ткани. Карлайл не понимал их смысла, но подразумевал некоторые вещи, ведь обычная стая вампиров с оружием не стала бы выпускать собственную марку одежды. Единственное, чего он не понимал, так это нужды носить ее. Ведь они не имели какого-либо отношения к этому нечто. Узники задержались в номере на десять минут, но снаружи все еще ждали три вампира, разодетые в такую же форму. «Каменные создания», крепко держась за автоматы на плечах, приказали безропотно следовать за ними и не отходить ни на шаг. Процессия двигалась так быстро, что Карлайлу и Коралин удавалось видеть лишь только черные, как они, тени. Первого удивило их безразличие: они словно существовали сами по себе. Или же такое происходило не в первый раз... Они остановились через несколько минут у большой металлической двери. Спутники даже не успели переглянуться, как дверь открылась, исчезнув в стене. Охрана стояла чуть поодаль, давая им возможность рассмотреть все надлежащим образом. Как оказалось, они стояли на пороге просторного зала, который был похож на место для переговоров или производственных собраний: в центре обосновался длинный деревянный стол, а по бокам от него — много-много стульев. Дальняя стена, прямо позади стола, была представлена окном, открывающим вид на заснеженные долины штата Небраска. Во главе стола восседал мужчина, холодный взгляд которого пронзал насквозь. С виду ему можно было дать не более тридцати. Его рыжие волосы были аккуратно уложены назад, однако некоторые волнистые волоски спадали на лоб и жесткие скулы. Он не был худощав, а черный классический костюм подчеркивал его бледность. Длинные тонкие пальцы были сцеплены в замок, располагаясь на столе рядом с безукоризненными стопками из бумаг. Изредка одна из его рук вздрагивала в попытке дотянуться до воротника угольной рубашки, чтобы поправить и без того идеальную ткань, но он не позволял, уверенный, что это ужасно нелепо, ведь в нем нет человека. Его эмоции были настолько подчинены, что невозможно было определить, что у него на уме. Однако было ощущение, что там вертятся мысли гения. Большинство стульев по обе стороны от стола в основном было занято мужчинами. Все они были одеты подобно Карлайлу и Коралин. Они без стеснения наблюдали за новоприбывшими. Было крайне непонятно: презирают ли они их или питают иное чувство. Узники стояли спокойно, тихо, но Коралин казалось, что руки начинают дрожать. — Хм... Весьма интересно, — протянул рыжеволосый мужчина, сжав губы в сдержанной улыбке, слегка, лишь слегка отдающей любопытством. Его голос не был громким, но от стен отдавался, втискиваясь в мысли, какими бы плотными они не были. — Пара стульев свободна для вас. Карлайл и Коралин искоса взглянули друг на друга и неуверенно сели рядом, почти что на другом конце от говорящего. — Добро пожаловать к нам. Мое имя Герман Зновицки. Оно явно говорит вам о чем-то, — взгляд его светло-ореховых глаз бегал от одного к другому. Карлайл посмотрел на Коралин, уличив ее в полнейшем беспокойстве: ее сердце отчаянно колотилось, словно пытаясь пробиться к свету через грудную клетку. Именно в этот момент блондин решил заговорить. — Мое имя Карлайл Каллен. И я впервые слышу о вас, — произнес он, воззрившись на мужчину. — Занимательно, — он кивнул и вскинул ладонь в останавливающем жесте, когда кто-то из его подчиненных собрался открыть рот. — Карлайл Каллен. До нашей судьбоносной встречи я не слышал о вас тоже. Какое совпадение, правда? — Обыкновенное совпадение, — настаивал Карлайл. — Нет, мистер Каллен, не думаю. Знаете, найти информацию о вас стало для нас проблемой. Вы вели скрытный образ жизни? — Я не афишировал своим существованием, — сразу же ответил мужчина. — Хорошо. Но это дает нам повод для беспокойства. Раз ваша жизнь была такой, вам есть, что скрывать. Как насчет чистосердечного признания? — Мне нечего рассказывать вам, кроме того, что я работаю врачом в отделении неотложной помощи, — ровно ответил Карлайл, и на его тон вовсе не влияли нотки подозрения в голосе вампира. — Интересно, что же это за больница такая? А, может быть, это и не больница вовсе? Может быть, вы работаете на кого-то?.. — мужчина перенес чуть ли не весь вес на поверхность стола, словно в попытке достать до Каллена, хотя между ними было добрых четыре метра. — Это обычная больница в ничем не примечательном Эндако. И я не понимаю ваших намерений обвинить меня в чем-то. Тем более, какой же толк в повторном допросе? По вашим мыслям, смена обстановки повлияет на мой ответ? — Герман ухмыльнулся прямому взгляду бессмертного, с выдохом откинувшись на спинку кресла. Кривая улыбка коснулась его губ, и он заговорил: — Это обычная проверка на ложь, мистер Каллен. — По-моему, вампиры отличаются хорошей памятью и обладанием над собой. Мое вранье не имело бы отличия от того, в чем я убеждал вас вчера. — Должно быть, вы слишком плохо знакомы с нами. Поверьте, не стоит принимать нас за слепых зевак. К тому же, вы судите на том уровне, если бы вы были в обществе людей. Для них ложь вампира будет самой правдой, безукоризненной, но сейчас вы среди себе подобных, и все мы наравне, точно как люди друг с другом. Наши совершенства здесь сравни пустому звуку, они незаметны. Оттого для вас и устроена эта проверка. Но пока вы справляетесь. Либо это действительно правда, либо вы профессионал. — Вы противоречите самому себе. Если мы столь совершенны и так тонко чувствуем друг друга, что вам мешает уяснить правдивость моих слов? — Карлайл скрестил на груди руки, до упора всматриваясь в глаза мистера Зновицки. Он пока сам не понимал, что именно двигало им, ведь он совсем не собирался дебатировать с «главарем банды». Рыжеволосый с пущей твердостью смотрел в его глаза, однако беззлобно. Все молчали, большинство поглядывало на Карлайла несколько с опаской. Но с той опаской, что Герман рассвирепеет. Карлайла эта перспектива не трогала. Коралин же находилась в таком шатком состоянии, что не осознавала половины слов, улавливая лишь только тихую угрозу в глазах мистера Зновицки. Угрозу, которую не мог разобрать Карлайл. С последним вопросом доктора Каллена ее рука непроизвольно впилась в его бедро, а дыхание снова сбилось. Она боялась. Но перспектива своего ли наказания ее так тревожила?.. — Увы, не могу поверить вам на слово, мистер Каллен, — Герман не ответил на вопрос бессмертного, но был доволен собой: он поставил своеобразную точку под их спором. Но, кажется, Карлайл уже не слушал. Он вскинул брови на мгновение и устремил взгляд вниз. Коралин посмотрела на него столь испуганно, ее нижняя губа дрожала. И почему ее одолевал такой страх за него, в то время как он словно и не ведал значения этого слова? Их взгляды, слегка потерянные, встретились, и Коралин вздрогнула, когда он накрыл ее руку своей. Им двигало желание как-то успокоить и поддержать ее, ведь он понимал, что внутри нее творится что-то жуткое. Это как-то связано с этими людьми. Но получилось как раз-таки наоборот: девушка заволновалась еще сильнее, однако руку не отдернула. Карлайл снова посмотрел на мистера Зновицки, оставив неспокойное сердцебиение Коралин. — И что же? Теперь мы должны ждать неизвестный промежуток времени, пока вы пытаетесь выяснить это? — спросил светловолосый. — Нет, ну это немыслимо! — отвратительное шипение сорвалось с губ одного из присутствующих вампиров, а его шея сильно напряглась из-за необъятного негодования. Он сидел близко к мистеру Зновицки, поэтому достаточно было лишь немного повернуть голову, чтобы увидеть его. — Герман, это уже перебор. Почему ты позволяешь ему?.. Они... Он должен знать, кто мы и с кем разговаривает! — Агент Кроссман, научитесь уже сдерживать свои эмоции, — глубоким властным голосом проговорил Герман, намеренно подавляя его взглядом. — И я не думаю, что его стиль общения как-то изменится от этой информации. Это во-первых. А во-вторых, мы не можем распространяться. Возможно, он действительно не знает о нас. — Но, сэр, если он не знает о нас и не принадлежит к Лакроссам, то ему все равно придется узнать, — девушка-шатенка с очевидностью покачала головой и чуть развела руками, чтобы показать всю бессмысленность. — Допустим, мисс Даглас, допустим, — Герман вздохнул, задумавшись, и уставился в одну точку, словно покинул реальность на пару минут. — Тогда единственное, что нам остается, это усерднее искать информацию, — он напористо посмотрел на подчиненных. — Почему это вообще вызывает у вас проблемы? Вы, как я посмотрю, расслабились в мое отсутствие. Ничего, теперь я снова здесь. А вам, мистер Каллен, мы приносим глубочайшие извинения за ожидание. К сожалению, того требуют обстоятельства. И вам, пожалуй, просто некуда деваться. От Карлайла не последовало какой-либо реакции, поэтому Герман кивнул, приняв молчание за согласие, и переключил внимание на затихшую Коралин. — А с вами, миссис Уокман, нас ждет более занимательный и нервный разговор, — девушку передернуло от его едких слов, и она подняла испуганный, потерянный взгляд на него. Он не был тем, кого она боялась больше всего на свете, однако он был одним из тех, кто мог раз и навсегда превратить ее существование в ад. Он не глупец, чтобы просто убить. Он властен над ней, над всеми отрезками ее времени. И если он вернет ее в прошлое, то ей придется искать выход уничтожить саму себя. — Дорогая Коралин, а мы ведь уже и не надеялись найти вас. Что же подтолкнуло на преступление закона? — Я не собираюсь говорить вам что-либо. Вы... Вы сами знаете! — воскликнула девушка, нервно теребя подол своей кофты. По коже бегали мурашки, а поток крови прибило к сердцу от всех конечностей. — Коралин, я не хочу сейчас досадить тебе или сделать больно. Я просто хочу разобраться, в чем дело; убедиться, что мои догадки верны, — спокойно произнес мужчина, устало выдохнув. — Все дело в... — Да! — резко перебила она, не желая слышать ни «Питер», ни «муж». — Хорошо, — Герман посмотрел на Карлайла, посчитав, что Коралин не хотела таких откровений в его присутствии. — Тебе прекрасно известно, что он погиб не от наших рук, так ведь? К тому же вас учили, вас предупреждали об опасности... влюбиться. Но ты уперлась в свое, Коралин. И единственное, в чем мы действительно виноваты, мы спустили тебе и ему это с рук. — Вы могли спасти его, — отчаянно прошептала девушка. — Все выжить не могут, пойми. Такова работа агента, это подписка под его жизнью. Если бы мы спасли его, то потеряли бы намного больше кадров, а, может быть, вообще проиграли бы это сражение. Согласись, что потеря одного намного выгоднее потери нескольких. — Не его... — Коралин всхлипнула, и с губ слетело тонкое завывание. — Не его! — Это мнение предвзято. На его месте мог быть кто угодно, но так легла карта. Он знал, на что идет, — произнес Герман, и во взгляде промелькнуло сочувствие. Но лишь капля; неизменный холод остался в глазах. — Прислуживание вашим целям никогда и никем не было желанно! Вы всех принудили, вы не дали никому выбора! — воскликнула Коралин, и Карлайл, пытающийся понять суть разговора, уловил в ее взгляде крохотную вершину айсберга боли. Страх затерялся где-то в ней. — Думаешь, сейчас найдутся желающие жертвовать своими жизнями ради... наших целей? Нет, такие смельчаки давно умерли, Коралин! Век рыцарства канул в лету! Теперь среди нас даже нет людей: мы сочли их сущими слабаками. Как и тогда, сейчас мы не можем все бросить, иначе воцарится анархия. К тому же, оглянись вокруг: в нашем мире творится война. Как, ты думаешь, люди до сих пор ни о чем не подозревают и, вообще, живы? Благодаря нам, и если бы нас не было, то... Никому не известно, что бы творилось. — Это никогда не станет оправданием моей сломанной жизни, — прошипела Коралин, едва заметно покачиваясь вперед-назад. Ладонь Карлайла такая большая и теплая. «Он рядом!» — вдруг вскричал голос в голове девушки, но она не поняла себя: не поняла, почему должна успокоиться. Тем не менее, зверек внутри затихал. Затихал не от страха и угроз, а от чего-то другого. — Я повторюсь, но наша и моя лично вина в недоработке методики взращивания агента в слепом существе. Но все остальное лишь прихоть этого мира. Если тебе угодно, вини его. В помещении восстала тишина, большинство взглядов было обращено вниз, словно вампиры пытались осмыслить что-то. Коралин же просто ощущала себя морально изничтоженной. Это было именно тем, что она ожидала от пребывания в этом проклятом ее сознанием месте. Это именно то чувство, к которому она готовила себя с тех пор, как их взяла нежить с оранжевыми повязками на руках. Нежить, которая повязана с OSA. Но к одному она не была и не будет готова никогда в своей жизни... — Так или иначе, Коралин, другого выхода нет, — рыжеволосый хмыкнул, потеряв нужную мысль на мгновение. — Теперь ты здесь, и ты возвращаешься в наши круги. — Нет... Нет! Никогда больше!.. — Коралин ужаснулась, с силой вжавшись в стул. По щекам покатились слезы, которые она так старательно сдерживала прежде. Но сейчас затронули поистине больной кусок души, что болтался в воздухе на вытянутых нервах, кровоточа и пульсируя при каждом дуновении ветра. — Вы не сделаете это со мной снова! — Ты сама знаешь об отсутствии смысла в сопротивлении. Так зачем все усложняешь? — с большей настойчивостью проговорил мистер Зновицки, готовый стоять на своем правильном до конца. — Или, может быть, она возомнила, что мы ее просто возьмем и отпустим?! — взгляд девушки метнулся в гущу черных мундиров и нашел того, кто обозленными, сверкающими глазами хищника глядел прямо на нее. Глядел так, словно хотел метко и точно плюнуть в душу. Белобрысый агент выглядел столь омерзительно в гневе, что Коралин захотелось приложить все силы, лишь бы не смотреть на него. — Спокойно, Форман. Не нужно копаться в предположениях. Важно то, что обратного пути из организации у нее нет, — мужчина вскинул ладонь в останавливающем жесте, пару секунд созерцая подчиненного. — Конечно нет, — довольный оскал исказил бледное лицо, но в глазах по-прежнему был недобрый блеск, угрожающий. — Нет, лучше убейте меня, я не вернусь, никогда не вернусь! — дыхание Коралин участилось, а внутренности словно пульсировали вместе с сердцем. — А может быть, эта зверушка взращена Лакроссами? — следующий голос почти что приблизил ее к крику, и среди вампиров она узнала темно-русого мужчину, агента Люцера, который допрашивал ее днем ранее и довел до состояния с преуменьшением зовущимся истерикой. Карлайлу пришлось немного оглянуться на девушку, постепенно сжимающуюся в комочек, потому что он не мог больше руководствоваться только слухом в ее отношении. То, что он увидел, совсем не порадовало его, как он и ожидал. Равнодушие, такое несвойственное в былые года, но присущее в реальности, сейчас просто не имело места. По крайней мере, мужчина так чувствовал, когда смотрел на нее. Только кожей больше он не ощущал ее напряжения: ладошка Коралин выскользнула из-под его руки. — Только и подумать, как славно она им прислуживала. — Этот вариант также рассматривается, — Герман согласно покачал головой, а взгляд стал задумчивым. — У нее был повод, так ведь? — Остановите это сейчас же; посмотрите, что вы с ней делаете, — с твердостью в голосе напомнил о себе Карлайл, отрывая взгляд от ничего не слышащей Коралин. — Рано или поздно, но вы доведете ее до нарушения в нервной системе или сбоя в сердце. Так нельзя поступать с людьми. — Так она и не человек, представляешь? — ядовитые слова агента Формана ударились о стены зала, пока остальные остановились на обыкновенном слушании их разговора. — А что касается вас... Раз вы до дрожи и пены у рта педантичны в этом вопросе, я спешу внести коррективы! Так ни с кем нельзя себя вести, — в ответ произнес Карлайл, не отступающий от своего. Он счел своей обязанностью защитить Коралин. Этим он оправдал внезапный пыл и яростное желание заткнуть за пояс агента Формана. Карлайл вновь посмотрел на Коралин, ища хоть какую-нибудь реакцию, но ее глаза были опущены, будто ей снова было стыдно за себя и свое существование. Ладонь мужчины взяла ее дрожащую, холодную руку и больше не отпускала. — Не советую я тебе, Коралин, наступать на одни и те же грабли, — произнес Герман, созерцая Карлайла и Коралин. Девушка посмотрела на него, а следом опустила голову и зажмурила глаза, дабы избавиться от жжения в них. Ей так сильно хотелось оказаться не в этом месте и не с этими людьми. Желание не быть снова так возросло в силе, что думать о безысходности было ощутимо больно. Наверное, поэтому все чаще и сильнее она сжимала правую ладонь, движимая какой-то неведомой потребностью. Агент Кроссман уже было хотел сказать что-то, находя тишину бессмысленной и неправильной, но мистер Зновицки остановил его злокачественный порыв. Он так и смотрел на своих пленников, не в силах понять, что именно затаилось на душе: злость и негодование или... В силу острой потребности разобраться в собственных мыслях рыжеволосый произнес: — Пока мы ищем информацию о вас, вы должны оставаться в своих апартаментах. А пока вы можете идти. Охрана проводит вас, — многие с непониманием воззрились на предводителя, в крайнем недовольстве нахмурившись. Но Герман утвердительно кивнул, убеждая всех в собственной уверенности. Карлайл в последний раз посмотрел на него и встал со своего места, потянув за собой Коралин. Она немного непонимающе взглянула на мужчину, но встала вслед за ним. Не оборачиваясь, они покинули просторный зал, который такие долгие минуты казался тесной и душной каморкой. Покинули по-английски. Ни живую, ни мертвую, Коралин вел Карлайл, потому как она ничего не замечала вокруг. Если бы она была в бескрайнем поле, она бы нашла его край. Но здесь, среди бетонных стен с указателями и тех, кто мог направить в нужную сторону, она чувствовала себя потерянной. Ей казалось, что она вот-вот рассыплется на части, которые уже невозможно будет собрать воедино. «Спокойно, Коралин. Вот пройдет этот сон, и ты снова проснешься у себя в комнате, в Лондоне. Проснешься, и никто не будет тебя трогать и заставлять... — лихорадочно шептала она в мыслях, прислушиваясь к своему давно сбитому дыханию. — Это ведь кульминация кошмара?.. И я не слышу этого голоса...» — Коралин, пожалуйста, ответь мне, прошу тебя, — она смотрит на него таким потерянным взглядом, но смотрит. И оказывается вдруг, что они уже в комнате, одни. «Как красиво, — думала девушка, глядя ему прямо в глаза. — Кажется, ничего прекраснее не существует. Не такие, как у всех. В них так много света... А, если присмотреться, можно утонуть в неземных оттенках. Их так много там... Это хладность к жизни, боль, самоотрицание...» — Коралин, тебе нужно прийти в себя... Ты не должна сдаваться, — стоял на своем Карлайл. Ему казалось, будто Коралин впала в беспробудную прострацию. Он взял ее лицо в ладони, дабы иной раз доказать себе, что ситуация под контролем. — Я не хочу, — прошептала она и закрыла глаза. Однако не удалось сдержать слез. Девушка коснулась его рук, но не чтобы оттолкнуть. Она держалась за них, словно могла упасть в бездонную пропасть без поддержки. В душе все угнетало, и казалось, что воздух был лишь в нем, как и жизнь. А в ней... А в ней была лишь душевная буря, которая набирала обороты, топила ее сознание. И давление с каждой секундой росло уже не только для нее, но и для него, делая мир вокруг таким противоположным значению слова «жизнь», таким сухим и невозможным для существования. Она словно заразила его зависимостью. И Карлайл поддался ее чувствам, поддался тому, что было заключено на самой ее глубине, что он вытягивал из нее по крохотным ниточкам. «Ошибка, ошибка, ошибка», — твердил, словно мантру, себе Карлайл. Происходящее сейчас разнилось с предыдущими ситуациями. Наружу, к ней, рвался голос не искалеченного сознания — чувств. Он ненавидел себя в этот момент, презирал. Но ни за какие сокровища мира не отпустил бы ее от себя сейчас. Ни за что бы не отнял рук, не лишился бы манящего тепла. Он принял ее боль точно также, как и она его, погружаясь в этот момент в нее духовно. Он чувствовал удары ее сердца так отчетливо, когда она была близко, недопустимо близко. Но так или иначе, между ними происходило то, в чем они столь отчаянно нуждались. Безудержный водоворот поцелуя вскружил обоим головы. Карлайл забывался в нем, и ему казалось, что все мысли — полуночные мучители — легко растворяются в чувстве, существующем неоформленным облаком между ними. Напор совести был силен, однако мужчина упорно закрывал глаза, ощущая ее против своего тела. И в ответ Коралин сильнее прижималась к нему, впиваясь в мягкие губы все яростнее...***
В остатке день не имел чего-либо хорошего. Узники больше не вступали в контакт. Карлайл закрылся от всего мира в своей комнате, не проронив ни слова. А Коралин вовсе не поднималась с постели: обычная слабость свалила ее. Иногда девушке казалось, будто она медленно заболевает. Ее голова наливалась свинцом, а от озноба не спасало одеяло. Живот сводило спазмами, но она не хотела кормить себя, тешась пыткой. Ни за что она не выйдет в общество этих тварей по собственному желанию. Оставалось только смотреть на циферблат через каждые пять минут, ждать чего-то и отчаянно ворочаться в попытке найти более удобное место. Но его не было здесь. К тому же, это приносило лишнюю боль: простыни еще хранили запах Карлайла. Вспоминать о нем ей совершенно не хотелось. Но, когда ни с того, ни с сего ныла былая рана на бедре, она невольно думала о нем. Нет, ни за что не расскажет. И он в каком-то сюрреалистичном будущем скажет ей «спасибо». Он никого не хотел видеть. На душе было так холодно и мокро — мерзко. Словно он совершил тяжкое преступление. «Но это и есть так, — в отчаянии усмехался он, теребя уголок книги, что он читал. Его взгляд был пустым и разочарованным. Но не во всем мире и не в жизни, как прежде. В себе. — Как я мог предать ее?» Однако трудно было понять, что именно гложило Карлайла. Он лишь называл это еще одним грехом и молчал. Пусть сознание не подчинялось ему до конца в момент, когда Коралин была недопустимо близко. Но он мог остановиться. И не сделал этого, потому что слабый пока и тихий огонек неведанного чувства горел в нем. Крошечный и трепетный, он, управляя, мог двигать безвольным камнем. Мысли были слишком спутанными и непонятными даже для него. Но Карлайлу казалось, что он теряет Эсми. Теряет безвозвратно. В голове жил ее голос: мягкий смех заставлял грудь больно сжиматься. Мышцы на лице подрагивали от чрезмерного напряжения. Он никогда бы не предстал таким перед другими. Только Эсми видела его боль, только она могла успокоить. Только вспоминать о ней мешал недюжинный груз на душе. Груз вины. И вот, картины прошлого искажались, а взамен им он раз за разом видел то, что происходило этим днем. Коралин, под белым одеялом; ее теплая кожа так близко: исполосованная тонкой нитью шрамов спина почти прижата к его груди, а растрепанные волосы касаются носа... Снаружи она спокойна, но внутри, он слышит, она плачет. И он сам не замечает, как губы едва ощутимо прижимаются к бархатной коже на плече... Гораздо приятнее было бы жить в вечном сне, где все хорошо, где все так, как задумано им: без зла и ненависти, без всех приобретенных им ошибочно черт и сделанных когда-то поступков, без этих людей и их источающих только лишь горе рук. Но часики тикали, и вскоре Карлайлу и Коралин пришлось свидеться: к вечеру за ними прислали. Однако с барьером молчания никто из них бороться не решался. Охрана вывела их из блока апартаментов, следуя данным координатам. Карлайл и Коралин шли бок-о-бок друг с другом, изредка обмениваясь взглядами. Ему очень хотелось спросить у нее, каким же образом она связана с этим местом. Но он не спрашивал. Она же просто пыталась игнорировать внутреннее волнение. Страх снова обуял ее, сковывая тело и мысли. С толку сбивал непрекращающийся шум. Двери в стенах, казалось, без остановки открывались и закрывались, а звук то постукивания пальцев о клавиатуру, то шелеста бумаги служил фоном для голосов занятых личностей. Благо, вскоре этому пришел конец: в стенах кабинета Германа Зновицки было тихо. На сей раз комната почти пустовала, и это несомненно прельщало Карлайла и Коралин. — Не скрою радости видеть вас в здравии, особенно Коралин. Удивительно, мистер Каллен, не находите? — рыжеволосый мужчина явно был в приподнятом расположении духа. Он отошел от стола и встал напротив узников. — Определенно, — улыбка мистера Зновицки показалась Карлайлу натянутой, а слова — во многом язвительными. Коралин сочла нужным не вступать в переговоры. Она вовсе условилась молчать до конца. — Как идут дела с нами? Вам удалось разыскать нужную информацию или все настолько безнадежно? Мистер Зновицки тихо усмехнулся. Наконец-то здесь появится достойный собеседник, который не будет трепетать перед ним и заявит о своих правах в любом удобном случае. Все чаще ему стало казаться, что он совсем лишен общения в обществе смиренных слуг. Но так было правильнее. — Не стоит вмешиваться. Это займет столько времени, сколько потребуется, — спокойно ответил вампир. Однако внимание мистера Каллена уже было обращено к другому. Он искренне удивился, почему до сих пор не заметил еще один объект в этом кабинете. Позади Германа, у окна, юнец из класса бледнолицых на сенсорном таблоиде, напоминающем маркерную доску из былых лет, воплощал какую-то диаграмму. Он стоял спиной к новопришедшим и, кажется, вовсе не обращал на них внимания. Мистер Зновицки сразу понял природу взгляда Карлайла, потому поспешил объяснить: — Я решил не терять времени зря, ведь вы так обеспокоены, мистер Каллен, — Карлайл терпеливо выдохнул, отныне в большей степени разделяя чувства затихшей Коралин. Вырваться бы отсюда... — На днях к нам прибыла делегация из Италии... Впрочем, вас не касается предыстория. Пользуясь случаем, хочу послушать, что о вас скажет психолог. Молодой светловолосый человек в черной форме организации по-видимому опомнился и, оставив свое дело, подошел к беседующим. На вид ему было около двадцати лет. Он не был эталонного росту: его высота, вероятно, достигала пяти футов десяти дюймов. Он был не слишком худощав и не отличался мускулами; однако, был достаточно слажен в своем неимении каких-либо особенностей. — Отныне я вверяю вас в руки Алекса, — напомнил о себе мистер Зновицки, выдвигая его чуть вперед. Только теперь Коралин подняла глаза, чтобы взглянуть на психолога. «Еще один, — вздохнула про себя девушка. — Никак эти хранители колыбели мира не успокоются. Все прибирают к рукам дампирят». — Рад встрече, — молодой человек с ярко выраженным итальянским акцентом улыбнулся, беспрепятственно пожимая руки Карлайлу и Коралин, хоть те, было заметно, потерялись в ситуации, ибо поворот событий был неожиданным. Однако же мистер Каллен вовремя опомнился: — Взаимно, — он ограничился этим, потому как что-то мешало складываться словам в красивую цепочку. — Мое имя Карлайл Каллен. — Мне о вас поведали достаточно, — Алекс кивнул, сдержанно улыбнувшись. Накануне этой встречи действительно состоялся разговор с мистером Зновицки, в ходе которого он понял, что к этим особам без особого подхода не приспособиться. — Я не сомневался, — Карлайл усмехнулся. Отчего-то это полное серьезной угрозы место стало восприниматься им с иронией. И в данный момент его интересовал только этот кажущийся странным человек. Пока мистер Зновицки монотонно докладывал о дальнейших действиях, Карлайла поглотили мысли. «Где же я мог видеть тебя раньше? Быть может, он был моим пациентом когда-то очень давно? Непонятно. Что за брешь в памяти...» Бессмертного так увлекли за собою мысли, что он пропустил мимо ушей все слова Германа, а также скомканный разговор Алекса и Коралин. — Полагаю, стоит начать с мистера Каллена, — вещал Зновицки, — он здесь самый нетерпеливый. — Кто любит ждать, мистер Зновицки? — Алекс вздохнул, делая паузу, дабы вспомнить точный перевод слов. — Не вы ли поторапливали нас и грезили скорейшим отбытием? — Не путай дела мировой важности с не пойми чем, дружочек, — Герман натянуто улыбнулся, отчего Коралин снова передернуло. Кажется, каждый жест напоминал ей о чем-то. Алекс промолчал, обменявшись взглядом с Карлайлом. — Вам следует приступить к делу прямо сейчас. Ночь обещает быть долгой, — Герман самодовольно кивнул, свысока оглядев без преувеличения подчиненных. Алекс, улыбнувшись Коралин, призывно кивнул мистеру Каллену на выход. — А вас, миссис Уокман, я попрошу составить мне компанию. Нас тоже ждет беседа. Страх девушки медленно двигался к своему апогею. Она в молчаливом отчаянии посмотрела на Карлайла, а тот, в свою очередь, — на мистера Зновицки. — Идите, мистер Каллен, — потребовал он, сверкая взглядом. — Иначе о вашем безрассудстве пожалеют все. — Я не сказал ни слова, — Карлайл, было готовый выйти, вернулся, позабыв об Алексе. Тот же молча пытался разобраться в происходящем. — Зачем мне ваши слова? Я и без них все вижу. В последний раз говорю: ступайте! И в таком случае я не сделаю чего-либо, что помешает вам встретиться вновь. Коралин, поджав губы, взглянула на Карлайла. «Как же так? Еще утром я кричу о том, что мне не нужна его помощь... Почему теперь я жду защиты от него? Кто я ему, чтобы его волновала моя жизнь?» Когда он уходил вслед за Алексом, она видела его уверенность, которая жила и в последнем взгляде. И она, все еще не понимая себя, доверилась ему, оставшись лицом к лицу с живыми страхами.