Я по правилам жить старался, Не мешая совсем никому, Только знаешь как это страшно, Быть всегда и везде одному? — И. Бродский, отрывок из стихотворения «Я проснулся тонущий в боли...»
***
— Итак... Эта более чем занимательная история имела свое начало в глухом лесу, в котором едва занимались сумерки — вестники ночи. Этот лес был прекрасен и ужасен одновременно, в нем творились странные вещи, которые, порою, могли показаться вовсе абсурдными... В своей крайней степени абсурдности... Нет-нет-нет... Все! Забудьте, забудьте, забудьте последнее предложение... Их, горячо спорящих неумных вражеских разведчиков, схватили прямо в чаще, бесцеремонно связав руки веревкой, состав которой, кстати, мне так и не раскрыли до сих пор почему-то... Подготовленные, крепкие люди-нелюди насильно затащили их в один из военных джипов, но они не имели возможности сопротивляться. Впереди их ждала долгая дорога в... — Агент Шотс, настанет ли когда-нибудь тот вожделенный мною момент, когда ты, наконец, заткнешься? — злостно процедил сквозь зубы темноволосый, немного смуглый мужчина, прожигая взглядом своего вынужденного напарника-новичка, которого ему навязало начальство, дабы этот рыжий паршивец-поэт поднабрался опыта в новом для него деле. — Прошла половина пути. Я уже двенадцать, мать твою, часов выслушиваю твой бесконечный треп. — Мне не в праве запретить. Я волен делать все, что пожелаю. Все адекватное, — гнул свою линию парень, вызывая с каждым своим словом более громкое рычание, срывающееся с уст шефа. Чересчур высокомерен. — Послушай, ты... Это оборудование было выдано тебе не для вынесения твоей чертовски бурной фантазии за пределы твоего мозга. Ты же, сколько тебе не тверди, заполняешь память этой несусветной херней! — вампир поддразнивающе-наигранно улыбнулся после слов шефа, что последнего вывело из себя с двойной силой. — Шотс, черт бы тебя побрал! Первое, что я сделаю по приезде, так это отвяжусь от тебя любыми способами, ты мне вынес мозг за всю неделю! — Впереди их ждала дорога в... — Только попробуй взболтнуть чего лишнего, — с угрозой прервал его мужчина. — Вон, смотри, сидят, уши навострили. Только и рады услышать побольше новой информации. Лакроссовы щупальца... — Мы не имеем какого-либо отношения к Лакроссам, — светловолосая девушка хоть и говорила твердо, но в глаза двум напротив не смотрела, отчего предполагаемого напора не было. В ее опущенных глазах было глубокое безразличие, голос был безжизненным. — Конечно-конечно, репетируй, как будешь убеждать в этой брехне моих коллег. Встреча не за горами, — в полный ехидства взгляд окунуло ее, когда некто с бейджиком «Агент Редиверс» своим голосом размолол неправдивую, по его мнению, правду, словно кофейные зерна — безжалостно и с треском. Сразу после снаружи и внутри молодой парень продолжил говорить. — ... в неизвестность. Путь для пленников был тяжек. Автомобиль преодолевал ухабы и холмы, на их лицах отражались сперва негодование, обреченность, непонимание, затем — отголоски боли, неизбежность, отчаяние. Оковы явно не пришлись им по душе, ведь, по моим личным размышлениям, веревки были очередным изощренным произведением нашей орга... Секретной организации. Путь был долог и далек. Как же им не повезло... — на пару секунд в машине повисла тишина. — Тайна ждала даже за тонированным стеклом окон. Салон и пятеро его обывателей погрузились во мрак. Темнота... Темнота. Карлайл и Коралин переглянулись — вот что значит быть пленниками. В коматозе прошла половина суток. Ватные часы будто бы неравномерно тянулись друг за другом, прибулькивая, словно гадкая, мерзкая кашица или непонятное варево. Терпеть время было тяжело — едва ли не непосильно. Они не обмолвились и словом за все это время, не существуя друг для друга. По крайней мере, создавалось такое впечатление. «Радушные люди» встретили их с распростертыми объятиями: да-да, существа в черном действительно были счастливы встретить в лесу даже не пытающегося укрыться врага. Они до конца верили, что схватили именно своих коварных врагов, которые, по-видимому, не ставили границ между личным и рабочим, раз в лесу, где неусыпно велась слежка, решили выяснить отношения, да погромче, чтобы все услышали. В первые мгновения пути напряжение между ними так и пульсировало. Они обменивались уничтожающими, презирающими взглядами, учинив продолжение боя, но этот период был весьма кратковременным. Отныне Карлайл и Коралин молчали, и было непонятно, обида это или что-то иное. И терпеть неизвестность предстояло еще добрую половину суток. Карлайл пребывал в какой-то ярко выраженной прострации. С самого начала пути он смотрел исключительно на свои руки, туго связанные на запястьях. Сперва попытки обезвредить его показались ему столь глупыми: разве веревка что-то значила для такого, как он? Но то лишь сперва. Прошли часы, и веревка перестала казаться столь безобидной. Каллен наконец понял, что достаточно слеп в этой ситуации, ведь было неимоверно тяжело представить, из чего же должна быть сделана эта материя, чтобы возвращать коже такие чувства. Но мужчине было не привыкать к оковам на своих руках, было и похуже. Ему оставалось только гадать, каково было его спутнице, ведь она была уязвимее. Но взглянуть на нее все равно не было мочи. И вроде бы былой обиды на душе уже не оставалось. Только факт оставался фактом: если бы Коралин сдерживала свои чувства и эмоции, все было бы не так плохо. Но теперь они здесь, и сделать что-либо уже было невозможно. Действительно, он уже не винил ее: внутри была лишь обжигающая пустота. На самом деле, Карлайл не понимал себя. Он не знал, что нашло на него тогда в лесу, что сподвигло его к продолжению спора. Вряд ли все дело было лишь в желании вразумить девушку. Раньше он не был зачинщиком спора, по крайней мере, он никогда не позволял себе переходить черту разума и отвечать на провокации. Но то было раньше. Теперь для него настали новые, не лучшие времена. Иногда с самообладанием было совсем худо. Последствия бывали разными. Сперва внутри было тихо и гладко, но в какой-то непредсказуемый момент в душе появлялось нечто презираемое Карлайлом. Он ненавидел это, наверное, наравне со многими своими поступками. Это захватывало всю душу, не давая возможности сделать вдох, оно порабощало, унижало, жгло рассудок. В миг спора или любого другого депрессивного момента оно проявляло себя и, словно ошейниковая кобра, выплевывало весь свой яд, прежде чем снова притвориться мертвой, с трепетом выжидая нового момента. Неуправляемые эмоции Коралин по сравнению с этим были пустым звуком. О чьей вине шла речь... Так или иначе, пока Карлайл боролся с этими мыслями, пленник номер два не прекращал думать о той самой вине. Конечно, сначала она и не думала признавать своей неправоты, она пыхтела себе под нос, пытаясь унять негодование в душе, но в итоге сникла. Эти мысли повергли в тень другие, намного омерзительнее, бесцеремоннее. Они уничтожали вразнос все внутри, оставляя склизкий, неприятный след в душе. Коралин не прекращала сжиматься все эти длительные, тягучие часы. Все вокруг оказывало на нее давление, сжимая девушку в своих железных стенах. На выбор было две реакции: либо она будет неустанно защищаться, идя до конца, либо будет существовать так тихо, что покажется, будто ее и не было никогда. Организм предпочел второй вариант, что довольно-таки присуще такой личности как Коралин. Она бесследно ушла в себя, и можно сказать уверенно: если обстановка резко изменилась бы и от спокойной перешла к динамичной, то она выглядела бы аки лань в свете фар. Она не заметила даже, хоть и аккуратного, но резкого взгляда Каллена, который задержался на ней совсем недолго. Ему не удалось увидеть ее лица, так как его ловко скрыло облако светлых волос, порою создающих розоватый оттенок. К тому же она, обняв себя руками, сидела отвернутая от него. Так было тихо и спокойно. Но спокойствие было мнимым. Именно это и было в центре чувств блондинки. Осознание того, в чьи руки она попала, не переставало мучить ее, все капая и капая на плоть раскаленным металлом, который оставлял дыры после себя. Она вжималась в кожаные сидения, старалась глубже уйти в свою куртку, да хоть задохнуться в этой опушке, только бы не быть столь беззащитной. Ее преследовало чувство, будто ее, нагую, разглядывало стадо озверевших, изголодавшихся, неотесанных мужланов. Почему же сравнения подобного рода приходят на ум так часто? Некоторые моменты были особенно ужасны, и Коралин, забывая про все на свете, прижималась к руке Карлайла. Ведомая страхом и паникой, она хотела спрятаться. Все было ужасным. Существование было ужасным. В таком невеселом духе тянулись оставшиеся часы. Тишину теперь нарушало лишь постукивание длинных пальцев о клавиши ноутбука: рыжеволосый агент Шотс был увлечен своим делом, абстрагировавшись даже от злобного взгляда своего шефа. В какой-то момент путникам стало ясно, что автомобиль замедляется, но выведать, куда их привезли, было невозможно. Машина пару раз затормаживала ход, прежде чем остановиться окончательно. — Конечная, господа, — агент Редиверс оскалился. — И да, знайте: как только вы выйдите, на вас будут наведено не только то оружие, которое вы увидите. Только попробуйте что-нибудь выкинуть, — он строго кивнул подопечному на дверь, в которую незамедлительно вышел. Карлайл и Коралин одарили друг друга взглядами, в которых плескалась немая неизбежность, обжигающая своим синим пламенем смерти. — Удачи, она вам понадобится, — рыженький агент Шотс кивнул пленным, улыбнувшись уголком губ. — Шотс! Подними свой зад, наконец! Мне вечно ждать, пока ты телиться будешь там?! И манатки свои не забудь! — нервно крикнул знакомый, насквозь пропитанный ехидством голос снаружи, откуда без остановки была слышна чья-то речь. Вампир закатил глаза и, спешно собрав вещи, удалился вслед за своим шефом. — На выход! — успело пройти еще полминуты, прежде чем резкий тон поднял путников. Он принадлежал совсем другому бессмертному, который, бесстрашно войдя в машину, слегка подтолкнул двоих в спины, чтобы те покинули джип. Как только Карлайл и Коралин ступили на, казалось бы, неизведанные земли, покрытые снеговым, грубым настом, со всех сторон их окружили снайперы с внушающими страх винтовками. Они были в черном, и их было около дюжины. Тут же им приказали следовать за предполагаемой главой этого импровизированного круга захвата. Двум внимательным взглядам открылся вид на неимоверные, заснеженные просторы, тонущие в свете зимнего закатного солнца, что так напоминало абрикос. В глаза сразу же бросилась огромное строение, поражающее своими габаритами. Массив здания высотой в несколько метров был полностью из материала, напоминающего металл, хотя оба были уверены, что это нечто более сложное. Солнце загадочно отражалось в стенах здания, приобретая иной облик в матовых вставках. Можно было предположить, что это была не лицевая сторона постройки, так как некий логотип не показывался. Обширная территория подле холодного дворца была обнесена высоким, прочным забором-сеткой, вершина которого по всему периметру была увенчана колючей проволокой. Где-то вдалеке, за постройкой, блестела озерная гладь — настолько прозрачен был лед. Просторы было не охватить взглядом в одно и даже несколько мгновений. «Господи, это... Альма...» — сокрушительные мысли нанесли удар сознанию Коралин, и девушка почувствовала неприятное напряжение во всем теле, что только усиливалось с каждой секундой, с каждой картиной. Повсюду сновали неоднородные по сущности, увлеченные своими делами. Им совершенно не было дела до каких-нибудь очередных пленников. Они в своих черных, абсолютно одинаковых одеждах были похожи на матовые манекены, которых принудили рекламировать ультрамодную марку обработанной ткани, отвращающую взгляд своей тошнотворной аналогичностью. Карлайл удержался, чтобы не фыркнуть. Не то чтобы это показалось ему странным, нет. Просто, этакая одинаковость словно прогоняла мозги через мясорубку снова и снова, томно выжидая, пока они затвердеют, и откроется возможность повторить все еще раз. Все вокруг были сплошными незнакомцами, только две удаляющиеся в свете солнца фигуры агентов, с которыми путникам довелось провести сутки в дороге, были узнаны. Но даже те в скором времени растаяли. Так Карлайл и Коралин приблизились к, по-видимому, черному входу, где процессия была вынуждена остановиться. На подъездной площадке, прямо около сливающихся со стенами широких дверей, стоял высокий мужчина, молодой, с зачесанными назад русыми волосами. Он озадаченно вглядывался в пришедших, сцепив руки за спиной. Коралин нахмурилась, видя, каким внимательным взглядом он скользит именно по ней. — Агент Моуд, — он кивнул сослуживцу, что с важным видом стоял впереди всех. — Агент Хански, — вампир повторил жест. — Передаю их вам. Приказ свыше — в пункт AB7. — Ладно, раз так, — русоволосый расписался в предложенном планшете с встроенной ручкой. Затем он обратился к своей охране, давая указания, куда следует сопроводить неких личностей. Следуя за этим новым незнакомцем, горемыки-путники попали внутрь массивной постройки, когда железные двери открылись пред ними, исчезая в стенах. Ожидания оправдались: внутри здание было таким же величественным и холодным, с планировкой в ногу с нынешним поколением и без изысков, ведь это место явно не имело статуса какой-нибудь дорогой гостиницы. Взорам новопришедших открылся длинный, казалось бы, бесконечный коридор, тихо блистающий минимализмом. Двери — такие частые — сливались со стенами, не прекращая открываться и закрываться, так как поток снующих всюду существ был немалый. Но, несмотря на это, все вокруг казалось пустым и одиноким. Карлайл с большим интересом осматривался, пока Коралин предпочитала идти с опущенными в пол глазами, хотя это не было ее пределом. Не была бы обстановка столь напряженной в ее глазах, она бы и вовсе их закрыла, и ей было бы плевать, потеряй она равновесие и упади на пол. Мужчина, что странно, не заметил ее поведения, ведь достаточно было знать, что Коралин идет по правую сторону, и чувствовать плечом ее плечо. Поэтому все его внимание было обращено на внутреннее обустройство. Если поднять голову вверх, можно было увидеть много-много ярусов и словить мысль, что потолок исчезает где-то несоизмерно высоко. Все контрастировало. Что-то было слишком темным, а что-то — слишком светлым. Прозрачное, закрытое, открытое, с мелкими деталями и без — разнообразие всего привлекало внимание, но уделить его каждой частице не выходило, поэтому можно с точностью заявить, что далеко не все внутренности прояснились для доктора Каллена, ведь это не распластавшийся на операционном столе человечишка, строение которого досконально изучено им. Здесь он своей власти не чувствовал. Всем, мимо кого проходили пленники в окружении, было откровенно плевать. Они создавали впечатление роботов, что неустанно выполняют свои функции. Вскоре они остановились около какой-то двери, и в тот же момент предводитель сея шествия заговорил с какими-то ему подобными. — Ты знаешь, что это за место? — воспользовавшись моментом, тихо спросил Карлайл, опустив взгляд, дабы увидеть свою спутницу. Он прекрасно уловил то, как девушка насторожилась и покосилась на него, а ее правая рука нервно вздрогнула, словно через нее пропустили электрический разряд. — Нет, — угрюмо произнесла она, пытаясь быть как можно внушительнее. Но, как правило, в моменты ее откровенной лжи, подкрепленной сложившейся обстановкой и ненужными воспоминаниями из прошлого, Коралин становилась жутким параноиком, а бывший натасканный агент внутри нее просыпался, свирепствовал, начиная по крупицам разбирать все вокруг. Так новый взгляд Каллена показался ей чересчур подозрительным, и сердцебиение стало стремительно набирать обороты. — Не знаю я! Эмоциональный микро-всплеск прошел незамеченным для окружающих, на счастье девушки. Наружу вышла всего лишь маленькая-маленькая вершина того айсберга неприятных, натянутых и болезненных чувств, что вибрировали внутри. Только Карлайл окинул ее непонимающим взглядом. Мужчина действительно не понял причины ее колкости. И какой бы мелочью сказанное не было, мужчина почувствовал себя словно отвергнутым, непонятым и не имеющим хоть толики значения. Было неприятно, но Карлайл не понимал, почему. Словно он ждал от Коралин других слов, наполненных другим смыслом. Но к чему эти ожидания? Прошло всего лишь несколько секунд после сказанных Коралин слов, но уже тогда она посмотрела на мужчину. Взгляд был вовсе не долгим, имеющим вероятность показаться мимолетным, да и блондин, по ее мнению, гулял где-то в чертогах разума, и теперь ему не было дела до нее. Тогда она продолжила разглядывать свои руки, хмурясь и силясь подцепить хоть одну мысль, что галопом неслась в голове вместе с остальными. Девушка серьезно не хотела обижать его: ругани суточной давности в лесу ей хватило с головой. Что же теперь?.. Теперь ей становилось тошно от всего происходящего, хотелось срочно деть себя куда-нибудь, чтобы никто не видел, на душе было черти что. Она знала, что это за место, с горечью понимала это, и вспоминала, как старательно пыталась забыть его. Именно сейчас она почему-то подумала о тех шрамах на груди и шее Карлайла. И Коралин искренне не хотела, чтобы это повторилось с ним. Да, она успела узнать, какой он жутко самостоятельный и приспособленный к самозащите, но... Наивно сказанная мысль не давала ей покоя. Она не хотела, чтобы его обижали вновь. Карлайл словно вывалился из реальности, безуспешно прилагая силы к возвращению — быть козлом отпущения для собственных мыслей было паршиво. Только одно смогло вернуть его: какая-то непонятная нехватка ощущалась так ярко в душе, и, благо, мужчина быстро догадался, что происходит. Коралин уже не было рядом. Лишь мгновение ушло на ее поиск, и теперь ему пришлось наблюдать, как ее уводят куда-то в иную ветвь коридоров. Девушка не смела сопротивляться рослому вампиру, который, больно, не щадя схватив ее за запястья, чуть ли не волоком тащил ее за собой, смирившуюся, видимо, с новым течением. Она все старалась обернуться, но никак не выходило. А Карлайл, незамедлительно обступленный со всех сторон охраной, не мог не смотреть на исчезающую в металле стен блондинку. Он знал: его очередь уже близко.