Если вас трамвай задавит, Вы конечно вскрикнете, Раз задавит, два задавит, А потом привыкнете. — В. Полозкова
***
К тому времени, как для Коралин только взял начало разговор или по-ее пытка, Карлайл в сопровождении Алекса покинул кабинет мистера Зновицки. Алекс, держа в руке несколько папок с документами, деловито устремился в сторону лифтов, но немного погодя обернулся к спутнику, со словами «Что ж, нам туда» призывая следовать за ним. На призыв вампир откликнулся немедля. И, тем не менее, Карлайл, пряча глаза, мыслями был с Коралин; молился и уповал на то, чтобы она почувствовала его присутствие. Из происходящего он сознавал только то, что в нос бросался тошнотворный запах металла. Необъяснимым образом от него шел мороз по коже. В первые мгновения наличие его совсем не волновало мужчину, но позже запах начал раздражать и вызывать массу других негативных чувств. Отдаленно он напоминал кровь, но к ней отвращения мужчина не испытывал. Во время охоты он находил этот аромат весьма притягательным, во время работы — был к нему холоден, словно скальпель в его твердой руке, и безразличен, словно палач к слезам своей жертвы. Но все же запах, который проникал в его легкие сейчас, ярко отличался от сладкого нектара, что циркулировал по жилам смертных. Это и маячившая прямо у носа спина нового знакомого держали Карлайла в шаге от устрашающе-бездонной пропасти забытья. И он бы перестал дышать, действительно, перестал бы! Но так это было противно, так уже противоестественно, что остановить дыхание было много хуже, чем вдыхать эту мерзость. Но мысли о запахе сразу же забывались, когда он думал о Коралин. Она робела перед мистером Зновицки в самом дурном смысле этого слова. На Карлайла же статный вампир произвел не самое худшее впечатление. Он даже мог допустить мысль о высоте его интеллекта, а моментами ему казалось, что он немного превосходил его самого в количестве прожитых веков. И все же судить об этом пока было рано. Каллен видел в нем уравновешенную личность, привыкшую рассуждать. И личность властную. Он мог лишь на тысячную долю предположить, на что распространяется его власть, если за тысячу принять хотя бы три четверти мира, а за долю от нее — ни много, ни мало это странное место, назначение которого было окутано туманом тайны в глазах Карлайла. И он очень хотел узнать у Коралин больше, поскольку остальные распространяться были твердо не намерены. Последний взгляд девушки, которым она одарила его, воскрес в мыслях. Он попытался оставить пока чувства, поэтому не размышлял, чем были продиктованы ее попытки ухватиться за него, словно за последний оплот. Он размышлял, чем обернется для нее предстоящая беседа. Свидятся ли они вновь, как обещал мистер Зновицки? Никому ведь, кроме Коралин, он здесь не доверял, сколько бы тайн она в себе не хранила. А она какую бы то ни было связь с мистером Зновицки находила губительной: он видел. И сколько бы уверенности она не нашла в его последнем взгляде, он понимал, что на душе у нее не полегчало. Что до девушки, она и вправду увидела уверенность в его взгляде. Но знала бы она, насколько поверхностной она являлась. Тонкий слой, натянутый только лишь для нее, лживый или, по крайней мере, созданный не на твердом основании; воплощенный в жизнь благодаря яростному желанию вмешаться в ход ее судьбы. Что с Коралин, какие мысли терзают ее, было закрыто для Карлайла, и это, несомненно, причиняло ему... неудобство. — Карлайл, вы чем-то взволнованы? — услыхав свое имя, мужчина тот же час обратился взглядом к Алексу, и оказалось, что они только стояли в лифте, ожидая прибытия. Помимо них в железной коробке было еще по меньшей мере десять человек, которые, правда, не обращали на них никакого внимания. Карлайл внимательно осмотрел молодого человека или получеловека, как вам будет угодно, и нашел выражение его лица задумчивым. Алекс не смотрел прямо на него, но его озадаченность вопросом была очевидна. Его светлые брови были нахмурены, а взгляд плавно осматривал точеные грани деталей лифта, совсем не заинтересованно. «По всей видимости, он наблюдал за мной минутой ранее, — сделал вывод Карлайл. — Иначе с чего ему так полагать». — Вам, верно, не хотелось бы оставлять Коралин наедине с мистером Зновицки, — он вновь услышал голос, пронизанный итальянским акцентом, когда двери в очередной раз открылись, чтобы обновить публику. А они никак не доедут до нужного уровня. — Он не настроен к ней доброжелательно, какими бы ласковыми словами не изъяснялся. Уверен, помыслы мистера Зновицки не могут быть чисты, — Карлайлу уже было не остановиться, хоть окружение начало прислушиваться, а некоторые готовы были пропустить свой этаж, лишь бы вникнуть в суть беседы, чтобы потом обязательно донести. Алекс же повернулся к собеседнику, чтобы не показаться невежливым. — Не думаю, что то, к чему принуждают вернуться Коралин, отличается чистотой намерений. Пусть мы знакомы с недавних пор, но она так яро противится. Ей чуждо это место, оно определенно бередит старые раны. Мне на самом деле было сложно оставить ее там одну. — Вы чувствуете на себе ответственность за нее? — Алекс не заставил себя долго ждать со следующим вопросом, но мужчина промолчал. В лучшем случае с его губ сорвалось бы только пустое мычание. — Вы совсем не думали, чем вызваны ваши желания? — осторожно спросил Алекс. — Мои чувства слишком противоестественны, — и это, Карлайл условился, были последние его слова, касаемые чувств, хотя бы на эту ночь. Ему и прошлой вполне хватило. Когда это решение было принято, волей-неволей он задумался, чем был вызван его порыв выдать все как на духу Алексу. Пусть самые сокровенные чувства не были затронуты, но к остальным занавес был приоткрыт. Запутавшись в клубке их своих мыслей, которые, впрочем, на редкость были почти лишены смысла, мужчина уставился взглядом в пол. А Алекс тем временем заговорил: — Извините мне мою натуру, я должен был сразу убедиться, могу ли обращаться к вам по имени, — кинув короткий взгляд на табло с номером этажа, молодой человек повернулся к Карлайлу, выражение лица которого было столь непроницаемым, что казалось, он не услышал вопроса. — Не имею ничего против, — дружелюбно произнес бессмертный, подняв глаза на собеседника, а его губы на мгновение напомнили улыбку. Было что-то в Алексе, что выбивало его из колеи, и он видел из этой странной ситуации лишь один выход: говорить хоть что-нибудь, чтобы отвлечь мозг от размышления над несущественным. — Вы проходите здесь практику? — как раз когда Карлайл спросил это, они, наконец, смогли выйти на своем уровне. Им пришлось пробираться через толпу, однако мельком вампиру удалось взглянуть на спутника. Заметив на его лице некоторое замешательство — или это была заминка, — что, впрочем, не представляет особой важности, Карлайл сделал чересчур смелое предположение. «Я думал, что мистер Зновицки преследует действительно серьезные цели, пытаясь копать глубже в душу. Но, по-видимому, все это лишь для тренировки навыков начинающего психолога... Иначе быть не может, ему от силы двадцать...» Тем временем они вошли в холл, который почти не отличался от тысячи других. И, к сожалению Карлайла, запах не изменился тоже. Как странно, что раньше он не чувствовал его. — Если можно так выразиться, то вы правы, — немного погодя ответил Алекс. — Если я справлюсь с рядом поручений, то останусь здесь. — Алекс, что это за место? — несмотря на резкую смену темы, молодой человек не стушевался. — Ах да, немного непривычно. На этом уровне исключительно частные кабинеты, поэтому в коридорах так пусто... — поспешил объяснить дампир, элегантно махнув рукой. — Я имею в виду все это место в целом, — уточнил Каллен, однако на этот раз Алекс не спешил с ответом. Он лишь обвел его безмолвным взглядом и продолжил путь, будто и не был озвучен вопрос, что так волновал Карлайла. «Допустим, он будет старше двадцати, — тем временем делал выводы вампир. — И вполне можно сделать предположение о существовании иных причин смущению от моего обращения на «вы». Однако об этом спрашивать далеко не время....» Теперь в подкорке головного мозга засела мысль о странном интересе, который вызвал ничем от других не отличный дампир из итальянской делегации. Интерес этот был странным настолько, насколько было странным его рвение вмешаться в ход судьбы Коралин. Воздух уже начинал давить, мысли в голове путались, поэтому Карлайл помедлил, когда перед ним открылись двери кабинета. — Добро пожаловать, — психолог так и пыхтел учтивостью, которая казалась немного искреннее той, что выказывали остальные в этом месте. Алекс вообще выделялся на фоне угрюмых и озлобленных агентов, хоть и не излучал океан позитива. Улыбка или другие положительные эмоции появлялись на его лице едва ли чаще, чем на лице Каллена. И скорее всего, как посчитал Карлайл, это было обыкновенной учтивостью, без подоплеки. Пройдя внутрь, Карлайл отметил, что окна отсутствовали, как и в паутине коридоров. В последний раз он видел свет утром, в кабинете мистера Зновицки. Сей же кабинет был обделен этакой роскошью. Помещение было небольшим, но отчего-то дышать стало много легче. Кабинет располагал к себе, не был похож на железную коробку. — Я хоть и прибыл два дня назад, не успел толком устроиться, то есть, как обжиться, — Алекс смутился, в большей степени из-за своего страдающего моментами знания языка. Хотя теперь кабинет, полный пыльных коробок с вещами, не так волновал его своим безобразным видом. — Успеется, — ровным тоном произнес Каллен, тяготея взглядом к неровным стопкам книг верхом на коробках. Не выходя из прежней позы, Карлайл оставил раздумья и обернулся к Алексу, чтобы понять корень затянувшегося молчания. — Карлайл, мне нужно отлучиться на несколько минут. Извините, что заставляю ждать, — как скороговорку произнес Алекс, с небольшим прищуром наблюдая за мужчиной. — Ничего страшного, — заверил Карлайл. Клубок мыслей был так запутан, что вызвал мигрень. Вызвал то, что бессмертному было непривычно испытывать. Прежде чем нахмуриться, он опустил взгляд вниз и повернулся к книгам. «Надо же, в первый раз здесь меня оставили без никого. Даже охрана не пыхтит в дверные створки», — хмуро рассуждал Карлайл. И снова мыслями он вернулся к психологу. Он думал, о чем свидетельствует его решение оставить потенциального врага одного: о безрассудстве или о начале методики «Я тебе друг». Действительно ли на оказанное доверие Алекс ожидал, что ему ответят тем же? Или он все-таки юнец... Карлайл беспомощно вздохнул, мечтая сейчас больше всего на свете избавиться от мыслей о нем. Ведь не было совсем никакой причины быть столь озабоченным. Или, по крайней мере, он просто ее не видел. Но он и не желал, свято веря, что ее не существует. Это лишь сознание играет с ним злую шутку. Однако, сам того не заметив, вампир сумел-таки отвлечься. Бумажные книги. Эти потрясающие создания были, пожалуй, единственным, что могло вызвать хотя бы маленькую искру в душе Каллена. Интересное произведение, наделенное глубоким смыслом (даже если втайне от самого автора), могло доставить ему удовольствие. Пусть этого было слишком мало, чтобы забыться хотя бы наполовину, но некоторый эффект книги все же оказывали на Карлайла. Неизвестно, какие обстоятельства могли вынудить его принять электронный формат издания, ибо не передавал монитор девайса той самой атмосферы. Но вот на дворе сороковые года двадцать первого века, и доктор Каллен, проезжая по своему городу, не раз мог наблюдать, как книгами разжигали костры. Как сейчас он помнил: осень, серо, сыро; небогатое жилище местного продавца рыболовных снастей и двор; на жухлой траве разведен огонь, в который сгребают сухие листья, а рядом стоят стопки толстенных книг. Один томик, что был сверху, открылся, и ветер медленно треплет его пожелтевшие страницы, словно жалея. Словно пытаясь подарить последний глоток жизни, ведь книга сверху, а, стало быть, ее участь не за горами. Печально все это. За такими мыслями Карлайл позволил своему любопытству одержать верх над остальными чувствами. В руках сию же секунду оказалась книга. Ветхий темно-синий переплет скрывала гладкая обложка из белой бумаги. «Ultime lettere di Jacopo Ortis» — гласило итальянское название книги* (прим. автора: «Последние письма Якопо Ортиса»). Каллен вскинул брови, пробежавшись глазами по строкам. Он был хорошо знаком с творчеством Уго Фосколо, но погружался в особенности его стиля давненько. Сейчас же был без малого удивлен: неужто это интересно новому знакомому? Сколько-сколько лет он отсчитал ему?.. Карлайл вполне мог принять факт того, что большинство работ, которые он найдет здесь, будут сконцентрированы на фантастике, пусть и не лишенной смысла. Но реализм?.. Далее он увидел «Пражское кладбище» Умберто Эко и, наконец, решил оставить свои догадки. Если бы не эти книги, он зашел бы дальше в своем безосновательном расследовании. Психологу была интересна еще и политика. Так, может быть, предстоящий разговор имел смысл? До сих пор, окрестив Алекса слишком юным для такого пациента, Карлайл предвидел беседу, в которой он будет принимать так мало участия, что вскоре после начала она закончится. А теперь ему стало интересно, каким способом его будут выводить на чистую воду. Он не ждал многого от Алекса, ведь тот открыто заявил, что только начал практиковать психологию. Однако бессмертный боле не испытывал к нему жалости и не считал безнадежным. Удивительно, как может розжиг для костра изменить человека в чьих-то глазах. Под «Божественной комедией» Карлайл нашел англо-итальянский словарь, совсем новый, открытый словно пару раз, купленный, видимо, на непредвиденную ситуацию. Все-таки компьютерная программа могла помочь быстрее. Он усмехнулся, потому как ему было странно временами слышать от полувампира ломаный английский. Разве они не наделены идеальной памятью?.. Ах, слишком много вопросов для одной головы. К тому моменту как Алекс вернулся, Карлайл со скрещенными на груди руками устроился в кресле для пациента, напротив заваленного бумагами стола психолога. Карлайл заметил, что в настроении молодого человека произошли некоторые перемены. Бормоча себе под нос на родном языке, он казался недовольным чем-то. На задворках сознания у вампира появилась навязчивая идея устроить веселую практику психологу, но спустя мгновение мысль померкла, слилась с другими, далеко не веселыми. Он все отдал бы сейчас, чтобы оказаться подальше от этого места и от всех, кого он встретил на пути к нему. Потому что он не хотел чувствовать так. Быть безразличным ко всему — вот замечательный и желанный удел. Ужасный, жестокий, но от этого не менее желанный. Он был прав, когда сторонился размышлений о чувствах, но теперь было поздно: путались не только мысли. Как же он боялся собственной сути... Некоторое время, относительно короткое, Алекс не мог дозваться мужчины, однако предполагаемо неловкая ситуация не трогала его: он чувствовал, что внутри великовозрастного пациента идет борьба. — Карлайл, вы личность довольно скрытная. О вас известны крупицы, — только после этой фразы Карлайл обратил внимание на Алекса. Он медленно поднял глаза на него, но нашел психолога за изучением каких-то бумаг. Если бы он пригляделся, то смог бы убедиться в том, что это личное дело Карлайла Каллена. — Мои знания о вас тоже вряд ли можно назвать широкими, — с каменным выражением лица произнес мужчина. — А вам и не должно быть известно о нас. — Как и обо мне — OSA, — судя по всему, организации, — о которой я впервые слышу. Моя личная жизнь никого не касается. — Увы, но OSA совсем так не считает. — Для меня наличие этого факта не представляет какой-либо важности. — Я сожалею, что вы попали сюда, — немного погодя сказал Алекс. Черты его лица выражали сначала озадаченность — перевод думал, — позже — задумчивость. Кругом сновали смертельно смиренные люди, временами встречались порабощенные, подавленные. А доктор Каллен, насколько бы угнетен ни был, похоже, не собирался сдавать свои бастионы. — Почему? — Карлайл, напротив, с вопросом не медлил. — Ваше мнение изменится так скоро, что сами не заметите, — объяснился его собеседник. — Спасибо за предупреждение. Теперь замечу, — вампир, находя ситуацию весьма ироничной, даже коротко усмехнулся. Было это настолько искренне, что по-прежнему он был уверен, что лицо его не выражает каких-либо эмоций. — Сомневаюсь. — Не сомневайтесь, Алекс. Сомнения — это последнее, что нужно знать обществу о вас, — умудренный опытом прожитых лет, произнес Карлайл, немного склонившись вперед. Плавно откинувшись на спинку кресла, он проникновенно смотрел на молодого человека, словно ожидал ответа на несуществующий вопрос. Тем не менее, он подразумевался. И возникло у Алекса чувство, будто психолог в этой комнате не он. — Полезное знание. Думаю, это поможет мне для адаптации, — он кивнул, на мгновение пряча взгляд в документах. — Тогда я не сомневаюсь, доктор Каллен. — Но, видите ли, уже поздно, ибо вампиру забыть сложно, — тут же подхватил Карлайл, словно этих слов и ждал. Что ж Алекс. Тягостно вздохнув, он неспешно обволакивал взглядом все позади мужчины. На несколько мгновений Карлайлу показалось, что весь интерес ускользнул из голубых глаз и Алекс стал похож на остальных. Однако он скоро вернулся к прежнему состоянию и внезапно спросил: — Жалеете? О многом желаете забыть? — рассудок Карлайла был изрядно помутнен, поэтому вопрос застал его врасплох. Дышать-то здесь, может, и было легче, но мозг прекрасно помнил запах. На пороге неведомых чувств все внутри сжалось, но неизвестным образом Карлайлу удалось отдалиться от воспоминаний, которые чуть было не захлестнули его. — Пожалуй, о большей части своей жизни, — наконец нашелся со словами он; а подумай он еще пару секунд — ответил бы иначе. — Случается и такое, — дал неоднозначный комментарий Алекс, покачав головой. Вряд ли эти слова были нужны, да и собеседник его почти ничего не слышал. Несколько минут прошли в тишине. Алекс сознавал, как нужно оно было бессмертному. Взглянув на него, можно было сказать лишь, что он очень напряжен. Но психолог видел гораздо больше, хоть ему это и казалось невообразимо ничтожным. Вскоре разговор возобновился и на этот раз держался в рамках плана Алекса. — Тем не менее, некоторые личностные моменты, о которых можете размышлять только вы, вы не обязаны разглашать OSA, — крохотное, но меняющее смысл «пока» чуть было не сорвалось с губ психолога. Они прошлись по ключевым моментам — связям, роду деятельности и образу жизни в целом. Оказалось, доктор Каллен никогда не участвовал в войнах между кланами, хоть и знался со многими своего вида; к людям был настроен более чем доброжелательно, а популяцию животных сокращал раз в неделю или две: как придется. Более подробного рассказа Алекс не требовал, понимая, что предстоит запастись терпением. — До глубины души удивлен этой новостью. Право, так было бы в любом случае, — уверенно проговорил Карлайл. — Я даже не поставлен в известность, где нахожусь. О чем идет речь... — Карлайл, я понимаю вас, но... У меня есть вопрос, который здесь вам задавали уже, возможно, не раз. Но я должен узнать о вашей политической позиции, — дампир настроился на нужную волну и забыл обо всем извне. — Касательно нашего «несуществующего» мира, — добавил он прежде, чем Каллен начал бы говорить. Карлайл медленно кивнул, рассматривая свои руки, и спустя некоторое время взглянул на него. — Что ж, стоит заметить, что я достаточно осведомлен в этом и представляю целостную картину. Есть два клана, борющихся за мировое господство. Границами возможностей одного служат границы возможностей другого. Сражение случается во всяком месте их стычки. Тем не менее, для людей они остаются незаметными, поскольку все действия их продуманы. Насколько мне известно, тактика одного клана не уступает тактике второго — разумом никто не обделен. Но все они дураки. Алекс усмехнулся. Выходит, он приехал в Альму из страны дураков. — То есть вы на ярко-выраженной третьей стороне, — скорее констатировал он, только бровь несколько вопросительно поднял. — Определенно. Кровь, пролитая в борьбе за власть, пролита напрасно. С одной стороны, я понимаю, почему поднялось восстание. Но сколько из-за этого страдают! С другой стороны, не знаю, что было бы губительнее: жизнь со старыми законами или эта война, кажущаяся какой-то бессмысленной... Смутные сейчас времена. — Карлайл, вы имеете хоть какую-нибудь связь с повстанцами? С лагерем Лакроссов? — в лоб спросил Алекс, а ручка в его руке зависла над страницей. Сейчас ему все станет ясно, даже если доктор Каллен предпочтет молчать. — Так значит все-таки... — тише обычного произнес Карлайл, нахмурившись. Пусть зовутся эти люди по-другому, но суть-то от имени не изменится. Новые люди Вольтури — вот кто прикрывался под таинственной аббревиатурой. Если раньше он обходил стороной это предположение, то сейчас не было смысла. Да и Алекс, по словам мистера Зновицки, прибыл из Италии. Все ясно, как белый день. Карлайл поднял взгляд на ожидающего психолога и с лицом, ничего не выражающим, дал отрицательный ответ. Он не задумывался, почему Алекс казался поверившим в его правду и не стал докапываться до своей. Последнее, доведенное до конца осознание забрало много сил. Пугало то, что соображать было весьма утомительно. Он почувствовал усталость в теле, а мысли в голове были слишком неразборчивы. Он сознавал только одно: центр всяк испытываемой им ранее изнуренности был в голове. Его кожа, мышцы и кости хорошо помнили физическую боль, остроту и огонь, но чувство, будто его сплющивает меж невидимых стен, было забыто. Голос Алекса был слышен плохо, но Карлайл стал вникать в его слова, когда постарался сконцентрировать остатки внимания на нем. — Эту информацию я передам сейчас же на обработку. Уверен, к утру все будет готово, да и ситуация в целом прояснится. А пока я провожу вас обратно. Алекс нахмурился, заметив рассеянность вампира, но, благо, знал, на что можно это списать. Они уже стояли у выхода, и Алексу осталось только вернуться и забрать со стола папку. Они вышли, свет погас, дверь закрылась с коротким сигналом.***
Это «без Карлайла» было жгучим для Коралин, несмотря на всю аморальность возникших ощущений. Оно неприятно опаляло сердце, даже когда девушка целиком и полностью уходила в переживания за брата. Прошло около двух часов, но она не ведала покоя: сидела на краю кровати все в той же позе, обхвативши голову руками. Помнится, как только она зашла, вся комната вспыхнула чуть теплым светом, без единой заминки. Она не выключала его — просто закрыла глаза, чтобы не было так тошно. Да, наконец, есть вещи в жизни поужаснее этого логова для перфекциониста, который в локти себе будет вгрызаться да зубы о зубы ломать, если увидит лишнюю складочку на покрывале. Но вдруг Коралин услышала спасительный от одиночества звук: ключ-карта прошла через замок в соседней комнате. Она разомкнула веки и прислушалась. Голоса были тихими, слушать этот разговор было все равно, что слушать тихий ручеек в лесу. Она устало вздохнула, потерев глаза, и через пару секунд оказалась около двери в смежную комнату. Приоткрыв ее, с интересом высунулась, чтобы разведать обстановку. Карлайл как раз закрывал дверь с внутренней стороны. Некоторое время оба молчали, смеряя друг друга взглядами. Словно не виделись очень долго. — Ну что сеанс у психолога? — Коралин огляделась, коснулась кончиками пальцев поверхности книжной полки. — Многим отличается от допроса? — Отсутствием давления, — последовал снисходительный ответ мужчины. — Все удачно, и все же, думаю, разговор не окончен... — без ожидаемой обреченности продолжил он; Коралин неоднозначно кивнула, мысли упорхнули в другие поля. — Я боялся найти тебя в более подавленном состоянии, — Карлайл оставил дверную ручку в покое, сделал несколько шагов навстречу. — Проходи. Она с тихим шорохом прикрыла за собой дверь и присела на край постели; он сел рядом с ней следом. Только все ее движения были мягкими и легкими, в то время как его — пропитанными усталью. — Тем не менее, я не уверен, что все в порядке, — продолжил он, повернувшись в ее сторону. — Все совсем не в порядке. Все ужаснее, чем я себе представляла, — сокрушенно выдохнула она, поджав губы. — Из-за моей глупой непокорности может пострадать кто-то очень важный для меня. — Этот кто-то все еще в Уати? — По всей видимости, уже нет... А я ведь только как лучше хотела! Но все снова обернулось против меня. Суть слов, произнесенных Коралин, была неуловимой рыбкой. Она раз за разом выскальзывала из рук Карлайла, как бы сильно ему не хотелось вникнуть в нее. Но вот, после нескольких тщетных попыток, ему удалось. Воздух покинул его легкие. Что ж, есть ли тут место чему-то, кроме сожаления?.. Остается выразить свои соболезнования. Но это словно претило всей сущности Карлайла. По-его, поддержка заключалась не в пустых словах, а в попытке помочь все исправить, вселить надежду на лучшее, как бы сложно не было; быть рядом и разделить участь, стать щитом и мечом... Но поддержка ли это уже?.. — Боже, как меня уже достало это нытье! — сдавленное шипение Коралин было пропитано злостью и ненавистью. Хотелось разбить что-нибудь, порвать, раскромсать, не сдерживая рычания. — Коралин, как бы там ни было, свершенного не изменить. Время не повернуть вспять. Посему винить себя нет смысла. Остается одно: кинуть все силы на то, чтобы исправить свои ошибки, как бы трудно ни было. — Я знаю, что это правильно, — прошептала девушка, сжав в тонких пальцах покрывало. — Но что, если выбери я этот путь, должна буду вернуться к прошлому?.. А ведь жить нужно настоящим, не цепляясь за старое. Так мучительно сложно мне было отвыкать от него, внутри все сгорало. Казалось бы, оно такое мерзкое, ужасное и отвратительное... Казалось бы, отвыкнуть от грязи так просто... Несколько минут Карлайл и Коралин сидели в тишине. Ему было сложно подобрать слова, да и от этого занятия отвлекало сказанное ею. В мысли об этом уносило скоропостижно, он забывал думать, где находился, кем был. Думая о ней, забывал о собственных невзгодах. — Знаешь, Карлайл, — так же, шепотом, выдавила девушка, — кажется, за два года скитаний я не научилась жить. Ни одной клеточкой. Погоня ведь длилась не все время... И были безграничные равнины, горы, бездонные моря и свободный воздух! — своими подернутыми пеленой слез глазами она видела не эту комнату. О нет, она была не здесь. Карлайл понял это, когда посмотрел на нее. — Я смотрела на это, а внутри была пустота. Это... гадко. — Я уверен, что ты умеешь чувствовать. Умеешь, как никто другой, и не каждому дано понять и разделить твое чувство. Умеешь, просто тебе нужно напомнить, каково это, — на одном дыхании произнес мужчина, не успевая даже внедряться глубже в свои слова. — Все получится, когда внутри появится хотя бы мизерная искра покоя. Душевного равновесия. — Но его никогда не будет, — мрачно поставила точку Коралин. — Может быть, прошлое — это, на самом деле, настоящее, от которого я бегу?.. И, кажется, размышления о нем потеряли какой-либо смысл теперь. Я больше не бегу. — Могу ли я узнать, что было после того, как мне пришлось уйти? — поразмыслив, спросил он. — Я боялся, что с тобой могло случиться что-то ужасное. Карлайл уже спустя пару секунд не смог понять, сказал ли он последнее или лишь подумал об этом. — Это был всего лишь разговор, — поведала Коралин, пустым взглядом смотря в пол. — И ничего страшного не случилось. «Но пытку я перенесла бы с большим успехом», — мысль свою она не огласила. Что бы она ни говорила, он понимал: это вовсе неправда. В ее голосе слышалось отчаяние; боль, поселившаяся в ее глазах, жадно впитывала его в себя. И у доктора на душе сделалось неприятно. Словно забыв о головной боли, поражающей все тело, мужчина встал и в раздумьях прошелся от одной стены до другой. Следом опустился перед светловолосой, чтобы быть на уровне ее глаз. — Коралин, поверь, я знаю, о чем говорю, — он коснулся прозрачной кожи на ее руках. Под пальцами на запястьях проступили следы от веревки. Светлая прядь волос упала на его лоб, но он не придал этому значения. Невесомые прикосновения «разбудили» девушку. — Знаешь, я не читал ни одной книги Ирэн Роздобудько, — Карлайл улыбнулся, когда заметил тень улыбки на ее устах, — но хорошо запомнил ее слова. Она говорила, иногда, чтобы продолжать жить, нужно найти точку отсчета. Новую и неожиданную эмоцию. От нее в тебе снова родится что-то важное и значительное — то, из-за чего ты в очередной раз вздрогнешь и захочешь идти дальше. Он около минуты всматривался в ее глаза. Изучал каждую песчинку, пока не увидел там маленькие искорки. — Она с Украины, да? — Коралин кротко улыбнулась, вызвав в груди у Карлайла слабый, но необъяснимый трепет. — Все верно. Впервые услышал о ней на рассвете двадцатых. — Ты сказал так, словно она в лицо тебе эти слова произнесла, — улыбка девушки расширилась, а пальцы непроизвольно заскользили по его открытым ладоням: они были совсем близко, на ее коленях. — Да нет же, мы ни разу не встречались, — Карлайл вновь улыбнулся ей, хоть в висках уже стучало от боли. На пару секунд он прикрыл глаза, чтобы распутать мысли. — Вычитал из статьи. — И история наверняка смертельно скучная... — Нет, напротив. Я стоял в очереди за бензином. Терминал как раз к моему приезду сломался, поэтому вся очередь, кончавшаяся за входной дверью, ждала мастера. А передо мной стояла одна леди, сестра моего коллеги. Она читала какой-то журнал, а я имел наглость искоса подсмотреть... — Мистер Каллен, как вам не стыдно, — наигранно упрекнула Коралин. — Совесть по ночам с ума не сводит? — В первую пору было особенно тяжко, — с полными раскаяния глазами он подыграл ей. — Это самая ужасная вещь, которую ты мог совершить, — внезапно прошептала девушка, но Карлайл оставил ее слова без комментария. Окинул ее успокаивающим взглядом, поднялся и тяжело опустился рядом. — Что с тобой? — забыв о прошлых мыслях, спросила Коралин. Словно впервые она взглянула на него сейчас, увидела тени под очернившимися, усталыми глазами, как сидит — ссутулившись, — услышала, как тяжело вздыхает. — Голова никогда так не болела, — тихо объяснил он, нахмурив брови. — Страшно признаться, но она прежде и вовсе не болела. — Ох, это все... — Коралин сочувственно выдохнула, покачав головой. — Все эти проклятые коридоры... Во всем виноват запах, он идет от стен. Я не знаю, что это за вещество, меня в такое не посвящают... Оно очень хорошо усваивается в крови бессмертных; чаще всего дурманит мысли, вызывает мигрень и ощущение усталости. Но все реагируют по-разному. — Зачем, Коралин? Что это за дрянь? — пораженно спросил мужчина. — Это для новых обывателей организации. Многие здесь... не по собственному желанию, и это вещество сильно действует на них, мутит рассудок. Все ради того, чтобы не сбежали. Некоторые настолько податливы, что лишаются воли и становятся весьма удобными в использовании... — И у тебя тоже болит голова? — Нет, я... Это уже пройденный этап в моей жизни. На мне это не работает, — Коралин поджала губы, вновь обернувшись к нему. — Не все так плохо. Ты хотя бы не лишился рассудка. — Возможно, мигрень — это всего лишь начало, — он ухмыльнулся. — И, вроде бы, дышать тут легче, но не проходит... — В свое время я просто пыталась абстрагироваться. Когда засыпать не получалось, я ложилась, пытаясь ни о чем не думать и не двигаться. — Предлагаешь мне медитировать? — вскинув бровь, Каллен представил результат. — Мне же ничего не стоит отвлечься. — Значит, тебе предстоит постигать искусство медитации путем проб и ошибок, путем тернистым и полным препятствий... — голосом мудреца глаголала Коралин, подняв указательный палец вверх. Найдя взгляд мужчины потерянным и озадаченным, она тихо рассмеялась и легкой поступью удалилась в соседнюю комнату.