Меня сразу потянуло к ней — как только я ее увидел. Почему? Сам не знаю. Будто средь бела дня в меня вдруг без звука шарахнул невидимый грозовой заряд. Ба-бах! — и все. Без объяснений. И никаких тебе «но» или «если». — Харуки Мураками, «К югу от границы, на запад от солнца»
***
Медицинский блок представлял собой два помещения, связанных простой широкой дверью. В холл окон не выходило, как бы то было в больнице, — здесь и вовсе не было окон, и это уже не вызывало у Карлайла недоумение. Хоть света божьего здесь было не видать, лампы горели так ярко, освещая каждый уголок. Первая комната была просторной; ближе всего ко входу располагалось несколько кушеток, обитых белой кожей. Остальное пространство пустовало; шкафы были лаконично встроены в стены, и каждую из многочисленных ячеек, тянувшихся до самого потолка, можно было подписать. Письменного стола, к сожалению, не было: на том месте, где он вероятно стоял раньше, был лишь одинокий стул, на спинке которого висел белый халат. Бейджа Каллен на нем не нашел, поэтому без сомнений надел его поверх удобной, но непривычной черной формы. Халат пах специальной пропиткой, как и в больнице, но, помимо этого, чувствительные рецепторы уловили запах другого вампира, как если бы кто-то носил его очень долго. Но Карлайл был уверен, что кроме него некому было облачиться во вторую кожу врача, иначе Зновицки не стал бы просить его о помощи. Руки он благополучно вымыл в небольшой раковине, что находилась поодаль, чуть ли не в самом углу. Доктор Каллен был более чем удовлетворен, ему даже очень симпатизировало это место, ведь, в отличие от госпиталя Эндако, медблок был весьма недурственен. Конечно, он не был оснащен техникой и по уровню не доставал до продвинутых клиник современности, но ожидания превосходил. И здесь было слишком чисто для заброшенной медчасти. «Но мне здесь быть не долго, — одернул себя Карлайл. — В скором времени я должен вернуться. Мне нет места здесь». Сама мысль о скором покидании этого места отвергалась всем нутром. Его гнал отсюда металлический запах жестокости и тянуло желание защитить Коралин, остаться на ее стороне. Он мог отрицать себя вечно, презирать, но он так чувствовал и не мог выиграть спор со своим сердцем. Он не мог не думать о девушке и не мог ее оставить. По крайней мере, некоторый отрезок времени он посвятит лечению своего больного и сможет, наконец, расставить приоритеты, разобраться в себе. Задумчивый, как и всегда, он не успел обойти все комнаты, как уже доставили на вид безжизненное тело Калеба. Реанимационную койку незамедлительно разместили в одиночной палате, что по правой стороне. Она была небольшой, но единственной хорошо оборудованной палатой. Стены были прозрачными, и обзор могли скрыть только жалюзи с внутренней стороны. — Мистер Зновицки просил напомнить, что это очень ценное оборудование, замены которому здесь нет, — напоследок осведомил Каллена агент. — Он пришлет к пяти часам кого-нибудь, кто займется производственными нуждами. Все оставшееся время доктор Каллен провел у постели больного, пытаясь облегчить его состояние с помощью всего, что имел теперь, находясь в медпункте. Вновь он погрузился в свою стихию, по которой так тосковал, и она помогла ему забыться, спасла, как спасала всегда. Когда он вглядывался в спокойное, болезненно-бледное лицо мальчика, слушая легкие, его мягкие черты казались знакомыми. Напасть какая-то, чистая блажь — все поблизости мнятся видениями из прошлого. Безутешно вздохнув, Карлайл горько усмехнулся — вспомнились странные ночные иллюзии, природа которых была столь таинственна. Нет, он обязательно должен выяснить формулу секретного вещества, как и многое другое, сокрытое для мира извне. И все же слишком реалистичное видение, Карлайл подумал о нем. Эсми. Душа заныла с новой силой, рана на сердце открылась, кровь хлынула с новой силой. Но что это?.. Был ли момент, когда душа не болела, когда сердечные раны заживали? Доктор Каллен, все еще удивленный, повесил стетоскоп на шею по старой привычке и отвел взгляд от мальчика в сторону. Выходит, был. Но допустимо ли такое, достоин ли он отпустить страдания? Карлайл знал ответ, считал себя глубоко виноватым перед Эсми. И бесконечно скучал по ее забавному легкому смеху, по лукавой временами улыбке, по любопытству, по детской наивности... Она отдала ему частичку своей души, подарив море своей нежности, а он отдал всего себя в жертву вспыхнувшему внезапно пламени любви и остался догорать в прошлом. — Как бы я хотел оказаться на твоем месте, маленький парень, — Каллен добродушно улыбнулся, записав показания приборов в карту. В последний раз коснувшись взглядом лица больного, он вернулся в основное помещение, где совершенно не ожидал встретить штатного психолога. Алекс, не замечая присутствия постороннего, стоял у самых дальних лекарственных ячеек и отчаянно пытался отыскать морфин, без которого не смыслил жизни прямо сейчас. Однако, как только Карлайл почувствовал неладное, как только ветер на его сердце переменился, Алекс обомлел, а затем с невозмутимым лицом обернулся, чтобы выказать искреннее удивление. — Карлайл? Меня не поставили в известность, что медпункт снова не бесхозный, — подборка его эмоций была идеальна, но усилившийся итальянский акцент выдавал его волнение с потрохами. — Оказывается, мне доверяют больше, чем я думал, — Карлайл растянул губы в улыбке и присел на край одной из кушеток, словно ничто не показалось ему подозрительным. Так, возможно, ему удастся узнать больше. «Это же как нужно торопиться, чтобы не заметить моего присутствия прямо за стеклом», — рассуждал он, с интересом наблюдая за Алексом. — Но, на самом деле, это на время. Меня попросили заняться лечением ребенка. — Ясно. Решили снизить смертность в своих ясельных каторгах? — Алекс беззаботно усмехнулся, почти не следя за тем, что вылетало из его рта. Главной задачей было незаметно переместить маленький пузырек из плотно сжатых пальцев в карман брюк. — Ясельных каторгах? — доктор смешался, нахмурившись. — Что вы подразумеваете под этим? Молодой человек, поняв, что сказал лишнего, натянуто улыбнулся, несколько извиняющееся за то, что не может объяснить. — Понятно, — Карлайл не стал требовать, заподозрив что-то очень нехорошее и решил вернуться к прошлой теме. — А вы зачем пожаловали сюда? — Решил избавиться от головных болей, но тут, похоже, нет ничего подходящего, — он пожал плечами, сведя брови. Но так же быстро его лицо стало ясным, и на губах заиграла улыбка. — Похоже, сегодня не мой день. — Сегодня в пять я отдам список препаратов; могу включить в него анальгетики, если голова так беспокоит, — ненавязчиво предложил Каллен, твердо уже решив, что что-то здесь не чисто. Алекс до сих пор отстраненно стоял у ячеек, мастерски располагая своими эмоциями, однако же не отказался от услуги доктора. Карлайл не знал, с какой стороны подступиться, чтобы выяснить, для чего на самом деле Алекс здесь. И это показалось необходимым, когда доктор различил мелкую дрожь в руках дампира. — Ну я, пожалуй, пойду, — Алекс улыбнулся, стремительно направившись на выход, но в дверях нерешительно остановился и обернулся к Карлайлу. — Я уверен, не за горами время, когда вашего присутствия потребуют на совещании, мистер Зновицки ищет выгоду повсюду... Не оставайтесь здесь, Карлайл, — он оторвал взгляд от пола, хмуро посмотрев на доктора. — Используйте любую возможность, чтобы уйти, не подписывайте себе приговор. Психолог оставил Карлайла в замешательстве; в стенах OSA он не мог сказать прямо, на что доктор себя обрекает, снова и снова позволяя связывать себя ниточками с этим местом. Серые стены коридора теснили, сдавливали легкие, поэтому Алексу то и дело приходилось останавливаться, опираясь на холодный металл. В глазах темнело, на тело словно наваливался груз. Вот она — плата за облегчение. Но раз за разом Алекс крепчал в ногах и шел дальше, не понимая, от чего его колотит: жажды человеческой крови или наркотика, которым он пытался избавиться от боли воздержания. Разумом он совершенно не желал высасывать из кого-то жизнь, не переставал удивляться, как долго жил так. Однако все нутро, все хищное, звериное начало молило отступить от новой пресной диеты. Но в OSA по-другому было нельзя, да и Алекс больше не хотел по-другому. «Хватит, хватит. Настало время перемен», — раздраженно подумал он, вливаясь в поток вампиров. Подумал все еще на итальянском, но от Италии был так уже далек душой и сердцем... Казалось, добраться до цели было невозможно: было тесно, каждый передвигался так, как если бы был один на целой базе. Недовольство Алекса неумолимо росло, когда ему приходилось наталкиваться на чье-то твердое плечо. Но вдруг взглядом он зацепился за знакомое смуглое лицо, напомнившее о родных пенатах. В стороне от пересечения шумных холлов виднелась фигура в черном до полов. Хотя все здесь были в черном, черную мантию Алекс не мог упустить из виду. — Сантьяго, что ты здесь делаешь? — он узнал в вампире прислужника своего Господина, до смерти верного, превозносившего хозяина до недоступных высот. — Это Аро прислал тебя? — нарочно дампир назвал его по-простецки, чтобы попытаться пробить смиренность итальянца, но тот не был намерен отступиться от своего мнимого предназначения в мире. — Господин приказал составить отчет о том, как задействованы его силы. Сказал также справиться о вашей группе. — О группе, — пренебрежительно хмыкнул Алекс. Конечно, о группе под его началом, не о нем самом, ибо с некоторых пор Повелитель расставил приоритеты по новой. — Прошло всего лишь несколько дней, на подготовку к военным действием следует отвести немалое время. К тому же, мистер Зновицки не одобрит надзора из Вольтерры. — Я исполняю приказ, — голос был твердым, как камень, абсолютно непробивным. Потому Алекс не находил боле интереса отвлекаться на побочные дела. Да и дрожь уже было трудно скрывать. Только в стенах небольшой тихой комнаты стало спокойно. Апартаменты у новоиспеченного агента OSA были далеки от роскоши, но минимализм в обстановке не угнетал. Все было аккуратно и чисто убрано, удушающий запах не бил в ноздри, как на других уровнях, куда селили не прошедших проверку и вызывающих сомнения. Еще одна доза. Ее можно растянуть максимум на два раза — больше нельзя, иначе эффекта совершенно не будет. А ведь ему еще составлять картину психологического фона организации, для чего придется либо выслушивать бесконечные жалобы на жизнь, либо клешнями вытаскивать из штатских каждое слово. «Вот бы хватило», — думал Алекс, вставляя капсулу с растворенными в воде кристаллами в шприц. Не растерять бы ему всего дружелюбия в погоне за бушующей внутри тварью, которая изрядно проголодалась. И как же чертовски не кстати общедоступный склад лекарственных склянок превратился обратно в медпункт. Раз там его единственный пациент, то Карлайл как человек ответственный, почти не отягощенный личной нуждой, будет нести пост у его постели, пока не вылечит или что-нибудь другое не случится с больным. А ведь доктору Каллену не объяснишь, Алекс был уверен, как необходима ему столь вредоносная помощь. Алекс сознавал все последствия, но был убедителен, когда говорил себе, что покончит с этим. Ровно тогда, когда привыкнет к пресной животной крови. Хищники в этом плане намного лучше, их вкус иногда так роднится с кровью людей, но если бы все было так просто. На первой и пока единственной охоте в Небраске OSA поставила печать табу на истребление плотоядных, во благо нарушенного с годами баланса. Олени и другие парнокопытные были на вкус как бумага, как сорняк. Если бы не волевой настрой, Алекс бы плеваться ею стал, как только попробовал. Жажду они утоляли ненадолго, а очередь идти в леса за пропитанием снова еще не подошла. Приходилось чаще обычного спускаться в пищеблок, но и после этого не наступало удовлетворения. Большая часть средств OSA уходила на оружие и проведение операций, не связанных с войной против Лакроссов. На производственные нужды оставалось не так много, а закупка продуктов питания была чуть ли не последней в списке. OSA отчаянно искала новые источники прибыли, а еда тем временем кончалась. На одного агента выделялось не так много, как хотелось бы. А агенту, думающему только о человеческой крови, этого совсем было мало. Алекс не ощущал в себе огромной силы воли, он не мог совладать с собой, как того хотелось бы. И, казалось бы, в одиночестве он уже так давно, однако сейчас оно особо ярко ощущалось. Но помощи было ждать неоткуда, и Алекс к этому уже привык. Оставалось самостоятельно искать пути спасения, и не всегда они были идеальны. Всего лишь несколько дней приема, а он уже мучается по ночам, просыпается в холодном поту и шоке от увиденного кошмара. Но ради свободы мысли он готов пойти даже на такие крайности. Обессиленный, он развалился на кровати, когда телефон рядом завибрировал. Красными, припухшими глазами ему довелось увидеть текст от мистера Зновицки, в котором он гневно требовал его присутствия на совещании. А ему было так спокойно и хорошо, что всякий страх испарился. Только через несколько минут Алекс смог взять себя в руки и подняться. — Где тебя носит? — со всей строгостью спросил Герман, когда психолог явился в зал заседаний с крайне невозмутимым видом. Не останавливаясь, он прошел вглубь зала, но место занять удалось только с краю. Зновицки безнадежно выдохнул, тихо и неразборчиво причитая под нос, и обратился к члену Совета: — Продолжайте, Ксавье. Зал заседаний был просторным помещением, одна стена которого была отведена для окон, закрытых в данный момент. В центре располагалось несколько рядов занятых стульев, прямо напротив большого интерактивного экрана на невысоком подиуме. Изогнутая полукругом форма позволяла глубже погрузиться в предоставляемую информацию. С подробным докладом о мировой обстановке выступал поджарый великовозрастный француз Ксавье. В темноте яркая подвижная карта мира особенным образом привлекала все внимание, но, кажется, только не Алекса. Как только всех перестала интересовать его персона, он окончательно расслабился. Первый час после приема всегда от того-то и особенно сладок, что пропадает навязчивое желание. Алекс совершенно ничего не вожделел: ни крови, ни женщин, ни, тем более, успехов OSA. Перед глазами мелькали мультимедийные огни. Алекс наслаждался пустотой, когда в колено чем-то потыкали сбоку. Оказалось, он сел рядом с Коралин, и сейчас она пыталась передать ему бумажный планшет. Под длинными непонятными строками было записано: «Психологам когда-нибудь бывает безразлично при исполнении?» Почерк был без малого ужасен, но молодой человек разобрал с первого раза. Он задумчиво взглянул на Коралин, но та не смотрела на него и казалась вовлеченной в решение проблем организации. Опьяненный мозг в томной неспешности размышлял, как же поразителен уровень ее концентрации. Но настал-таки момент, когда Алекс взял из ее рук ручку и планшет, написав ответ. По-другому их обязательно услышат. «Допустим мысль, что истинно я психоаналитик и мне необходимо погрузиться в глубины бытия». При прочтении брови Коралин взметнулись, и она косо посмотрела на дампира, которого словно подменили: вместо улыбчивого, полного жизненной энергии сайгака подсунули раздутый овощь. Или же первое впечатление о нем было ложным. Девушке не довелось пообщаться с психологом, как это планировалось. Зновицки, видимо, простил ей ее непокорность и освободил от тягостных часов духовных копаний. Когда Алекс обернулся к ней, она неоднозначно пожала плечами, кивнув, и забрала планшет. Попыталась включиться в бурное обсуждение проблем, но мысли были только о маленьком брате. Теперь она была уверена: он жив. Но этого было недостаточно, чтобы успокоиться. Она молилась, чтобы он был в порядке, и страшилась того, насколько сильно теперь давление OSA. Ей не уйти теперь и даже не умертвить себя. — А ваши предложения, Коралин? — она резко подняла взгляд на мистера Зновицки. Он стоял перед аудиторией, сканируя ее требовательным взглядом, а поза говорила о том же: руками он упирался в полукруглый стол, разграничивающий зоны. Коралин была измучена разного рода тестами, но все же попыталась подумать, вспомнив многочисленные истории прошлого. — Можно запустить ряд экспедиций по территориям, недоступным для большинства людей. Это может послужить качественной подготовкой для неискушенных агентов, — девушка пожала плечами, отведя взгляд от предводителя. Ее внимательно слушали, однако она знала, что каждый видел в ней преступницу законов OSA, которой не место здесь. — Это принесет свои плоды и поможет изменить финансовую ситуацию. И океанские глубины. Людям недоступно бесчисленное множество действий, но это пока. А мы можем пойти на это. — Единственные плоды с таких организаций — это огромные потери, — один из агентов, с первого ряда, отрицательно покачал головой, обращаясь к мистеру Зновицки. — Не каждому по плечу такое испытание. Следовательно, инвестиции не оправдывают себя. — Да, действительно, это грозит еще большими проблемами, — произнес Герман, задумчиво уставившись в пустоту. Коралин не хотела отстаивать свою позицию. Она хотела вечера, хотела, чтобы поскорее наступила ночь, и тогда ей удастся увидеться с мальчиком. Живя только этой мыслью, она отрицала свой организм: его изнуренность, голод и болевые позывы. Она отказывалась замечать свое худое состояние, упрямо выполняя все, что бы ей ни приказали. Но обсуждение она боле не поддерживала, как и Алекс. Коралин вновь глянула в его сторону. Он выглядел так умиротворенно, как если бы на экране транслировали документальный фильм о подводном мире. На задворках сознания мелькнула мысль, что его поведение странное, но она не уделила ей нужного внимания. Лезть в чужое дело и наживать тем самым себе новые проблемы — не самый лучший путь для нее. Тем не менее, противореча самой себе, она подумала еще кое о ком. Карлайл волновал в самых ее глубинах, поросших, очерствевших, какой-то нерв. И было от этого и тягостно, и больно, но Коралин не желала отпускать эту боль: была она по-странному приятной, давала она какую-то призрачную веру. Коралин уже давно разуверовала в существование своей души, но как можно было описать происходящее без ее упоминания? Дальше этих страшных мыслей она не пошла, испугалась выйти из шаткого баланса. Стоило только затронуть краешек мыслей о потере чуткого взгляда на жизнь, былой, сокрытой в каменном теле мягкости, о запустении духовных недр без чувств, все полетит к краху. Но если с этой ношей она пока справлялась, то одернуть себя от мыслей о докторе было не так-то просто. Словно из него она черпала все свои силы, словно он был ключом в пустыне-жизни, из которого била живительная влага. Она так желала встречи, всем сердцем — не тело диктовало условия сейчас. Оно было изнеможено, а внутри теплился неугасаемый огонь, который заставлял вставать и идти дальше. — Коралин, останься, — за размышлениями девушка не заметила, как пролетели несколько часов конференции. Зал постепенно пустел, и она тоже жаждала выйти: легкие сдавливала духота, но разве что-нибудь изменится снаружи?.. О нет, только там, за стенами. Она почти уже вышла, прижав ладонь к горлу, когда мистер Зновицки окликнул ее. У стола собрались члены Совета, которые присутствовали на симпозиуме. Они обсуждали итоги, в то время как предводитель задумчиво всматривался в Коралин, словно заподозрил что-то неладное. — Семь лет назад... — начал было он, но оборвался, как только посмотрел за спину подчиненной. Алекс выходил вслед за всеми, немного растерянный и удивленный, будто не понимал причины оживления. Герман угрожающе поманил его рукой и подозвал к себе тоже. — Значит так. Если ты приходишь в себя немедленно, я не вмешиваюсь в это дело. — Я в своих руках, — заверил молодой человек, отмахнувшись. Если бы он молчал, то это выглядело бы куда убедительнее. — Кстати, статистика уже... — он засуетился, подыскивая нужные бумаги в папке, пришлось — взгляд мистера Зновицки был недобрым. — Уже... Еще не распечатана, но будет. Обязательно будет к вечеру... То есть к утру. «Мне тоже нужны эти антидепрессанты, — усмехалась про себя Коралин. — Потрясающий эффект». — Возьми в руки себя, любую книгу на английском в архиве и изучай язык, углубляясь в историю организации, — тем временем наказывал Зновицки. — К полуночи отправишься в секцию номер шесть, — у Алекса загорелись глаза вдруг, он не верил своему облегчению, ведь на охоте был не так давно. — Не для себя, — предупредительно поднял указательный палец Герман. — Карлайл Каллен под твою ответственность, — сердце рядом стоящей девушки встрепенулось, остерегаясь, что со спасительным доктором может произойти что-то неладное, любимое Германом «не по плану», освобождающее от лишних хлопот. — Объяснишь ему лимит. И учти, дружочек, — голос Зновицки стал немного глубже; вампир приблизился к агенту. — Если ты нарушишь границы дозволенного, я тут же узнаю об этом. Ни одна тварь в этом лесу не сдохла без моего ведома. И не забудь отметиться в графике. Еще до конца не осознавая всего, Алекс направился к выходу, а взгляд предводителя вновь приобрел задумчивый окрас. Коралин все еще витала в тревожных мыслях, но ее отвлеченное выражение лица не остановило Германа. — Семь лет назад ты была в числе экспедиционной группы на Аляску. Все закончилось неудачно, на счету операции много потерь... И, насколько ты помнишь, она была отложена на лучшие времена, — рассказ Зновицки пробудил в Коралин не лучшие воспоминания. По спине прошелся холод, руки закололо, прямо как тогда. — Первая утечка данных произошла год назад: электронный архив об этом незаконченном деле заметно обеднился. Мы предприняли нужные меры, защитили нашу сеть, насколько это было возможно, но недавно в системе снова произошел сбой и исчезло досье по этой операции — наша последняя надежда довести начатое до конца. В нашем архиве была информация, собиравшаяся воедино десятилетиями, бесценная. Скажи, может ли быть такое, что у тебя окажется копия? Коралин немного помолчала, а потом с усмешкой констатировала, уперев взгляд в пол: — Пытаетесь уличить меня в должностном преступлении, — она скрестила руки на груди, а улыбка казалась хищной, что по сути было защитной реакцией. Ей следует отгонять от себя беды, а она, словно последняя неудачница, притягивает их. — Но у вас ничего не выйдет, потому что я ровным счетом не имею никакого отношения к этому. — Это могло бы помочь, — предпринял последнюю попытку Герман. — Я не отрицаю, но действительно не могу помочь. Скажу лишь, что у кого в руках эта информация, у того и превосходство. — Несомненно, — вампир прожигал ее подозревающим взглядом, никогда прежде он еще не сомневался в ней так. Все же у нее было достаточно причин, чтобы вступить в связь с группировкой Лакроссов или создать собственную, что подернуто еще большим туманом. Ожидая вердикта от предводителя, Коралин покосилась на Совет. В кругу шло бурное обсуждение новопришедших с горячих точек карт. Она вздохнула; не все-то было под контролем, далеко не все. — Могу ли я идти? — Имеет место быть еще один вопрос, — Герман оборвал ее надежды. — Результаты сегодняшних тестов удовлетворительны, относительно норм, прописанных в уставе, но твои показатели всегда были выше. Меня такой расклад не устраивает. Что происходит? — Видимо, снаровку растеряла, — Коралин с трудом скрыла желчь, которой суждено было еще долго копиться внутри. — Сегодня, Коралин, я делаю тебе огромное одолжение, — проявив терпение к ее поведению, Зновицки набрал воздух в легкие и прошелся из стороны в сторону перед ней. В ее глазах он выглядел напыщенно и высокомерно. — Суть его в том, что ты увидишь ребенка и останешься моим должником. Пользы от тебя должно быть больше, я требую больших показателей, чем сейчас! — он повысил голос, и низкое рецессивное начало дрогнуло в Коралин, сжалось. Она ненавидела это более всего. В усладу себе мужчина потянул тишину, за чем уже тише произнес, чтобы не прерывать обсуждение серьезных вопросов за спиной снова: — Иначе ты знаешь, что мы можем сделать. — Я поняла, — подавленно прошептала Коралин, стойко игнорируя отчаяние — оно вызывало ненужные эмоции.***
— Понимаете, каждый день как предыдущий. Когда день близился к концу, в забытый порядком кабинет Алекса пожаловал агент. Вампир был средних лет, и Алекс подозревал, что так оно и было на самом деле. Мужчина выглядел смятенно, даже немного испугано. Его глаза были широко распахнуты, словно только что он стал свидетелем чего-то диковинного. Психолог, прибегая к непонятным сокращениям, конспектировал рассказ пациента. И, прояви он немного больше серьезности и интереса, будущее могло сложиться иначе. Но действие морфина так сладко обволакивало, дарило покой и освобождало от тягостных дум. Алекс пытался взять от дозы все, чувствуя, что это последний час свободы — горло уже начинало саднить. — Все одно и то же, с точностью до детали, до секунды. И что бы ты ни пытался изменить, результат будет прежним. Это сводит с ума, это чертовщина! — Это невроз, — подавив ухмылку, твердо сказал Алекс и поставил точку в записях, — на почве стресса от рутины и действия вещества, имя которого никто не называет. Увы, придется ждать, пока не выработается иммунитет, — Алекс улыбнулся, откинувшись на спинку стула. — Хм, чертовщина... Джон, все беснование не скрыто, оно у всех на виду. — Но я точно знаю, что... — Постарайтесь не дышать, когда окажетесь в зонах действия этого вещества. Знаю, это противоестественно и не так эффективно, но все же что-то. Уже в первые дни на базе Алексу поручили составить психологический фон OSA, чтобы любыми способами наладить порядок и повысить профит организации. Психолог помнил мучительные сутки допросов. И Джона, вампира с безумным взглядом, он тоже помнил. И рассказанное сейчас немногим отличалось от поведанной ранее истории. Это тоже стало причиной того, что Алекс не уделил проблеме должного внимания. А будучи под морфином, он не был столь чуток, как обычно. Как можно скорее избавившись от пациента, Алекс поспешил спуститься на первый уровень, в медблок. К ночи от былого блаженного состояния не осталось и следа: ускоренный метаболизм бессмертной части давал о себе знать. Идя уверенным, быстрым шагом, он был спокоен насчет своего вида. Раз действие прошло, то прошло бесследно, и вычислить его теперь уж невозможно. Карлайл ожидал его прихода у дверей медблока, тяготея взглядом за стекла. Но тщетно: обзор на пациента с этого места был никудышным, да и звуков датчиков не было слышно. Причин доверять двум агентам, присланным свыше, не было, и доктор до глубины души переживал, хотя знал, что с минуты на минуту должен прибыть мистер Зновицки. Ослабленный организм мальчика боролся с вирусом, а он, единственный, кто может помочь, вынужден находиться в другом месте. Жажда пусть и давала о себе знать, но не так уж сильно. Доктор бы предпочел провести эту ночь за работой и, если будет необходимо, весь следующий день. При желании, он и неделю мог терпеть без вреда для окружающих, и две, но организации было угодно другое. И с этим Карлайл ничего поделать не мог. И теперь, неудовлетворенный утекающим временем, он снял белый халат с черной формы, чтобы предаться бездейственному ожиданию. Праздность убивала его больше всего. Настигнув Карлайла в холле, Алекс первым делом объяснил, что больше одного оленя убивать за раз нельзя; затем, немного помявшись, он предложил «уже, наконец, перейти на «ты», иначе как-то неудобно». Карлайл, улыбнувшись в ответ, конечно же не был против. — Неужели охоте обязательно быть именно сейчас? Это предписывает негласный закон? — спрашивал он, когда вместе они направились дальше по холлу. — От меня это не зависит, — дампир пожал плечами, спрятав трясущиеся руки в карманы куртки. Он пытался держать беззаботный вид, но от доктора сложно было скрыть истину, особенно, если она лежала на поверхности. — Мне кажется, Зновицки хотел избавиться на время, от тебя, — по мере того, как они шли, в темном коридоре зажигались лампы. — Он, мне кажется, не делает иначе. Не выставляет за дверь без предлога. Но это лишь моя версия. — Здесь в целом слишком много неясности, — подытожил Карлайл и снова пронзил спутника оценивающим взглядом. — Ты уверен, что в порядке? В ответ Алекс лишь улыбнулся, хотя мышцы лица предательски подрагивали. Спустя минуту в пути они достигли широкой железной двери, которой кончался холл. Персональной картой Алекс разблокировал ее, и створки тяжело раздвинулись. В лицо ударил морозный воздух. Карлайл абсолютно не ожидал не увидеть перед глазами бетона и не вдохнуть только лишь едкий запах вещества. Он и не думал, что целый день был так близко к выходу. Снаружи стоял вооруженный агент, кажется, довольный своим местом службы. Алекс отдал ему свою карту, после чего путь продолжился. Ему очень хорошо запомнилась дорога к выходу в леса, координаты были словно вытатуированы на подкорке мозга. В нем говорили рефлексы, аппетит пробуждался с новой силой, что бы он ни твердил себе самому. На этот раз он просто проводник, поляна накрыта не для него. Было темно. Огни организации отдалились, а последнего пункта проверки — приближались слишком медленно. Территория была поистине велика. Как только агенты на границе получили нужные документы, проход в леса Небраски стал свободным, но лишь на несколько часов. Карлайл огляделся здесь, за спиралью бруно, вдыхая свежий, наполненный свободой, воздух. После подавляющего волю вещества в атмосфере, лишенной его, вскружило голову, чувство свободы сводило с ума. Но Карлайл умело держал себя в руках. Недолго думая, вместе с Алексом они унеслись в ночь, с таким запалом, словно не планировали больше вернуться. Пока Каллен удовлетворял жажду, Алекс, связав руки своему зверью, ждал его, забравшись как можно дальше, чтобы даже малейшие сладкие нотки не доносились до его рецепторов. Он нарочито шумно двигался, чтобы все живое разбежалось по норам и кустам. Терпение неумолимо лопалось, он был раздражен, словно медведь, разбуженный посреди зимы. Горло пылало, в глазах темнело, а разум, помимо крови, клянчил еще и психотропной подпитки. И колотящееся сердце не успокаивал даже морозный воздух. Опомнившись, Алекс остановился. Брести в бреду дальше — это значит заблудиться. Осознав это, он плюхнулся у первого же дерева, с облегчением закрыв глаза. Но вскоре пришлось перебраться на поваленное бревно, потому как наст был холоден как никогда. Не проведи он весь прошлый год на Аляске, выполняя поручения Вольтури, продрог бы сейчас до нитки. Звезды загадочно сверкали в иссиня-черном небе, холодные и далекие, в Италии совсем другие звезды. Да и ночи там были теплее, даже зимой, а за снегом было не угнаться: он если и выпадал однажды, то моментально таял. Только сверкающие великолепием Альпы схоронились под белым сияющим покрывалом, величественно нависнув над сочно-зелеными лугами и лесной хвоей. Алекс вздохнул, созерцая клубы пара. Почему же душа ныла только по земле родной, по природе? Почему с нежностью в сердце он вспоминал о теплом ветре и море, о бескрайних просторах и огромных низких облаках? Мысли о Вольтури не давали ему подобного покоя, и в нем даже не просыпалось тоски по ним. Лишь обида затаилась на душе глубоководным существом-уродом, не то рыбой, не то драконом. «Сам виноват, — думал Алекс, глядя в небо; эх, пожевать бы сейчас травинку... — Глупо и наивно было надеяться на что-то. Времена, когда я был не таким, как все, прошли, а значит, и Аро не видит ничего особенного во мне, значит, и меня не видит тоже». С улыбкой, с которой скучали по Родине или по матери, он вспомнил детские годы. Когда огромный каменный замок со сказочными фресками, массивными, расшитыми золотом и серебром полотнами, куполообразными окнами был весь его. А какая замечательная там была модель солнечной системы! Древняя и огромная, она поражала ребенка своей величественностью. Временами Алексу было скучно, но лишь иногда, не настолько, чтобы желать кого-то кроме. И когда клан стал расти, в геометрической прогрессии, детству настал конец. На замену бравым рыцарям средневековья из книг и волшебникам, которые боролись со злом, пришла идеология Вольтури. Но детский мозг уже окреп настолько, что стал воспринимать ее в штыки. И если путем проб и ошибок Алекса удалось подчинить, то проникнуться этой идеологией он не смог. «Может быть, поэтому я перестал... быть особенным? — все еще мучался в догадках дампир, недовольно сопя. — Не оправдал возложенных надежд?» Алекс еще долгое время смотрел на звезды, будучи радостным находиться здесь, как бы трудно ни было. Вольтерра изжила себя, и он не чувствовал себя там, как дома, уже много лет. Так, может быть, здесь было его место? Алекс наблюдал бы за небом и дольше, но закрыл глаза, когда показалось, что лесной массив сгущается над головой. В висках стучало. Он крепко зажмурился и сел как раз к тому моменту, как вернулся Карлайл, скрипя снегом. — Я подумал, что ты еще не закончил, — молодой человек был крайне признателен Карлайлу, когда тот сам отыскал его. — Более того, я не начинал, — Алекс нервозно усмехнулся, а затем встал на землю и поведал свою печальную участь. — Пока не проникнешь внутрь организации, не заметишь беспорядка, — сдвинув брови, Карлайл задумчиво поджал губы. К тому времени они уже шли обратно спокойным шагом. — Это, действительно, безобразие, и творится оно везде, в каждой сфере, куда ни загляни. — OSA создана, чтобы бороться с этим. Но война изменила природу целей, — Алекс тяжело вздохнул. — Конфронтации, они были всегда, но не столь масштабные. Немного помолчав и послушав скрип снега, Карлайл произнес, с печалью и сожалением: — Как же так случилось, что Вольтури прибрали к рукам OSA? — по тону и мимике было понятно, что Каллен был неравнодушен к сложившейся ситуации, как могло показаться вначале. Значит, немного ошибочными были выводы психолога, значит, не так уж доктору и безразлично. Вопрос только, по какой причине. — Прибрали у рукам? Не-е-ет! — вникнув в перевод, воскликнул Алекс, что даже немного отвлекало от физического состояния. — Вольтури попросили помощи, а организация не смогла отказать: условия сделки были изрядно выгодными, — Алекс спрятал весь негатив за улыбкой, а дрожащие руки убрал в карманы, но тремора на сей раз от глаз доктора было не скрыть. Тем не менее, он не спешил затрагивать эту тему и мыслями все еще был в разговоре. — Но OSA и Вольтури все равно борются за достижение одной цели, — ситуация хоть и немного прояснилась, не приобрела положительный окрас для Каллена. — Тебе так необычно, потому что коварные Вольтури, кажется, на стороне добра? — от улыбки Алекса Карлайла не в первый раз передернуло. Где-то очень давно он видел это, забытое; а еще, сколько бы хитрости ни было в нем, он не ассоциировался с Вольтури. Может быть, поэтому Карлайл не задумывался, открываться ему или нет? Пусть у паренька были тайны, но он был добр, казался искренним и открытым, хоть и не все договаривал. — Находясь здесь, по сути, под защитой OSA, помогая им, я чувствую себя странно, словно делаю что-то не то. С одной стороны, я понимаю, что помогаю ребенку, своему пациенту, на чьей стороне бы он ни был. Я бы никогда не отвернулся от нуждающегося в помощи, даже если бы он был врагом. Как у человека у меня есть определенное мировоззрение, чью-то политику я отрицаю, чью-то — поддерживаю, но прежде всего я доктор и все для меня равны, просто люди. Но сейчас я чувствую себя примкнувшим к организации, значит и к Вольтури, и это... тяготит. Некоторое время оба шли в тишине. Алекс так многое хотел сказать, но мысли в голове путались: одни — на английском, другие — на итальянском. Он боялся, что открой он рот сейчас, из него вырвется что-то неразборчивое и странное, совсем не высокопарное. От таких мыслей у Алекса появилась иллюзия, что в их компании говорить умел только Карлайл. Но, пока не сошел с ума, молодой человек решил развеять свои домыслы. — Как бы там ни казалось... — он прочистил горло, напрягая слух. — Между ними много общего. И одни, и другие прибегают к жестокости. Сложно сказать, кто кого переплюнул. Только одни на кон ставят человеческую жизнь, а другие — вампирскую, — Карлайл задумчиво глянул на Алекса, а в глазах того поблескивала истина. — Организация готова костьми лечь за человечество. Думаю, они бы хотели поднять руку на кровожадный клан, который все боготворили. Но потери были бы огромны: на стороне Вольтури много одарованных и одухотворенных последователей. О какой безопасности для человечества тут идет речь?.. То ли дело Лакроссы. Они пока уступают в численности и следует пользоваться моментом, иначе... Будущее круто меняется иногда. — Откуда все это тебе известно? — с интересом спросил Карлайл, и легкая улыбка окрасила его губы. — Или ты был здесь раньше? — Перед отправкой сюда нас долго готовили; не только физически, но и морально, закладывали азы азов. К тому же, в Вольтерре потрясающая библиотека. Там можно сойти с ума и уж точно провести целую вечность. — Да, она поистине легендарна, — впервые за несколько лет Каллен вспоминал замок Древнейших без горьких дум, без ноющей боли в груди. — Ты там бывал? — удивленно спросил Алекс, на что вампир усмехнулся. Долго он думал, вспоминал и анализировал. Не одна птица уже слетела с ветки, не один таинственный огонек сверкнул вдали, не одна звезда зажглась на небосводе, когда он, наконец, заговорил. — Я был Вольтури однажды. Но лишь однажды. И буду корить себя вечно за ошибку и жалеть о встрече с ними буду тоже вечно, — слова доктора были пропитаны глубоким горем, и некоторую часть пути оба провели в тишине. Алекс начинать не решался — ярко ощущал эмоции спутника, так сильно, как никогда; они даже затмили его собственные. Он не сразу понял, что Карлайл продолжил разговор. — Я не разу не хотел задеть тебя своими словами. Все же, это твой клан, твой, каким бы он ни был. Алекс обернулся к нему, чтобы прочесть сожаление на лице. — Нет же, все не в этом деле, — Алекс замотал головой и через секунду уже смешался, думая над своими словами. Все-таки стоило взяться за подробное изучение языка. — Я просто думал, на что это было похоже. Ты совсем другого склада человек, и поэтому мне сложно представить, что ты делал в их кругах. Карлайл по-доброму усмехнулся, ностальгически. — Тогда я был молод и горел страстью к жизни... — Алекс уже было хотел сыронизировать про возраст, но потом вспомнил, что Каллен лишь выглядит на тридцать или около того. — А... Ну да, конечно, — сам себе пробормотал психолог. — Я хотел взять от вечности все и сразу, Алекс. Множество горизонтов было открыто перед почти неискушенным умом. В Европу я эмигрировал образования ради и повстречал Вольтури, — Карлайл рассказывал воодушевленно, так, что стоило рассчитывать на подробности, но в какой-то момент он закрылся, потому что одни воспоминания влекли за собой другие. — В библиотечных лабиринтах были собраны величайшие научные труды. Они меня и держали все двадцать лет, хотя я не раз порывался уехать раньше. — Мне всегда думалось, что выход из этого клана один — на тот свет, — Алекс как всегда иронизировал, но действительно так считал. Между светлыми бровями залегла складка. — Что ж, твои суждения недалеки от правды, — Каллен печально вздохнул, хоть и улыбнулся. — И все же я был не слишком лестным, отзываясь о Вольтури... — Это ничего. Мне было бы обидно, будь мы семьей или хотя бы имей я высокие чувства по отношению к ним, — Карлайл озадачился таким ответом, став думать причины. Алекс понуро уставился на снег, но в голове уже и след Вольтури простыл. Ему было безразлично все в моменты, когда с ним происходило что-то неладное. Прямо как сейчас, когда на снегу распускались кровавые цветы; их бесформенные лепестки расплывались по сияющему белизной ковру и побуждали сотворить что-нибудь ужасное. Например, рассмотреть иной источник сил. Несколько миль на восток — и вот она, Альма, прямо на ладони, забытый край. Если город и исчезнет, то вряд ли кто-нибудь спохватится. Хотелось рычать на самого себя от отчаяния и злости. Вкус человеческой крови все ярче восставал в памяти, а красные пятна застилали все вокруг и медленно чернели, пока темнота не заполонила все перед глазами. Сперва тело обдало жаром, а затем — бросило в холод, который медленно полз от спины и конечностей к груди. Следующее, что увидел Алекс, был Карлайл; оценивающий взгляд остановился на расширенных зрачках, пытаясь тщательнее изучить их, насколько это было возможно. Алекс же, припластованный к земле, с трудом мог представить, как держался на ногах минуту назад. — Надо отдать должное OSA! — раздосадованно прошипел он после череды бесконтрольных ругательств на итальянском, пока Карлайл измерял его пульс, опершись на одно колено. — Издевательство в чистом виде, — констатировал он, а губы сжались в прямую линию. — Морить вас голодом — это уже серьезно, это обязательно повлечет за собой проблемы. Подумать только, сколько еще прибывших из Вольтерры вампиров мучаются от жажды. Им же запросто может сорвать крышу! И все люди поблизости окажутся в зоне риска. — Герман не изменит своей политики, — Алекс оборвал сетования доктора и, морщась, сел. — Голова, — предупредительно произнес Каллен, осматривая его затылок, в волосах на котором запутались комья снега. — Не думаю, что это сотрясение, — Алекс недовольно фыркнул от боли в горле, хотя выработавшийся адреналин в крови заглушил неприятные ощущения. — Снег не такой уж твердый. — Да, немного мягче дерева, — не обнаружив кровотечения, Карлайл подавил улыбку, но не смог снова, когда увидел местами наигранную гримасу ужаса на лице Алекса. — Я должен был остановить тебя прежде, чем ты наделал бы глупостей. Но от неожиданности с силами я не рассчитал. — Да... Спасибо. Не хотелось бы начинать все сначала, — Алекс вздохнул и небрежно ощупал голову, взъерошив волосы. — Да все путем, Карлайл, максимум ушиб, — с улыбкой отмахнулся он, но при попытке встать, конечно, почти упал, а затем около минуты рьяно и уперто заверял доктора, что поскользнулся. — Мы можем не торопиться, тебе лучше прийти в себя, — говорил Карлайл, когда они добрались до первого поваленного дерева. Алекс, опустив голову на руки, справился о времени, и ответ заставил его встрепенуться, налившись неведанными силами. — Мы должны успеть до четырех утра, — оправдал свой порыв он. Несколько нездоровый страх перетянул на себя все внимание, заставив забыть о нервных окончаниях. Казалось, он был готов преодолеть горы на своем пути, и столь быстрая смена модели поведения не понравилась Карлайлу. Но, натянуто улыбнувшись, мужчина не стал переубеждать его и подстроился под его скорость. Чтобы выяснить, в чем дело, следовало не торопясь двигаться вперед, шаг за шагом приближаясь к истине, аккуратно. Огни организации все ярче мерцали вдалеке, затмевая светом звезды. Они действительно теряли яркость по мере того, как путники приближались к цели. Алекс обратил к вышине тоскливый взгляд: на душе становилось пусто, морок поглощал ее. Часто Карлайл спрашивал его о самочувствии, и так сильно хотелось ответить не столько о голове, сколько о чем-то более важном, но Алекс больше внимания уделял своим думам, нежели странным порывам рассеять ощущение одиночества. Он думал. Может быть, его место в самом деле здесь, но, может быть, и совсем в другом краю, который не скроет от него звезд. Минув все точки контроля уже на территории OSA, Карлайл и Алекс проникли в здание тем же путем. Каллен уже было хотел настоять на посещении медпункта, однако что он мог предложить Алексу? Ни рентгеновского аппарата, ни нужных лекарств у него не было, как, следовательно, и смысла вести его туда. Поэтому еще в холле доктор прописал ему режим полного покоя, насколько это было возможно. Но Алекс, хоть и поблагодарил, мыслями был в другом месте, к которому они уже приближались. Если дампир пребывал в прострации, то Карлайл никак не ожидал за поворотом к медблоку увидеть Коралин. Выглядела она взвинченной, нервно расхаживая перед дверью. В мутно-зеленых глазах стояли слезы. «Я буду тебя ждать», — это последнее, что она слышала от доктора Каллена, и было это более двенадцати часов назад, так бесконечно давно. И помнила она его голос, как он говорил — уверенно и чутко, как ни с кем другим, и глаза его она тоже помнила, их почти абсолютно счастливый блеск и тепло. Они лучились добротой и надеждой. Но сейчас Коралин было страшно, так волнительно за Карлайла, что живот сводило, а руки немели от холода. Позабыв о собственных невзгодах, она все бледнела; затея мистера Зновицки ей сразу не пришлась по вкусу. Она еще вначале почувствовала что-то неладное: животная кровь в глазах Германа сравнялась с золотом, и тратить ее на что-то кроме нужд организации он бы не стал. А значит, организованная для Карлайла охота имела подоплеку. Коралин казалось, это конец, что с Калленом расправились, и от мыслей об этом делалось дурно. Она держалась только из-за пламени гнева, которое обрушилось на него. Она корила вампира в острых высказываниях и в том, что он не осознал возможностей OSA вовремя и не стушевался в страхе. Но кажется, поздно, *не сорвешь уже роз! Каково было ее облегчение увидеть его живого и совершенно нетронутого грязными лапами организации. Он появился именно сейчас, когда ее волнения достигли своего апогея, беспокойный и непонимающий ее. — Что случилось? — без оглядки на Алекса Карлайл в мгновение оказался рядом и задал обыкновенный вопрос, но голос прозвучал для Коралин спасением в звонкой тишине. Не услышав ответа, мужчина нахмурился, а губы сжались в тонкую линию. — Да ты вся дрожишь, — его ладони легли ей на плечи, постепенно возвращая способность говорить. — Я думала, с тобой произошло что-то ужасное, — пролепетала она, перенеся вес на другую ногу. По обыкновению бледное лицо показалось ему осунувшимся. — Следовало все же предупредить тебя, — Каллен вздохнул, успокаивающе улыбнувшись. — Я был на охоте. Нет причин для беспокойств. — Я знаю, где ты был, я знала все сначала, — ее голос окреп, но был на грани срыва. — Они ведь могли сделать все, что угодно! Эти люди ни перед чем не остановятся! — Но все в порядке, — Карлайл вновь нахмурился, прерывая пламенную речь. — Ни к чему лишние волнения. Не нужно слез, — он смягчился, проведя пальцем по ее щечке. Коралин хоть и не плакала, он чувствовал ее напряжение, то, как внутри все разваливалось на части. И сердце сжималось от ее боли, какое бы громкое и грозное «нет» ни прозвучало в его адрес. Он гладил ее по голове, а она льнула к нему, как бездомная кошка льнет к теплой трубе в морозную зимнюю ночь. И казалось, кроме них, связанных неведомым чувством, не было никого в этом мире. Холл был пуст, и тень от холодного света отбрасывали только они. Прижимая блондинку к себе, Каллен оглянулся за спину и понял, что они действительно одни, не было Алекса. Ничего дурного доктор, конечно, не заподозрил: единственной его заботой была Коралин — никто иной. Он пока не мог сомневаться в том, полна ли ячейка с морфином, как прежде. — Ну, ничего-ничего. Я думаю, все это стресс, — нашелся со словами Карлайл, вздохнув. — Тебе необходим отдых, выглядишь болезненно. — Нет, у меня все хорошо, — не в первый раз за сутки проговорила Коралин, но в этот раз фраза особенно не удалась. Она не слышала, как Карлайл упрекнул ее в умалчивании правды: в голове, словно на судне в шторм, штурвал не удалось удержать под контролем, и все закружилось в ритме вальса перед глазами. Она стояла совсем близко к Карлайлу, но все равно беспомощно вцепилась в его плечи, предчувствуя скорую встречу с полом. Вампир же вдруг заметил, как медленно кровавое пятно расплывается по ее бедру, впитываясь все в новые волокна черной ткани. Все в груди похолодело и замерло, но он успел подхватить Коралин, когда она обмякла в его руках. Ее сердце то вырывалось из груди, то замедлялось, заставляя Карлайла испугаться до беспамятства. Забейся бы его сердце, как прежде, оно бы остановилось еще один раз. До Коралин было не дозваться, как Карлайл ни пытался. Она чувствовала жгучую боль, но готова была терпеть ее, будучи так близко к нему. Потому что она ждала этой встречи и, возможно, неосознанно пыталась приблизить ее, изводя себя. Потому что она ждала.