Волчий дневник

Несмотря на пострадавшие ухо и гордость, результатами вылазки я был удовлетворен. Когда я проверял доступный мне арсенал способностей, то о силовой ковке даже не вспомнил. Для мифрила и мифрильных магоструктур такой способ получения изделий плохо подходит. Работая с ними, приходилось применять старые способы (горн, наковальня), а силовая ковка была только вспомогательным средством. Теперь же я нашел железную магоструктуру, которая отличалась от мифриловой, и горел желанием проверить свои способности в деле, что-нибудь смастерить. Но нельзя, я еще маленький. Интуитивно я знал, что работа с металлом поможет моей душе быстрее восстановить повреждения. Маги учатся доверять своей интуиции и желаниям, считая, что они определяются вовсе не степенью развращенности. Желания представляют собой не бессмысленный каприз, а веление духа и магии, следовательно, определяются какой-то неясной необходимостью. Наказанием за свою шалость я был даже доволен. Мейстер Лювин начал нас учить экономике, истории и медицине, еще зачем-то астрономии, это кроме обязательного счета и письма. Попутно истории он давал и кое-какие знания о географии и традициях Семи Королевств. Остальной же мир, кроме семи королевств, оставался пусть не черным пятном, но весьма бесцветным в моём разуме. Уроки у мейстера Лювина проходили очень интересно. Он старался давать материал в доступном виде, приводил множество примеров, привлекал нас к обсуждению того или иного момента истории. Одним из заданий было найти возможные альтернативы принятым решениям, после чего обсуждались предполагаемые последствия или ответные действия других лордов и королей. Его уроки зачастую не были разбиты по дисциплинам, а давались смешано. История переплеталась с экономикой и военным делом, военное дело сплеталось с географией и мореходством, мореходство с астрономией, а астрономия с алхимией и тайными искусствами. Его урок всегда превращался в невероятный рассказ с актерскими приёмами и лицедейством. Уверен, ему самому нравилась возможность проявить свой преподавательский талант. Робб, если сначала и был недоволен факту начала обучения у мейстера, то потом полюбил эти уроки даже больше, чем махание мечом. А вот сэром Родриком Касселем я не был так доволен, как мейстером. Учил нас мастер над оружием хорошо, но основным оружием был прямой меч. Я знаю, многие поют славу прямому мечу, восхваляя его простоту и функциональность. Обычно параллельно прославлению прямого европейского меча идет поругание японского изогнутого меча. «Острота японского меча — это раздутый миф», — говорят они. Слышал я некоторые аргументы: «У японцев на островах не хватало железа, поэтому доспехи они делали из чего придется, следовательно, мечу не нужно было эволюционировать». Ха-ха. Вроде всё верно подмечено, всё логически верно, но нутро чувствует какую-то хрень. Чем больше сыра, тем больше дырок в сыре. Чем больше дырок в сыре, тем меньше сыра. Следовательно, чем больше сыра, тем меньше сыра. Европейский прямой меч по мере усиления доспехов становился тяжелее, — отвечу я, — и острота его заточки была меньшей, нежели для японского. Для пробивания доспеха, как правило, использовался колющий удар — эволюционировала в первую очередь форма меча. По тактике боя на двуручных мечах против хорошо бронированного рыцаря нужно было изматывать его тяжелыми ударами, пока обессиленный враг не упадет, и добить ударом сверху вниз. Таким образом, рубящий удар редко когда мог преодолеть защиту, в то время как мощный колющий удар гарантировал пробитие. Какой вывод просится? Остриё сделать максимально твердым, узким и острым. Хорошим примером эволюции в этом направлении можно назвать меч эсток. В Германии его называли Panzerstecher — буквально «протыкатель брони». В то же время, для японского меча острота режущей кромки оставалась актуальным показателем. Прорезать составные японские доспехи, в которых щеголяли почти все самураи, было вполне реально. Что до качества самой стали, то трудно поверить, что какой-нибудь английский лорд или русский князь носили бы меч из посредственного материала, выкованный лишь бы как. Так и японский даймё выбрал бы лучшее и не стал бы носить у себя на поясе кусок говна. А вот обычные рядовые воины что в Европе, что в Японии могли вооружаться чем попало. Другое дело, что даже в Европе, богатой железом, меч считался дорогой, зачастую статусной вещью, но в Японии делать дрянной меч — это вообще "преступление". Я как обычно ушел от темы… Я был недоволен сэром Родриком. Он учил нас в первую очередь обращаться с прямым мечом, тогда как в мире Арды наиболее развитая школа боя на мечах была у эльфов, которые в большинстве в качестве оружия предпочитали изогнутые мечи. Именно с эльфийской школой я был знаком и при выборе предпочел бы изогнутый меч, мне просто так привычней. Я понимаю, что в Вестеросе у многих рыцарей уже есть чешуйчатые доспехи, кирасы и даже полные латы и умение владения прямым мечом сейчас актуальнее чем изогнутым, но душа хотела другого. Фантазия рисовала изогнутый меч из валирийской стали, которому даже латные доспехи не доставят проблем. Недовольства я не показывал. Пусть Родрик учит как знает, пригодится. Потом сам себе сделаю меч, какой захочу. Жаль, что у меня нет доступа к своему пространственному карману. Если валирийская сталь — это лучшее, что можно найти для меча, то для брони нет ничего лучше мифрила. Укреплять свой организм, воздействуя на него магией, я посчитал излишним. У меня в памяти было более тысячи вариантов модификаций организма человека, из них около двадцати универсальных, подходящих почти каждому. Изменить себя я мог, но не изменял. Почему? Ответ прост, все модификации были рассчитаны и апробированы для двух стадий развития организма: эмбриональной, еще в утробе матери, и для взрослого человека. Я решил не рисковать собой и развиваться традиционными, народными методами. Я продолжал навещать Сансу, и к году она заговорила и начала ходить. Родители и няньки старались разделять детей разного пола и ограничивать их общение, что мне порой сильно мешало. На фоне противодействия взрослых, Робб обратил внимание на моё подозрительное стремление к Сансе. Пришлось прилагать усилия, сглаживая острые углы. В результате, Робб перенял моё поведение в отношении сестры, и я уже не выглядел как ненормальный. По возможности я заходил к Миккену на его рабочее место. Но теперь у меня было дело — заряжать железки магией, и часто ходить в кузню не было времени. Примерно в мои четыре года мейстер Лювин застал меня, когда я занимался зарядкой железа, и быстро ушел, чего-то испугавшись. А на следующий день я подслушал разговор мейстера с Недом. — Я клянусь, его глаза светились как лайлек (сирень), — в волнении говорил мейстер Лювин. — Уважаемый мейстер, я попрошу вас никому не рассказывать о том, что вы видели. — Но это невероятно, мне даже показалось на мгновение, что все эти легенды про белых ходоков оживают у меня на глазах, — то ли спорил, то ли просто не мог успокоиться мейстер. — Уверяю вас, это другое и никак не связанно с белыми ходоками. Дальше я не стал подслушивать. Нед отнес эту особенность к наследию Таргариенов и всячески защищал мою тайну. Для себя же сделал зарубку о соблюдении конспирации. Мне стало интересно, что же видел мейстер, что за свечение такое. Я нашел зеркальную поверхность и применил духовное зрение. В духовном зрении моё отражение выглядело иначе, но подсветившиеся фиолетовым цветом глаза я увидел. Применение магии на людях придется сильно ограничить. Не нужно полагать, что всем, чем я и Робб занимались, было обучение. Были у нас и другие развлечения, случалось к нам приезжали и гости, бывало, что заезжали бродячие артисты, хотя они были редкостью на севере. Играли мы и с другими детьми. Пусть Робб и будущий лорд, и я тоже считаюсь почти благородным, но до семи лет все дети равны в своих играх, потом начинается всё большее разделение, и постепенно остается всё меньше времени на игры. Благодаря мне у нас с Роббом уже сейчас мало времени на беготню с дворовыми ребятами, но пока еще бывало. В данный момент времени я считал главным стабильность процесса развития. Обучение наукам идет, восстановление души и магии продолжается, физическое развитие и становление мечником в процессе — хорошо. Трудно сказать, как некоторые попаданцы умудряются развиваться с невероятной скоростью за первые годы жизни, так что к двенадцати годам уже превращаются в «монстров». По моим расчетам дети и так развиваются максимально быстро в соответствии со средой своего обитания, единственное преимущество, что имеет попаданец, это целенаправленность и возможность разумного выбора приоритета. С сиреневыми глазами я немного подставился, но никаких видимых последствий у этого инцидента не было. Нед даже не стал со мной разговаривать, пытаясь что-нибудь разузнать. Вот только стал брать меня с собой в богорощу, ничего не объясняя. Там мы с Роббом играли в догонялки или просто сидели с Недом, слушая истории о прежних временах в стиле старой Нэн. Возможно это и были сказки этой старушки, ведь она и Эддарду была нянькой, и уже тогда была совсем не молодой. В богороще мне нравилось, там восстановление души шло даже быстрее, чем в кузне. Однако, в богороще я постоянно слышал шепот деревьев и чувствовал чужое присутствие, что немного напрягало, а в кузне я отдыхал по-настоящему. С деревьями я пока общаться не стремился, хотел дождаться рождения Брана и пока он подрастет до осознанных действий, заодно и душа еще немного восстановится. Санса уже немного подросла, но, вопреки моим ожиданиям, она не стремилась поддерживать меня и Робба в наших играх, меня так вообще немного побаивалась. Эмпатически я всегда излучал в её сторону положительные эмоции и старался привлечь, но она все равно старалась меня избегать и почему-то искала защиту от меня на стороне Робба. — Дзон похой! — говорила Санса и пряталась за спиной у Робба. (Обычно дети начинают говорить к году, но их разговор похож на бессмысленное, но эмоциональное бормотание. А так, даже в три года бывает не просто понять, что же сказал ребёнок. Я взял начало разговора с года, то есть самое раннее, что может быть.) С Роббом у нас снова обострилось соперничество, и то, что Санса искала у него защиту от меня, еще больше толкало Робба на противостояние мне. Я же упорно продолжал политику добра и дружбы, не понимая в чем мой «косяк». Только через год, уже когда почти родился Бран, я заметил, что в богороще Санса становится более расслабленной по отношению ко мне, и мне становится возможным нормально с ней общаться. Шепот деревьев забивал мою пассивную ментальную способность внушать другим свои мысли и идеи. Возможно ли, что Санса слишком чувствительная к эмпатии и ментальному воздействию? Тогда я своим полем просто пугаю её, путаю мысли и эмоции. Вполне возможно… И её необычная послушность и покладистость также хорошо укладываются в эту теорию. После своей догадки я старался приглушать свое ментальное поле в присутствии Сансы, и она перестала меня бояться. Но с Роббом она уже сошлась ближе, я навсегда остался «во врагах», пусть это отношение и было теперь шуткой и игрой. Но, несмотря на налаженный с Сансой контакт, она всё-таки была девочкой и больше тянулась к женским делам и играм, соответственно и общих занятий у нас было мало. «Что получилось, то получилось», — решил тогда я. Не могу же я всё и всех грести под себя. Санса должна получить соответствующее её статусу воспитание, как-никак, скорее всего, ей придется со временем уйти из семьи и стать женой какого-нибудь лорда. Про Джоффри и других будущих «мужей» Сансы я помнил, но я уже дал себе обещание постараться не допустить подобного развития ситуации. Понятно, что лишения и удары судьбы должны были её закалить, пробудить в ней волка, но если она будет рядом со мной, то я и без этих лишений смогу превратить ее в настоящую Старк. Неожиданно началось восстание на Железных островах. Ох уж эти Грейджои, толку от них откровенно никакого, по мне так проще перебить всё их мужское население, а баб расселить по другим местам. «Мы не сеем», — таков их девиз. Любой мирный труд у них считается позорным. С такой идеологией ничего хорошего получиться не может. По сути, они как были разбойниками, так ими и остались. Только сейчас они злятся и плачут. Злятся, что оказались не так сильны, как всегда сами о себе думали, и плачут о прежних временах. Пока ты сильный, то с ними можно говорить нормально, но если дашь слабину, то жди удара в спину. Они были разбойниками, их победили и принудили к миру, но они не желают меняться. Грейджои всё равно продолжают считать людей зеленых земель изнеженными и слабыми. По моей мерке, их проще укоротить на голову и все дела. Но в этот раз они явно просчитались, никто им независимость не даст. Зачем им вообще нужна независимость? — Чтобы вернуть старые законы. Зачем им старые законы? — Чтобы свободно грабить и уводить в рабство людей. Где они собираются грабить и набирать рабов? — В зеленых землях. Совершенно очевидно, что зеленые земли должны либо держать Железные острова в повиновении, либо уничтожить их население, где почти одни разбойники. По моим взглядам лорды зеленых земель обходятся с железнорожденными слишком мягко. Таргариенов нельзя было заподозрить в мягкости, но почему-то они не стремились решить эту проблему раз и навсегда. — Таргариены могли специально сохранять этот разбойничий вертеп, чтобы держать в тонусе Старков, Талли, Тиреллов и Ланнистеров, — так мне это объяснил мейстер Лювин. Как он еще говорил, — Долгий мир может быть столь же губительным для государства, как и долгая война, только опасности разные. Эддард уехал на войну. Я впервые мог увидеть взволнованную Кэйтилин. И Санса тоже была сама не своя. Однажды мы играли в богороще и с нами была Санса, она была сильно подавленной после отъезда Неда. Каким-то образом переживания и волнения Кэйтилин передавались Сансе. — Почему ты грустишь, сестренка? — игриво спросил Робб. — Я волнуюсь за папу, — ответила Санса, не поддержав его настроения. — Он вернётся! — уверенно сказал Робб. — Да, я знаю… — неуверенность в словах Сансы ощущалась физически. — Но я всё равно волнуюсь. Как он там, не ранен ли? — Иди сюда, Санса, — сказал я, приглашая её подойти поближе к чардреву. — Зачем, плохой Джон, я должна к тебе подойти? — Подойди и узнаешь. Робб тоже заинтересовался, тем, что я задумал. — Не бойся Санса, пока я рядом, ты можешь не бояться плохого Джона. — Я его не боюсь, — засмеялась Санса, подходя ближе. — Положи руку на чардрево, — велел ей я. Санса с опаской выполнила, что я просил и сразу же, пытаясь сбросить наваждение, попыталась обратить всё в пустую шутку. — Вот, и ничего не произошло, Джон. — Подожди. Не убирай руку. Закрой глаза. Санса с немым вопросом, пожав плечами, подчинилась и закрыла глаза. Я накрыл её руку своей и направил небольшой поток энергии в дерево. Моим намерением было увидеть Неда Старка. Несколько секунд ничего не происходило, и мне приходилось прилагать дополнительные ментальные усилия, чтобы удержать Сансу от каких бы то ни было действий. Робб в это время застыл столбом без моего вмешательства. Примерно через десять секунд я увидел Неда Старка, живого и здорового, он о чем-то разговаривал с королем Робертом. Смысл разговора я уловить не успел, Санса попыталась окликнуть Неда: «Отец». Я решил разорвать связь и остановить древовидение, во избежание так сказать. — Как ты это сделал? — удивленно спросила Санса. — Что сделал? — в свою очередь интересовался Робб. — Джон показал мне отца, я видела его! — объяснила случившееся Санса. Робб посмотрел на меня как ребенок на мороженщика, я себя чуть ли не богом почувствовал. — Я тоже хочу, покажи и мне! — Ну, хорошо, — не стал я ему отказывать, — только я не знаю, как это делаю, и мне трудно, поэтому я покажу совсем маленько. Робб смело положил руку на чардрево и кивком головы «приказал» мне начинать. Я приложил свою руку поверх его и повторил свой «фокус». Робб был в восторге, но больше я не стал показывать им чудеса. Решил дождаться появления на свет Брана, и так открылся, чуть почувствовав силу. Я попросил никому не рассказывать о наших «подглядываниях», на что маленькая Санса начала меня шантажировать (это какая-то другая Санса и мёд у неё наверное неправильный) и просить научить её такому умению, мне пришлось обещать ей это. — Когда тебе будет пять лет, я тебя научу. Робб тоже хотел напроситься ко мне в ученики, ему вроде как уже пять и можно учиться, но я отказывался. Кажется, Робб немного обиделся на меня. Нед вернулся довольно скоро, не прошло и года. — Глупец… Бык… Плуг… Крыша… — командовал нам Родрик защитные стойки с двуручным мечом, а мы выполняли, отрабатывали. — Очень хорошо, — похвалил нас Родрик, — а теперь отработаем уколы и удары с мечом и щитом. После чего мы заметили странное возбуждение жителей Винтерфелла. — Успеете еще повидаться с отцом… А сейчас продолжим упражнения, время еще не вышло, — немного сварливо одернул нас Родрик. — Рубящий… Укол… Щитом… — начал командовать сэр Родрик, и мы продолжили упражнения. Пока мы отрабатывали стойки удары и защиты, без их комбинирования, без объединения в связки, это было больше физическими упражнениями с мечом, чем что-то большее. Все дети начинают обучение с самых азов, мы не были исключением. Даже принимая во внимание, что я знал больше, всё равно, моё тело нуждалось в этих начальных упражнениях. Сначала проходили хваты оружия и движения ногами, как поворачивать меч при парировании ударов, потом пошли стойки и перемены, затем эти стойки и перемены в движении, теперь перешли к ударам и скоро начнем комбинировать всё вместе под команды. Наши с Роббом спарринги всё больше начинали походить на бой на мечах, а не как это было в начале — драка на палках. Нед вернулся домой не один. — Робб, Джон, подойдите сюда, — крикнул нас Эддард, неожиданно оказавшийся на тренировочной площадке. Робб был просто счастлив увидеть отца, я же был более сдержанным. Сэру Родрику ничего не оставалось, кроме как отпустить нас, кивнув позволительно головой. — Это Теон Грейджой, — сказал Нед, опустив руку на плечо стоящего рядом с ним мальчика, который был старше нас года на три или четыре. — Теон, познакомься, это мои сыновья, Робб Старк и Джон Сноу, — продолжил он после паузы. Теон Грейджой мне сразу не понравился, он был старше, сильнее и считал, что просто умнее меня. Возможно во мне говорил ребенок, у которого отнимают пальму первенства, но уже с первого знакомства мне усилием воли приходилось душить раздражение. Я думал, что Робб обрадуется тому, что теперь не я самый лучший и станет более дружным с Теоном, но мои опасения не оправдались, и мы чаще выступали единым фронтом против железнорожденного. Так мы и познакомились с Теоном.