Путешествие

- Мама, не хочу! – пыхтел Дюк в кают-компании, вызывая улыбки у занятых едой матросов. В негодовании малыш даже слез со скамейки, на которой сидел верхом. Анна подвинулась и вновь сунула сыну ложку с рыбьим жиром. - Хороший мой, а мсье Жерар говорит, что это очень полезно. Особенно для моряков. Выпей, всего одна ложечка… Круглый и весь из себя плотненький кок Жерар, притащивший с камбуза кастрюлю компота, добродушно кивнул. Под строгим взглядом отца Дюк сморщил недовольную рожицу. Яков нахмурился. Малыш перечить не осмелился и взял ложку. - Я сам! Когда успокоенные родители отвернулись, он вытащил из кармана штанишек стеклянную баночку, зубами открыл крышку и осторожно вылил внутрь содержимое ложки. - На, - он отдал ложечку матери. - Бяка… - Что у тебя в кармане? – Анна подмигнула малышу. Дюк, испугавшись за баночку, отпрыгнул. - Ой, забыл. Достав из заднего карманчика мятый листок, он преувеличенно громко вздохнул. - Испортился… - Говорила я ему, - перешла на французский Анна, показывая расплывшиеся каляки Жерару, - нельзя картинки мокрыми руками брать, хоть чернила, хоть краски сырости не любят. Теперь тетушка расстроится… - О-ла-ла, - посочувствовал кок. - Такую тетушку нельзя мочить. На листке расплывшимися чернилами была изображена Олимпиада Тимофеевна, нос и губы которой превратились в кляксу. Моряк на соседней скамье почесал в затылке. ... Изящно сложенный мужчина лет тридцати любовно провел пальцами по картине. - Тициан, - выдохнул он с благоговением. - Мадонна... Девушка, стоявшая рядом с ним, безразлично пожала плечами. - Да будто она лучше меня, Алекс. Лицо скучное, младенец какой-то... толстый. Алексей Цветаев, аристократ в -надцатом поколении, даже не стал возражать глупенькой любовнице. "Что бы ты понимала, дурында. Думаешь, молодость это навсегда? Пройдет пяток лет, и будешь радоваться, если замуж позовут и толстых младенцев настрогают. Но мне ты будешь уже ни к чему". Получивший классическое образование во Франции и на Апеннинском полуострове, Цветаев обожал окружать себя красивыми вещами, к которым с немалой долей истины относил и свою юную подругу. К неудовольствию рано умершей мачехи, Алекс был не только аристократом, но и бастардом, сыном белокурой красавицы из Тухалы. Погоревав немного о жене, старший Цветаев на следующий же день поселил в поместье любовницу. С первых своих дней юный наследник солидного состояния рос, преклоняясь перед неземной красотой матери и одновременно с ужасом наблюдая, как она медленно угасает, сдаваясь под бременем лет. … Устремив взор в небеса, Петр Иванович стоял у борта бригантины и думал о вечном. Вечное ему виделось в облаках, в которых он различал то крутой бок прелестницы, то упруго торчащие перси, а то и … «Жениться вам надо, барин», - Миронов обрисовал пальцами наиболее фигуристое облако, - «Или хотя бы прелестницу найти». После выхода из Кронштадта Петр Иванович постоянно натыкался взглядом на кувыркающихся призраков и целующихся в укромных углах Штольманов. В редком для него отпуске Яков Платонович, казалось, потерял начальственную суровость и то и дело тянул руки к жене, хотя просьбы не входить в каюту Миронов еще не слышал. Поручение присматривать за внуком Петр Иванович не забыл и изредка кидал взгляд на ют, где Дюк ползал между бочками. - Я в засаде, - бормотал себе под нос малыш, следя за здоровенным патлатым французом по имени Гийом, одетым в грязную рубаху. - А ты преступник… Патлатый Гийом не нравился юному Штольману лишь по причине плохого запаха изо рта и угрюмого выражения лица. - Поймаю и посажу, - повторял Дюк знакомые с младенчества слова. Гийом, махнув рукой худосочному матросу, прошипел сквозь зубы: - Жан, многоножка тебе в рот! Семени присосками! Бледный и меланхоличный Жан подошел к бочке. Подмышкой у него был зажаты влажные листы фанеры. - Влезет? Дюк осторожно высунул голову из-за своего укрытия. Моряки откинули крышку с бочки, уронили ее на бок и отгородились фанерой от взглядов из капитанской рубки. - Ты, дочь кашалота, осторожнее! – прикрикнул Гийом на приятеля. - Нам Бодлер не заплатит, если мы порвем эти мазюки. - Чего мы их с места на место таскаем, - пробормотал Жан, стоя на карачках и сворачивая в трубку холст. - Лежали себе спокойно в трюме… - Делай что велено! Слышал, что русская мадам про сырость сказала? - Ну так она же не про наши… Патлатый треснул напарника по затылку. - Дубина! Еще бы она про наши знала! - А кто это там шуршит? - Гийом распрямился и сделал шаг за бочку. Малыш лихорадочно пополз обратно. Тень моряка уже настигла его, когда с ящика спрыгнуло рыжее лохматое создание и уселось перед бочкой. Дюк забрался в щель между ящиком и бортом, прикрыл рот ладошками, и, затаив дыхание, со страхом слушал приближение тяжелых шагов. - Тьфу ты, - сплюнул Гийом, пнул котенка ногой и вернулся к картинам. Жалобно мяукнув, Павлик собрал разъехавшиеся лапки и пополз к хозяину. - Извини, Павлик, - малыш едва не расплакался. Он погладил котенка, вытащил из кармана баночку, подполз к морякам. Протянув руку, незаметно разлил масло на палубу и уполз обратно. Павлик требовательно уркнул. - Хочешь эту бяку? Острым язычком кот быстро вылизал края, потолкался носом в узкое горлышко и с надеждой взглянул на хозяина. Уложив холсты в бочку, французы плотно забили крышку и перекатили несколько бочек так, чтобы нужная оказалась не у прохода. - И где теперь наша, якорь тебе в ухо? - вновь заругался патлатый. Жан почесал шею под засаленным платком, обвел взглядом одинаковые на вид бочки. - Вот ведь… Ща… Да хорош драться! Он еще раз пролез к борту и ножом нацарапал на крышке крестик. - Всё, наша вот она. - Эй, матросы, чем заняты? – подошедший капитан недоуменно взглянул на беспорядок. - В шашки играете? Заняться нечем? Ну-ка, палубу отмыть, бочки принайтовить! Брезгливо указав носком ботинка на плевок, Сорель ушел в рубку. Жан покорно направился за шваброй. - Опять эта мелочь! - Гийом увидел на палубе котенка, облизывающего мордочку после угощения. - Щас полетишь в Британию! Злобно хохотнув, дюжий моряк сделал шаг с намерением замахнуться. Поскользнулся, от мощного движения ногой подлетел в воздух и с громким треском приземлился затылком в лужу масла. Павлик зашипел и отпрыгнул. Дюк пока не научился вязать узлы, но давно уже приметил лежавшую у мачты канатную петлю. Убегая, он подхватил котенка, набросил веревку на громадный ботинок жестокого матроса и с колотящимся сердцем ринулся в трюм. Никто из моряков не заметил старого Шарля, который недолюбливал Гийома за ругань на королеву. Шарль ухмыльнулся, взглянул на чирикающих на мачте призраков. Потерев руки, вытянул канат, сноровисто закрепил конец на вантах и скрылся на баке. - Папа! – наткнулся малыш на поднимавшегося по трапу отца. - Что ты так запыхался, Дюк? – удивился Штольман. - Я плохого дядю привязал, а он кричит… Держа сына на руках, Яков поспешил на палубу, где его взору предстала дивная картина. С нижней реи грот-мачты свисал подвешенный за ногу патлатый моряк, из уст которого лилась отборная французская брань. Рядом в воздухе плавала хихикающая Марья Антоновна. - Сам такой! – Павел Петрович молотил по лицу Гийома подувядшими гиацинтами. - Не смей оскорблять королеву! Жан попытался развязать петлю на извивающемся висельнике, но Гийом был слишком тяжел. Утомившись и получив ботинком по носу, Жан подошел к вантам и дернул за торчащий из узла свободный конец веревки. Грузное тело стукнулось головой о палубу. Подойдя к гроту, Миронов грустно прокомментировал: - Несмотря на общую романтическую обстановку, отдельные участники событий позволили себе нелитературные обороты. Он сдул с лица осыпающиеся лепестки гиацинтов. - Бабас! Та гёль! – радостно выкрикивал Дюк звучные французские слова. Петр Иванович покраснел. Штольман, кашлянув, унес сына с палубы. - Пойдем, полиглот мой, сказку о царе Салтане вспомним. А еще ты мне расскажешь, почему плохой дядя висел вверх ногами и почему от твоего кармана так знакомо пахнет… … Вечером перед предстоящей наутро стоянкой в Ревеле Штольман поблагодарил капитана бригантины за гостеприимство, принеся в том числе извинения за доставленные неудобства. - Что вы, мсье Жак, пообщаться с вашей семьей было истинным удовольствием. Андре взглянул на грот-марсель, где нарисованная улыбка стала еще шире. - Да и Мари наша развеселилась. А то зимой, по словам Шарля, она так выла в порту по ночам, что собаки прибегали. Яков еще раздумывал, стоит ли предупреждать о контрабандистах, как Сорель произнес: - Мы в Ревеле долго будем стоять. От Гийома я избавлюсь – не держу матросов, которые не желают подчиняться. Так что мне придется донабрать экипаж. Если будет время, приходите в порт, и мсье Пьера захватите с собой – выпьем по-вашему. - Согласен, - кивнул Штольман. - Я угощаю. … - Петр Иванович, идемте. Пора, - Яков потолкал родственника в плечо. В иллюминатор заглянула луна, посмотрела на спящего сном младенца Петра Ивановича и скрылась в облаках. Миронов всхрапнул и повернулся на другой бок. - Яков, дядюшка тебе не помощник. Давай вместе пойдем, малыши крепко спят, - шепнула Анна с тюфяка. Штольман помог жене накинуть плащ, предусмотрительно закрыл каюту на ключ. На палубе было свежо, но не холодно, весна в этом году решила побаловать побережье Балтийского моря ранним теплом. На мелких, едва покачивающих бригантину волнах то появлялась, то исчезала беспокойная лунная дорожка. Обжигая пальцы спичками, Яков нашел на юте бочку с крестиком - Дюк после рассказа о масле сводил отца на палубу и показал, что ворочали моряки. - А что с Петром Ивановичем? Он меня вечером звал выпить, я отказался. Анна улыбнулась. - Вчера дядюшка с Сорелем и твоим новым агентом поминали самодержца. - То есть? - Настоящий император Павел весной умер, вот Павел Петрович и пристал ко мне – хочу поминки. Дядюшка с радостью согласился. - Ну еще бы, - хмыкнул Штольман, отжимая крышку. - Такая дата. Он вышел из-за бочек, бесшумно прошелся по палубе. - Никого, только Шарль в рубке спит - похоже, тоже в поминках участвовал. Вытащив первый холст, Яков развернул его и подставил под свет восхищенной луны. - Ох, какая красивая… - Анечка, - Штольман укоризненно взглянул на жену. - Да, да, извини. Это не да Винчи, а Рафаэль. Но тоже из Эрмитажа. Ой, там их много! – осторожно отложив холст, Анна склонилась над бочкой. - Яков, они не только мадонн утащили! - Тише, милая. Перекладываем все, не оставлять же женщин без охраны. Кривоглазый кардинал Бранденбургский последовал за мадоннами. Развернутая Анной картина девушки в длинном платье вдруг вырвалась из рук и упала на Штольмана. - Яков Платонович, - хихикнула Анна. - На вас уже нарисованные девы бросаются. - Ревнуете, Анна Викторовна? Штольман снял девушку с плеча и вытянул губы трубочкой. Анна со смиренным видом отвернулась. - Да ну что вы, Яков Платонович. Просто возьму и завтра всех моряков перецелую. Хотя зачем завтра… Она направилась к рубке, где спал Шарль, но успела сделать лишь пару шагов. … На утренней заре Штольмана разбудило осторожное покашливание. - Э, мсье Жак, вы позволите, я возьму этот парус? Ветер поднимается, мы скоро выберем якорь. - Разумеется. Доброе утро, Шарль. Яков сбросил с себя парусину и с наслаждением потянулся. Поднял свой сложенный пиджак, поднес к лицу, глубоко вздохнул. Ткань еще хранила запах волос его любимой. Ночь под звездами удалась.