Путешествие

Штольман тихо постучал в номер. - Кто там? – услышал он негромкий шепот и ответил. Кутаясь в гостиничный халат, Анна поднесла свечу ближе к лицу мужа, с тревогой осмотрела, отступила вглубь гостиной. - Все в порядке, Яков? Тебя долго не было. - Мы арестовали Цветаева и его слугу при попытке кражи картин с почты. - А женщину? Штольман снял пиджак. Замотав револьвер в платок, встал на цыпочки и заложил сверток на верх шкафа. - Нет, милая, к сожалению нет. - Еще до того, как Цветаев пошел на почту, молодая женщина со служкой уехали из города. Тут местные полицейские не сплоховали и отправились вдогонку, но в темноте быстро след потеряли. Завтра полиция будет допрашивать Цветаева о матери - она ему не сестра вовсе. Я тоже там буду. Разочарованно отвернувшись, Анна подошла к окну, отдернула занавески. В гостиной стало светлее от лунного света, и Анна загасила свечу. - А если он не скажет? - Разошлем по всем околоткам запрос с фамилией и описанием примет. Кто-то должен ответить. Багажа в экипаже Цветаевой было немного, так что, скорее всего, они отправились недалеко. Яков заглянул в спальню. Колыбелька неподвижно висела у окна, на кровати в позе морской звезды, широко раскинув руки, спал Дюк. - Ты как себя чувствуешь, Анечка? – Штольман встал за спиной жены, не касаясь её. Анна вздохнула. Чувствовала она себя так, будто прожила сто лет, и каждый год прибивал её к земле ржавым гвоздем. - Как обычно, Яков. Склонившись к любимой, Яков прихватил губами прядки, самовольно выбравшиеся из тугого пучка, горячо подышал в нежную шею. Что-то было не так. - Милая, скажи мне, что случилось. Он положил ладони на бедра Анны, привлек к себе. Анна обернулась и резко зашептала. - Случилось. Случилось то, что я стара как грех, и не чувствую тебя, Яков. Вот ты касаешься меня, а у меня внутри пусто – кровь не греет, будто умерло внутри меня все. Она вырвалась из-под его тела, отошла к столу. - Я не верю, что могу доставить тебе хоть малейшее удовольствие. Не верю! Зачем нам это, если я – как прогнивший пенек, тронь меня, и я в прах рассыплюсь. Шагнув к жене, Яков горячо забормотал: - Аня, все это морок, иллюзия. Я вижу тебя молодой и красивой! Она подняла руку к лунному лучу. - Что ты видишь, Яков? - Пальчики мои любимые. Кольцо. - А я вижу старческие вены, выпирающие косточки. Мослы это какие-то, а не ладонь! У меня даже кольцо спадает! Штольман открыл рот, собираясь что-то возразить, как Анна бессильно уронила руки. - Я люблю тебя, Яков. Но когда я вижу себя, я не могу до тебя дотронуться, не могу заразить этой трухлявой пылью. Ты еще молод. Ты найдешь себе другую. - Другую? – Штольман изо всех сил старался не повышать голос. - Милая, ну что за глупости. Какую еще другую? Дюку мы что скажем? Папа нашел другую, мамочка вот тут на коврике поживет? - Не сейчас… Потом. - Когда потом? – осекшись, Яков понял, что имела в виду его упрямая жена. - Все, Анечка, хватит. Иди спать, пожалуйста. Я так понимаю, мне на диване ночевать? Сгорбившись, Анна кивнула и побрела в спальню. - Аня, ты нужна нашим детям. Ты нужна мне, - прошептал ей вслед Штольман, еще надеясь, что Анна обернется и кинется в его объятия. Дверь в спальню закрылась. … Наутро Штольман проснулся от короткого вскрика. Набросив халат, он поспешил в спальню и увидел Анну на полу рядом с кроватью. - Что, Анечка? – бросился он к ней. - Мама! – разрыдался Дюк, кинувшись Анне на шею. – Я нечаянно! Тебе больно? - Дюк, что случилось? - Яков взял сына подмышки, усадил на кровать, осторожно поднял жену на ноги. - Милая, ты упала? Сломала что-то? - Я побежал! А мама меня остановила! Мама, прости! – малыш, утирая слезы, тянулся к маме. Анна, охнув от боли, погладила сына по голове. - Все в порядке, Дюк, я не сержусь. Не надо было мне так резко это делать. - Поедем в больницу, милая, - Штольман ощупал лодыжку Анны. Над косточкой быстро вспухало. - Наверное, просто растяжение, но стоит проверить. Сиди, Анечка, я сам, - остановил он жену, попытавшуюся встать с кровати. Он взял из колыбельки захныкавшую дочку, передал Анне. - Яков, принеси нам молока, и что-нибудь Дюку. И не надо в больницу. Так заживет. «Хотя не заживет. Мне уже не двадцать», - Анна поводила перед личиком дочери новым рожком, и та заинтересованно сопроводила глазками игрушку, забыв о голоде. Штольман покачал головой. - Не спорь, Аня.