Квартира № 16

Когда ты счастлив, время летит незаметно. Ноябрь проскочил, как один день, и в Москву пришла зима. Настоящая, а не просто календарная: морозная, с хрустящим серебристым снегом, заледенелыми улицами и укутанными в шапки и шарфы спешащими пешеходами. За это время моя жизнь превратилась в один большой обман, но я не чувствовала себя виноватой. Да и разве можно быть виноватой в попытке быть счастливой? Мы с Денисом были вместе, а больше мне ничего не было нужно. Он все так же работал по будням до позднего вечера, в то время как я училась, ходила к репетиторам и готовилась к ЕГЭ. По вечерам мы переписывались СМСками и изредка выходили на балкон, чтобы друг друга увидеть. Он курил, а я, укутавшись в одеяло, смотрела на него и не верила в свое счастье, мечтая, чтобы скорее пришла суббота, когда мы будем вместе. У него. Единственным человеком, который знал все обо мне и Денисе, была Катюша. Мне было отчаянно нужно с кем-то говорить, но, кроме нее, некому было довериться. Только подруга не понимала наших отношений, не верила в чувства моего возлюбленного и постоянно ставила в укор, что все сводится только к постели. — Алис, ты считаешь нормальным, что бегаешь к нему на несколько часов по выходным, вы кувыркаетесь, а потом он спокойно отправляет тебя домой, а сам валит к друзьям? — злилась она. — Но ты не понимаешь. Я не могу уходить из дома надолго. А нам с Дениской нравится быть вместе, поэтому я прихожу к нему. Потом, когда мне нужно домой, он идет к друзьям. В этом нет ничего такого. К тому же, мне самой хочется быть с ним вдвоем, — возражала я. Катя пыталась убедить, что так отношения не строятся, что парень должен водить меня гулять, в кафе, на встречи с друзьями, а не пользоваться, как… как… это было очень обидное для меня слово. Но ведь Катюша не понимала наших обстоятельств! К тому же, Денис, пусть и не говорил о любви, но доказывал мне свои чувства. Ведь если бы он ничего ко мне не испытывал, то не стал бы звать к себе каждые субботу и воскресенье. Он мог выбрать любую, но остановился именно на мне! — Лисенок, завтра во сколько тебя ждать? — натягивая джинсы, спросил Денис. — Где-то к обеду. Мне нужно утром помочь маме с уборкой, а потом совру, что иду к Кате писать сочинение, — ответила я, застегивая пуговички на рубашке и отмечая, что сильно ее помяла, когда бросила на стул. Но разве тогда было время думать об одежде? — Отлично. Как раз успею выспаться после игры. — Ты сильно устаешь. Всю неделю работаешь, а по субботам проводишь ночь в баре. — Мне это нравится. Я отдыхаю душой, — улыбнулся он и, неожиданно подхватив меня на руки, усадил к себе на колени. — Буду скучать по тебе. — И я по тебе, — я взяла его лицо в ладони и легко поцеловала в уголок губ, — но завтра мне действительно придется писать сочинение. Мама обязательно проверит, когда я вернусь. — Хорошо, будешь писать, но на одном условии… — Каком? — Будешь делать это без одежды, — довольно проговорил он. — Денис! И не подумаю! Но я не умела ему отказывать. Еще месяц назад я бы никогда на такое не решилась, а сейчас не испытывала никакого стыда, сидя в одном белье перед парнем. — Никогда не видел такого почерка, — подойдя ко мне сзади и склонившись над моей тетрадкой, сказал Денис. — Мне с раннего детства ставили руку, — не отрываясь от сочинения, ответила я. — Красиво. Если бы не видел своими глазами, не подумал бы, что можно писать так быстро и в то же время красиво, — произнес парень, щелкнув замочком моего лифчика. — Денис, мое сочинение… Мое сочинение его не волновало. Мы снова любили друг друга, забывая обо всем, но очередные несколько счастливых часов свободы быстро закончились, снова нужно было прощаться и теперь до следующей субботы. — Передавай привет ребятам и Пирсу. — Обязательно, Лисенок. Как-нибудь наведаемся к ним вместе. Ну, если ты вырвешься на целый день от своих церберов. — Не знаю… только если родители куда-нибудь уедут, а меня с собой не возьмут, — вздохнула я. — Ладно, Лисенок, иди домой, а я к ребятам. Они заждались. Я выскочила из шестнадцатой квартиры и быстро прошмыгнула на лестницу, чтобы с первого этажа вызвать лифт и шумно вернуться домой. К счастью, мои махинации пока заканчивались успешно, но я знала, что рано или поздно родители обо всем узнают. Я не обсуждала это с Денисом, но для себя уже решила, что нужно подождать два месяца до моего восемнадцатилетия и самой рассказать обо всем маме и папе. Я буду совершеннолетней, и родители не смогут запретить встречаться с человеком, которого люблю. Очередная неделя, как обычно, началась с мелодии будильника. Я открыла глаза и первым делом потянулась к телефону. Денис вставал на полтора часа раньше меня, поэтому, до того, как я просыпалась, присылал пожелания доброго утра. Но в этот раз сообщения от него не было. Неужели забыл? Может быть, возникли какие-то дела? Я написала ему сама и пошла умываться. — Милая, завтрак на столе, — постучалась в ванную мама. — Угу, — промычала я. — Дочь, можно на минуту? У меня к тебе разговор. — Да, мам. Мне не понравился ее голос. Слишком серьезный, не предвещающий ничего хорошего. Она зашла в ванную и, посмотрев на меня через зеркало, улыбнулась. Словно камень упал с сердца — мама ничего не знает. Но радовалась я рано. — Милая, ты уже совсем взрослая. Настоящая девушка, — рассматривая меня, начала мама. — Ты уже в том возрасте, когда следует посещать женского врача. Твой организм перестраивается, и мы должны убедиться, что все идет правильно. — Какого врача? — испугалась я, прекрасно понимая, что мама имеет в виду. — Алис, в среду после обеда я записала тебя к своему гинекологу. Анастасия Сергеевна тебя посмотрит и возьмет анализы. Обычный осмотр, — отмахнулась мама и направилась к двери. — И поторопись, завтрак на столе. Я пришла в ужас, сознавая, чем грозит мне этот осмотр. Анастасия Сергеевна была не просто врачом, но и маминой приятельницей. Она обязательно расскажет ей, что я не девственница. Руки предательски задрожали, и я чуть не выронила зубную щетку. — Алиса, завтрак! — раздался с кухни мамин голос, но мне совершенно не хотелось есть. Я натягивала на себя школьную форму, чтобы скорее выйти из дома. — Мам, прости, я совсем забыла, что сегодня нужно быть в школе раньше. Я куплю по дороге булочку, — стараясь не смотреть матери в глаза, проговорила я. — Зачем так рано? Что случилось? — строго вопросила она, глядя, как я застегиваю сапоги. — Ничего, мамочка. Все в порядке. Я практически выбежала из квартиры и бросилась на лестницу. Нужно было как можно скорее уйти от дома, чтобы позвонить Денису. Я должна была обо всем ему рассказать. Он так и не ответил на мое утреннее сообщение и трубку снял не сразу. По его голосу я поняла, что парень в дурном настроении, но и у меня было не лучше. — Алис, я занят, говори быстрее, что такое или лучше перезвони потом, — довольно грубо кинул он. — Денис, моя мама… Она… она хочет, чтобы в среду я пошла к гинекологу, — выпалила я, чувствуя, как неприятно саднит в носу, и на глаза наворачиваются слезы. — И я тут причем? — Это мамина подруга. Если она меня осмотрит, то узнает, что я не девственница, и обо всем расскажет маме, — я не удержалась и расплакалась, а в трубке повисло напряженное молчание. — Денис… — Слушай, не реви, а! Ну расскажет и расскажет. Ты уже взрослая, нет ничего такого, что занимаешься сексом со своим парнем. Все равно она бы узнала. — Мама меня убьет. — Лисенок, кончай хлюпать. Давай поговорим потом. Мне бежать надо, — он повесил трубку, даже не попрощавшись, а я, растирая грубыми шерстяными варежками мокрые от слез щеки, поплелась к школе. Я рассказала обо всем Катюше, попросила ее совета, но она только развела руками. Мы обе понимали, что у меня не было выхода. Единственное, что мне оставалось — поговорить с мамой начистоту. — А твой Денис — самый настоящий козел! Повел себя так, будто его это не касается, — заключила Катюша. — Может быть, у него что-то случилось на работе? — это была слабая попытка оправдания, в которую сама верила с трудом. Денис меня обидел, и на этот раз я была близка к тому, чтобы согласиться с подругой. — На работе случилось, поэтому на свою девушку наплевать? Прости, Елисеева, но ты будешь полной дурой, если снова промолчишь после такого. Если сама себя не уважаешь, то и он уважать не станет. Шмыгнув носом, я отвернулась, и в этот момент мой телефон провибрировал, оповещая о сообщении. Денис. Он извинялся за грубость, сетуя на проблемы на работе, и просил ничего не говорить пока маме. — Видишь, я была права, у него что-то случилось. Он просит прощения, — я гордо продемонстрировала Кате сообщение любимого. — Не знаю, Алис. Не хочу с тобой ссориться, но думаю, неправильно сразу его прощать. Хотя бы напиши, что тебя обижает, когда он себя так ведет. — Не буду. У него проблемы, а я стану нравоучения писать? — возразила я, быстро набирая ему ответ, что сделаю все так, как он скажет. — Ай, Елисеева, поступай, как знаешь, но потом не жалуйся! — разозлилась Катюша и, схватив сумку, пошла к лестнице. — И на физике я сяду с Марковым. Она обиделась, но я не собиралась извиняться. В конце концов, в чем была моя вина? Что я верю человеку, которого люблю? Что не ищу с ним ссор, а стараюсь понять? На физике и остальных уроках Катя со мной не садилась, а я старалась не смотреть в ее сторону. Среда наступила слишком быстро, и вот я уже сидела под кабинетом Анастасии Сергеевны, ожидая, когда меня вызовут на прием. Как и хотел Денис, я не призналась маме, что уже не девочка. Возлюбленный предложил мне договориться с врачом, чтобы сохранить в тайне мой маленький секрет. Если это не удастся, он был готов прийти к моим родителям и официально сознаться, что забрал честь их дочери. Но несмотря на такой решительный поступок, Денис сильно изменился. Я чувствовала это, хотя он все отрицал. Его сообщения стали сухими, когда я звонила днем, бросал трубку, говоря, что занят на работе, а вечером не хотел общаться, потому что устал. Даже сейчас, когда я написала ему, как мне страшно, он ограничился коротким «не боись, прорвемся». — Алиса Елисеева, входи, — из кабинета выглянула приятная женщина лет сорока и расплылась в улыбке, когда я стала подниматься со стула. — Как ты похожа на маму! Идем. Первый раз я была у гинеколога. Этот кабинет напоминал мне пыточную: белая кушетка, огромное кресло, тумбы, столики, пузырьки, коробочки, какие-то инструменты. С ужасом я думала, что меня здесь ждет. — Присаживайся на стул, и давай сначала поговорим, — сказала Анастасия Сергеевна и села за стол, открывая пустую медицинскую карту, — тебе полных семнадцать лет, так? — Да, — промямлила я, чувствуя, как стук сердца отдается в ушах. — Месячные с какого возраста идут? — не отрываясь от карты, продолжила она. — С тринадцати. — С тринадцати, а у врача первый раз? Выскажу твоей маме! Нужно становиться на учет сразу, как это происходит, — она перевела дыхание и снова улыбнулась, — мальчика нет, и ты еще не живешь, так? Вот тот самый неизбежный вопрос. Обманывать не было смысла, но я словно онемела. Анастасия Сергеевна подняла на меня взгляд и нахмурилась. — Алис, ты же поняла, что я спросила? — Да… поняла, — пискнула я, опустив голову. — Тогда дальше… — Живу, — перебила я врача, и женщина приоткрыла рот от удивления. — Прости, что? Ты же понимаешь, что подразумевает этот вопрос? Я имела в виду, живешь ли ты половой жизнью. — Да. Мне нужно было собрать все силы, чтобы все спокойно объяснить Анастасии Сергеевне, но вместо этого я разрыдалась. В конце концов, доктор не выдержала и, выйдя из-за стола, нежно меня обняла. — Ну, все-все, Алисонька. Не плачь. Расскажи все подробно. Это случилось не по твоей воле? Я в ужасе отпрянула от женщины. Неужели она подумала… — Нет, у меня есть мальчик, и мы с ним уже… Просто я не могу об этом рассказать маме. Вы же знаете, какая она строгая. Пожалуйста, Анастасия Сергеевна, не говорите ей ничего. — Алис, я, конечно, подруга твоей мамы, но, в первую очередь, врач. Если у тебя нет ничего серьезного, то мне не обязательно ставить Элю в известность, — подмигнула она. — Если нет ничего серьезного?.. — Уверена, что все будет нормально. Проходи за ширму, переодевайся и на кресло. Мне показалось, что осмотр длился вечность. Хотя Анастасия Сергеевна работала бережно и аккуратно, все равно было очень неприятно. Она рассказывала мне о том, что видит, но я не понимала и половины из этого. — Твоему парню следует быть аккуратнее при контакте, — вздохнула она и, мне показалось, что рассердилась. — Что это значит? — растерялась я. — Когда у вас был последний контакт? — В воскресенье. — Прошло три дня, а у тебя до сих пор есть внутренние повреждения. Если бы не сказала, что у вас все было обоюдно, я могла бы предположить, что он взял тебя силой. — Нет, что вы?! У нас все было обоюдно, и мне совсем не было больно. — Хорошо. Одевайся. Сейчас подпишешь бумаги и можешь быть свободна. Я с трудом слезла с высокого кресла и на ватных ногах поплелась за ширму. Мне не понравился комментарий Анастасии Сергеевны. Она не обвиняла Дениса, но все равно думала о нем плохо. А он ни в чем не был виноват, и наша близость больше не была болезненной. Я переоделась в свою одежду и снова села на стул напротив врача. — Алис, я сейчас распечатаю бланки с заключением об осмотре. Нужно, чтобы ты расписалась. Заключение будет прикреплено к твоей карте, — она пустила на печать документы и повернулась ко мне, — я ничего не расскажу твоей маме, но прошу тебя саму о себе заботиться. У тебя совсем молодой организм, и твой парень должен это понимать. Ему следует быть осторожным, чтобы не навредить. В остальном — все в порядке. О результатах анализов сообщу позже по телефону. — Хорошо. Спасибо большое. — Не за что, — вздохнула она и положила передо мной бумаги. — Смотри, здесь я описываю, что у тебя увидела, — она указала ручкой на один из абзацев, — можешь прочитать, но не думаю, что ты поймешь медицинским языком. Так что… — она перелистнула страницу, — тут поставь подпись и расшифровку. Мне хотелось как можно скорее уйти из этого жуткого места, поэтому, бегло пробежавшись глазами по тексту, я наспех поставила подпись на заключении и стала собираться. Анастасия Сергеевна еще раз заметила, как я похожа на мать, просила передавать ей привет и отпустила меня. Стоило мне оказаться на улице, вдохнуть свежий морозный воздух, как я наконец смогла улыбнуться. Не веря удаче, что мне все-таки удалось договориться с доктором, я стала набирать номер Дениса. Так хотелось с ним поделиться… Но он снова был занят. — Лисенок, я рад, что все так вышло. Значит разговор с твоими предками откладывается. А теперь извини, мне нужно идти. Пока. Раньше в конце разговора он говорил, что скучает, ждет встречи, хочет увидеть… Уже три дня ничего этого не было. В голову лезли дурные мысли, и не давали покоя слова Лены, сказанные еще при первой встрече: «Даже если у вас и что-то получится, хотя я не уверена, что ты найдешь взаимность, долго вы не провстречаетесь. Ему скоро двадцать, в таком возрасте парни предпочитают девушек постарше, более опытных, кто сможет надолго удержать их рядом с собой. Девочки вроде тебя быстро наскучивают парням возраста Дена. Не в обиду тебе, просто разные жизни, интересы, да и просто поговорить не о чем». Я решила не надоедать сама Денису и не стала писать ему этим вечером, но надеялась получить сообщение от него. До трех ночи я не выпускала телефона из рук и уснула, так и не дождавшись заветной СМС. Мои дни тянулись, как обычно: школа, репетиторы, дом, скрипка. Родители работали, учителя готовили к экзаменам, репетиторы гоняли по тестам. Никто не догадывался о том, что для меня весь мир перевернулся. Наступила суббота. Чертова суббота, когда Денис должен быть выходным. За всю неделю он мне так и не написал. В пятницу днем, не удержавшись, послав к черту гордость, я сама набрала его номер. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». — Алиса, дочка, мы с папой в Университет на кафедру, вернемся к вечеру. Уберись в зале, пропылесось, позанимайся и не скучай, — заглянула ко мне в комнату мама. Как только за родителями захлопнулась дверь, я стала собираться. Если я действительно ему надоела, то хотя бы пусть скажет это мне в лицо. Я надела платье, которое купила мама для встречи с Костей, распустила и причесала волосы, аккуратно уложив их на плечи, и вышла на лестничную клетку. Перед массивной железной дверью шестнадцатой квартиры я чувствовала себя лилипутом. Нужно было набраться смелости и позвонить в дверь. Набраться смелости. Позвонить. Набраться смелости. Позвонить. Я нажала кнопку дверного звонка, и громкая трель раздалась на всю площадку. Тишина. Я снова позвонила. Снова и снова. Он не открыл. Может быть, его не было дома? А может быть, просто не хотел меня видеть? Дурацкий телефон продолжал отвечать мне автоматическим женским голосом, что абонент недоступен, а мои сообщения уходили в пустоту и возвращались обратно, как недоставленные. У меня даже не было номера его друзей, чтобы через них найти моего парня. А моего ли? Поссорившись с Катей, я потеряла последнего человека, с кем могла поделиться невыносимой болью, что мерзким червем съедала меня изнутри. Я осталась одна. За окном белой манкой сыпал мелкий противный снег. Десять дней не было солнца. Десять дней, как Москва погрузилась в хмурое полусонное состояние. Десять дней я ничего не слышала о Денисе. Устроившись на подоконнике, я равнодушно смотрела на улицу. Кто-то переезжал. У нашего подъезда стояла большая грузовая машина, и какие-то люди копошились у кузова, выгружая светло-бежевую мебель. С другого конца дома во двор вошла мама. Нагруженная пакетами, она не спеша подошла к нашему подъезду и остановилась напротив машины. Моя любопытная Элеонора Викторовна не могла упустить случая узнать, кто и на какой этаж въехал. Болью в сердце отдалось воспоминание, как она также интересовалась Денисом. Видимо, выпытав все, что хотела, мама направилась домой. — Паша! Па-ша! Помоги с продуктами! Папа смотрел в зале какой-то русский фильм, причитая, какой бред нынче снимают, но, услышав жену, поспешил ей на помощь. Он всегда ругал маму за тяжелые сумки, но никогда не ходил с ней за продуктами и доносил тяжести только от коридора до кухни. — Эля, опять накупила тонны. Совсем о себе не заботишься, — хмуро пробурчал папа, входя на кухню. — Паш, а как мне вас кормить, если ничего покупать не буду? — фыркнула мама и устало опустилась на стул. — Алиса, милая, поставь чай. — Хорошо, мама, — я соскочила с подоконника и стала набирать чайник. — Паш, у нас новые соседи, — откусывая булочку, сообщила мама, — этот уголовник съехал. — Новые соседи? В шестнадцатую? — уточнил отец. — Да. В шестнадцатую. Наполненный водой чайник выскользнул из рук, обливая ледяной водой мои босые ноги. Перед глазами все потемнело, и я с трудом удержалась на ногах. Папа сетовал, какая у него неуклюжая дочь, мама вытирала салфетками мокрый пол. — Получается, это конец, — прошептала я, но родители не услышали.