После двухдневной оттепели снова ударили морозы. С крыш свисали сосульки, а улицы покрылись льдистой глазурью. Коммунальные службы активно посыпали дороги солью, а москвичи жаловались на испорченную обувь. Это повторялось из года в год и стало своеобразной зимней традицией. Мама всегда ругалась, если я не протирала обувь сразу по возвращении с улицы, ведь она быстро приходила в негодность от вредных реагентов, но сегодня, даже если бы я как следует промыла сапоги, это бы их не спасло. Слишком долгой вышла моя прогулка.
После уроков я не пошла к репетитору, а вместо этого отправилась в Алтуфьево. Мне отчаянно требовалось найти Дениса. Понимая, что нашим отношениям пришел конец, я хотела услышать от него самого, что все кончено. Мне казалось, что только так я смогу жить дальше. Но где его искать? Я не знала, в каком кафе он работает, не знала, в каком баре играет, я не знала о нем практически ничего. Единственной ниточкой к парню были его друзья, и я поехала к ним в автомастерскую.
Я была там один-единственный раз, и то добиралась на автомобиле. Все что помнила — это район, серые многоэтажки и магазин «Пятерочка» неподалеку. Люди куда-то спешили, кто-то спускался, кто-то поднимался из метро, а я стояла на улице и смотрела по сторонам, пытаясь понять, куда идти.
— Извините, пожалуйста, — обратилась я к усатому мужчине в кожаной кепке. — Вы не подскажете, где здесь есть автомастерская?
— Не местный, — кинул он и поспешил скрыться в переходе.
Я до темноты бродила по дворам, похожим один на другой, как две капли воды. Телефон окончательно сел от холода и частых родительских звонков. Меня обязательно накажут, когда вернусь, но было все равно. И вот еще один двор, почти такой, как предыдущий, но только за ним проглядывали крыши знакомых гаражей. Неужели все же нашла? Я бросилась к ним, и, завернув за крайний, увидела ту самую вывеску «Автомастерская». Мне даже показалось, что в тот момент на улице стало теплее, хотя электронный градусник под вывеской показывал все те же минус десять. Подбежав к обшарпанным железным дверям, я стала в них колотить, но в ответ услышала лишь тишину.
— Откройте! Эй! Кто-нибудь! — не веря тому, что все напрасно, я до хрипоты кричала, умоляя открыть дверь.
— Девочка, сегодня они не работают, — недовольно сказал хмурый мужчина из гаража напротив, — завтра откроются в обед.
— А вы не знаете, как их можно сегодня найти? — утирая варежкой слезы, спросила я.
— Не знаю. Я только гараж здесь снимаю, а не дружбу с соседями вожу. Шла бы ты отсюда, девочка. Темно уже по гаражам и подворотням шастать, — пробурчал мужчина, с любопытством рассматривая меня, и я, кинув на прощание «спасибо», поплелась обратно в сторону метро.
Шумный экспресс равнодушно увез меня в центр. Слезы не переставая катились по щекам, душу выворачивало наизнанку, но никто не обращал внимания на маленькую заплаканную девочку. Я была совершенно одна среди шумной толпы. Неважно. Пусть так.
Домой я вернулась совсем поздно и сразу на пороге получила от матери хлесткую пощечину. Родители были совершенно правы, что злились: я заставила их переживать и волноваться. Вот только мне было настолько больно, что не осталось сил чувствовать вину и раскаяние. Молча выслушав все, что наговорили отец с матерью, ничего не объяснив им в ответ, я пошла спать, думая лишь о том, что завтра снова пойду в Лешину автомастерскую.
Сильно промерзнув после многочасового гуляния, наутро я заболела: тело ломило, голова кружилась, а горло было словно в тисках. Но если бы я рассказала об этом родителям, то, кроме строгого выговора, получила бы постельный режим. За завтраком я изо всех сил старалась не показывать маме своего состояния, но она так злилась, что не стала надолго со мной задерживаться и, поставив на стол тарелку с омлетом, ушла на работу.
Высидеть шесть уроков для меня казалось непосильной задачей. Уже на первой физике я чувствовала, что теряю сознание. В какой-то момент стало слишком нехорошо, и я попросилась выйти. Голова раскалывалась, а к горлу подступала тошнота. Чтобы немного привести себя в чувства, я намочила носовой платок ледяной водой и приложила ко лбу. Ненадолго стало лучше, и я по стеночке опустилась на пол, не в силах подняться обратно. Дверь в туалет скрипнула, послышался торопливый стук каблучков, и кто-то опустился рядом со мной.
— Елисеева, ну ты точно идиотка! — процедила Катюша Иванова, убирая со лба платок и протирая им мое лицо. — Сейчас позову медсестру. Подожди.
Она хотела уйти, но я удержала ее за руку.
— Что такое?
— Ты больше не обижаешься? — с надеждой спросила я.
— Нет конечно. Сейчас я сбегаю за медсестрой, а когда тебе станет лучше, расскажешь, что тебя довело до такого состояния.
— Денис. Он меня бросил и ничего не объяснил. Он съехал. Я ходила вчера в автомастерскую к его друзьям, но никого не застала. Сегодня мне тоже нужно… — с трудом пересиливая себя, сказала я.
— Какая автомастерская, Елисеева? — вздохнула Катюша. — Тебе лечиться надо. А Денис твой еще пожалеет, что так поступил. Ценить должен был такую любовь.
Она ушла, а дальше кто-то нес меня на руках, была жесткая кушетка, какой-то укол и приятное облегчение.
Я проболела две недели и долгое время не шла на поправку: постельный режим, таблетки, уколы, микстуры. Родители сходили с ума, мама брала выходные и не отходила от моей постели, папа возвращался с работы раньше обычного и даже не поехал на очередную конференцию. А я тихо плакала, уткнувшись в юбку маминого домашнего платья. Мы не вспоминали нашу ссору, не говорили о том, что довело меня до болезни, словно это могло помешать поправиться. Впервые я чувствовала себя любимой дочкой, и от этого становилось немного легче.
— Алисонька, девочка моя, все будет хорошо, — шептала мама, причесывая мои рыжие волосы. — Я же не слепая, понимаю, что все не просто так. Расскажи мне, что случилось, обещаю, не буду ругаться.
— Нет, мам, я не могу, — тихо ответила я. — Обещаю, что больше не стану расстраивать вас с папой, но только не проси ничего рассказывать.
— Хорошо, милая, только не плачь, а то температура снова полезет вверх.
Катюша несколько раз в неделю приходила меня навещать, принося не только домашнее задание, но и мелкие гостинцы. А мне было так стыдно, что злилась на нее за Дениса, ведь послушайся я ее с самого начала — ничего бы не было.
— Не говори ерунды, Елисеева, говорю же, не обиделась, — устало вздохнула она после моих очередных извинений.
— Я, как поправлюсь, помогу тебе с физикой… и сочинение напишу, — я судорожно начала соображать, чем могу отблагодарить девушку, но она только нахмурилась.
— А вот теперь точно обижусь. Я не из-за учебы с тобой общаюсь!
— А почему?..
— Думала, что мы подруги, но если ошибалась, то я пошла, — Катя поднялась со стула, но я схватила ее за руку.
— Подожди!
— Что?
— Подруги.
Это был переломный момент в моей болезни. С этого дня я медленно, но уверенно стала поправляться. Мама снова вышла на работу, а отец опять практически забыл о моем существовании, сосредоточившись на научном труде. Все возвращалось на круги своя, только меня никак не оставляли мысли о Денисе. Я все еще хотела разыскать парня и, глядя ему в глаза, услышать, что все кончено, и в один воскресный день, сама того не ожидая, получила зацепку, как его найти.
Познакомившись с новыми соседями, мама завела с ними приятельские отношения. Это были люди средних лет — бездетная супружеская пара, яркий пример настоящей московской интеллигенции. Как-то вечером они пришли к нам на чай, и я случайно подслушала их разговор с мамой.
— Да, это такая удача, что мы сняли эту квартиру за такие деньги! — воскликнула Людмила Николаевна.
— С тем, сколько здесь дерут за коммуналку, не удивительно, что хозяин предпочел сдать жилплощадь, — подтвердил ее муж, Петр Петрович.
— Ой, Людочка, а я как рада, что все так вышло, — всплеснула руками мама и стала подливать чай новой приятельнице, — но у вас же долгосрочная аренда, да?
— Да, мы никуда не собираемся отсюда съезжать. Как я поняла, хозяин квартиры не в состоянии ее содержать, поэтому сдал нам, а сам живет в однушке. Мы платим коммунальные и небольшую сумму ему. К тому же, он одинок, без семьи, трешка ему ни к чему.
Теперь мне стало понятно, почему Денис съехал. Он жаловался, что плата за квартиру непосильная, правда, тогда я думала, что он снимает, но парень сам сказал, что квартира его. Все логично. Оставалось только выяснить, где теперь живет Денис.
Я все еще была на больничном и на следующий день не пошла в школу, хотя чувствовала себя уже здоровой. Как только за родителями закрылась дверь, я набралась смелости и направилась к соседям. Не имея ни малейшего представления, как начать разговор, я позвонила в знакомую до боли квартиру. Людмила Николаевна была писательницей и работала на дому, но открыла не сразу. Судя по ее заспанному виду, я разбудила женщину, но ничуть не смутилась.
— Алиса, что-то случилось? — плотнее запахивая махровый халат, вопросила соседка.
— Нет, Людмила Николаевна, простите, что потревожила и… разбудила. Но только вы можете помочь.
— Что такое?
— У вас есть адрес хозяина вашей квартиры? Его ведь зовут Денис?
— Да, Денис…
Мне удалось уговорить женщину продиктовать заветный адрес. Я выдумывала самые безумные причины и объяснения, но достучалась до соседки, только в голос разрыдавшись. Просить ее ничего не говорить матери было глупо, и я даже не стала пытаться.
Денис жил в районе Новые Черемушки недалеко от метро, поэтому уже через час я добралась к нему. Конечно, он должен быть на работе в это время, но в душе теплилась слабая надежда — застать его. Какая ирония судьбы! В этом доме парень жил в квартире шестьдесят один. Но не успела я набрать цифры на домофоне, как подъездная дверь распахнулась, и молодая мамочка стала вытаскивать санки с малышом.
— Я помогу! — вызвалась я и стала вытаскивать санки с другой стороны.
— Уф… Спасибо, — улыбнулась мне женщина. — Вы сюда? Давайте открою.
— Спасибо.
Проскользнув в приоткрытую дверь, я первым делом подошла к подъездной батарее и, сняв варежки, положила на нее замерзшие ладошки. Мне нужно было немного времени, чтобы подготовиться к встрече. Стащив с головы шапку и наспех заправив за уши выбившиеся прядки, я достала из сумочки зеркальце и посмотрела на себя. Бледная, осунувшаяся, совершенно некрасивая. Но какая разница, если Денису я больше не интересна? В груди снова болезненно защемило, и я до крови закусила губу, чтобы не разрыдаться. Шестьдесят первая квартира была на третьем этаже, и я, отсчитывая каждую ступеньку, побежала наверх.
— Пожалуйста, будь дома, — вслух прошептала я и нажала кнопку звонка.
С другой стороны двери послышались торопливые шаги, а потом взрослый мужской голос спросил:
— Кто?
— Добрый день, мне нужно поговорить с Денисом.
В ответ дверной замок щелкнул, и я увидела на пороге высокого мужчину лет сорока в спортивном костюме. Если бы не его хмурый взгляд, я бы сказала, что он привлекательный, но недовольное выражение лица все портило. Я непроизвольно поежилась и отшагнула назад.
— Слушаю вас, девушка. Я Денис.
— Простите, тут какая-то ошибка… Мне дали адрес новые квартиранты из шестнадцатой, я ищу владельца квартиры…
— Шестнадцатой? В доме на Яузском бульваре? — уточнил он, и я кивнула. — Это моя квартира. Я вас слушаю.
Но мне нечего было сказать. Вдруг я почувствовала необъяснимый страх и со всех ног бросилась вниз. Только на морозной улице получилось успокоить бешеное сердцебиение. Я подняла взгляд на дом и увидела в окне третьего этажа этого человека, но, как только он заметил, что я смотрю на него, скрылся за шторкой.
— С тобой все в порядке? — взволнованно поинтересовалась мамочка, которой я помогла с санками.
— Да, спасибо, — ответила я и с надеждой посмотрела на женщину. — Простите, вы случайно не знаете мужчину из шестьдесят первой квартиры?
— Дениса? Да, мы живем в соседней. А почему ты спрашиваешь?
— Это совсем глупо. Я ищу хозяина квартиры. Другой. Его тоже зовут Денис. Мне сказали, что он проживает тут, но… — я замолчала, понимая, какой каламбур несу. — Власов Денис, вы о таком не слышали?
— Нет. У нашего соседа Дениса фамилия Суворов, но он тут снимает жилье, а в центре Москвы у него есть элитная трешка, — подхватывая на руки плачущего малыша, сказала женщина.
— На Яузском бульваре?..
— Кажется.
— Спасибо.
Выходило, что и в этом Денис обманул меня. Шестнадцатая квартира никогда ему не принадлежала. Но только почему он снял ее, пусть и на такой короткий срок? Для чего ему нужно было перебираться в наш дом?! А может быть, он с самого начала знал, что проживет там всего пару месяцев и поэтому стал со мной встречаться? Поэтому не хотел, чтобы я рассказывала маме о нас, чтобы успеть съехать?
Электронное табло в метро показывало только два часа дня, а значит, у меня было достаточно времени до возвращения родителей. Я не поехала домой, а сразу направилась в Алтуфьево. Меня сжирала изнутри невыносимая боль, но именно благодаря этому я взглянула на вещи реально. Глупо было и дальше искать оправдания Денису. Все кругом были правы, только я, идиотка, слепо верила парню. А он обманывал меня. С самого начала обманывал, а сейчас просто вычеркнул из жизни. Что ж, пусть так оно и будет. Я не стану навязываться и, если не встречу его у друзей, просто передам через них, что хотела бы встретиться в последний раз, чтобы поставить точку. Возможно, это глупо, но мне нужно было это прощание.
Я не заметила, как добралась до Алтуфьево. В этот раз ноги сами привели меня в знакомую автомастерскую, где у порога радостно вилял хвостом Пирс. Завидев меня, пес что-то промычал и, как и раньше, ткнулся мордой мне в ноги.
— Пирс, приятель, — я радостно потрепала его за ухом, чувствуя неожиданный прилив нежности к собаке. Хоть он мне рад, а животные не умеют обманывать.
— Смотри! — услышала я голос Андрея из темного гаража и шагнула внутрь. Глаза не сразу привыкли к свету, поэтому я стала щуриться, но смогла различить его и Лешу.
— Что забыла здесь, Рыжая? — прогремел недовольный Алексей и чуть ли не прыжком подлетел ко мне. Я же искала глазами Дениса, но его не было. — У тебя спрашиваю, че надо тут?
— Я… ты можешь передать от меня сообщение Денису?
В этот момент я почувствовала себя такой маленькой, никчемной, жалкой, в то время как парень же возвышался надо мной, как великан. А его взгляд… Леша смотрел на меня с таким презрением, словно я последняя дрянь на свете. Но что я сделала? Полюбила его друга?
— Ден о тебе слышать не хочет. Ему на хрен ничего от тебя не нужно. Вали, — с этими словами Леша пихнул меня к выходу. Я попятилась назад и чуть не споткнулась о порог, а парень со всей силы толкнул в грудь так, что я отлетела на заледеневший снег, сильно ударившись головой. Было больно, но я даже не пискнула.
— Лех, совсем, что ли? — подлетел к нему Андрей и впихнул обратно в гараж. — А ты, Рыжая, проваливай. И чтобы дорогу сюда забыла! Дену ты на хрен не сдалась со своими сообщениями.
Только Пирс жалобно смотрел на меня, но пса силой затащили в гараж и захлопнули массивную железную дверь. Я не сразу собралась силами, чтобы подняться, и просто лежала глядя на серое небо пустыми глазами. На языке вертелся один-единственный вопрос: «за что?» Неужели я настолько омерзительная, что со мной надо так? Чем заслужила такое отношение?
— Пьяная, что ли? — послышалось откуда-то рядом, а потом кто-то легко пнул меня ногой под бок. — Молодая совсем, а уже нажралась. Эй, вставай, замерзнешь.
Меня подняли на ноги и только тогда я узнала того мужчину, с которым разговаривала, когда приходила в прошлый раз.
— Так и думал, что ты наркоманка. Пошла отсюда, пока ментов не вызвал! — прикрикнул он подталкивая меня к дороге.
Мне не было обидно. Я вообще ничего не чувствовала, словно во мне не осталось ни грамма жизни, только пустая оболочка. Ноги сами понесли в сторону метро.
***
Родители задерживались. Я успела вернуться до их прихода, хотя теперь мне было все равно. Хотят наказывать — пожалуйста. Телефон протяжно вибрировал, высвечивая на экране Катюшину фотографию, но и с ней говорить не хотелось. Я зашла в ванную, посмотрела на свое отражение и в этот момент осознала, как сильно ненавижу себя. Сама во всем виновата. Дура.
Со скрипом повернулся вентиль, и из крана полилась чуть теплая вода. Ванна постепенно наполнялась, а я, сидя на краешке, наблюдала, как качается упавшая в нее крышечка шампуня. Когда вода дошла почти до краев, я не спеша в нее погрузилась. Если бы можно было утонуть… Вот так нырнуть и остаться под водой, пока кислород не кончится. Но как только легкие начинали гореть, я всплывала, жадно хватая ртом воздух. Слабачка, даже этого не могу. Я выбралась наружу и, замотавшись в полотенце, снова посмотрела в зеркало. Длинные мокрые рыжие волосы сейчас казались цвета красного дерева и доставали мне до середины ягодиц. Высохнут, и опять станут лисьего цвета… Рука сама потянулась за папиной бритвой. Он всегда пользовался опасной. Острая.
Капля крови упала на белый кафельный пол, и я поморщилась от боли. Сполоснув лезвие под проточной водой, я еще раз провела бритвой по голове. Получилось неровно и не гладко, зато непривычно легко, словно я освободилась не просто от тяжести волос, но и от груза ошибки. Хотя это лишь временно.
— Алиса! Алиса, немедленно сюда! — послышался из коридора раздраженный мамин голос. — Я была у Людмилы Николаевны. Что за допрос ты ей устроила утром?
Я накинула халат, переступила босыми ногами через сбритые волосы, кучкой лежащие на полу, и вышла к маме. Стоило ей меня увидеть, как недовольство на ее лице сменилось непонятной гримасой ужаса и отвращения.
— Алиса, что ты наделала? Твои волосы? Боже! Дочь?! — она замерла на пороге, не решаясь подойти, словно я прокаженная.
— Прости. Я больше не могла, — виновато сказала я, почувствовав наконец что-то кроме боли — вину перед матерью.
— Милая, что с тобой? Алисонька, давай обратимся к врачу! — отойдя от шока и пересилив себя, мама все же подошла и заключила меня в объятья.
— Не надо, мам. Обещаю, что все будет хорошо. Теперь все будет хорошо, — я уткнулась лицом ей в грудь и крепко обняла. — Я закончу школу на отлично. И поступлю в МГУ на юридический. И буду работать в твоей конторе. Я сделаю все-все, что ты скажешь, обещаю. Я тебя никогда не ослушаюсь. Теперь.
— Милая моя, — она подняла мое заплаканное лицо и поцеловала в лоб.
— Мамочка, я обещаю, что все сделаю. Обещаю. Только не спрашивай у меня ничего, хорошо?
— Хорошо, дорогая, — неуверенно ответила она, и у самой на глазах заблестели слезы. Мама никогда раньше не плакала.
— И еще…
— Что?
— Я никогда больше не возьму в руки скрипку.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
