Квартира № 16

По-осеннему прохладная августовская ночь очаровывала сиянием миллионов звезд, которые невозможно увидеть в большом городе даже в самую ясную погоду. Тысячи цикад отчаянно пели гимн уходящему лету, чувствуя приближение осени, как неминуемого конца. Я не знала, где нахожусь, да и это было неважно. В эту волшебную ночь хотелось забыть обо всем, стать частью природы и дышать с ней в унисон. Денис привел меня в уединенное место на берегу небольшого заросшего пруда. Мы бросили машину там, где заканчивалась пыльная неасфальтированная дорога и дальше шли пешком, пока не оказались здесь. — Лисенок, ты замерзла? — ласково спросил он, обнимая меня сзади, легко целуя в шею. — Нет, рядом с тобой мне тепло. Но то, что мы делаем — ошибка, — с болью в сердце признала я. — Ты твердила это всю дорогу, но, тем не менее, пошла со мной, — проговорил Денис, сквозь улыбку. — Потому что пошла бы за тобой даже в ад, и ты это знаешь. Нечестно пользоваться моей слабостью. Скоро ты вернешь меня домой, снова будешь с ней, а я останусь наедине с болью. Лучше закончить все сейчас. — Но ведь ты этого не хочешь. Смотри, как красиво отражается небо в воде, — Денис указал одной рукой на гладь озера, а второй проник под свою куртку, которую на меня накинул. Он чертил круги кончиками пальцев по моему животу, вызывая россыпь мурашек. Я не знала, зачем он это делает, но понимала, что снова пропадаю, как тогда, шесть лет назад; ему невозможно было сопротивляться, поэтому, повернувшись в его объятьях, сама потянулась за поцелуем. Возлюбленный нежно провел губами вниз по моей шее, чуть прикусил нежную кожу на ключицах и отстранился, чтобы посмотреть мне в глаза. Денис, словно хотел что-то сказать, но молчал, а я не могла разгадать, что у него на душе. Мой любимый мужчина, по праву принадлежащий другой, сейчас был со мной, и этого мне оказалось достаточным для того, чтобы почувствовать себя счастливой. Завтра я обо всем пожалею, но это будет завтра, а сейчас… Куртка и рубашка Дениса стали нашей постелью. Возлюбленный медленно опустил меня на свою одежду и стал поцелуями спускаться от шеи до живота. Я ловила ртом воздух, но не могла надышаться из-за переполнявших меня чувств. Кончики пальцев приятно покалывало, а ладошки от волнения стали мокрыми, хотя на улице было прохладно. Мы слились воедино, и в этот момент я остро прочувствовала, что живу. Денис закрыл глаза, его лицо было напряженным, а движения медленными. Я понимала, как тяжело ему сдерживаться, но он хотел продлить нашу близость. Я хотела того же. Его руки пробрались под мою спину, и он поднял меня, усаживая на себя сверху. Опустив ладони на его плечи, я стала неторопливо приподниматься и опускаться, каждой клеточкой тела чувствуя, как он заполняет меня. Стоны наслаждения негромким эхом отражались от деревьев на другом берегу пруда. Где-то рядом звонко чирикала ночная птица, возмущенная нашим бесстыдством, но и мне, и Денису было все равно. Мои ладони упирались во влажную землю, локти скользили по рукаву Денисовой куртки. Его руки были такими горячими, он опустил их на мои ягодицы, задавая нужный темп, но потом не выдержал и лег сверху, вдавливая меня голой грудью к земле. Я видела звезды. Где-то мигал оранжевый огонек самолета. Прохладный ночной ветер щекотал живот и бедра, только грудь была, как панцирем, укрыта рукой Дениса. Он был подо мной сзади, а я скользила по нему спиной. В какой-то момент мой любовник замер, оставляя меня на себе натянутую до предела. Он шумно выдохнул, но потом снова продолжил. Что-то упало в воду, и птица замолчала. Денис лежал на мне, укрывая своим горячим телом. Сейчас я видела его глаза, которые во мраке ночи казались черными, как уголь. Он провел ладонью по моей щеке, убирая непослушные рыжие кудряшки, а потом поцеловал в скулу и снова стал двигаться, но на этот раз быстрее и резче. Он был близок. Я была близка. Ночь плавно перетекала в предрассветные сумерки. Я сидела перед Денисом между его длинных ног, прижимаясь спиной к его груди, наблюдая, как летучая мышь проносится над водной гладью. Было хорошо и спокойно, словно все так, как должно быть. Он обнимал меня одной рукой за талию, а второй гладил по плечу. Мы нисколько не стеснялись своей наготы, сейчас она была естественна. Множество вопросов роились в голове, но я не решилась их задать, боясь услышать ответы. Лучше оставить все, как есть. Насладиться последними минутами близости. Я вернулась домой, когда уже рассвело. Денис снова остался в своей шестнадцатой квартире. Мы распрощались на лестничной клетке, не давая никаких обещаний позвонить, написать или встретиться вновь. Я не знала, была ли эта ночь очередным прощанием или же становилась началом чего-то нового. Решение оставалось не за мной, мой ответ был и без того понятен.

***

Время подобно бурному потоку, безжалостно смывающем все на своем пути. Прошли две с небольшим недели с момента, как я разорвала помолвку с Костей, а моя жизнь кардинально изменилась. Все, что было раньше, словно и не существовало вовсе. Я очутилась одна лицом к лицу с проблемами, решать которые предстояло самостоятельно. Дениса я не видела с той ночи у пруда. Он не звонил, не писал, и в квартире напротив не появлялся, во всяком случае, когда была дома. Я предчувствовала, что наша близость станет прощанием, но рана в сердце не затягивалась, а наоборот, грозилась перерасти в самую настоящую гангрену. Жаль сердце нельзя ампутировать. Костя тоже практически исчез из моей жизни. В бюро мы избегали друг друга. И хотя мне дико не хватало Воронова как друга, я не решалась сама к нему приходить. Моему бывшему жениху было тяжело и, чтобы как-то заглушить боль, он с головой уходил в работу, взял еще несколько дел и большую часть времени проводил в разъездах и командировках. В отличие от него, я не могла отвлечься на работу. С меня сняли дело Акуловой, но ничего другого не предложили взамен. Каждый день приходилось заниматься бумажной работой, подшивать документы, наводить порядок в электронных архивах. Зато Лидочка злорадствовала, кроме того, что Костя теперь был свободен, я со статусом адвоката плавно перекочевала в разряд обычного секретаря. Втихаря я просматривала вакансии на сайтах поиска работы, но ничего подходящего пока не находила. Тем более, сейчас, как никогда, я нуждалась в деньгах. Маме стало хуже. Она не бросила пить. Кирилл Олегович попросил ее не появляться в бюро, пока она не возьмет себя в руки и не перестанет позорить наше престижное адвокатское имя. Для мамы это стало новым ударом. Я пыталась поговорить с Вороновым-старшим, но он не стал меня слушать, особенно после того, как порвала с его сыном. Он прямо заявил, что теперь я в бюро никто, и должна быть благодарна за право числиться адвокатом. Будь моя воля, уволилась бы в тот же день, но нужно было как-то содержать себя и мать. Развод моих родителей состоялся. Папа забрал себе все, что планировал, оставив маме лишь крохи. Он хотел тут же выставить на продажу нашу квартиру, чтобы разделить деньги с бывшей женой и окончательно забыть о прошлой семье. Мне пришлось умолять его этого не делать. Нам с мамой некуда было идти, а ее алкоголизм все прогрессировал. С трудом мне удалось достучаться до папиной совести и заставить его временно сдать квартиру покомнатно, чтобы за вырученные деньги лечить маму. Благодаря Ольге мне удалось определить мать в клинику. Это было недешевое заведение, но с отличными специалистами. На оплату лечения и ушли деньги, которые заплатили при аренде квартиры на Яузском. А сама я переехала на окраину Москвы, где повезло снять комнату в квартире старой одинокой женщины. Переезд занял всего один день. С собой я взяла только одежду и личные вещи. Вся мебель осталась в старой квартире в распоряжении новых жильцов. Моя новая спальня была похожа на комнату советской старой девы. Здесь было все в лучших традициях социалистической хрущевки: серые, с застывшими подтеками краски, батареи, цветастые обои, ковер на стене и прожженный палас на полу, неровно побеленный потолок и светло-бежевый, покрашенный водоэмульсионкой подоконник с алое вера в горшке. Я аккуратно разложила в скрипучий шифоньер свои вещи и включила фильм на ноутбуке. В последнее время только кино помогало уйти от проблем в чужой нереальный мир. От моего нового дома до работы было далеко, а по пробкам невыносимо долго, поэтому я пересела на метро. Не рассчитав правильно времени, я приехала в бюро раньше обычного, но была только рада, что не придется идти мимо злорадствующей Лидочки. Рабочий день, как обычно в последние недели, начался с бумажной волокиты. Забаррикадировавшись в своем кабинете, который стал для меня небольшим спасительным уголком в бюро, где, казалось, все меня ненавидели за то, что бросила Костю, я снова стала архивировать старые адвокатские дела. Очередной будний день мало чем отличался от вчерашнего, так я думала, пока ко мне не ворвалась Мила. — Что случилось? — нахмурилась я, глядя на ее растрепанный вид. — Ничего, Алис. Можно побуду у тебя, только не выдавай никому, — на ее глазах заблестели слезы, а нижняя губа неказисто стала подергиваться. — Что такое, Мила? Кому тебя не выдавать? — я подсела к ней на диван, и девчонка тут же меня обняла. — Никому не выдавай. Ни охране, ни этой мерзкой секретарше, ни Викингу. В последнее время мы с Милой стали реже видеться. Начался учебный год, и, как я думала, девочка ушла с головой в учебу или обычные подростковые тусовки. Она заходила изредка и ненадолго. Мы вместе обедали, пили кофе или гуляли по парку возле бюро после работы. Я знала, что каждый раз она обязательно заглядывает к Воронову, но никогда не интересовалась, зачем. Тот наш разговор о Косте на нее не подействовал, но большего я сделать не могла. — Мила, что ты сделала? Признавайся. — Ничего я не сделала. Просто открылась ему, вот и все. А он… он… наорал, высмеял меня и выгнал. Когда я отказалась уходить, позвонил этой силиконовой дуре и попросил ее вызвать охрану. Тогда я и прибежала к тебе… — Мил, но… Договорить я не успела, потому что по внутренней линии бюро раздался звонок. Я подошла к телефону, и моя маленькая подружка одними губами прошептала: «не выдавай». — Элис, эта девчонка прячется у тебя? — прогремел грозный Костя, а у меня гулко застучало сердце от его обращения, которое я так давно не слышала. — Костя, что случилось? — в тон ему ответила я. Пусть идея Милы казалась мне абсурдной, но так поступать с девочкой, которая открыла свои чувства — бесчеловечно. В свое время я тоже натолкнулась на стену, когда сделала признание, но во всяком случае, над моими словами не смеялись. — Ничего не случилось. Будь добра, сделай так, чтобы Мила больше не появлялась в бюро! — отчеканил он. — Костя, не веди себя, как сволочь! Не заставляй меня в тебе разочаровываться! — разозлилась я. — Элис, я прошу тебя… очень прошу, избавь меня от своей назойливой подруги! И прекрати ее выгораживать, ведь не знаешь, что она учудила, — шумно выдохнув и немного успокоившись, сказал Воронов. — Мила мне все рассказала, и я считаю, что ты был слишком резок. — Рассказала? Все? — Костя громко рассмеялся. — Чем я тебя так рассмешила? — Элис, посмотри внимательно на Милу. Ничего необычного не замечаешь? Я бросила взгляд на девчонку, и только сейчас обратила внимание, что на ней был плащ, надетый явно не по погоде, колготки в сеточку и высоченные шпильки. Ее темные волосы были красиво уложены в большие локоны, а на лице слегка размазался более яркий, чем обычно макияж. — Кость, я потом с тобой поговорю… — не дожидаясь его ответа, я повесила трубку и подошла к Миле. — Почему ты в таком виде? — В каком? — шмыгая носом, вопросила девчонка, но я видела, что она напряглась. — Не увиливай. Ни разу не видела на тебе такие каблуки. Как ты вообще на них ходишь? А эти колготки… — Чулки, — поправила меня девчонка и грустно улыбнулась. — Викинг нажаловался? — Нет, просто просил посмотреть на тебя внимательнее. — Алиска, я люблю его, и он это знает. Но ты была права, Викинг считает меня ребенком. Сегодня я хотела ему доказать, что это не так, что я уже женщина, то есть… Что могу стать женщиной для него. — Тогда я понимаю его реакцию, — вздохнула я, а Мила нахмурилась. — Я сказала, что понимаю, но не оправдываю. Мил, нельзя так предлагать себя парню. Поверь, потом ты будешь раскаиваться. В свое время я оступилась на этом… — С Деном? — Да, с ним. Я, как и ты, безумно влюбилась и была готова отдать ему всю себя. Но мы были слишком молоды, многого не понимали. — Но у вас все было взаимно. Ден тоже был влюблен. — Я ему нравилась, а это не одно и то же. Возможно, будь я тогда поумнее, или если бы у меня была взрослая подруга, как у тебя, я бы не отдалась ему так быстро и не мучилась все эти годы. — Не понимаю, если все было взаимно… — Мила, девушка никогда не забывает своего первого парня. Я бы хотела отпустить Власова, но не могу. — Ну, тут-то дело не в сексе, — усмехнулась Красовская. — Вся проблема в том, что ты его любишь. И у меня такая же проблема. Не получается выкинуть Викинга из головы. — Нужно время, а пока не стоит тебе попадаться ему на глаза… — Я и сама не хочу, — Мила гордо подняла голову. — После того, как он на меня накричал, после всего, что наговорил и чуть не выгнал, видеть его не могу! Пусть и люблю, но бегать за ним больше не стану. — Это правильно. А как ты поедешь домой в таком виде? — я снова посмотрела на ее каблуки. — Вызовешь мне такси? — Хорошо. Когда я отправила Милу домой, усадив в такси и заплатив водителю за всю дорогу, решила переговорить с Вороновым. Под ненавидящим Лидочкиным взглядом, я прошла к его кабинету и постучала в дверь. — Войдите! — Кость, привет, — нерешительно поздоровалась я. Неловко, но пора было кончать с нашими прятками. — Элис, заходи, — он кивнул на кресло у своего стола, и я в него села. — Ты пришла услышать мою версию истории? — Кажется, в этом нет нужды. Мила сама во всем созналась. Я понимаю твою реакцию, но девочка влюблена. Кость, ты не должен был поступать так жестко. — Не должен был? Элис… — он шумно выдохнул, встал из-за стола и стал прохаживаться по кабинету. — Знаешь, Мила неплохая девчонка. Мне даже нравилось, что она ко мне заглядывает, особенно в последнее время. Всегда что-то придумывала, то приносила мешок гамбургеров из Макдоналдса, то морской бой, то какой-то мячик-попрыгунчик, чтобы запустить его из окна… — И запустила? — Вместе запустили. Действительно забавно. Правда, когда он поскакал по машинам, и они все засигналили, уже не было так смешно. — Мила выдумщица, — улыбнулась я. — Сегодня она пришла ко мне с физикой. Попросила помочь с задачками. Мы сели на диван, я стал объяснять решение и даже не заметил, как она распахнула свой плащ. А я ведь еще удивился, почему сразу его не сняла… — А что под плащом?.. — нахмурилась я, надеясь, что мои опасения не оправдаются. — Полупрозрачный корсет, трусики, чулки и пояс. Ты же понимаешь, что такое белье ничего не скрывает… хм… наоборот, демонстрирует все прелести, — Костя прикрыл глаза и покачал головой. — Элис, у меня не было выбора. Я должен был пресечь на корню подобные выходки, пока это не зашло слишком далеко. — Слишком далеко? Хочешь сказать, что мог бы?.. — Нет, что ты?! Я не об этом. Мила еще ребенок. К тому же… — он выжидающе посмотрел на меня и грустно усмехнулся, — к тому же, я все еще люблю тебя. — Кость… — вымученно простонала я. — Знаю, мы уже обо всем поговорили и решили. Просто Мила меня никак не может заинтересовать. — Понимаю, — вздохнула я. — И думаю, ты прав. Возможно, будь ты обходительнее, она сочла бы это признаком того, что ты сдаешься. — Непросто у нас все с тобой, Элис, да? — Костя снова сел за свой стол. — В меня влюбилась несовершеннолетняя школьница, я люблю тебя, ты страдаешь по тому, кто с другой. — Давай не будем об этом… — Хорошо, — он быстро взял себя в руки, снова становясь адвокатом Вороновым. — Сегодня я улетаю в Сочи по делу. Вернусь рано утром в пятницу. — В пятницу? — переспросила я, ведь отлично помнила, что на этот день было запланировано слушание по разводу Акуловых. — Да, но к двенадцати успею. Самолет прилетает в семь утра. Даже домой заскочу переодеться. — Ты уже решил, как поступишь? — Я и не сомневался, — расплылся в улыбке Воронов. — Выложу весь компромат и заставлю этого гада раскошелиться. Будет знать, как угрожать беззащитным девушкам. — Кость, я все-таки волнуюсь… — Не надо, Элис, — он взял меня за руку. — Со мной Акулов не станет связываться. — Хорошо. Поговорив с Костей, я почувствовала легкость. Мне безумно не хватало его дружбы, и было страшно, что бывший жених затаил обиду. В бюро на меня косо смотрели, и я начала думать, что и Воронов, слушая злопыхателей, изменился по отношению ко мне. Это было не так. Мой благородный Костя, как всегда, был выше сплетен и пересудов. До конца рабочего дня я старалась не показываться из своего кабинета, а вечером решила дождаться, пока бюро опустеет. Я уже шла к лифтам, как услышала чьи-то голоса в зале совещаний. Движимая обычным женским любопытством, я тихо подошла к двери и заглянула в щелку. За большим круглым столом сидел Кирилл Олегович с нотариусом и еще одним юристом, они в полголоса что-то обсуждали и, судя по их конспирации, затеяли недоброе. Но адвокатские интриги Воронова-старшего меня интересовали в последнюю очередь, поэтому я не стала вслушиваться в их разговор и ушла. Как оказалось на следующий день, это стало моей ошибкой. Было время обеда, когда мне позвонили из клиники, где лежала мама и попросили срочно приехать. По телефону врач ничего не стал объяснять, сказал лишь, что случилось что-то серьезное. Я бросила все дела, хотя их было не так уж много, и помчалась к маме. Самые дурные мысли лезли в голову, но я не могла и предположить, что произошло на самом деле. — Алиса, здравствуйте! Хорошо, что вы приехали, — Иван Васильевич, мамин врач встретил меня на пороге клиники. — Что случилось? Маме плохо? Она что-то с собой сделала?! — быстро поднимаясь по ступеням, вопросила я, пугаясь чересчур взволнованного вида мужчины. — Нет-нет, не переживайте. С ней все в порядке, — постарался успокоить меня он. — Дело в том, что к вашей маме приехал друг, солидный, хорошо одетый мужчина. Они вышли на прогулку в сад, а потом… хм… В общем, этот человек опоил вашу мать. — Опоил? Но как вы это допустили?! — Алиса, я уже объяснял вам, что наша клиника не тюрьма. Мы не ограничиваем общение пациентов, не держим их взаперти. Человек должен сам захотеть избавиться от своей напасти, наша задача — мотивировать. Думаю, Элеонору Викторовну намеренно соблазнили алкоголем. — Не понимаю, как это возможно… Кто это был? — Скорее всего, этот человек пронес с собой алкоголь, пригласил вашу маму на прогулку в сад и там, в укромном уголке напоил. Мы не видели, как он ушел. Обнаружили Элеонору Викторовну спящей в беседке. — Кто был этот человек? Вы же всех гостей отмечаете? — Да, это был Кирилл Воронов, ее коллега.