Помни о жизни

Он неподвижен. Ни сдвинуть, ни унести. Тень. Человек в тени, словно рыба в сети. Иосиф Бродский, «Натюрморт»

      Василисе показалось, что она нырнула в тягучую, липкую воду; горло перехватило, перед глазами завертелись хороводами чёрные точки… А потом она вынырнула, судорожно хватая ртом воздух. «Вода» забрала с собой всё, что можно, и девушка некоторое время сидела на ледяной земле, закрыв глаза и тяжело дыша. Мысли клубились в голове; она ничего не помнила. Ничего не могла понять.       Она ощущала только своё дыхание, отдающееся колючей дрожью в груди.       …Лишь в какой-то момент, повинуясь резкому, подобному догорающей звезде воспоминанию, она крепко прижала руку к груди, ощутив, как под ладонью лихорадочно бьётся живое сердце.       Она почувствовала от этого странное облегчение, но — не более… Ощущая темноту — заполненную чем-то бесформенным пустоту — внутри себя, она открыла глаза и, взглянув на свою белую руку, замерла в изумлении. Потом, медленно подняв голову, она осторожно огляделась.       Мир вокруг словно растянулся, расплылся, утратил все яркие цвета. Тёмный, в обрамлении слабого зелёного цвета воздух опутывал её, деревья и тяжёлые каменные надгробия бестелесной паутиной.       …Сердце под рукой яростно забилось, и Василиса, рывком вскочив на ноги, попятилась, но вдруг замерла, упершись во что-то твёрдое и жёсткое. Чуть повернув голову, она увидела высокую могилу и, вдруг поддавшись ещё одной горячей вспышке в памяти, наклонилась, разглядывая вырезанное имя на надгробии.       Сознание всколыхнулось, и Василиса, словно сквозь время, ясно услышала чем-то знакомые голоса:       — Твой… жених?       — Не помню.       А потом ещё один, уже явно свой собственный, живой, перекрывающий все другие, выбивающий из-под зрения надпись на надгробии:       — Верни меня…       Она умерла. Василиса судорожно схватилось за горло, и усилием подавила слёзы.       Но она же… живая?       Или нет?       Стало страшно. Страшно до безумия. Василиса почувствовала, как страх разливается по венам раскалённой лавой, пробирает под собой всё… Вдруг захотелось лечь на ледяную землю, свернуться калачиком, чтобы было тепло и… просто укрыться от всего. Заснуть.       Умереть.       Девушка крепко зажмурилась.       Нельзя, нельзя думать о смерти. Это грех.       Она медленно, но как-то нервно выдохнула, всё ещё не в силах выровнять дыхание, и открыла глаза, оглядев вспыхнувший перед ней мир более осмысленным взглядом.       Где она?       Память работать отказывалась, и девушка лишь помнила (или ощущала?) только перекрученные, яростные чувства: гарцующий по сознанию горячий страх, боль и одиночество. Безжизненную пустоту и всеохватывающее равнодушие. И надежду, которая — вдруг почувствовала Василиса — начинает забивать всё остальное…       А потом перед внутренним взором вспыхнули белоснежные листы бумаги…       Книга! Она здесь из-за Книги!       …Ноги сами понесли её; словно разум, что-то вспомнив втайне от Василисы, приказал бежать — через кладбище, старательно огибая могилы и пригибаясь под тяжёлыми, закачавшимися от внезапного ветра ветвями деревьев.       …Он постепенно усиливался. В какой-то момент Василиса просто замерла, задохнувшись, поймав всем телом один из безжалостно-ледяных порывов. Он вспыхнул огнём под кожей, распахнул рукава.       Ледяной. Могильный.       Василисе показалось, что она медленно, пусть и ненатурально околевает. Словно чья-то сила, злая, безжалостная, пытается пригвоздить её к земле, удержать здесь, на этом странном кладбище. Навсегда. Навечно.       Всё равно это когда-нибудь произойдёт.       …И девушка поняла: вернее, догадалась. Она здесь — в точке невозврата. Вот она — могильная тьма, что ждёт после смерти.       …Но почему же так холодно?.. Потому что она живая?..       …И вдруг среди мелькающих деревьев взметнулась чёрная резко увеличивающаяся точка. Когда она оказалась слишком близко, Василиса, не сбавляя шага, вскрикнула и просто закрыла лицо руками, словно надеялась таким образом спрятаться.       Неожиданное «препятствие» буквально снесло её с ног, и Василиса с размаху рухнула на ледяную землю. Наперебой с испугом она, не отнимая от лица рук, вдруг с изумлением услышала, как «чёрная точка» разразилась целым букетом красочных возмущений:       -…смотреть надо… кар-р… куда несёшься!. Я тут летаю, ищу хоть одну живую душу… кар-р… а они тут по кладбищу бегают… — Василиса осторожно повернула голову и, оперившись руками на землю, привстала. Рядом с ней, яростно колошматя крыльями воздух, прыгала ворона.       — В смысле «они»? — осторожно спросила Василиса, чувствуя, как сознание пронизывает новая вспышка испуга.       — Как, кто? — ворона прыгнула ближе, обдав Василису холодным воздухом. — Этот… кар-р… любить женских журналов! Пронёсся мимо… кар-р!.. чтоб ему пусто было, даже не поглядел! А потом…       — Погоди-погоди! — Василиса, поморщившись, быстро села и обхватила руками колени. Память кольнуло новое воспоминание, за которое Василиса уцепиться просто не успела… Вздохнув, она решила начать с малого. — А ты… кто?       Ворону этот вопрос сначала обескуражил, а потом привёл в ярость: она закрутилась волчком, подняв волну пыль, заставившую Василису закашляться.       — Ещё одна! Кар-р! Тот ничего не помнит, я ничего не помню, эта теперь ничего не помнит… кар-р!! Все умные, а никто ничего не помнит и не понимает!! — она взлетела на ветку ближайшего дерева. — Зара я! За-ра! Ферштейн?!       Василиса подавила желание рассмеяться. Страх с появлением вороны как рукой сняло, напряжение чуть спало; теперь Василиса боялась только того, что ворона её бросит.       — Смешно ей, — продолжила ворчать ворона, переминаясь с лапки на лапку. — Лыбиться… кар-р… сидит. Тьфу! — и вдруг замерла, уставившись на Василису огромным карим глазом. Человеческим. — Живая? Кар-р… В мире мёртвых — живая… кар-р… да? А там?       Улыбка слетела с губ Василисы. Живая, да. Здесь, да…       Значит, книга не оживила её: просто вывернула на изнанку... Здесь изменилось всё: начиная от мира… заканчивая самой девушкой.       ...Слёзы подкатили к глазам, и Василиса прижала ледяные пальцы к щекам, сдерживая желание разрыдаться. Не сейчас. Не сейчас...       — Зара… куда пробежал этот?.. — она вдруг смутилась. Сознание клубилась пеплом внутри неё, рисуя нужный — она не сомневалась в этом — образ. И он совсем не подходил прозвищу, которое дала ему Захарра.       Слишком он… пугал. Наверное…       — Куда-куда… кар-р… куда-то… не помню, — Зара вдруг пристыженно умолкла, опустив широкие крылья. Василиса понимающе улыбнулась.       …Впрочем, можно было и не отвечать: взгляд Василисы вдруг привлёк горящий чёрный свет, вдаривший струёй в небо с той стороны, откуда она пришла. Из того места. Где её могила...       Так значит, он там...       Девушка вскочила с земли, глядя на страшно чернеющий луч свет широко открытыми глазами... И вдруг сорвалась с места, кинувшись к нему.       — Кар-р?!. — ворона камнем ухнула с ветки, а потом неуклюже поднялась в воздух, постепенно набирая высоту. — Нашли… кар-р… самолёт!..       …Василису понёс вперёд не немой бесформенный страх — нет: охватившее напряжение, горькое предчувствие...       Пазл воспоминаний медленно складывался в памяти, заполняясь в первую очередь писаными кровью словами на белоснежных странницах…       Василиса боялась одного: умереть раньше, чем добежит.