Я приехал ради Вас

Граф не раз отмечал, что когда Андрей улыбался — а такое явление было хоть и редким, но имело место в их общении — то он будто молодел. Был ещё один факт, о котором Ростов отчёта себе не отдавал да и вряд ли бы когда-то этот самый факт признал. Когда ему удавалось вызвать улыбку у Андрея, то душу Николая наполняло теплое счастье. Разумеется, сперва граф ощущал некую неловкость из-за непривычной обстановки. В Богучарово было не так, как в полку, и не так, как в Москве, что Николай нашёл через некоторое время весьма приятным. А общество Болконского не наскучило ему и через пару недель. Установившиеся за это время отношения можно было назвать дружбой. По крайней мере, Ростов считал Андрея своим другом. Почти с первых дней пребывания у князя Николай с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера Болконского: он запросто улавливал малейшие изменения в настроении мужчины и всегда чувствовал, как лучше поступить. Уйти или остаться, высказаться или промолчать. Ростов не знал, как это объяснить, да и требует ли это объяснений, но, проводя всё больше времени с Болконским, он всё сильнее разочаровывался в своей сестре. И это было странное чувство, оно не нравилось молодому человеку, потому что напоминало своеобразное предательство: ведь Николай любил Наташу, а, значит, должен был принимать её любой, а вместе с этим и любой её выбор. Так что изначально Ростову абсолютно не хотелось сравнивать двух избранников сестры, но он не смог удержаться от этого. Он помнил то общество, к которому принадлежал Курагин. И он помнил самого Анатоля, хотя, слава Богу, близко с ним не был знаком. Впрочем, пересекались они лишь раз и то — из-за Долохова, который активно использовал Анатоля в своих целях. Произвести какое-либо положительно впечатление Курагин не сумел и оставил после себя неприятный осадок, заставив Ростова почувствовать себя так, будто бы он провёл максимально бездарно целых пятнадцать минут своей жизни. Впрочем, так и было. Наверное, с девушками Курагин был другим: иного объяснения тому, что он понравился Наташе, у Николая не находилось. Одним утром Николаю пришло письмо из дома: писала Соня, рассказывала, что Наташа до сих пор сама не своя. Просила скорее вернуться, но Ростов поймал себя на мысли, что совсем не хочет покидать Богучарово. Это можно было в какой-то степени принять за эгоизм, однако это не было им до конца. Николай оставался здесь и потому, что сам хотел, и потому, что необходим был Болконскому. «У Наташи есть Соня, маменька, папенька, Петя, в конце концов. А кто есть у него? Разве что книги и собственные мысли. Нет, не могу сейчас уехать, нельзя,» — думал про себя молодой граф. Он поджал губы, отложил бумагу, не желая сейчас писать что-то в ответ и, как это бывало, пришёл в кабинет князя, который в это время обычно разбирался с делами имения. В этот вечер Андрей, окончив дела, удалился в кабинет, чтобы привести себя и мысли в порядок. Князь не знал, где сейчас Николай, и он вдруг подумал, не разыскивают ли еще графа дома или же на фронте? Но не желая рассуждать об этом более (и мысленно понимая, что Николай не должен был здесь оставаться так долго), Болконский отмахнулся от подобных мыслей и взглянул на бумаги, неаккуратно лежавшие на столе. Там же находилось письмо в конверте из дорогой французской бумаги, подписанное именем государя. Князь недоверчиво взглянул на него, абсолютно не имея желания читать и предпринимать какие-либо действия сейчас, но чувство долга взяло верх: на желтой бумаге почерком императорского секретаря был выведен приказ о сборе военного совета в Петербурге. Дата была обозначена — Андрею оставалось не больше недели на то, чтобы закончить все дела и постараться разобраться с Ростовым. Мысль о том, что он не мог уехать просто так, затоптать свои чувства и не вспоминать про мальчишку, острой иглой впивалась в разум. Как только он закончил чтение, дверь слегка скрипнула, и сквозь проем скользнула фигура графа.  — Что-то не так? — тихий голос Николая в эту секунду прозвучал слишком громко в голове Андрея. Он поднял голову, стараясь успокоить сердце, которое не ускорялось, но билось о ребра с диким эхом, как будто сотрясая все тело. Андрей заговорил спокойно и чётко, как говорил всегда. Только Николай успел почувствовать, что князя полученное письмо не порадовало, даже несмотря на то, как умело скрывал Болконский свои эмоции.  — О, нет, мой друг, всё в порядке, — Андрей замолк на секунду, — письмо о военном совете от государя. Через две недели нужно будет быть в Петербурге. Услышанное вызвало в душе Ростова немыслимое до сей поры огорчение и, в какой-то степени разочарование. Он искренне любил Родину, он был безумно предан государю… Но он не хотел так скоро расходиться с Болконским. В который раз этот человек заставлял мешаться чувства Николая, что, по правде, слегка даже пугало молодого графа, который до этого момента определённо точно не поставил бы под сомнение важность приказов императора. Болконский посмотрел на собеседника — в выражении лица, которое Николай, напротив, никогда не умел подделывать, мелькнуло некоторое огорчение, но Андрей не придал этому никакого значения. — Впрочем, не так важно, у меня есть неделя, чтобы закончить дела перед отъездом. Если же вас ждут дома или вы сам хотите ехать — я вас не держу, — князь почувствовал удовлетворение от своего спокойствия и равнодушия, но через секунду добавил, немного тише, — Впрочем, я буду не против, если вы составите мне компанию на остаток дней в Богучарове. — Андрей чувствовал растущее смущение, но не давал ему воли. Равнодушный тон для Андрея был донельзя естественным, и Николай успел к этому привыкнуть, хотя подобное изредка его задевало. Как сейчас, к примеру. Но слова Болконского, добавленные немного тише, заставили Николая широко и открыто улыбнуться своей обаятельной улыбкой. — Раз вы не против, то я предпочту остаться, — отозвался Ростов, отвесив шутливый поклон. — Не хотите ли выпить? У моего отца, старого князя, здесь в погребах должны быть остатки лучших вин Франции, Испании и России, и я бы пожелал разделить наслаждение ими в хорошей компании. Ростов на секунду задумался, но почти тут же принял предложение со свойственным ему энтузиазмом: — От такого будет грехом отказаться. Не то, чтобы Николай сильно хотел вина или алкоголя в принципе, но отказать князю было выше его сил. Ростову показалось, что он согласился бы на всё, что бы ни предложил ему Болконский. И из-за возникшей подобной мысли он вдруг смутился и чуть сконфузился, однако мужчина уже вышел из кабинета, так что не мог видеть таких резких и явных перемен в лице друга. Не до конца понимая, зачем именно он предложил Николаю выпить, Андрей подозвал своего лакея и приказал принести пару бутылок вина двадцатилетней давности из погреба. Болконский пил очень редко и не любил этого, потому что, несмотря на внешнюю физическую устойчивость, организм князя был слишком чувствителен к алкоголю, из-за чего последствия опьянения могли быть не самыми приятными. Он выходил из-под самоконтроля, становился мягче, эмоциональней и гораздо чувствительней, и мысль о таком состоянии выводила его из себя. Но он уже предложил, и Николай уже согласился, а значит, уйти от этого он не мог. Выйдя из кабинета, он направился в гостиную, двигаясь скорее инстинктивно, чем осознанно. Его мысли были о безумно красивой улыбке Ростова, которую он увидел в тот момент, когда сказал, что не будет против, чтобы Николай остался. В груди что-то начало давить и расширяться, и его лицо тронула та мягкая улыбка, которой он всегда улыбался только своим мыслям. Повернувшись на каблуках, он хотел свернуть на лестницу, но вместо этого неаккуратно споткнулся о ступеньку, еле вернув себе обратно состояние равновесия. Резко его лицо приобрело обыкновенное — равнодушное и слегка презрительное — выражение, он огляделся, чтобы убедиться, что никто не видел ни его промаха, ни тем более — его улыбки. Все же спустившись, он вышел в просторную гостиную, в которой было не так много мебели, потому что она и не требовалась: стояло два бархатных красных кресла и такой же диван, а перед ним деревянный столик с резными ножками. Прислуга в Богучарове была строго вышколена, поэтому две бутылки лучшего испанского вина и два хрустальных бокала уже стояли на том самом столике, и была полная тишина: служащие уже по взгляду и интонации Болконского могли понять, что в этот вечер ни его гостя, ни его самого нельзя беспокоить. Этот вечер отличался от обыкновенных вечеров, которые Андрей проводил последние две недели, только разве что наличием алкоголя. Но призыв надо было как-либо отметить — глупая формальность. Князю не хотелось обсуждать никакие политические новости, но не хотелось и философствовать, поэтому он дал волю Ростову и только слушал его, изредка вставляя колкие комментарии. Николай, казалось, не пьянел вообще; он лишь слегка раскраснелся после двух бокалов, доказывая что-то то ли Болконскому, то ли самому себе. В какой-то момент Андрей вообще перестал его слушать, под влиянием алкоголя он чувствовал, как все его тело становилось ватным, перед глазами медленно плыло, и он лишь улавливал голос графа, смотрел исподлобья на его порозовевшие от красного вина губы, разметавшиеся русые волосы и все такие же ясные, голубые, похожие на небо Аустерлица глаза. Ростов однозначно пьянел медленнее, чем Андрей, а алкоголь не бил ему в голову так сильно, как было прежде: раньше стоило немного выпить, и сразу же просыпалась резкая пылкость, что не всегда приводило к хорошим последствиям. Сейчас он оставался спокойным по собственным меркам, хотя стал ещё более разговорчивым и веселым. Спустя несколько бокалов Ростов вдруг поднялся из кресла и, выйдя из гостиной, вернулся туда через несколько минут, продемонстрировав Болконскому колоду в одной из своих рук. Болконский всегда относился с недоверием и презрением к азартным играм и не играл даже на интерес, но сейчас он был под влиянием сразу двух выводящих его из строя вещей, поэтому после недолгих уговоров он согласился, но не мог удержаться от того, чтобы не поставить свое условие: проигравший должен будет выполнить одно желание выигравшего. Разум почти кричал ему о том, что он творит, но сейчас Андрей не слушал его, отчего-то слишком уверенный в том, что так и должно быть. Прошла пара часов, полуночный свет луны пробивался сквозь занавески, но сталкивался с огнем свечей и тускнел, растворяясь в душной гостиной. Взгляд Андрея еще сильнее мутнел, но видимо его интеллектуальные и стратегические способности были выше, чем у Ростова, поэтому три партии к ряду, несмотря на то, что возможности были, Николай все равно в итоге сворачивал не туда и проигрывал, как будто делал это специально. — Третья партия из трёх. Думаю, желание за мной, — одна мысль, которая посещала Болконского на протяжении последних нескольких дней, мелькнула и сейчас в разгоряченном рассудке, и он, сам того не ожидая от себя, улыбнулся той же дневной улыбкой, даже не задумываясь, что рядом Ростов, который мог понять, что что-то не так. — Ну же, князь, и чего же желает ваша душа? — Ростов откинулся на спинку, и Андрей почему-то легко дернул плечом. Мелькнувшая мысль не давала пути другим, а если и давала, то самым дурацким, которые не могли даже соревноваться с этой единственной мыслью, которая волновала князя сильнее, чем что-либо. Болконский поднял взгляд серых глаз и в упор взглянул на молодого графа, с вызовом смотревшего на него. Он снова зацепился взглядом за черты Николая, за покрасневшие скулы, за светлые брови, за маленькую родинку над губой. Тянущее чувство разлилось по всему телу от груди до кончиков пальцев. — Поцелуйте меня.