Я приехал ради Вас

Николай видел, как дыхание князя сбилось, глаза потускнели, будто наполнившись неприятным осознанием ошибки, и это так сильно кольнуло Ростова, что ему захотелось отшатнуться и выбежать прочь. Но Болконский опередил графа: с опущенной головой, словно стыдясь всего произошедшего, Андрей покинул комнату. Без спешки, но быстро, без суеты, но резко. – Простить... Только вот за что, когда сам виноват? – в пустоту задал вопрос Ростов. Его раздирали противоречивые чувства, которые сейчас напоминали стаю голодных гиен, прибежавших к падали: эмоции сникли и умерли, оставив после себя лишь жёсткий осадок, скребущий душу. Чувства же до сих пор бились в судорогах где-то на задворках, но реанимировать их было некому. Однако Николай знал, что они не погибнут. Слишком живучи, чтобы так просто исчезнуть. Поэтому волнения не было. Стыда тоже не ощущалось, хотя тело оказалось сковано лёгкой неловкостью. Николай с угрюмым видом, не находя нужным останавливать князя или же теперь самому куда-то сбегать, уселся на пол прямо рядом со столом. Было неудобно, однако это ни капли не смутило Ростова, а напротив слегка порадовало. Он бы с удовольствием начал биться головой об стену, проклиная свой неугомонный нрав, но это могло потревожить Болконского, если тот решил запереться в своей спальне. Поэтому нельзя было позволить себе подобной выходки, хотя хотелось очень сильно. Хотелось носиться по комнате, что-нибудь звонко и красиво разбить, покричать, но Николай просто продолжал сидеть на полу. Разве что он развернулся лицом к окну и теперь бессмысленно смотрел в зимнее небо, которое стало более голубым, но оставалось обыкновенно-тусклым и не привлекающим Николая ничем. Почему он не отводил взгляда от белесого полотна, Ростов не знал. И тут совершенно неожиданно, как часто это бывает, идея родилась сама собой. Образовалась она не из чего-то определённого, чего в голове на данный момент и вовсе не было, а появилась идея из того самого осадка, что создал уже плотный, непроницаемый слой. Свою роль сыграла и обстановка, которая вдруг показалась безумной тяжёлой, причём до такой степени тяжёлой, что этот груз нельзя было вынести. Его можно было лишь скинуть со своим плеч, чтобы быстрее оставить позади и забыть, как страшный сон. На Николая начал давить весь кабинет: его невысокий потолок, стены, стоящая мебель, даже огромное окно, казалось, лишь нагнетало, хотя вид из него по-прежнему оставался прекрасным. Прекрасным, но бессмысленным и одиноким. Николаю больше не хотелось видеть небо, хотя граф понимал, что скрыться от него не выйдет, если он хочет сделать то, что только что решил. Ростов велел запрячь себе лошадь, после сходил переодеться, и, не дожидаясь обеда, на который вряд ли пришёл бы князь, Николай покинул пределы имения. Он задумался над тем, что Андрей, возможно, захочет узнать, куда направился граф, но то ли от досады, то ли от ещё более неприятного чувства, сдавливающего горло и губящего мысли, Ростов не стал ничего уточнять для прислуги, а тем более не стал просить что-либо передавать. Граф гнал коня по белой ленте дороги, но в его голове до сих пор не было и намека на мысль о прощании с Болконским. Может, он сейчас и стремился куда-то вдаль от Богучарова, но он также прекрасно осознавал, что стоит достичь незримой черты, как он повернёт тут же без колебаний назад и вернётся туда, где ему было тепло. Черта оказалась перед началом кленовой рощи. Николай остановился и спрыгнул с лошади. Он подвел животное к одному из ближайших деревьев и привязал к нему. Вечер, плавно перетекающий в ночь, был морозным, чистым и необыкновенно приятным, скорее всего потому, что ему удалось почувствовать свободу, которая не имела описаний. Ясность покинула зимнее небо, которое затянуло покрывалом в лиловых тонах. На покрывале, словно узор, растянулись перистые облака, имеющие тёмный, дымчатый отлив. Они плыли медленно, и могло показаться, что вовсе застыли на одном месте, как неаккуратные брызги от краски. Ветер стих. Хрустящий под ногами снег также приобрёл фиолетовый оттенок, перестав слепить своей белизной, хотя и делая вечер более светлым. Николай смотрел на оранжевую полосочку солнца, проступающую сквозь серые ветви деревьев. Она быстро начала гаснуть, словно тлеющий уголь. Ростов перевел взгляд на клёны, начав рассматривать их голые кроны. Он невольно заметил, что на концах веток сохранились черешки носиков, так что создавалось впечатление, будто ветви дерева заканчиваются тонкими капиллярами. Было очень тихо, по-мёртвому тихо. Граф не задержался здесь, не мог себе позволить неспешных прогулок по лесу, когда тот, кем были всё это время заняты мысли, оставался так далеко. Ростов даже успел пожалеть, что оставил поместье Болконского и поспешил назад. Всю обратную дорогу его терзала тяжёлая неопределенность: он долго и усердно думал, что сказать, но так и не решил, что подойдёт для такой ситуации.