The lust

***

— Что это было? — Хосок стоит у двери в ванную и ждет, пока Юнги стянет с себя мокрую одежду. — Я упал в бассейн, — отмахивается Мин. — Нихуя ты не упал, ты сам нырнул, только почему ты не вынырнул? Юнги, серьезно, я переживаю, — озабоченно говорит Хоуп и передает другу свежую одежду. — Не надо, не переживай, потому что не о чем. Я не идиот, чтобы топиться, просто заигрался, вот и все, — Юнги выходит из ванной и босыми ногами шлепает к шкафу. — Мне твоя помощь нужна, я в клуб иду ночью с Чонгуком, и мне надо выбрать, что надеть, — Юнги начинает освобождать шкаф прямо на постель. Закончив, он недовольным взглядом окидывает гору одежды на кровати и переходит к другому шкафу.  — Послушай, — Хосок хватает Мина за запястье и дергает вниз, заставляя присесть на кровать. — Вначале, все это было смешно и прикольно, но сегодня утром он нырнул за тобой в бассейн перед всей своей семьей и прислугой. Теперь ты собираешься с ним в клуб. Я знаю, что между вами происходит какая-то хуйня, и знаю, что ты мне не все рассказываешь, но пожалуйста, будь осторожен. Он лично мне ничего плохого не делал, но он мне не нравится, и я за тебя беспокоюсь, — говорит Хосок, и Юнги даже не по себе. Он впервые видит Хоупа настолько серьезным, и его это пугает. — Я сам не знаю, что происходит, — говорит Мин. — Да, я тебе не говорю все, потому что мне неудобно, не по себе от этого, точнее от того, насколько все это неправильно, но он мне нравится, Хосок, очень нравится, — Юнги опускает голову к груди и смотрит на свои бледные пальцы. — Он поцеловал меня ночью, а сегодня утром я поцеловал его, и самое ужасное, что я хочу еще, — Юнги встает на ноги и идет к окну. — Он всю жизнь надо мной измывался, и я все время это напоминаю себе, но меня тянет к нему. Невыносимо тянет. — Все нормально, — Хоуп подходит к другу и хлопает его по плечу. — Я понимаю. Просто будь осторожным, люди ведь так резко не меняются. — Я постараюсь, — говорит Мин и идет обратно к постели. — Кстати, где вы были с Чимином? Я вас на десять минут оставил, а когда вернулся, лежаки были пустые, — Юнги продолжает рыться в одежде и отбрасывает в сторону все, что кажется ему неинтересным. — Ну, мне нравится Чимин, — хмыкает Хосок. — И я ему об этом сказал. Юнги отшвыривает в сторону очередные не понравившиеся ему джинсы и, повернувшись к другу, удивленно на него смотрит. — А он? Он тебе врезал? — Юнги подходит ближе и всматривается в лицо Хоупа в поисках синяков. — Он меня поцеловал, — бурчит Хосок, и лицо парня заливается краской. Мин так и стоит с разинутым ртом, не в силах поверить в сказанное другом. — Ахуеть, — наконец-то, выговаривает Юнги и возвращается к выбору гардероба. Еще час парни придумывают, что же все-таки надеть Мину в его первый поход в ночной клуб в Сеуле, и долго обсуждают двух братьев, свалившихся им на голову. После долгих раздумий парни останавливают свой выбор на узких кожаных брюках, черной тонкой полупрозрачной футболке и черном пиджаке. Закончив с выбором гардероба, Юнги предлагает Хосоку остаться на ужин, но тот, сославшись на срочные дела, уезжает. Семь часов вечера. До приезда Чонгука два часа. Юнги нехотя ковыряется вилкой в тарелке с пастой, нервно поглядывает на часы на стене и абсолютно не слушает, о чем говорят за столом Мона и Суран. Юнги переживает. Внутренности сводит судорогой, стоит только подумать, что через какие-то сто двадцать минут приедет Чонгук. Приедет за ним и заберет с собой в клуб. Мину приходится сделать несколько глубоких вдохов подряд, отмахнуться от Моны, спрашивающей про его самочувствие и, извинившись, подняться к себе. Юнги не помнит, в ожидании чего он в последний раз так сильно переживал. Эта горючая смесь предвкушения и животного страха расползается внутри, сжимает дыхательные пути и закрывает доступ кислороду в легкие. Юнги мечется по комнате, в сотый раз переворачивает гардероб, но вдруг понимает, что если так пойдет и дальше, то нервное напряжение его убьет. Он ложится в постель и думает о том, что нужно абстрагироваться. Надо перестать думать о бездонных черных глазах, перестать думать о его губах. Юнги и не замечает, как в борьбе с самим собой тихо засыпает. Просыпается он в половине девятого и в ужасе подскакивает с постели. Через полчаса приедет Чонгук, а Мин еще даже в душ не заходил. Юнги, спотыкаясь о разбросанные по комнате вещи, забегает в ванную и становится под воду. После душа он сушит волосы и создает на голове художественный беспорядок. Надев на себя выбранную одежду, Юнги думает, что все-таки у Хосока отличный вкус. Юнги очень нравится свое отражение в зеркале. Мин надевает свои любимые сережки и, разбавив образ браслетами, идет к выходу. Прямо в коридоре он сталкивается с судя по всему идущей к нему Моной. — Привет, — улыбается сестре парень. — Ты меня ищешь? Мона останавливается напротив Юнги и не моргая смотрит на брата несколько секунд. — Ты так выглядишь… по-другому, — говорит девушка. — Значит, это правда? Ты идешь в клуб с Чонгуком? — Юнги отчетливо слышит нотки обиды в голосе сестры. — Ну да, — Мин сам не знает, почему ему неудобно перед ней. — Это нечестно! — вдруг взвизгивает Мона и чуть ли не топает ногой по полу. — Это меня он должен был взять с собой! Почему ты? Почему тебя он позвал? — Мона, перестань. Ты слишком мала, чтобы ходить по клубам, — говорит Юнги первое, что приходит на ум. Он не знает, что говорить сестре и, вообще, как себя вести с женщинами на грани истерики. — А ты не мал? — шипит она в лицо парню. — Как это вдруг получилось, что теперь он тебя в клубы приглашает, из бассейна вытаскивает? Как? — Юнги чувствует исходящую из девушки темную волну враждебности и даже делает шаг в сторону. — Что изменилось-то? Ты ведь тот же Юнги, которого он заставлял есть с пола! Как у тебя это получилось? Расскажи мне, как ты смог так близко к нему подойти? — не унимается Мона. Юнги не знает, что ей сказать. Он и вправду не знает, что изменилось и как так получилось. — Мне надо идти, потом поговорим, — выпаливает Мин и быстрыми шагами идет к лестнице. Уже спускаясь вниз, он слышит обрывками, как оставшаяся одна Мона все равно продолжает повторять, что «это нечестно». Юнги заходит на кухню, чтобы выпить сока, но до холодильника не доходит — ему звонит Чонгук. Сказав короткое «выйди», старший отключается. Мин отказывается от идеи выпить и на негнущихся ногах идет в сторону выхода. На пару секунд замирает у двери, сжимает казавшуюся ледяной металлическую ручку на двери и не может набраться смелости ее повернуть. Вздрагивает от повторного звонка Чонгука и, выдохнув, открывает дверь. Стоит выйти во двор, как Юнги видит машину Чонгука. Ламборгини брата не заметить невозможно: черный, поднявший двери, как крылья, авентадор напоминает своего же хозяина — такой же дикий и опасный. Юнги делает глубокий вдох и, надеясь, что за ним никто сейчас из дома не наблюдает, идет к машине. Стоит Мину опуститься на сиденье, как дверцы опускаются и щелкают, словно говорят: «Ты попался, Юнги. Дороги назад нет и выхода тоже». Чонгук разворачивает автомобиль и выезжает со двора. Как только машина проезжает ворота, то к ней присоединяются два внедорожника, и все три автомобиля вливаются в ночной поток на трассе. С момента, как Юнги сел в автомобиль, Чонгук ни разу на него не глянул: молча крутит руль и периодически меняет музыку. Юнги тоже не смотрит на брата, нервно теребит подол футболки и только краем глаза замечает, что Чонгук одет в темно-бордовую рубашку, расстёгнутую на груди. Рукава рубашки закатаны, обнажая сильные руки, и Мин резко отворачивается вправо — лучше смотреть на дорогу, чем любоваться проступающими на руках Чонгука венами и вспоминать, как он этими же руками вжимал его в дверь, а потом в шкаф. Чонгук нарочно не смотрит на Мина. Он уже насмотрелся сквозь лобовое стекло, пока младший шел к машине, и ему хватило. Прозрачная футболка с низким вырезом, обнажающая ключицы словно дразнит, требует пойти дальше, еще и эти слишком узкие брюки, в которых ноги Юнги смотрятся просто идеально. Чонгук даже представляет, как будут смотреться лодыжки брата в его ладонях, когда он будет разводить эти стройные ноги в стороны — идеально. Чону тяжело находиться в таком тесном пространстве с Мином, он поздно понимает, что за младшим надо было послать машину, а не мчаться из офиса в особняк, чтобы самому отвезти. Даже воздух в салоне автомобиля тяжелый: он пропитан смесью их запахов, его любимого парфюма и карамелью с лаймом. Чон не знает, почему от Юнги пахнет карамелью, но именно такой вкус у его губ, и сейчас старший отчетливо слышит этот запах. А лайм — это гель для душа младшего, именно так пахнет Юнги обычно после душа. От мысли, что несколькими минутами ранее Юнги был под душем, Чонгук начинает возбуждаться, приходится абстрагироваться и начать говорить: — Расслабься, я хочу, чтобы ты развлекся, а ты будто на казнь едешь, — усмехается Чон и указывает взглядом на руки Мина, которые будто еще чуть-чуть и порвут футболку. — Если тебе не понравится, мы уедем, не переживай, насильно я тебя там держать не буду, — продолжает старший и, остановив автомобиль на светофоре, поворачивается к Мину. Лучше бы не поворачивался. Юнги сталкивается с ним взглядом, снова отворачивается к окну и считает про себя, сколько секунд осталось до зеленого. Чонгук не отрываясь смотрит уже на профиль младшего и еле сдерживается, чтобы не протянуть к нему руку. Юнги нереально красив. Не бывает таких. Его красота не бросается сразу в глаза и совсем не та, про которую пишут в модных журналах, и она точно не отвечает всем тем «стандартам». Хотя, блять, кто их придумал? Спросите у Чонгука, какие у красоты стандарты, и он ответит не задумываясь — Юнги. Он прекрасен в своей нестандартности. И он опять лижет свои губы. Чонгук возвращает внимание на дорогу и давит на газ сразу же, стоит красному только моргнуть. Юнги продолжает теребить футболку, нервно кусает губы и почти не дышит. Все нутро разрывают эмоции, кровь с бешеной силой скачет по венам, и Мину кажется, еще чуть-чуть, и он откроет дверь на полном ходу и выскочит из автомобиля. Сидеть рядом с Чонгуком невыносимо тяжело. Находиться так близко к нему невозможно. Мин не понимает, чего он хочет — подвинуться ближе или убежать далеко-далеко, где его точно не найдут. Этот клубок терзающих его мыслей не дает сердцу успокоиться, а парню расслабиться. Младший чуть не вздрагивает, когда Чонгук накрывает ладонью его теребящие подол футболки руки и сжимает их. — Я же попросил, не нервничай, — говорит старший и сильнее сжимает чужие руки. Чонгук усмехается про себя, заметив, как обе руки Юнги помещаются в его ладони, и его это даже умиляет. Юнги не двигается, рук не отнимает и, вообще, как будто не дышит. — Ну же, — хрипло просит Чон и большим пальцем проводит по запястью Мина. Юнги думает, что интимнее жеста не бывает. Он начинает краснеть и, чтобы окончательно не ударить в грязь лицом, резко выдергивает руки из ладони Чона. — Не буду, — говорит он и смотрит куда угодно, только не на брата. Чонгук достает из кармана сигарету и прикуривает. Он уже понял, что отвлечься не получится, когда рядом сидит тот, кого хочется прижать к любой горизонтальной поверхности и наслаждаться. Обнажать эту кожу по чуть-чуть и проводить по ней губами, не оставить без внимания ни один миллиметр. И губы. Эти блядские губы уже трое суток снятся Чонгуку. Ему кажется, он мог бы не есть и не пить, а насыщался бы только одними этими мягкими, податливыми губами. Поэтому лучше покурить, занять свои руки, и позволить дыму разъедать легкие, раз уж младший разъедает всю душу. Юнги понемногу начинает расслабляться. Стоит Чонгуку потерять к нему интерес, как Мин откидывается на сиденье и с интересом разглядывает мелькающие за окном витрины магазинов. Машины уже въехали в центр, и минут через десять ламбо подъезжает к гостинице JW Marriott. Юнги уже выяснил, что именно на предпоследнем этаже гостиницы сегодня открывается лаунж-клуб Cypher. Хосок долго ругался на его открытие, объясняя, что в клубах надо танцевать, а Cypher больше позиционирует себя как место, где можно просто отдыхать, попивая дорогие коктейли и слушая музыку. Чонгук объезжает здание и паркуется у черного входа, сегодня перед отелем много гостей и папарацци, а это угрожает не только безопасности главы клана, но и его нервам. Первыми из автомобилей выходят телохранители, и только потом Чон поднимает двери ламбо. Стоит ему выйти из машины, как он, обойдя ее, берет Юнги за локоть и быстрыми шагами проходит внутрь отеля и сразу идет прямо к лифту. В лифт они заходят вместе с охраной. Чонгук поправляет выбившиеся пряди в зеркале и, повернувшись лицом к брату, одними губами произносит «расслабься». Стоит лифту оказаться на нужном этаже, и парни в кольце охраны идут в сторону VIP зон, где Чонгука уже ждёт Намджун и пара знакомых ребят. И девушек. Юнги коротко кивает незнакомцам и садится на диванчик. Ему кажется, что стоило им войти, и даже музыка затихла, все внимание обращено на Чонгука, и Юнги ловит какое-то извращенное удовольствие от того, как с обожанием и где-то со страхом смотрят на его брата. Чонгук сильный и харизматичный, ему и делать ничего не надо — он просто стоит, а от него волнами исходит вся эта сила и мощь, которые заставляют других становиться на колени. Он тут бог, король, владыка, и все это признают и добровольно идут на поклон. Закончив здороваться, Чонгук обращается к компании за столиком и представляет Мина. — Мой брат Юнги, — объявляет он друзьям и продолжает стоять у столика, о чем-то переговариваясь с Кимом. Юнги неудобно, он чувствует себя не в своей тарелке. Он вообще не понимает, на что он надеялся — что они будут с Чонгуком вдвоем, что за столиком брата не будут сидеть девушки… Юнги мысленно обзывает себя идиотом и начинает изучать коктейльное меню. Он понимает, что брат со своим другом говорят про него, ибо Юнги краем глаза ловит бросаемые этими двумя на него взгляды. Мин заказывает подошедшему официанту свой любимый коктейль, к которому его приучил Таро, и решает расслабиться. Минут через пятнадцать Чонгук, наконец-то, закончив общаться с другом, идет к Мину. Старший присаживается рядом и косится на бокал в руке Юнги. — Я смотрю, ты времени даром решил не терять, — усмехается Чон. — Ты же сказал, что хочешь, чтобы я развлекался, вот я и стараюсь, — спокойно отвечает Мин, мысленно благодаря достаточно громкую музыку, сквозь которую дрожь в его голосе брат, возможно, не заметит. — Только не переусердствуй, — смеется Чонгук и, встав, идет к соседнему диванчику, наконец-то, осчастливив полуголых девушек, до этого взглядом пожирающих старшего. Чонгук сидит прямо напротив в окружении липнущих к нему фанаток. Намджун опускается на диван рядом с Юнги, остальных двух парней Мин не знает. Одна из девчонок из кожи вон лезет, чтобы внимание Чонгука от нее не отвлекалось, и у нее это неплохо получается. Рука Чона лежит на ее обнажённом бедре, и как бы Юнги не хотел на это смотреть, но он видит, как периодически брат сжимает пальцы на ее бедре или поднимает руку выше. Юнги не понимает, зачем она надела юбку, так как Мин, сидя напротив, прекрасно видит ее красное белье. Юнги ревнует. Чувствует, как ревность, словно болотная жижа, тянет его на дно. «Это нечестно», кричала ему в коридоре Мона, и кажется, сейчас Мин ее понимает. «И это нечестно», думает он. Обида концентрируется где-то под грудной клеткой и шипит змеей, ледяными пальцами держит лицо Юнги, заставляя смотреть на эту горячую ладонь на проклятом колене. Встать бы и оторвать ему руки, ведь, сука, он же знает, не может не знать, как бы Юнги это ни прятал и ни давил в себе, Чонгук ведь знает, как младший к нему тянется, зачем тогда привел сюда, почему лапает ее перед ним… Нарочно… Осознание приходит, как вспышка. Он делает это нарочно, он мучает младшего. Хотя вряд ли… Вспышка сразу тухнет, оставляя за собой едкий дым, разъедающий глаза: много чести для Мина. Это скорее обычное поведение Чонгука. Юнги весь сдувается, понимает, что он слишком многое на себя берет, думая, что представление рассчитано на него, и отворачивается от компании напротив. Юнги сразу же натыкается взглядом на сидящего рядом и медленно попивающего виски Намджуна. Мин думает, что у него уже паранойя, но он точно видит в глазах Намджуна что-то такое, что словно доказывает, что Ким все знает. Старший точно заметил, как Юнги смотрит на брата, и Юнги вспыхивает, опускает взгляд на пол и решает до конца ночи не смотреть на Кима. Девчонка уже чуть ли не на коленях Чонгука, а Юнги повторяет коктейль. Она смеется куда-то ему в шею, и Мин допивает свой лонг чуть ли не залпом. «Похуй, — думает Мин. — Я в лучшем клубе города и сижу за столиком самого Чонгука, пусть делает, что хочет». Алкоголь делает свое дело, и Юнги понемногу окончательно расслабляется и даже охотнее отвечает на вопросы сидящих рядом друзей Чонгука. Одна из девчонок подсаживается к Мину и долго восхищается цветом его волос. И Юнги даже втягивается, но ненадолго — алкоголя ему больше не приносят, а предлагают только безалкогольные коктейли. Чонгук включил старшего брата, а Юнги с ним спорить не хочет, да и напиваться тоже. Он посасывает через трубочку свой безалкогольный мохито и как раз рассказывает девушке про гонки в Японии, как к ним подходит Чонгук. Девушка сразу же встает и отходит, и на ее место садится брат. — Тебе скучно, я вижу, но так развлекаются взрослые, — усмехается Чонгук и делает глоток из бокала в руке. — Главное, чтобы тебе было весело, — не сдерживается и язвит Юнги. Чонгук подсаживается ближе и смотрит так пристально, что Юнги решает, что в следующий раз точно откусит себе язык. — Мне главное, чтобы ты был рядом, чтобы я тебя видел, а ты здесь, значит мне хорошо, — медленно, не отрывая взгляда, произносит Чон и отставляет бокал на столик. Воздух снова накаляется: чем ближе двигается Чонгук, тем дальше отодвигается Юнги. Мин даже смотрит на Намджуна в поисках помощи, но тот пожимает плечами и идет к соседнему диванчику. — Хочешь, я отвезу тебя домой? — спрашивает Чонгук. «Хочу, чтобы меня кто-то отвез домой, а не ты: не вынесу столько времени с тобой наедине. Хочу, чтобы ты меня поцеловал. Хочу прижаться к тебе, хочу твои руки на своих бедрах.» — Нет, все в порядке, — отвечает Юнги и тянется к своему бокалу. Чонгук возвращается на противоположный диван. И только потом, кажется, Юнги начинает снова дышать. Мин больше не смотрит в сторону брата, не хочет позволять свернувшейся в клубок в груди ревности выпустить свои шипы. Не хочет видеть этих прижимающихся к нему девиц и поддающегося их ласкам Чонгука. Увольте. Лучше пить свой коктейль, качать головой в такт музыке и изображать полное безразличие к тому, что происходит прямо перед глазами. Юнги чувствует вибрацию в кармане брюк и достает телефон. Техен: "Как там моя-твоя собака :)" Юнги неосознанно улыбается и уже в следующую секунду сам же стирает свою улыбку, заметив, как на него смотрит Чонгук: таким взглядом резать можно. Юнги: "Хорошо, валяется на моей постели, скоро я на полу спать буду :)" Техен: "Я ее понимаю :) Что делаешь?" Юнги только собирается набрать смс, как понимает, что Чонгук уже стоит рядом. Мин поднимает взгляд на брата и вопросительно смотрит на него.  — Ты в лучшем клубе города, а сидишь в телефон втыкаешь, — кривит губы в улыбке Чон. Хотя это и не улыбка вовсе, а скорее оскал. — Я домой хочу, — резко отвечает Юнги и убирает телефон в карман. — Если ты не против, то я пойду. Юнги и вправду хочет уйти из этого резко ставшего душным клуба и завалиться спать — на сегодня эмоций ему достаточно. Организм рядом с Чонгуком быстро устает. Мин не привык к таким «американским горкам», и присутствие старшего выматывает. Лучше поехать домой, поиграть с Холли и поспать. Только когда спишь, можно ни о чем, а главное, ни о ком не думать. — Ты так подорвался, будто тебя там кто-то ждет, — ядовито бросает Чонгук. — Спать хочу, — бурчит Мин и пытается обойти брата, но Чонгук ему этого не позволяет, хватает за запястье и выпаливает: — Я сам тебя отвезу. — И оставишь всех этих жаждущих твоего внимания людей? — Юнги сам не понимает, почему он резко превратился в язву, но остановиться не может. — Меня интересует внимание одного конкретного человека, я сам его привез и сам увезу, — усмехается Чон, пропуская Мина первым в лифт. Чонгук заходит следом, охрана остается на этаже. — Без охраны? — удивляется Юнги. — Они будут внизу, — говорит Чон и подходит ближе, заставляя Юнги упереться спиной в стенку. — Не стой так близко, — в горле пересохло, Юнги с трудом даются слова. Мина знобит, а Чонгук только провоцирует, смотрит, как готовящийся к прыжку хищник, и даже облизывает губы в предвкушении. — Не могу, — говорит Чон до того, как утянуть младшего в поцелуй. Поцелуй выходит жестким и глубоким, словно они не виделись вечность, словно одичали друг по другу и, наконец-то, дорвались. Чонгук мнет чужие губы, терзает рот и сильнее вжимает хрупкое тело в себя. Пробирается ладонями под пиджак Мина, гладит поясницу, сильно сжимает бедра и дуреет от жара, исходящего от мелкого. — Чонгук, — шепчет ему в губы Мин, еле отрываясь, но снова попадая в плен чужого языка. Чону крышу рвет от одного своего имени с этих губ, он хочет, чтобы Мин повторил, чтобы еще раз так его позвал. — Пожалуйста, не надо, — Юнги пытается выбраться, но Чонгук сильнее вжимает его в зеркальную стену, яростнее вгрызается, играет с языком, и Юнги горит в этом огне. Старший распаляет, а младший поддается, плавится, чувствует, как кипит кровь в сосудах. Сам обвивает руками его шею, сам притягивает и сам целует. Чонгук протягивает руку и не глядя набирает другую комбинацию на панели управления лифта. Юнги не замечает, хотя если бы и заметил — не среагировал. У Юнги внутри Антарктида, покрытая толстым слоем льда пустошь, и сейчас один за другим эти льдины откалываются, уходят айсбергами в океан и тают там. Потому что Чонгук распалил внутри такой пожар, который потушить может только он сам. Младший цепляется пальцами за мощные плечи, за шею, съезжает по стене вниз и снова поднимается, удерживаемый сильными руками. Чон переходит на горло, не думает о последствиях, оставляет там засосы, кусает ключицу, вылизывает, и стоит дверцам лифта раскрыться, как, взяв уже невменяемого младшего за руку, ведет его по длинному коридору к нужной ему двери. Только оказавшись внутри номера люкс, сознание Юнги возвращается и мигающие красные буквы в голове приобретают конкретное очертание — нельзя. Но вновь здравомыслие отброшено за границы сознания, ибо губы Чонгука на его губах, а руки на теле, его возбуждение давит на бедра, и земля снова уходит из-под ног. В этот раз буквально, потому что Чонгук, подняв младшего, опускает его на постель и сразу придавливает своим телом, не давая опомниться. Мин пропускает момент, когда с него стаскивают пиджак, он занят своими ощущениями, точнее тем, как проснувшийся внутри впервые вулкан пускает по его венам раскалённую лаву. Юнги хочется больше и совсем не хочется выбираться. Чонгук на нем, он вокруг, он внутри, он везде, но его мало. Юнги чуть ли не воет от того, насколько ему хочется его близости, его тела, его прикосновений, оставляющих под собой вспенивающиеся ожоги. Чонгук сам еле держится. Одним движением стаскивает с Мина футболку и замирает, ловит помутневший от страсти взгляд напротив, опускает глаза ниже и давится воздухом… Эта кожа, эта нежная, почти прозрачная кожа, о которой он мечтает последние сутки, и, наконец-то, он до нее дорвался, наконец-то, может ощутить ее под руками, провести ладонями, прильнуть губами. И Чонгук все это делает, не теряет ни секунды, нагибается, проводит языком от шеи до пупка и повторяет, вжимает дёрнувшегося было в сторону Юнги в постель и всасывает сосок, мокро целует, играет языком, втягивает в себя и отпускает. Юнги млеет, трется о Чона, хнычет, пытается стащить с него рубашку, но Чонгук сам ее скидывает и целует в губы. Кожа к коже, ни миллиметра между, контраст белой кожи Юнги и смуглой Чонгука сводит с ума. Юнги сильнее обнимает брата, смотрит на свои руки на чужих плечах, видит огонь безумного желания в глазах напротив, и кажется, этот огонь сжигает и его самого. Чонгук внутри распадается на атомы, тонет в захлестнувших его чувствах и с трудом фокусирует взгляд. Мальчик под ним невероятно сладкий, он как тягучая карамель и в миллион раз слаще того, что он представлял: обжигающий, льнущий, тающий в руках. Чонгук такого не видел, не встречал, кажется, он никогда не хотел никого так сильно, как хочет его. Чонгуку хочется делать все медленно, хочется смаковать и тянуть этот момент, но Юнги не позволяет, он одним своим призывным взглядом посылает все идеи о нежности к чертовой матери. Юнги продолжает кусать свои уже искусанные Чонгуком губы, тяжело дышит и смотрит сквозь упавшую на глаза мокрую челку. Смотрит так, что у Чонгука внутренности прошибает током, и кажется, что он даже чувствует запах собственной паленой плоти. Вот оно то самое «до» и «после». Именно в этот момент Чонгук понимает, что Юнги стоит всего, абсолютно всего, что ради него можно поставить на алтарь — и косых взглядов, и бизнеса, и даже того, чтобы проиграть спор. Младший прекрасен в своем смущении, в своей страсти, прекрасен во всем, и Чонгук хочет больше, но не меньше. Он снова нагибается к Мину, проводит языком по его губам, поднимается к скулам и, не отвлекаясь, одним рывком стаскивает с младшего брюки вместе с бельем. Поглаживает стройные ноги и шепчет на ухо вмиг сжавшемуся и смутившемуся парню слова успокоения. Чонгук уверен, что он не первый. Да, и Юнги сам вроде особо этого не скрывал. Но сейчас он ведет себя так, что снова Чонгуку хочется действовать осторожно и нежно. Хотя держаться очень тяжело, хочется раздвинуть эти ноги и засадить уже до упора, двигаться грубо и глубоко, доводить чуть ли не до криков. Сминать, подчинять, ломать, делать своим. Но нет. Юнги ребенок, и он боится — Чонгук это видит: первая пелена страсти сошла, и мелкий смотрит сейчас напугано и постоянно сжимает колени. Чонгуку даже не по себе, но разрывающее его желание не дает до конца проявиться этому чувству, отправляет его на задворки сознания, запрещает о чем-либо думать. Чонгуку дышать тяжело, член болезненно ноет и пульсирует, он расстёгивает свои брюки и стаскивает их с себя. Юнги увидев, что Чон раздевается, начинает отползать, но старший притягивает его обратно под себя. — Не бойся, котенок, я не сделаю тебе больно, обещаю. Целует, не дает Юнги ответить, топит его слова в поцелуе. Играет с шариком на чужом языке, посасывает и сильнее вжимает парня в постель. Чонгук обхватывает ладонями лодыжки Юнги и, подтянув под себя, широко их разводит. Тянется к тумбе у кровати, достает смазку и, выдавив на пальцы, начинает размазывать ее между ягодиц Мина. Стоит холодному гелю коснуться его там, как Юнги снова дергается, умоляюще смотрит, и пойди пойми, чего в этом взгляде больше: «отпусти» или «трахни». Чонгук решает, что второе и аккуратно вводит первый палец. — Больно не будет, немного только, потерпи, ну же, — шепчет Чонгук, нагнувшись вплотную, и глубже проталкивает палец. Чон с ума сходит от тихих всхлипов и от раздирающих его плечи и руки ноготков. Держит младшего железной хваткой, пока тот снова пытается соскочить с пальца, все не успокоится. — Я так тебя хочу, блять, ты даже не представляешь, как. Ты меня с ума сводишь, — продолжает он шептать на ухо, всасывает мочку и вводит второй палец. Юнги только всхлипывает, жмурится до звездочек перед глазами и цепляется пальцами за простыни. Больно, невероятно больно, а это еще пальцы. Юнги видел член Чонгука, и он не хочет, уже не хочет его в себя. Снова дергается, пытается соскользнуть, но Чонгук давит на живот и глубже насаживает на пальцы, уже сколько их в нем, черт знает, Юнги чуть ли не воет от боли. Он весь концентрируется на разрывающей боли внизу и не удерживает вскрика, когда Чон разводит пальцы внутри. — Пожалуйста, — выгибается Юнги, — не надо… Остальное тонет в громком стоне, стоит Чонгуку приставить головку и медленно толкнуться внутрь. Старший замирает, вылизывает чужой подрагивающий кадык и дает ему время привыкнуть. Как же в нем узко и горячо, как же крышесносно, терпеть нет сил, Чонгук тягуче медленно выходит и снова загоняет свой член, чуть ли не рычит от затапливающего с головой желания. Он еле сдерживается, чтобы не сорваться на бешеный темп и не втрахивать этого блядского мальчишку в постель, чтобы кричал, умолял, плакал, просил больше и глубже. Чон, не в состоянии сдерживать внутреннего зверя, зарывается лицом в ключицу дрожащего в его руках парня. — Расслабься, позволь мне двигаться, ну же, малыш, — хрипло шепчет ему Чон и, приподнявшись на локтях, всматривается в его лицо. Мин, закусив нижнюю губу, смотрит на люстру на потолке, облизывает проколотым языком сухие губы и пытается. Честно пытается расслабиться, но выходит с трудом, боль режет его на двое, Мин чувствует себя нанизанным на вертел, и кажется, его сейчас проткнет насквозь. Лучше послушать Чонгука. Он начинает ровно дышать, расслабляет конечности и коротко кивает, разрешая Чонгуку двигаться. Чонгука два раза просить не надо. Сперва он двигается медленно, выходит почти до конца и снова повторяет. В какой-то момент Чон толкается под другим углом, и Юнги стонет по-другому, не от боли. Старший продолжает долбиться так же, и уже Мин сам обхватывает его ногами, соединяет сзади пятки и сильнее прижимает, заставляя входить до конца. Юнги выгибается до хруста в позвонках, чуть ли не рвет скомканную в руках простынь на части и стонет уже громко и так пошло, что Чонгук думает записать бы его стоны на телефон и кончать только от этого. Так лучшие порно актрисы не стонут. Юнги вгрызается в подушку, сам насаживается, до кровавых полумесяцев впивается ногтями в плечи брата и смотрит так блядски, что Чонгук звереет. Вбивается, рычит, сжимая в руках тонкую талию, оставляет следы своих пальцев на молочных бедрах и кусает, везде, где может. Юнги в долгу не остаётся: он хрипит, закатывает глаза, скулит, стоит Чонгуку хоть на секунду снять его со своего члена. Чонгук слизывает слезы, скатывающиеся по вискам Мина, продолжает двигаться размашисто и глубоко и наслаждается стонами и хрипами мечущегося в его руках мальчишки. Чонгук не дает Юнги прикоснуться к себе, убирает его руки за голову. Мин чуть ли не плачет, прикрывает руками лицо и снова выгибается дугой от резкого толчка в руках брата. Тот вертит им, как хочет, будто Юнги — пластилин, и Чонгук лепит из него, что хочет. — Ты кончишь от моего члена внутри, никак иначе, — хрипло шепчет он ему в ухо и, обхватив Мина за талию переворачивает лицом вниз. Приподнимает бедра и, не дав парню опомниться, снова вгоняет в него свой член. Юнги зарывается лицом в подушку, скулит от желания прикоснуться к себе, но Чонгук все также держит его руки и методично натягивает на себя до упора. — Пожалуйста, — просит Мин. — Чонгук, прошу. Чонгук дуреет от этого голоса, свое имя, выстанываемое Мином, ложится музыкой на слух. Он остервенело вбивается в парня под собой, с ума сходит от плотно сжимающих его член мышц и не насыщается этим телом. Еще пара толчков под правильным углом, и Юнги, сжав в зубах кончик подушки, а в себе Чонгука, натягивается струной и с протяжным стоном кончает. Чонгук от одного вида кончающего парня не сдерживается и изливается следом. До синяков на бедрах вжимает младшего в себя и, двинувшись еще несколько раз внутри уже по своему семени, выходит и ложится рядом. Только сейчас до старшего доходит, что он даже не воспользовался презервативом. Как же ему крышу снесло, что он вообще ни о чем не думал, кроме того, как быстрее оказаться внутри и ощутить Юнги полностью и целиком. Юнги сворачивается калачиком, все еще подрагивает и Чонгук не знает — это от накрывшего его оргазма или осознания того, что произошло. Чон поворачивает парня на бок и прижимает к себе, и Юнги идет, сам идет в руки, кладет голову на грудь, обхватывает рукой поперёк и елозит, занимая удобную позу. Чонгуку кажется, что только что его собственное сердце ухает куда-то вниз и разбивается на тысячу осколков. От такого Юнги хочется выть раненым зверем. Он такой маленький, и, главное, столько доверия в каждом его жесте, в каждой неумелой ласке и каждом взгляде, что Чонгуку хочется ослепнуть, лишь бы не видеть эту безграничную преданность в его глазах. Но будто этого мало, Юнги добивает: — У меня никогда никого не было, и я рад, что ты у меня первый. Чонгук умирает. Кажется, в сотый раз за эту ночь. Будто он не знал, будто не понял этого сразу же, стоило стащить с Мина футболку, но если до этого он мог себя убеждать, что ошибается, то теперь уже нет. Юнги не лжет, и Чон это знает. Это короткое признание ломает Чонгука напополам, превращает в бесхребетное нечто — иди и живи теперь с обрубком души. Чонгук сильнее прижимает младшего к себе, зарывается носом в эти мятные волосы и продолжает умирать, мучительно, долго и медленно. Заслужил, Чонгук это заслужил. Заслужил выплевывать кусками свое собственное сердце, давиться ненавистью к себе, потому что только что совершил самую большую ошибку в своей жизни. Лучше бы выехать на встречку на скорости 260 км/час. Удар, скрежет и мясо. Зато все бы кончилось, а теперь живи с этой мясорубкой внутри, без шанса это прекратить. Мин Юнги нельзя было трогать. Он как музейный экспонат: к нему прикасаться грех, пачкать его своими грязными руками и губами — грех. Юнги — восьмой смертный грех, и Чонгук начал свою дорогу в ад именно с него. Мин затихает, и Чон понимает, что он уснул. Осторожно выбирается из цепко обхвативших его рук, натягивает на себя брюки и, достав из кармана сигареты, идет к окну. Впускает внутрь прохладный ночной воздух, позволяет ему обнять свой обнаженный торс, надеясь унять и успокоить то кровавое месиво внутри. Затягивается никотином, несколько раз подряд бьется лбом о косяк и, выбросив недокуренную сигарету, идет к огромному трюмо напротив постели. Достает мини камеру, спрятанную за вазой. Вытаскивает карту памяти, несколько секунд вертит в руке, потом усмехается и коротким щелчком пальцев ломает ее на двое и отбрасывает в сторону. Закрывает окно, возвращается в постель и, подтащив к себе Юнги, зарывается носом в его волосы и засыпает.