***
Юнги бы долго еще сидел на полу гостиной брата и упивался своей болью, если бы не телохранитель Чонгука, вставший над душой и требующий Мина на выход. Мин буквально соскреб себя с пола и медленными шагами направился за охранником. Всю дорогу до особняка он пытается собрать и склеить по кусочкам все то, что разрушил брат, найти ту самую уничтоженную Чонгуком точку опоры, пытается успокоить ноющее сердце, но все безуспешно. Юнги не знает, что делать, к кому пойти, у кого попросить помощи, как вырваться из этого порочного круга, где Чонгук — боль, а Юнги — сосуд, который брат раз за разом наполняет своей ненавистью, агрессией и нелюбовью. Из дум Мина вырывает пришедшее на телефон смс: Техен: «Я помогу тебе. Просто скажи "да", и я вытащу тебя из его лап». Юнги долго перечитывает эти два предложения, горько усмехается и снова блокирует телефон. Минут через пять экран мобильного снова загорается, и Юнги снова открывает чат: Техен: «Я все время думаю о тебе, вроде это так глупо — зацикливаться на другом человеке, но я не могу ничего с этим поделать. Я вижу, что ты читаешь мои сообщения, просто знай, что ты мне не безразличен и я сделаю даже невозможное, чтобы помочь. Просто позволь мне быть рядом». Юнги блокирует телефон и утыкается лицом в спинку переднего сиденья. Шофер видит через зеркало заднего вида, как вздрагивают плечи парня и слышит приглушенные всхлипы. Мужчина прибавляет звук на магнитоле и решает не мешать пареньку выплакаться. У Юнги буквально рвутся и разлетаются сдерживающие его чем-то целым ремни, и такие простые на первый взгляд слова Техена, пропитанные заботой, служат как последний щелчок. Мин размазывает слезы по кожаной обивке сидения, пользуется громкой музыкой и уже рыдает в голос. Собственный брат, своя же кровь, человек, который должен был быть самым родным, тем, кто защитит и будет заботиться, вытер об него ноги. Юнги Чонгуку сердце отдал, на блюдечке преподнес, а тот его вдребезги разбил. А какой-то чужой парень, с которым и виделся Мин всего пару раз, готов защищать и заботиться. От этой несправедливости хочется выть. Отчаянье бьет в виски, пульсирует, доставляет неимоверную боль, и Юнги еще больше плачет. Трет оставшийся на горле след от ремня, ногтями сдирает нежную кожу, будто физическая боль облегчит моральную. Будто, вообще, что-то способно ее облегчить. У Юнги изодранные внутренности, вывернутая наизнанку душа и огромное желание исчезнуть. Мин не понимает, как люди справляются, как они начинают все заново и начинают ли вообще… Потому что сейчас ему кажется, что с такой болью не жить, ее через всю жизнь не пронести, это слишком тяжело, и ее слишком много. Мин вряд ли справится. Уже подъезжая к особняку, Юнги утирает слезы, пьет воды из любезно предоставленной ему шофером бутылки и приводит в порядок свое лицо. Стоит Мину зайти в особняк, как он видит Хьюна, расслабленно попивающего виски на диване. Отец сидит в одиночестве, он даже свет в гостиной до конца не включил. Юнги знает, что Хьюн так отдыхает. Отец часто после тяжелых дней сидит в одиночестве у себя в кабинете или в гостиной и, приглушив свет, думает о своем. Решение приходит само собой. Время позднее, и им вряд ли кто-нибудь помешает. Мин понимает, что возможно получит от Хьюна очередной отказ, но попытка — не пытка. — Отец, я бы хотел поговорить с тобой, — Юнги останавливается напротив Хьюна и нервно комкает в руках подол футболки. — Судя по твоему состоянию, разговор серьезный, — усмехается Хьюн. — Пройдем в кабинет. Мин молча следует за отцом к кабинету и едва ли не сбегает, но отчаянье ему этого не позволяет. Даже если ничего не выйдет — Юнги должен попробовать. У него больше и вариантов-то нет. Хьюн садится в свое кресло за столом, а Юнги указывает на кресло напротив. Мин несколько секунд пытается подобрать слова, чтобы начать разговор, а потом, поняв, что этого не удастся, коротко говорит: — О Чонгуке. Я хочу поговорить о нем. — Я слушаю, — Хьюн ставит бокал с виски на стол и, откинувшись на кресле, смотрит на сына. — Чонгук…он…я... Отец, я не знаю, как тебе это сказать, — Юнги, опустив голову, смотрит на свои же сильно потеющие от напряжения ладони. — Говори, как есть, тем более мне кажется, я знаю, о чем речь, — говорит Хьюн и впивается взглядом в парнишку напротив. Юнги голову не поднимает, но чувствует, как горит лоб от пристального взгляда мужчины. — У нас с Чонгуком не совсем братские отношения, — выпаливает Мин и впивается ногтями в ребро ладони. — Так значит, это правда, — бесцветным голосом говорит Хьюн и залпом опустошает бокал. — Мне докладывали кое-что, но я не верил, я отказывался в это верить, — Хьюн встает на ноги и обходит стол. — Как далеко все это зашло? — мужчина подходит к мини-бару в кабинете. Хьюн вроде старается казаться спокойным, но Юнги все равно ловит нотки раздраженности в его голосе и видит, как дрожат у мужчины руки, которыми он держит бутылку с виски. Хьюн наполняет стакан до краев и идет обратно к столу. — Дальше некуда, — бурчит Юнги и вздрагивает от того, как сильно бьет Хьюн ладонью по столу. — Отец, пожалуйста, помоги мне, — Юнги впервые за вечер поднимает взгляд на Хьюна. — Умоляю, помоги. Хьюн смотрит в полные слез глаза напротив и пытается успокоить бушующие внутри эмоции, пытается ухватиться хоть за одну трезвую мысль, но пока не получается. В голове хаос. Чонгук разочаровал. Так, как никогда, так, как Хьюн и ожидать не мог. — Это было насильно? — прочистив горло, спрашивает мужчина и прячет взгляд. Хьюн столько лет возглавлял самый могущественный клан страны, на своем веку повидал разных людей и сталкивался с различными проблемами и препятствиями, видел, что с людьми делают деньги и власть, как они поднимаются и как падают на самое дно. Хьюн лично приказал убить своего родного брата и его супругу и думал, что больше ничего такого, что повергнет его в шок, он не узнает. Достаточно. И так ярко пожил. Но нет. И вот сейчас он узнает, что его старший сын спит со своим братом. Сама мысль, что Чонгук докатился до такого, прошибает позвоночник. И дело не в том, что, по мнению Хьюна, отношения с представителем своего пола уже омерзительны, и даже не в том, что кровь у них одна. Чонгук — глава клана. Он не обычный парень, который может позволить себе всё, а в семье Чон традиции свято соблюдаются. Или соблюдались. Хьюн покрывается холодным потом и, застыв в кресле, как статуя, впивается в видимую только ему точку перед собой. — Нет, — еле слышно говорит Юнги. — Я ошибся, я сделал глупость, а теперь не знаю, как мне с этим всем справиться, и мне некого просить о помощи, кроме тебя. — Я все надеялся, что это сплетни, все думал, что мои люди не так поняли… Но оказывается, правда. Я бы отдал все, чтобы это было ложью, но дело сделано, — Хьюн устало прикрывает глаза и массирует пальцами виски. — Помоги мне исчезнуть, уехать, верни меня в Японию, — просит Юнги. — Не могу, — горько усмехается Хьюн. — Я, конечно, могу посадить тебя в ближайший самолет, но ты и приземлиться не успеешь. Он найдет тебя и вернет. Мне надо поговорить с сыном, надо узнать, насколько все это серьезно, — вздыхает мужчина. — Не серьезно! — выпаливает Юнги. — Он не будет искать меня, у него нет чувств ко мне. Если я уеду, все закончится. — Ошибаешься, сынок. Тут дело не в чувствах. Он жуткий собственник и самодур… прям как я, — усмехается Хьюн. — Он вернет тебя, чтобы доказать, кто здесь главный, да и тебе потом достанется. Чонгук опасен, и в гневе он страшен, я сам иногда его побаиваюсь. Он всегда говорил, что сделает из тебя ручного зверька, а в результате, как я понял, он пытается сделать из тебя… прости, я не знаю, как это назвать… Поэтому он тебе так и не дал покровительства, чтобы творить с тобой, что вздумается. Но теперь это даже хорошо, есть место для шага назад. Будь ты под его покровительством, то тебя вообще оттуда вытащить нельзя бы было. Мне надо подумать, потому что сейчас я выхода не вижу. Одно я знаю точно — это надо заканчивать. Чонгук сам не ведает, что творит, — вздыхает Хьюн и снова возвращается к мыслям, как же прекратить эту неправильную связь своего сына. Юнги слушает Хьюна и с каждой следующей секундой все больше опускает руки. Кажется, просвета нет. Кажется, ему придется всю жизнь прожить, как домашнему питомцу его брата. Он так надеялся и рассчитывал на Японию, но сейчас, сидя в кабинете отца, Юнги кажется, что больше выхода нет, хотя… — А другой мне может дать покровительство? Допустим, есть такой человек, и он тоже глава клана, если он мне даст его? — с надеждой спрашивает Мин. Хьюн несколько секунд с подозрением смотрит на сына, задумывается и снова тянется к бокалу. Через пару минут проведенных в абсолютной тишине старший наконец-то говорит: — Теоретически, да. Если у тебя есть такой человек, то ты можешь получить его покровительство, и Чонгук тут будет бессилен, сам виноват, что до сих пор не дал тебе его. Ты, по факту, абсолютно свободен, если не учитывать, что ты представитель семьи Чон, но это не проблема. А у тебя есть такой человек? — Хьюн пристально смотрит на сына. — Кажется, я такого знаю, просто не уверен, что он согласится, — понуро отвечает Мин. — Интересно, — Хьюн не понимает, как он мог столько упустить. Каким образом он не заметил, что творится между двумя братьями, и вообще, что из себя представляет Юнги, если у него уже есть кто-то хорошо знакомый «на верхах». Мужчина решает потом со всем этим разобраться и уделять своей семье больше времени, благо «пенсия» этому как раз таки поможет. — Будь добр, поговори со своим человеком и быстро, не тяни, а с Чонгуком я сам попытаюсь разобраться, — говорит Хьюн и указывает Юнги на дверь. Мин глубоко кланяется отцу и выходит из кабинета. Он выбегает во двор и, убедившись, что «псов» брата не видно, бежит к воротам. Юнги ловит первое попавшееся такси и просит Техена назвать свой адрес по смс.***
Техен, в отличие от Чонгука, живет в особняке недалеко от центра. Стоит такси подъехать к воротам, как Мин, расплатившись, выходит из машины и, нажав кнопку домофона, ждет, когда огромные железные ворота раскроются. Двухэтажный особняк Техена абсолютно белый. У Юнги дух захватывает от красивой подсветки, отражающейся на белых стенах, и журчащих небольших фонтанчиков во дворе. Юнги вообще уже давно решил, что все, что касается Техена, производит эстетическое впечатление. И даже его место жительства не исключение. Техен встречает Юнги у двери в дом и сразу приглашает внутрь. Мин долго мнется на пороге и, несмотря на призыв Кима пройти уже и присесть, не двигается с места. — Проходи, я не кусаюсь, — смеется Техен. — Будешь что-нибудь пить? Юнги отрицательно мотает головой, и все-таки проходит к дивану и садится. — Сказать, что я удивлен — ничего не сказать, — Техен проходит к креслу и опускается в него. — Но я рад, очень рад, что ты пришел. — Ты писал, что готов помочь, ты не передумал? — переходит сразу к цели своего визита Юнги. — Нет, я словами на ветер не бросаюсь, — твердо говорит Ким. — Тогда дай мне свое покровительство, — выпаливает Юнги и замечает, как Техен глазами, полными удивления, смотрит на него. Ким даже слов первые несколько секунд подобрать не может. — Я знаю, что не имею права просить о таком и понимаю, что ты можешь отказать. Я не буду тебе мешать, обещаю, не буду обременять тебя, деньги я возьму у дяди и сниму квартиру, ты просто должен официально взять меня под свое покровительство, — продолжает Юнги и молит про себя высшие силы, чтобы Ким согласился. — Признаюсь, это было неожиданно, — все еще удивлен Техен и тянется к пачке сигарет на столе. Пока Ким курит, оба молчат. Один обдумывает неожиданно поступившее предложение, а второй молится. — Я знаю, что Чонгук тебе покровительства не давал, — начинает Техен. — И в принципе, я могу тебе его дать, просто это закончится войной с твоим братом. А межклановые войны — это последнее, чего я хочу, — Техен замечает, как тухнет огонек надежды в глазах напротив и сразу исправляется. — Я не сказал «нет», я говорю, что мне надо подумать. — Это была плохая идея, — обреченно говорит Юнги и резко встает на ноги. — Просто отец сказал, что это может сработать. Мне так стыдно, что я поставил тебя в неловкое положение. Лучше мне уже пойти, — Мин идет в сторону двери. — Отец? Ты обсуждал это с Хьюном? — Техен встает с места и идет за парнем. Юнги останавливается на пороге и поворачивается к Киму: — Да, это была его идея, он сказал, что покровительство другого может помочь, — понуро говорит Юнги. Техен снова задумывается, приводит в порядок свои мысли и, схватив Юнги за локоть, тащит обратно к диванам. — Я могу дать тебе покровительство, и я дам его тебе, — Юнги, не веря, смотрит на парня. — Просто, тут несколько условий, и одно из них болезненное. Ты готов принадлежать моему клану? Полностью лишиться семьи и даже сменить фамилию? Мин не понимает, что послужило резкой перемене в решении Техена, но чувствует, как одна мысль о том, что он больше ничего общего с кланом Чон иметь не будет, греет нутро. — Я готов на все и вытерплю все, только не отдавай меня ему, — Юнги умоляюще смотрит на Кима. — Пойдем на кухню, — говорит Техен. — Я отпустил прислугу, так что сделаю кофе, и мы все обсудим. И еще, мне надо позвонить твоему отцу и вызвать юриста клана, времени катастрофически мало.***
— Первым проверяете Чон Хосока, я думаю, он у него, — Чонгук влетает в особняк, на ходу раздавая поручения следующим за ним по пятам охранникам. — Чонгук, — окликает сына, вышедший из своего кабинета Хьюн, — зайди ко мне. — Не сейчас, отец, — огрызается Чон. — Потом. — Потом проверим Техена, и если он у него, то мой братец — идиот, — продолжает давать указания своим людям Чонгук. — Чонгук, — уже зло говорит Хьюн. — В мой кабинет! Немедленно! — Отец, — вздыхает младший. — Я сейчас очень занят, потом зайду. — Я знаю, чем ты занят! — уже кричит Хьюн. — И именно поэтому немедленно в мой кабинет! — Блять, — сквозь зубы выругивается Чон и идет к кабинету. Чонгук, прикрыв за собой дверь, прислоняется к ней спиной и ожидающе смотрит на опустившегося в свое кресло Хьюна. — Давай быстрее, у меня дел много, — говорит Чон. — Не надо искать Юнги. Я сам его отпустил, — начинает Хьюн и достает второй бокал. — Как ты смеешь? — цедит сквозь зубы Чон и подходит к столу. — Куда ты лезешь? — парень кладет ладони на стол и, оперевшись на них, нагибается вплотную к отцу. Смотрит глаза в глаза, и даже у видавшего виды Хьюна стынет кровь в жилах от этого взгляда. Сам создал и сам воспитал дьявола. — Я твой отец, щенок, поэтому сбавь тон, — шипит Хьюн, взгляда не уводит. Чонгук отталкивается от стола и, запустив ладонь в волосы, нервно ходит по комнате. — Ты не имеешь права трогать мою игрушку, — холодным угрожающим тоном продолжает Чонгук. — У нас с ним вышло недоразумение, и я сам, как и всегда, все решу. Почему ты в это влез? — он еле сдерживается, чтобы не сорваться на крик. — Я бы не лез, как и все эти восемь лет, что Юнги живет здесь. Но сейчас все по-другому, — хмурится Хьюн. — Серьезно? И что тут другого? — усмехается парень и окидывает отца презрительным взглядом. — То, что ты спишь с собственным братом, — чеканит каждое слово Хьюн, и улыбка сползает с лица Чонгука. Парень несколько секунд не моргая смотрит на отца. — Этот сученыш тебе рассказал? Пришел пожаловаться? — зло спрашивает Чон. У него дрожит подбородок, и Хьюн видит, что Чонгук на грани, еле сдерживается. — Я и так подозревал, а он мои сомнения только подтвердил. А сейчас сядь, разговор будет долгим, — Хьюн идет к бару за бутылкой, и Чонгук обреченно опускается в кресло. — Ты, Чон Чонгук, глава клана и один из влиятельных людей в этой стране. На тебя могут смотреть или с восхищением, или со страхом, другого не дано. Я думал, что все основы поведения ты впитал в себя с молоком матери, думал, что ты и сам прекрасно знаешь, что тебе можно, а чего нельзя, оказалось, я ошибся, и это самая большая моя ошибка, ведь знай я все это до передачи власти — ты бы мое место не получил, — спокойно говорит Хьюн и разливает виски. — Не драматизируй только и не угрожай мне тем, что ты уже изменить не можешь, — Чонгук опасно суживает глаза. — Заткнись и слушай, — не сдерживается и переходит на крик мужчина. — Ты не можешь так со мной разговаривать! — четко выговаривает каждое слово Чонгук. — Ты прав, не могу, учитывая, что ты тут главный, но сейчас я говорю с тобой как с сыном, а не как с главой клана, и ты будешь слушать меня и все запоминать, — Хьюн в подтверждении того, что он настроен решительно даже, бьет кулаком по столу, но на Чонгука это особого впечатления не производит. — Юнги в этом доме больше жить не будет, твою фамилию носить тоже. Более того, даже если ты расшибешься, доступа к нему у тебя больше не будет, — Чонгук слушает и с каждым словом все больше мрачнеет. — О чем ты говоришь? — тихо спрашивает Чон, все еще до конца не понимая, что выкинул его отец. — Он теперь под покровительством другого человека и принадлежит другому, а ты, я надеюсь, не настолько глуп, чтобы из-за какого-то мальчишки пойти войной на другой клан и опозорить нашу семью, — еле успевает договорить Хьюн, как Чонгук встает на ноги и, вцепившись руками в воротник рубашки отца, притягивает его к себе: — Я не понимаю! Что ты несешь? — Он теперь принадлежит клану Ким, — Хьюн обратно опускается в кресло, воспользовавшись тем, что Чонгук от последних слов расслабил хватку и отшатнулся назад. Каждое следующее слово отца режет парня на лоскутки. Хьюн не щадит, делает больнее, и с каждым его словом Юнги все дальше и дальше. Чонгуку кажется, что еще чуть-чуть и его уже и так померкшая фигурка сольется с закатом. Чонгук не дотянется, не успеет схватить. — Нет! Ты не мог так поступить! — Чонгук берет бутылку с недопитым виски и с силой швыряет ее об стену. — Ты не имеешь права! Он мой! — Чон чуть ли не воет от раздирающей нутро боли и предчувствия, что все это правда. Что случилось непоправимое. Отца хочется убить, вгрызться ему в глотку и забрать его последний вздох. — Поздно, я уже это сделал, и ты поймешь, что так лучше, когда успокоишься, — Хьюн инстинктивно отходит назад к шкафчикам, понимая насколько сейчас неадекватен сын. Мужчина, кажется, впервые видит его таким и отмечает про себя, что бы у Чонгука ни было с Юнги — это было более чем серьезно. В то же время Хьюн глубоко в душе радуется, что успел, что смог прекратить эти неправильные, омерзительные отношения. — Я не подписывал ничего, я не давал никаких распоряжений! — Чонгук снова оборачивается к отцу и последний уверен, что стол между ними помехой не будет. — Я подписал, и уже поздно что-то менять. Сынок, послушай, так будет лучше, — Хьюн осторожно обходит стол и подходит к мечущемуся по комнате, словно раненный зверь, сыну. Мужчина протягивает руку к нему, но Чонгук сбрасывает ее и прислоняется спиной к стене. — Ты будешь вести наше общее дело, добьешься высот, женишься на хорошей девушке из приличной семьи, и она родит тебе того, кто твое дело продолжит. На тебя уже хотят равняться, а дальше - больше, с твоей тактикой и чутьем у тебя блестящее будущее. Пойми, что, если пресса или наши конкуренты разнюхают про вашу связь с братом, всему придет конец. Нет, мы не потеряем все то, что у нас есть, но от грязи не отмоемся. Юнги не стоит этого, ничто и никто не стоит. Главное — наше имя и честь. То недоразумение, которое у вас произошло с Юнги, сотрется. В тебе сейчас говорит чувство собственичества, но ты ведь Юнги ненавидишь с самого первого дня, как я его привел, так что подави свой дух соперничества с Техеном и занимайся тем, чем должен, — пытается успокоить сына отец. Чонгук смотрит пустым взглядом в стену напротив и почти не слушает. Все, о чем он думает, что Юнги ушел, и кажется, в этот раз насовсем. — Это не соперничество, и я его не ненавижу, а ты, отец, сделал ошибку. В наказание, с этой минуты я лишаю тебя доступа в дела клана и объявлю об этом с утра на совещании. Ты с этой минуты теряешь право голоса, и твоя подпись отныне не имеет юридической силы. Ты пошел против меня, принял самостоятельное решение, не поговорив со мной, и именно поэтому отныне твое слово — ничто в клане. Во всем остальном, ты все еще мой отец, — кривит губы в усмешке Чонгук и идет на выход.***
Почти час ушел на церемонию принятия в клан. Так как Юнги не принадлежит официально другому клану, не находится под чьим-либо покровительством, и его опекун (Хьюн) лично дал согласие на его переход под покровительство Техена, церемония заняла очень мало времени и не потребовала присутствия большего количества людей. И вот спустя час Юнги официально стал принадлежать клану Техена и после небольшой церемонии в присутствии юриста клана Ким и главы безопасности Техена принял его покровительство. — А татуировка обязательна? — спрашивает Юнги, сидя на диване в гостиной Кима. — Да, — отвечает Техен. — Символ Чонгука и его клана — Дракон. А у нас тигр. Я не буду набивать тебе такую же, как у меня на всю спину, но хотя бы небольшого тигренка тебе набьем. Это, считай, твоя визитная карточка. Он даст тебе силы и будет оберегать. Не улыбайся, это и вправду работает, — смеется Техен и отвлекается на шум во дворе. — Четыре утра, и почему это я уверен, что знаю того, кто сейчас поднял на уши всю мою охрану, — хмыкает Ким и встает на ноги. В следующую минуту в дом заходит Чонгук, за ним следует Намджун. Охрана Техена, проводив гостей, сразу же покидает особняк. — Надо же, какая идиллия, — язвит Чонгук. На Техена он не смотрит — буравит взглядом вжавшегося в диван Юнги. — Иди ко мне, котенок, — резко меняет злость на нежность Чонгук и подзывает Юнги. Мин шумно сглатывает и в панике смотрит то на Техена, то на Чонгука. — Тебе здесь не рады, — Ким останавливается напротив Чона и меряет его холодным взглядом. — Я не к тебе пришел, так что отойди, не то подвину, — шипит Чонгук, и Юнги замечает, как брат сжимает ладони в кулаки. — Он теперь принадлежит мне, и ты не имеешь права к нему подходить, а если попробуешь, то все кланы Восточной Азии будут знать, что ты нарушаешь правила и традиции. А что за этим последует, ты и так прекрасно знаешь, — хмыкает Ким. — Сука, — цедит сквозь зубы Чон. — Он ребенок, мозгов нет, а ты воспользовался. Он ведь не знает, что ты за урод, не знает, с кем связался. — Все было по согласию и, кстати, твоего отца тоже, — издевательски тянет Техен. — Моему отцу на Юнги плевать, ему главное избавиться от него, но я все равно его заберу. И поверь мне, для этого войны не понадобится, — говорит с насмешкой Чонгук. — Только попробуй, — Техен становится вплотную к Чонгуку и говорит так тихо, что Юнги уже ничего не слышит. — Я расскажу этому малышу, как его любимый братец сделал его сердце трофеем в игре и то, что трахнул ты его из-за клочка земли в Тегу. Можешь не сомневаться. И возвращать тебе потом будет уже нечего. Не думаю, что наш малыш с этим справится, не думаю, что такое поднимет. Так что давай, спусти на меня своих псов, нарушь все правила и забери его. Только в этой игре уже победивших не будет. Если ад и есть, то он сейчас в глазах Чонгука. Техен буквально чувствует лижущие его кожу языки пламени и точно видит себя, сгорающего в этом огне живьем. Чон выдыхает сквозь сжатые зубы, отрывает взгляд от Техена и снова смотрит на младшего. — Юнги, — Чонгук отталкивает Кима, делает шаг к дивану и сразу же замирает, заметив, как дернулся брат. — Малыш, пойдем домой, ты все еще можешь уйти со мной. — Не может! — возмущается Техен и тоже делает шаг к Мину. Чонгук на Кима не реагирует. Нервно облизывает свои вмиг пересохшие губы, пытается унять бушующее нутро, не сорваться, не подбежать к Мину. Юнги его боится, и Чонгук это видит. Младший все больше вжимается в спинку дивана, подбирает ноги и смотрит так затравленно, что Чонгуку дышать трудно. Легкие будто заливают жидким свинцом, и каждый вздох несет смерть, каждый выдох — жизнь, чтобы умереть снова. И он умирает раз за разом и снова воскрешается. — Маленький… — вздох. — Пожалуйста, — треснуто. И столько мольбы в этом «пожалуйста», что Юнги даже вздрагивает. Смотрит непонимающе на брата и до крови кусает внутреннюю сторону щеки. Чонгук не умеет просить, никогда не просил. — Не глупи, пошли со мной, — Чон делает еще один шаг и игнорирует возмущение Кима. Юнги бледный совсем, нервно сжимает пальцы и, часто-часто моргая, смотрит на брата. — Юнги… — Чонгук, уже не останавливаясь, идет к дивану. Мин с него срывается, но Чон перехватывает его поперек, вжимает в себя, заводит тонкие бледные сопротивляющиеся руки за спину и смотрит в глаза. Не знает, что и как сказать. Как объяснить ребенку, что без его присутствия рядом Чонгук дышать не будет, что мысли о нем будут сжирать его изнутри, что по венам вместо крови течет яд, и Чонгук будет умирать. Медленно и мучительно, потому что противоядие от этого яда одно, и глаза у него бездонные, и пальцы тонкие-тонкие, а губы карамельные, кожа нежная совсем — сильнее поднажми и трескаться будет, и сам он весь хрупкий и маленький, можно на груди спрятать. Чонгук обо всем этом думает, но озвучить не может. Чон смотрит на бледное лицо, и его прошибает всей этой концентрированной болью в глазах напротив. Юнги сам будто клубок, сотканный из боли. Она сочится сквозь кожу, пропитывает все, до чего дотягивается, но Чонгуку не страшно, потому что отныне он тоже боль. Юнги выпутывается из словно обжигающих его прикосновениями рук и бежит к Техену. Чонгук не срывается за ним, прослеживает взглядом, давится своим подскочившим к горлу сердцем, стоит Техену заботливо задвинуть ищущего в нем заботу младшего за себя и, кивнув Намджуну, идет к выходу.***
По дороге домой за рулем Намджун. Чонгук сидит на переднем сиденье Range Rover и, прислонив голову к стеклу, молчит. Намджун ловит взгляд друга в отражении и сразу отворачивается. Взгляд у Чонгука пустой, утягивающий за собой на самое дно, вытягивающий душу. Намджуну, главному головорезу клана, страшно, и он чувствует, как кожу стягивает расползшийся липкий страх от одного взгляда в чернильную пустоту глаз друга. Чонгук впервые проиграл. Чонгук впервые потерял. Он словно весь сдулся, словно все, на чем держался Чон, вмиг рассеялось, закончилось. Он сам закончился. Потерять Юнги — личная трагедия Чонгука. И сидит он сейчас, вжавшись в дверцу, и дышит шумно, смотрит своими дикими пустыми глазами по сторонам и надеется, что Намджун не замечает все его попытки не захлебнуться собственной кровью, попытки не начать выблевывать прямо в салон роскошного авто свои же изрешеченные легкие. Он никогда не забудет Юнги «за спиной Техена», это навсегда врезалось в память, это вытатуировалось на веках, это не стереть и не сжечь. Юнги знает, куда бить и бьет наотмашь, заходит за спину Техена и живьем кожу сдирает. Чон замечает, как нервно вертит руль Ким, как старается не смотреть на него, и Чонгук пытается, честно пытается, разбавить обстановку, даже рот открывает, чтобы сказать что-то, хоть что, лишь бы вернуть непринужденность, мало ли откуда они едут с Намджуном, будто это их обычные частые поездки вдвоем. Но слова не идут, он тупо моргает несколько раз, снова откидывается на сидение и обхватывает себя руками. Чонгука разорвало в клочья, и он сильнее себя обнимает, не дает своей обгоревшей плоти разлететься по салону автомобиля. Чонгуку надо собрать себя. По кусочкам. Таким, как он, распадаться нельзя, таким, как он — умирать только внутри. И он умер. Давит ладонью на свою же грудь слева и почти видит обволакивающую пальцы кровь, которая доказывает, что Чонгук мертв. Чонгук умер сегодня ночью под ногами Мин Юнги. Завтра Чон будет вести себя как обычно, начнет утро с совещания, выполнит угрозу отцу, поедет дальше по делам и будет жить обычной жизнью. То, что у Чонгука теперь вместо сердца сквозная дыра, вместо костей порошок и вместо смысла фантастического цвета глаза, будут знать только Намджун и сам Чонгук. Живут же без сердца, и Чонгук сможет. Он его в особняке Техена оставил.