Сеул, пентхаус Чонгука, 07:00
Чонгук просыпается от противной трели будильника и со злостью отшвыривает его на пол. Девушка рядом с Чоном ворочается, но снова затихает, засыпая. Чонгук приехал домой в четвертом часу утра, и пока он принял душ и закончил свои переговоры по телефону, уже было пять. И вот, спустя два часа, для Чонгука начинается очередной тяжелый день полный встреч, переговоров и литров кофе. Почти все свои дни Чонгук проводит или в офисе, или в фонде. Он сам лично ездит на склады проверять товар, часто летает в Японию и Китай к двум своим главным партнерам и постоянно встречается со своими людьми в правительстве, чтобы все держать под контролем. Без Намджуна было бы еще сложнее, сейчас, когда Чон физически не может успеть везде и сразу, он спокойно отправляет вместо себя Намджуна. Ким уже не раз доказал свою верность главе клана, и он единственный на сегодня, на кого Чон может положиться. Бешеный ритм жизни изматывает, не оставляет времени на себя, но, несмотря на все это, Чонгук доволен. Именно благодаря своим делам, он перестал забивать голову всем остальным, перестал зацикливаться на ненужных людях и событиях. Почти. О Юнги Чонгук не думает, не вспоминает и не скучает. Очень редко, раз в полгода, когда, устав от свалившегося на него груза, Чонгук позволяет себе расслабиться и напивается почти до отключки. Только тогда Юнги и приходит. Садится рядом, кладет голову на бедра брата и позволяет Чону зарыться ладонями в свои волосы. К утру Чонгук обычно все забывает. Снова вливается в свою сумасшедшую жизнь и стирает Юнги до следующего прихода. С Ирэн Чонгук знакомится на благотворительной вечеринке, организованной своим же фондом. Яркая девушка сразу привлекает внимание падкого на все красивое парня. Чонгук тогда и не подозревал, что принятое на светских раутах обычное общение за бокалом шампанского, может перерасти во что-то большее. После вечеринки Чонгук девушку больше не искал, зато она сама его нашла и пригласила на кофе. Загруженный делами своего клана парень должен был отказать, но отказывать женскому полу дурной тон и невоспитанность, так что Чон выкроил себе час и подъехал в кофейню. Ни разу не пожалел. С Ирэн оказалось интересно: она долгое время жила и училась во Франции, отлично владела несколькими иностранными языками, одевалась со вкусом и прекрасно вела себя в обществе. То, что на второе свидание ее пригласил уже сам Чонгук удивило в первую очередь его самого. За первый год после отъезда Юнги в постели Чонгука побывало много разных девушек и не только, но с Ирэн оказалось по-другому. Помимо хорошего секса, с ней можно было просто разговаривать, и Чонгук хотел бы сделать их встречи частыми и здесь бы и остановился. Но вездесущие папарацци, поймавшие пару во время выхода из очередного ресторана, сразу же объявили их «парой года». Чонгук перестал убеждать себя и окружающих, что это просто ничем не обременяющие отношения, и уже везде стал появляться с получившей статус его девушки Ирэн. Суран и Хьюн, от теперь уже будущей невесты, в восторге. Предложение Ирэн Чонгук не делал, все получилось спонтанно, когда после очередной ночи в пентхаусе Чона — она предложила им съехаться. Чонгук идею не одобрил. Но обещал подумать. Правда, дубликат ключей девушка получила и стала приходить в удобное для Чона время. Еще через месяц во время очередной посиделки с отцом за бокалами виски Хьюн бросил фразу, что отец Ирэн был бы не против оформить отношения их детей, учитывая взаимность их чувств. О каких чувствах говорил Хьюн, Чонгук тогда не понял, но обижать отца не стал и просто кивнул. А уже вечером за семейным ужином, где присутствовала ставшая частым гостем в особняке Ирэн, Хьюн объявил о помолвке. Ирэн — наследница промышленного магната, единственная и любимая дочка своего отца, и в постели, и в быту почти идеальная невеста для Чонгука, так что парень решил: раз то, что внутри от одного ее взгляда ничего не переворачивается — ничего не значит. Зато объединение с ней еще больше усилит позиции клана, у Чонгука рядом будет верная спутница из хорошей семьи, а у его детей прекрасная мать с чистой кровью. Почему бы и нет. До свадьбы ровно месяц, подготовка к ней началась еще два месяца назад, и Чонгук вообще не чувствует никакого воодушевления по этому поводу. Ему оно и не надо, ну распишутся они, и он снова уедет в доки проверять товар, а она начнет гордо носить его фамилию и показывать всем очередное кольцо-подарок Чонгука. С Ирэн не сложно, она не давит на Чонгука, что он постоянно пропадает, не злится, когда он не берет ее с собой в Cypher, так как даже там он проводит ночь, попивая виски и обсуждая свои очередные стратегии и планы с Намджуном. Если Ирэн злится — Чонгук откупается, и это всегда работает. Ирэн падка на украшения и красивые вещи. За год их отношений он часто ей изменял, притом даже в своем офисе с очередной своей же секретаршей, но Ирэн притворяется, что не знает, а Чонгук, что он верен. С поличным она поймала его один раз случайно и тем же вечером получила такой же ламборгини, как у Чонгука, только белого цвета. Потом были колье, инкрустированные драгоценными камнями часы, серьги с изумрудами и много чего еще. Чонгуку для своей невесты ничего не жалко — лишь бы нервы не трепала. И вроде жизнь у Чонгука вошла в нормальное русло. Он мало того, что оправдал, он даже переплюнул все ожидания Хьюна — Чонгук за два года почти полностью подмял под себя столицу, уверенно двигается в регионах, застраивает и выкупает все новые и новые земли, контролирует основные сферы производства в стране и, конечно же, смог повязать на себя весь поток наркотиков из-за рубежа. Каждая новая победа, в свою очередь привела и нового врага. Но методы «работы» Чонгука пугали и отталкивали потенциальных посягателей на жизнь главы клана. Чон пользовался славой жестокого, циничного и расчетливого лидера, даже более старшие кланы с чуть ли не вековой историей относились к новому главе с уважением и жаждали его присутствия на особо значимых мероприятиях. Вот только именно скорая женитьба с Ирэн немного подпортила отношения Чона с одним из влиятельных японских кланов, глава которого прочил ему в невесты свою дочь. Чонгук решил укрепить свои позиции внутри страны, а не за ее пределами, именно поэтому свой выбор остановил все-таки на Ирэн.***
Чонгук стоит под душем ровно пятнадцать минут, наспех сушит волосы и идет в гардеробную. Когда он заходит в спальню, Ирэн уже сидит на постели. — Прости, солнце, не хотел тебя будить, — Чон застегивает на своей руке браслет часов «Rolex», поправляет воротник белоснежной рубашки и идет к окну, открыть шторы. — Мне приходится приезжать вот так, чтобы хоть на пару часов почувствовать твое тепло, так что прости, что вчера не предупредила, — девушка тянет к парню руку, подзывая к себе. — Будь добра, в следующий раз предупреди, ты знаешь, что я не люблю сюрпризы, — Чонгук нагибается к Ирэн и легонько касается ее губ своими. — Ну, я же котенок, и мне нужна ласка и тепло, вот я его сама себе и вымаливаю, — дуется девушка и замечает, как мрачнеет парень. — Ты не котенок, ты солнышко, — спокойно говорит Чонгук и огромным усилием давит резко поднявшиеся к горлу давно забытые-незабытые чувства к тому самому котенку, которого и след простыл. Чон выпрямляется, надевает пиджак и идет к двери. — Прости, что оставляю тебя, но работа не ждет. Уже в машине Намджун докладывает парню, что первая встреча у него с местным бизнесменом Чоном, а вечером у него ужин в особняке в честь дня рождения Хьюна, и Суран настояла, чтобы присутствовала и Ирэн. Чон обреченно вздыхает, отправляет Ирэн смс, предупреждая, что вечером у них планы, и, откинувшись на сидение, устало прикрывает глаза.***
Чон Туен приходит к Чонгуку уже в пятый раз. Его пробовали не впускать, он остался ждать до вечера, и Чонгук его принял, правда, ушел мужчина ни с чем. Как и все остальные три визита. Вот опять он пришел, и Чонгук знает, за чем. Туен будет снова просить за сына, и Чон вообще не хочет начинать свой день со встречи с ним, но кажется, придется. — Давайте, только по-быстрому, вы мне снова рассказываете, какой он отличный парень, я слушаю и посылаю вас в прокуратуру, а сам возвращаюсь к своим делам, — Чонгук проходит за огромный дубовый стол в своем кабинете и, сняв пиджак, опускается в кресло. — Господин Чон, вы его наказали, и он уже свое наказание отбыл, он мальчишка ведь, у него все будущее впереди, прошу вас, помогите и вытащите его оттуда, — мужчина стоит напротив стола и нервно мнет в руках папку с бумагами. — Повторяю, это не в моих силах, он сел за незаконное распространение наркотиков, суд сам все решит. Я не понимаю, почему вы все еще приходите ко мне, — Чон, откинувшись в кресле, смотрит на мужчину и начинает терять терпение. — Мы же знаем, почему он там, и я вас понимаю, вы заботитесь о своей семье и своем имени, но вытащите его оттуда, и я обещаю, он покинет страну. Он больше никогда не подойдет к вашему брату, пожалуйста, — продолжает просить мужчина. — Я знаю вашего сына и знаю, что вместо мозгов у него вата, иначе он бы не вломился в мой особняк и не строил бы из себя Ромео. Ваши обещания пусты, пока у него в голове так называемая любовь, так что нет, простите, — Чонгук говорит, как рубит. — Как можно быть таким бессердечным? — чуть ли не в слезах восклицает мужчина. — Неужели, вы никогда не любили? Неужели, вы не понимаете, что иногда чувства затмевают и трезвый ум, иначе бы он не пошел в ту ночь к вам, зная, что просто так это ему с рук не сойдет! Чонгук мрачнеет, смотрит на мужчину так, что тому кажется, будто Чон его одним своим взглядом режет на части. — У меня начинается следующая встреча, так что попрошу вас покинуть кабинет и, вообще, забыть дорогу к моему офису, вы тратите и свое, и мое время, и мне это уже надоело, — Чонгук встает на ноги и идет к выходу. Чон распахивает дверь и ожидающе смотрит на мужчину.***
На послеобеденном совещании представителей клана присутствуют и партнеры. За большим прямоугольным столом сидят девять мужчин, среди которых и Ким Техен. Одетый с иголочки, потрясающе выглядящий, флиртующий с секретаршей, раскладывающей документы, Ким Техен. Чонгук на него не смотрит. Даже ни на мгновенье. И так все эти два года. Чонгук боится увидеть, заметить, почувствовать на Техене хоть что-то от Юнги. Что бы это ни было, будь то засос, оставленный одним из техеновских любовников, или запах парфюма, который может донести до Чона нотки карамели. Чонгук не готов к этому, не готов к ненужным воспоминаниям и уж точно не готов к полосующей внутренности ревности. Юнги принадлежит Техену, и Чонгук не имеет права желать его, не имеет права ревновать, и даже думать о нем. Поэтому, чем дальше за столом сидит Техен, тем лучше. А Ким напротив — буравит взглядом Чона, пытается привлечь его внимание громким смехом, пошлой шуткой или нарочно переспрашивает по несколько раз какой-нибудь пунктик в документе, который Чонгук, не поднимая головы, сквозь зубы, ему в сотый раз объясняет. Чон бы давно убрал Техена из списка партнеров, вот только Ким держит под контролем морской транспорт, и его потеря будет ощутимой брешью в системе поставок белого порошка. Вот Чонгук и терпит. Последний раз он напрямую общался с Техеном, когда тот пришел за собакой. С того дня все их общение проходит в окружении еще нескольких присутствующих.***
Чонгук не любит проводить время в особняке, где слишком много воспоминаний и не только. Особняк для Чонгука самая изощренная пытка инквизиции. Его личное место казни. Особняк усеян минами и бомбами воспоминаний, понатыкан штыками, гвоздями, то тут, то там торчащими кусками арматуры, стоит войти, и напорешься. Не напорешься — разорвет. Как — разницы нет, но особняк — это огромная машина пыток, и она вспарывает Чонгуку кожу и обнажает все то, что он усиленно прячет за броней, наращиваемой годами. Сбежать все равно не получится. Вот Чонгук и приезжает сюда редко, а уезжая, оставляет на стенах куски своей плоти и залитый своей же кровью пол. Здесь жил Юнги, здесь его комната, и именно до нее Чонгук никогда не доходит, потому что именно там ждет гильотина. Для Чонгука это невыносимо. Эти стены помнят все и Чонгук помнит. Только он пытается похоронить и забыть, а особняк, как какая-то живая сила, нечисть, заставляет его вспоминать все раз за разом. Ирэн выглядит сногсшибательно, как и всегда впрочем. Короткое малинового цвета платье обнажает стройные и длинные ноги, шелковистые длинные волосы водопадом спадают на обнаженные молочного цвета плечи, пухлые губы накрашены персиковым блеском и напрашиваются на поцелуй. Ирэн — икона стиля в Корее. После того, как она стала встречаться с Чонгуком, ее популярность затмила даже популярность певиц и актрис страны. Все поголовно стали одеваться, краситься и даже разговаривать как Ирэн, а подростки-девчонки даже создали фан-клуб, в котором поклоняются своей новой богине. Ирэн даже пришло в голову объединиться с местным дизайнером и начать выпускать свою коллекцию одежды, о чем она как раз сейчас рассказывает Суран за бокалом вина. Чонгуку все равно, чем бы дитя ни тешилось, главное, чтобы под ногами не путалось и ему самому не мешало. Чон пьет виски с отцом, рассказывает ему последние новости и периодически поглядывает на сидящего в кресле в углу Чимина. Точнее на его волосы цвета сахарной ваты. Чонгук не выдерживает полного ненависти взгляда, буравящего его затылок и, оставив отца, идет к брату. Хватает того за локоть и тащит за собой на кухню. Чимин, как безвольная кукла, плетется за старшим. — Это типа месть? Ты мне так досадить хочешь? — шипит Чонгук, ожидая, когда прислуга покинет кухню. Чимин молчит. Смотрит пустым взглядом на брата и чуть по стене не сползает. — Я с тобой разговариваю! — уже повышает голос старший, воспользовавшись тем, что они остались одни. — Я устал. Устал просить тебя, устал ждать, что ты образумишься, что это была просто угроза, и ты вытащишь его оттуда. Я устал делать все, что ты хочешь, быть тем, кем ты хочешь, я так и делал всю жизнь. Хосок — моя единственная слабость, и сейчас он за нее платит, а не я. Я тоже хочу за решетку, хочу, чтобы ты избил меня, чтобы сломал мне что-нибудь, да хоть убей уже, перестань мучить его! Он не один виноват. Так что у меня розовые волосы, давай, врежь мне! — сквозь слезы кричит на брата Чимин. — Ты не в себе! Ты мне спасибо скажешь еще. Это сейчас ты думаешь, что твоя жизнь в нем, что он смысл, но это не так! Это твое воображение и оно исчезнет, еще немного, и все пройдет. Хосок не твое будущее, а сейчас поднимись наверх и смой эту херню с головы! — с нотками стали в голосе говорит Чонгук. — Нет. Не смою. Хосока тоже не сотру. Я люблю его, и что бы ты ни сделал — этого не изменить. Ты держишь меня взаперти и лишил связи с внешним миром, но это ничего не значит, потому что я живу у себя внутри, а там внутри у меня Хосок, и его не вырвать! И даже тебе этого не сделать! — пропитанным болью голосом говорит Чимин. — Ты идиот, и ты меня задолбал уже со своими выкидонами! — Чонгук достает разрывающийся мобильный и, не глядя на него, швыряет на стол. — Пока не поумнеешь — за порог не выйдешь, а Хосока ты больше никогда не увидишь. Ты свою любовь еще не встретил, а встретишь, когда я решу, — зло шипит Чонгук. — Также, как и ты Ирэн встретил, — горько усмехается Чимин. — Думаешь, я ничего не знаю? Думаешь, я идиот? Ты мне желаешь своей же жизни? Хочешь, чтобы и я так прожил, обманывая себя? — Не борзей, — угрожающе произносит Чон. — А то что, ударишь? Или вышлешь так же, как и того, о ком ты думаешь, когда трахаешь свою долбанную Ирэн, — не успевает Чимин договорить, как получает кулаком по лицу. Чонгук выругивается сквозь зубы и, потирая костяшки, идет в гостиную. Чимин утирает рукавом выступившую на губе кровь и идет к холодильнику за льдом. Замечает забытый братом мобильный, и ему хватает секунды, чтобы решиться. Чимин достает из кармана свой телефон без связи и судорожно ищет номер Юнги. В Нью-Йорке шесть утра, но Чимину плевать — это последний шанс. Юнги должен вернуться и должен помочь Хосоку. Чимин тут бессилен, а Юнги сможет. Мин не отвечает. Чимин нервно смотрит на дверь, брат может вспомнить о телефоне и вернуться в любой момент, и умоляет Юнги взять трубку. Наконец-то, тишину нарушает сонный и хорошо знакомый голос. У Чимина времени мало, поэтому единственное, что он успевает сказать, слыша приближающиеся за дверью шаги — это то, что Хосок в тюрьме, и Юнги должен вернуться срочно. Чтобы мольба подействовала, Чимин говорит брату и про Мону и отключается. Кладет телефон на стол и выскальзывает в гостиную, где прямо у двери сталкивается с идущим на кухню Чонгуком. Чимин бросает на Чона взгляд, полный ненависти, и идет сразу к себе. Чонгук забирает мобильный, кладет в карман и возвращается к семье.***
Нью-Йорк Юнги сидит посередине кровати, сжимая в руке мобильный и пытается понять, что это только что было. Сперва Мин думал, что он спит — не ожидал услышать голос Чимина и совсем не ожидал тех обрывистых коротких новостей, которые брат рассказал. Юнги не понимает, какого черта происходит, и что все это значит. Мин идет на кухню и, налив себе воды, перезванивает Чимину, чтобы внести ясность в бред брата. Сеул Чонгук стоит во дворе и, закурив сигарету, наслаждается тишиной. Внутри шумно и душно, да и вечные разговоры о свадьбе уже задолбали. У Чонгука пять минут наедине с никотиновым дымом. Телефон вибрирует в кармане и, достав его, Чон видит незнакомый номер и замечает, что звонок из США. Чонгук решает, что это кто-то из его заокеанских партнеров, поэтому нажимает на кнопку «принять вызов» и сразу же перестает дышать. — Чимчим… — сипло, сонно, за тысячи километров отсюда, хотя будто рядом совсем, протяни руку и коснешься. У Чонгука дух вышибает. Он лохматый, наверное, как в то утро, когда они проснулись вместе и такой сладко пахнущий и вкусный. Он нежный по утрам, потягивается как котенок, спит поперек постели, и глазки такие сонные и детские совсем. Такой родной — чужой, близкий — далекий. — Я не понимаю, ты укурен? О чем ты говоришь… Чимчим, пожалуйста, не молчи. Весь мир Чонгука трескается. Все два года летят к чертовой матери, сгорают в этих нескольких словах, в этом грудном голосе, дробящем кости, оголяющем все нервы и выворачивающем душу. Этот голос точечным ударом под 220 вольт бьет прямо в сердце, и оно запускается. Сперва медленно и со скрежетом заставляя остановившийся столько месяцев назад механизм заработать, а потом с каждым словом все сильнее и быстрее. От глухих ударов собственного сердца Чонгуку закладывает уши. Кажется, два года были иллюзией жизни, кажется, он и не жил все это время или жил ради вот именно этого мгновения, когда сможет услышать его. — Не молчи, умоляю, я с ума схожу… Чонгук до треска пластикового корпуса сжимает в руке телефон, прижимает его сильнее к уху, будто Юнги так станет ближе, будто сейчас же материализуется, и Чон сможет протянуть к нему руки и дотронуться. Чонгук все еще не дышит, прислушивается к своему разворошенному нутру, шумно сглатывает и мысленно умоляет Юнги говорить… просто говорить, не молчать, потому что Чонгук скучал. Пусть он его не видит, но один только голос способен оживить, как оказалось, уже давно мертвого Чонгука. Пусть говорит, пусть каждым словом режет на куски, каждым своим вздохом перемалывает в порошок все то, на чем все это время держался Чонгук, пусть раскрывает, казалось бы, давно затянувшиеся раны, которые снова обильно кровоточат. Пусть просто дышит в трубку, и Чонгук будет делить это дыхание на двоих, потому что он ничего не забыл, ничего не стер, и он всегда это знал, но не хотел верить, не хотел признавать. Юнги позвонил и расставил все по местам. Перевернул все с ног на голову, вдребезги разбил все то, что отстроил внутри себя Чонгук, пробил его броню и утопил Чонгука в собственной крови. — Чимчим… не хочешь говорить, понимаю, я сам все выясню, просто знай, я был рад тебя услышать, — грустно говорит Мин и кромсает внутренности тому, кто на другой стороне трубки. — Я скучал, котенок, — хрипло, еле заставив себя открыть рот, произносит старший. — Чонгук… — выпаливает Юнги и сбрасывает звонок. — Кто это был? — Чонгук вздрагивает от голоса подошедшей сзади и обнявшей его Ирэн. Он еле сдерживается, чтобы не сбросить с себя чужие и почему-то ледяные руки. Этот холод пробирается под кожу и вымораживает внутренности. — Никто, — и голос почти не дрожит. Чон берет девушку за руку и ведет в сторону особняка. Нью-Йорк Юнги трясет. Он сидит на стуле, подобрав под себя ноги, и глазами полными животного страха смотрит на телефон — будто из него и вправду может вылезти Чонгук. У Юнги сердце застревает где-то в горле — ни проглотить, ни выдохнуть. Трясущимися пальцами Мин тянется к сигарете и с третьего раза прикуривает. Прикрывает глаза. Чонгук прямо под веками. Раскаленным железом на сердце. Под кожей. В венах вместо крови. Чонгук. Разгоняется по всему телу, превращает внутренности в мясорубку, отключает все «до» и пугает тем, что после. Чонгук. Шесть букв и два слога. Длина жизни Юнги. Смысл его существования. Его отправная точка и пункт назначения. Чонгук. Словно не было этих выматывающих дней отвыкания. Не забыть, не стереть, не сжечь. Можно и не пытаться больше. Можно сворачивать свой театр лжи. Можно лечь прямо тут на пол на кухне и начать умирать. Ибо все бессмысленно. Кем бы ни стал Мин Юнги, с кем бы он ни был, как бы ни прожил эти месяцы, один его голос, одно его «котенок», и Юнги, как личность, заканчивается. Есть только Чонгук, и Юнги — его котенок. И пусть Мин будет миллион раз собирать себя и объявлять всему миру, что отныне у него новая жизнь — один голос Чонгука, и Юнги снова в особняке Техена, и Чонгук просит его вернуться. Все, что случилось после — не жизнь, а притворство. И оно только что закончилось.