❖
Отпраздновать Рождество, День Рождения Тэхена и Новый Год в Сеуле — было замечательной идеей. Юнги так думал ровно до того момента, пока Хесон не уронил его мобильник в тазик с водой — импровизированное море, в котором он устроил свой флот. Юнги никогда еще так быстро не извлекал что-то из воды, а он акушер, извлекать — его прямая обязанность. — Хесон! — строго говорит Тэ и оттягивает мальчика от доктора, который усердно вытирает влагу с экрана. Чимин спрашивает «все в порядке?», на что получает свирепый взгляд и кивает, поджав губы. — Милый, я же просил тебя не брать чужие вещи. — Прости, дядя Юнги, — Хесон шаркает ножкой, опустив виновато голову, и Мин садится перед ним на корточки, притягивая за пояс к себе. Он лохматит его волосы, поправляет на нем милый свитер крошечного размера с оленем, у которого был большой красный нос в виде помпона и прижимает к себе. — Все в порядке, это всего лишь телефон, — говорит парень, и выпрямляется, беря мальчика на руки и чуть подкидывая, удобнее перехватывая. — Я, кажется, заново в тебя влюбился, — говорит Чимин, держа в руках яблоко и нож, чтобы очистить от кожуры. Он настолько засмотрелся на эту трогательную парочку, что так и простоял за столом с расплывающейся по всей груди теплотой. Мин Юнги — его идеал. Просто мечта. — Это очень мило, — говорит Тэхен, — но, солнышко, — обращаясь к сыну, продолжает омега, — давай договоримся, что ты больше не будешь брать чужое. Ты ведь у меня умный мальчик? — Тэ ласково сжимает щеку Хесона, тот угукает и просится обратно на пол. — Папа, — ребенок снова оказывается рядом с омегой через некоторое время, обнимая его за ногу. — А когда придет папочка Чонгук? Он обещал. Ким вздыхает, и ловит на себе вопросительный взгляд Юнги и сочувствующий Чимина, который быстро отводит глаза в сторону. Тэхен понятия не имеет, как ему объяснить, что Чонгук не придет ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо еще. Тэ сам виноват, что позволил им так сблизиться. И если бы он страдал один — это ничего, но теперь его ребенок будет так же ждать того, кто никогда не вернется. Тэхен не знает, как объяснить маленькому Хесону, что «папочка Чонгук» ушел навсегда. — Он сейчас на работе, — врет Тэ. — Если ты будешь себя хорошо вести, то он обязательно приедет, но только попозже. — Я буду! — восклицает Хесон и расплывается в детской счастливой улыбке. — А ты обязательно расскажи папочке, что я вел себя хорошо. Тэ вымученно улыбается, и мальчик радостно убегает к себе в комнату, топоча маленькими ножками. Ужасно. — Ты не должен его обманывать, — говорит Юнги, открывая форточку и закуривая. — Он ведь верит тебе. — Я не могу ему сказать, что его отец бросил его, ради женитьбы на какой-то женщине. Я не могу ему сказать, что его отец не сделал ничего, кроме того, что надавал кучу пустых обещаний. Я не могу ему сказать, что его отец — трусливый, лживый ублюдок, — Тэхен переводит дыхание, прижав ладонь ко лбу. — Он его любит, хен. Он так сильно любит Чонгука, что я не могу причинить ему боль, рассказав правду. Достаточно меня одного, — тише заканчивает омега. — А разве ты чем-то отличаешься от своего сына? — негромко со вздохом спрашивает Чимин, принимаясь очищать яблоко от кожуры. — Разве ты его не любишь так же сильно, как твой ребенок? — Серьезно? Ты на его стороне, что ли? — удивляется Тэ. — Нет, — Чимин качает головой. — Просто я думаю, что вы оба запутались. — Я ни в чем не запутался, — отрезает Тэхен, вытирая руки кухонным полотенцем. — Я просто не хочу больше знать и слышать о Чон Чонгуке в своем доме. Договорились? Я потратил достаточно времени, пытаясь справиться со своими чувствами к нему. Я хочу жить жизнью, лишенной постоянного сожаления. Тэхен выходит из кухни, оставив друзей, и не желая даже слушать то, что они могут ему еще сказать. Достаточно советов. Это, черт возьми, трудно. Ему трудно. Три месяца, которые они провели вместе, перечеркнули два года, за которые Тэ отвыкал от альфы, за которые он пытался научиться жить без постоянных мыслей о нем, без желания снова быть вместе. Чонгук только забирает, ничего не давая взамен. Тэхен не хочет с этим мириться. И если бы только он был один, но есть Хесон, которому не объяснить, почему папочка не приходит как раньше, почему Тэхен теперь спит один, почему папочка Чонгук не звонит и не хочет смотреть с ним мультики. Хесон — ребенок, которому нужна родительская любовь и забота, а не постоянная драма и неопределенность. Ужин в канун Рождества проходит на удивление молчаливо. Чимин дремлет на груди Юнги, рука которого оплелась вокруг его талии, старший альфа медленно цедит вино из бокала, нежно поглаживая пальцами бедро своего парня. Тэхен смотрит музыкальное шоу по телевизору, громкость на котором сведена почти к минимуму, потому что Хесона уже уложили. Искусственная елка, со сложенными подарками под ней в ярких оберточных упаковках, навевает тоску, а не предвкушение праздника. Пожалуй, это было самое худшее Рождество в жизни Тэхена. Самое одинокое. Тэ даже не сразу понимает, что телефон, лежащий на столе, мигнул оповещением о сообщении. Юнги кивает ему подбородком, мол, посмотри. «Я за дверью. Не хочу звонить, Хесон наверняка уже спит. Выйдешь? Я хочу кое-что отдать». Тэхен читает сообщение раза три, пробегаясь взглядом по строчкам. За почти два месяца он привык получать от Гука смс почти каждый день, но смятение в груди каждый раз как в первый. Куча его смс, на которые Тэхен не отвечает, копятся в папке. Все до единой. У Тэхена до сих пор не поднимается рука удалить их. Тэхен сжимает телефон в руках, зажимая его между колен, так сильно прикусывает нижнюю губу, что чувствует металлический привкус во рту. Всего пара метров отделяет их друг от друга, Тэхен головой понимает, что все делает правильно, что он не должен вестись на это, что Чонгук — это пройденный этап, но сердце, его глупое, сумасшедшее сердце так рвется туда, на лестничную площадку, чтобы еще разок взглянуть на него, почувствовать его запах, возможно, поругаться, но снова ощутить тот адреналин, который течет по венам, когда они рядом друг с другом. Тэхен остается на месте, с силой, до боли сжимая корпус телефона в руках, словно только он способен удержать его от необдуманных поступков. Когда квартира погружается в сон, Тэхен прикрывает дверь в гостиную, где спят ребята и Хесон, и все-таки решается выйти за дверь. Чонгука, конечно, уже давно нет, зато есть огромный упаковочный пакет, перевязанный лентой, в котором сидит плюшевый медведь. — Ты любишь машинки? — Чонгук лежит на боку, катая вместе с Хесоном игрушечные грузовики по полу, рядом с окном. — Да, — кивает мальчик, имитирует звук двигателя «вжжж» и врезается в машинку Чонгука, смеясь. — А еще? Что тебе нравится еще? — допытывается Чонгук, повернувшись на живот, бросив короткий взгляд на Тэхена, который печатал что-то на ноутбуке в съехавших на нос очках. — Мм, — мычит Хесон, задумчиво приложив ладошку к подбородку, чем ужасно напоминал жест Тэ, когда тот так же задумывался. — Мягкие игрушки, — подсказывает Тэ, и ребенок активно кивает головой, подбираясь к Чонгуку и садясь рядом с ним. — Да! — взмахивает он ручками. — Мишки, бо-ольшие мишки! — Хесон жестикулирует, а Чонгук счастливо улыбается, глядя на него. — У тебя уже есть два мишки, Сон-а, — Тэхен снимает очки, откладывая их в сторону и трет указательным и большим пальцами уголки уставших глаз. — Они маленькие, папа, — мальчик выпячивает нижнюю губу, сложив ручки на груди, как взрослый. — Я хочу большого мишку. Папочка Чонгук, подари мне большого мишку, — Хесон обворожительно улыбается, прижимаясь щекой к плечу альфы, и тот нежно целует его в лоб. Тэхен тянет укоризненное «Хесон», но Гук лишь отмахивается. Парень переворачивается на спину, подхватывает ребенка подмышки и поднимает над собой, слыша заразительный визг и смех сына. — Конечно подарю, мой сладкий. Тэхен проводит пальцами по щеке, стирая слезы, подхватывает огромного медведя и заносит в квартиру. К ленте прикреплен конверт, в котором записка и совсем мало слов. «Это для Хесона. Надеюсь, ты скажешь ему, что хоть это обещание его отец выполнил. Я очень скучаю по вам. Я очень люблю вас. Я очень люблю тебя, Тэхен. Прости меня». Тэхен прячет записку обратно в конверт, садится на кровать и шмыгает носом. До Рождества осталось всего пара часов. Он пожалеет об этом. Тэхен знает, что будет гневить и проклинать себя за этот поступок. Но что он может? Чонгук — его наркотик, его зависимость, пусть болезненная, пусть отравляющая, но он так нужен ему. Изображение на экране мобильного расплывается, пока Тэхен ищет нужный контакт, жмет на соединение и прикладывает трубку к уху. Монотонные, длинные гудки отдаются тяжестью внутри до того момента, пока Тэхен не слышит обеспокоенное «Тэ?» Он будет жалеть. Безусловно. Но в чем смысл жизни, если ты все будешь делать правильно? Не рисковать, не ошибаться, не идти на поводу у своего сердца? Тэхен облизывает солоноватые от слез губы, делает глубокий вдох и говорит: — Где ты сейчас, Чонгук?❖
Тэхен отказывается от того, чтобы Чонгук приехал. У него есть целых двадцать минут поездки в такси, чтобы передумать. Он передумывает, но на полном ходу из машины выйти не вариант. Когда он приезжает к дому, в котором живет Гук, то почти набирает номер такси, чтобы вернуться обратно, но ловит себя на мысли, что он будет жалеть. Он в любом случае сойдет с ума от мыслей, которые заполонят его голову, от своей слабохарактерности, но если он сейчас не дойдет до конца, то это чувство будет преследовать его до конца дней. Чонгук как будто стоял все это время прямо рядом с дверью, потому что Тэхен успевает один раз коротко нажать на звонок, когда входная дверь распахивается. Он поднимается на лифте, и когда выходит из него, чуть не сталкивается с Чонгуком, который выглядит взволнованным. — Ты в порядке? Что-то с Хесоном? — спрашивает тут же парень, а Тэхен моргает несколько раз, слушая, как с тихим звуком за спиной закрываются двери лифта. — Все хорошо, — тихо отвечает он, качнув головой. — С ним все хорошо. — А с кем он, если ты здесь? — хмурится парень. — Чимин и Юнги приехали в гости на Рождество, — продолжает отвечать Тэхен, прячет дрожащие руки в карманы пуховика. — Почему ты не в квартире? — Испугался, — Чонгук опускает взгляд, глядя на свои босые ноги в домашних серых тапочках, и горько усмехается, понимая, как нелепо и должно быть неряшливо он выглядит. — Ты избегаешь меня, а потом приезжаешь ночью, и я подумал, что случилось что-то. Что-то плохое. — Понятно, — кивает Тэхен, чувствуя, как горло сводит спазмом. — Мы можем зайти? Чонгук кивает и разворачивается в сторону своей квартиры, они идут медленно, и Чон постоянно оглядывается, потому что Тэхен отстает. Чонгук словно боится, что тот сбежит. Когда Чонгук закрывает за ними дверь, Тэхен избавляется от верхней одежды и обуви, самовольно проходя в гостиную, в которой горела всего одна настольная лампа. — У тебя нет елки? — спрашивает он, оглядываясь и стягивая рукава тонкого свитера на пальцы. — Почему? — Мне не для кого ее ставить, — пожимает плечами альфа, подпирая плечом стену и наблюдая за Тэхеном. Он так хочет спросить, почему Тэхен пришел, но разве это имеет значение, если они уже просто находятся в одной комнате? — Я не чувствую праздника. — Я тоже, — кивает Тэхен, усмехнувшись. — Я видел твой подарок. Хесон будет в восторге. Спасибо. — Тэхен, — все же зовет Гук, подойдя ближе, и Ким переводит на него свой взгляд. В свете одинокой настольной лампы на его лицо ложатся неровные тени причудливым узором, делая Тэхена еще притягательнее. — Ты ведь не поблагодарить пришел за подарок. И не спросить, почему я без елки. Тэ передергивает плечами, отводя взгляд снова в сторону. Он вздрагивает, когда чувствует пальцы Чонгука на своем подбородке и его тихий шепот, с таким грустным, оседающим дыханием на его собственных губах, «Тэ.» Омега смотрит в его теплые, глубокие глаза, закрывает свои собственные, не в силах выдержать его испытывающий взгляд, придвигается ближе и едва ощутимо трется кончиком носа о чонгуков. Чонгук обнимает его за талию с тихим выдохом, его руки ощущаются теплыми, сильными, надежными, Тэхен так хочет (снова) довериться им, но он уже слишком много раз обжигался. Тэхен гладит руками его шею, опускаясь ладонями на грудь, оглаживая ее сквозь футболку, чувствует, как Чонгук чуть сильнее сжимает пальцы на его талии, тянет шумно воздух носом. Тэ чувствует размеренные глухие удары сердца под своими руками, ритм которого ускоряется, когда он ведет руки вниз, подцепляя края футболки, и тянет ее вверх. — Не спрашивай ничего, — шепотом просит Тэхен, когда Чонгук немного сопротивляется и снова вопросительно смотрит на него. — Не пытайся ничего узнать, — говорит Тэ, прикасаясь губами к ключице, когда все же избавляется от домашней футболки альфы. — Молчи, — целуя вторую, продолжает Тэхен, и Чонгук вплетает пальцы в его волосы на затылке, отстраняя чуть от себя. — Просто будь со мной. Будь моим. Чонгук понимает, что он делает. Понимает и едва не отказывается, потому что это конец. Настоящий конец, а Тэхен с ним прощается. Тэхен в последний раз хочет быть с ним, чувствовать его. Тэхен смирился с тем, что он всегда будет в тени, всегда на втором месте, всегда не признанным ни семьей, ни обществом, как бы сильно Чонгук не любил его, как бы сильно он не любил Чонгука. — Я люблю тебя, Чонгук, — шепот Тэхена дрожит, он снова обнимает его за шею, смотрит влажными глазами в глаза альфы и, не давая Чонгуку даже слова вставить, целует. Целует с горечью, с болью, с солью от слез, целует, прощаясь. Чонгук хочет отстраниться впервые, но Тэхен не отпускает его, удерживая рядом. Если бы он только продолжал ненавидеть его, злиться, обвинять в том, что он снова бросает его, снова предает, если бы только Тэхен не сдался, но он именно это и делает. Он сдается и отпускает его, и Гук готов кричать от одного осознания, что он собственными руками подтолкнул к этому омегу. — Пожалуйста, Тэхен… — Чонгук качает головой, сжимает его лицо в своих ладонях. — Не делай этого, умоляю тебя. — Тшш, — Тэ накрывает его влажные от общей слюны губы указательным пальцем, гладит его щеки, и прижимается губами к обнаженным плечам, а затем и сам избавляется от свитера. — Прикоснись ко мне. Тэхен кладет его ладонь себе на грудь, опускает ее ниже до живота, где Чонгук чувствует след от рубца, и еще ниже, заставляя накрыть пах. Тэхен глубоко вздыхает, закусывая нижнюю губу, и поднимает взгляд на Чонгука. Тот смотрит, кажется, бесконечность на него, а затем кладет руку на шею и снова целует, подхватывает Тэ под бедра и прижимается к нему вплотную, вжимаясь своей грудью в его. Тэхен обнимает его за плечи, скрещивая ноги за спиной, отзывчиво льнет и отвечает на поцелуй, обласкивая чужой язык и губы, целует его шею, дышит быстро, сбивчиво, словно не хватает кислорода. Словно не хватает Чонгука. Никогда не хватит. Чонгук вжимает его спиной в ближайшую стену, которую сам до этого подпирал, и Тэхен издает тихий стон, который тонет в очередном поцелуе, запрокидывает голову, ударяясь затылком, и подставляется под горячие губы Чонгука, терзающие его кожу. Под его болезненно-желанные поцелуи. Чонгук кусает, облизывает, засасывает, заставляя Тэхена ерзать вверх-вниз, пытаясь достичь трения. Гук вжимается в него всем телом, ладонями сжимает ягодицы, трется о чужой пах, вынуждая Тэхена морщиться от невозможности почувствовать кожа к коже. — Еще, — просит Тэхен, и Чонгук глухо рычит ему в шею, вжимается лбом в нее, опуская Тэ на ноги, и дрожащими руками расправляясь с джинсами, он спускается вниз, вместе с тканью скользящей по ногам омеги, и Тэхен расфокусировано смотрит на Чонгука, сжимая его плечо. — Мне нужно больше… Чонгук давит большими пальцами на тазовые косточки, ведет носом по сгибу бедра, целует там же, кусает, оставляя пунктирную полулунную линию, и слушает вскрики Тэхена. Чонгук разворачивает его к себе спиной, проводит руками между ног, оглаживая внутреннюю сторону бедра и вынуждая Тэ расставить их шире, сжимает ягодицы, оставляет алые полосы на пояснице, облизывая горящую кожу языком. Его влажные пальцы скользят в ложбинку, а сам он выпрямляется, прижимаясь возбуждением к Тэхену, заставляя того нетерпеливо вилять задницей и царапать ногтями стену, желая почувствовать в себе быстрее хоть что-нибудь. Чонгук накрывает его руку своей, сцепляя в замок, и берет член Тэхена в свой кулак. Тэхен запрокидывает голову на его плечо, хватаясь за бедро альфы, впиваясь в него ногтями, и резко выдыхает от неожиданности. Чонгук целует его лопатки, давит лбом между них и облизывает его соленую кожу, осыпая поцелуями, и двигает рукой. Он бы зацеловал каждый сантиметр его кожи, если бы только мог. Но у Чонгука больше нет на это права. У него права даже нет на то, чтобы прикасаться к Тэхену так трепетно-жадно, желая заклеймить, сделать своим того, кого уже потерял. Гук убирает руку и тянет Тэхена за собой в глухую темноту коридора. Абсолютно обнаженный и разгоряченный Тэ ложится на широкую холодную постель в комнате альфы, подтягивается на руках, пока Чонгук избавляется от последней одежды и тянет к нему руки. Он отчаянно нуждается в его присутствии, и Тэхену страшно от того, насколько глубоко Чонгук вшит в его сердце и все его существо. — Я… — начинает Чон, затормозив, но Тэ, привыкнув к темноте, хватает его за запястье и валит на себя. — Ни слова, Чонгук, — говорит он ему в губы, разводя под ним ноги. — Ни сожалений, ни извинений. Чонгук целует снова, покорно согласившись на условия омеги, ласкает его тело своими руками, обхватывает оба члена рукой, неторопливо водя вверх-вниз, пока не становится слишком горячо между телами, пока Тэхен не начинает тихонько скулить и выгибаться, стараясь избежать таких мучительных прикосновений подталкивающих его к краю. Чонгук исчезает снова на некоторое время, скрываясь в ванной, а когда возвращается, рывком подтягивает Тэхена к себе под колени на край постели. Он греет смазку на пальцах, долго и упорно растягивает Тэхена до первых ноющих стонов, до первых звуков треска постельного белья, которое омега сжимает с силой в кулаках, а затем накрывает своим телом и с поцелуем заполняет до конца. Тэхен жмурит глаза до белых мушек в темноте, а когда открывает, то попадает в почти такую же, но только в ней видны очертания Чонгука. Чон подтягивает его за бедра на себя и прижимается губами к выступающей острой косточке на лодыжке, вплотную прижимая к себе. «Слишком…», думает Тэхен, но даже мысль не формулируется до конца, потому что он словно выпадает из реальности. Слишком хорошо, слишком плохо, слишком приятно, чуть меньше больно и физически, и морально, слишком необходимо, слишком много Чонгука, и все равно не хватает. Слишком грустно, слишком страшно потерять его вот так. Слишком эгоистично заставлять выбирать между собой и семьей, слишком несправедливо все получилось. Чонгук непривычно молчалив, и от этого Тэхен острее чувствует, насколько этот секс другой. Он словно пропитан тоской и разочарованием, напичкан необходимостью друг в друге и невозможностью подарить друг другу себя. Они занимаются друг с другом любовью, находясь на пороге срыва. Когда Чон наклоняется, чтобы поцеловать, на лицо Тэхена капает что-то холодное, и омега, наконец, понимает, почему Чонгук ничего не говорит. Он мог бы подумать, что это пот, но он знает, что это нечто другое. Слезы Чонгука — то, что способно разрушить Тэхена до основания. Пальцы Тэхена вытирают его лицо и прижимают к себе, он целует Чонгука в скулы и висок, стонет прямо на ухо, заставляя альфу двигаться резче, глубже, разве что не ожесточеннее. И Чонгуку так хочется умолять о прощении, но что теперь его слова для Тэхена, который остается один? Не имеют никакого смысла, никакой силы, только наносят больше ран его сердцу. Они кончают почти одновременно, Тэхен чуть раньше, до боли сжимая в себе Чонгука, который наваливается на него всем телом, вжимая матрас, обхватывая крепко под лопатками. Тэ не чувствует ничего кроме дрожи во всем теле, усталости и неги, он водит ладонями по его плечам, запускает пальцы во влажный затылок, чувствует губы Чонгука на своем плече и слышит сиплым голосом: — Не уходи, — Гук стыдливо отворачивает от него лицо, прижимаясь горячей щекой к влажному плечу омеги. — Не уходи прямо сейчас. Пожалуйста. Тэхен кивает, закрывает глаза, мягко гладит Чонгука по голове, словно маленького, и остается.__________
Тэхен просыпается далеко до рассвета, возможно около четырех-пяти утра. Чонгук спит рядом, обнимая его поперек груди, он даже во сне боится его отпустить, но Тэхен беспрепятственно выползает, так и не разбудив младшего, который только нахмурился и глубоко вздохнул, вынуждая Тэхена быть еще тише. Он одевается и выходит из квартиры. Такси приезжает минут через десять, а весь путь до дома составляет еще меньше по пустой дороге. Тэхен возвращается домой лишенный всех эмоций. Он тихо разувается, прячет пальто в шкаф, и уже собирается пойти в душ, когда из ванной выходит Чимин, сонно зевая и спотыкаясь о собственные ноги. Он вздрагивает, увидев Тэхена полностью одетого, и распахивает шире сонные глаза. Чимин бы спросил, куда собрался Тэ в такую рань, но вдруг четко улавливает, что друг только что вернулся из вполне понятного места. — Ты будешь в порядке? — спрашивает хриплым ото сна голосом Пак. — Разве у меня есть выбор? — говорит Тэхен, сжимает плечо Чимина и продолжает свой путь в ванную. Чимин оборачивается, смотря ему в след, и вдруг отчетливо понимает, что теперь это точно конец.