Неделимые.

Тихий всплеск кажется таким громким в магической тишине. Рука Чимина скрывается под водой, под шапкой белоснежной пены с запахом лаванды, он тихонько вздыхает, расплывается в едва заметной слабой улыбке, когда чувствует, как горячие распаренные пальцы ласкают его шею, массируют плечи, обводят выступающие ключицы и гладят по груди. Юнги тянется, чтобы отставить бокал на высокой ножке в сторону, дабы не уронить и не разбить хрупкое стекло. Чимин ерзает на его груди, руками под водой наглаживает его ноги, чуть согнутые в коленях, чтобы вдвоем уместиться в ванне. Мин гладит его, и Чимин почти мурчит, его ресницы трепещут, он обкусывает нижнюю губу, а затем поворачивает голову вправо, целуя запястье Юнги, прижимается губами и задерживается в таком положении. Чимин чувствует легкую эйфорию от запахов, от горячего воздуха, от Юнги, который как никогда обходителен и нежен. — Чимин, — негромко зовет его Мин, и омега едва мычит в ответ. Сил разговаривать совсем нет. Парень пьяно улыбается, целует выступающую костяшку на запястье, носом трется как котенок, когда Юнги продолжает. — Выходи за меня. Пак замирает, ошарашенно распахнув глаза и уставившись в кофейный кафель с геометрическим рисунком. Юнги чувствует, как напрягся омега, но молчит, давая ему время переварить услышанное. Доктор прижимается губами к макушке Чимина, который все так же не шевелится и едва заметно для него целует. Чимин задирает голову, а затем и вовсе поворачивается в руках альфы, отчего вода в ванной поднимается волнами, расплескиваясь. Чимин смотрит огромными глазами на него, а Юнги все так же расслабленно опирается о бортик, запрокинув голову. — Нам надо поменять пену для ванн, — почему-то говорит Чимин. Юнги вскидывает брови, едва приподняв голову и бросив хриплое «в смысле?». — Мне показалось, что ты попросил выйти за тебя. — Хорошо, поменяем, — кивает доктор. — Только тебе не показалось. Так что скажешь? Чимин прижимает мокрую в пене ладонь ко рту. Молчание снова затягивается, и Юнги уже не знает, что думать. Неужели рано? Или еще чего хуже: неужели Чимин не хочет быть с ним в более серьезных отношениях? — Я обещаю, что приглашу тебя в ресторан и сделаю это красиво, но мне показалось, что сейчас был самый лучший момент. Даже, возможно, лучше чем в ресторане. — Хен… — растерянно шепчет Чимин. — И если ты скажешь, что тебе надо подумать, я тебя утоплю в этой ванне. Мы слишком долго вместе, у тебя было достаточно времени, чтобы все обдумать. — Юнги, — Чимин опирается руками о его грудь, двигаясь ближе. — Заткнись. Я согласен. — И не вздумай…что? — теперь Мин запинается о собственные слова, пока Чимин улыбается ярче гребанного Солнца, как идиот. — Согласен? То есть ты выйдешь за меня? — Да, Мин Юнги. Я согласен. Я выйду за тебя. Юнги подается вперед, расплескивая воду за пределы ванной, и вжимается во влажные приоткрытые губы Чимина, который обхватывает его мокрыми руками за шею, смеется в поцелуй, умудряясь попутно отвечать на него и прижиматься ближе. Юнги зацеловывает смеющегося Чимина, бормоча о том, что любит его. Чимин пачкает его в пене, обнимает крепко за шею и целует в плечи и шею. Он, черт возьми, такой счастливый и влюбленный, что такого просто не бывает. Ему хочется пищать от восторга, но он лишь улыбается сумасшедше, стискивая Юнги в своих руках и чувствуя, как тот в ответ дарит ему не менее крепкие объятия, отчего становится ну, совсем хорошо. — Я люблю тебя, я так сильно люблю тебя, — говорит Чимин, снова целует крепко и глубоко, тянет вниз, отчего оба скатываются на дно ванны, скрываясь в лавандовой пене. Юнги обнимает его, прижимая к себе и с готовностью отдавая свой кислород под водой.

❖

Тэхену так нравится этот мягкий ежик черных волос. Он раз за разом проводит ладонью по голове Хесона, пока тот не начинает фырчать и уворачиваться, капризно надувая губы. — Папа, — чопорно говорит мальчик. — Ну, сколько можно? А Тэхен не может перестать, он готов трогать Хесона сутки напролет, готов измерять линейкой длину отрастающих черных волос, щипать его розовеющие щеки, которые наконец-то начинают появляться. Тэхен готов скормить ему все, что он только захочет съесть, скупить все игрушки на свете. Тэхен готов на все, потому что его сын жив и будет жить. Потому что Хесон идет на поправку, и не отторгает Чонгука. Потому что Хесон больше не в реанимации, а в общей палате, с другими детками. У него даже есть уже несколько друзей. И то, как Тэхен самозабвенно щупает его, совершенно не выставляет его в лучшем свете, как считает мальчик. Вот папочка Чонгук на днях подарил ему футбольный мяч и новый грузовик с зеленым кузовом. И все дети были в восторге, а Хесон сидел на коленках Чонгука, глядя на всех по-детски высокомерно, как бы показывая, что это его отец такой замечательный. А Тэхен только трогает его. Ну, что за несправедливость. Чонгук на жалобу ребенка посмеялся, погладив мальчика по спине и сказал, что Тэхен очень ранимый и что очень рад тому, что он идет на поправку. Сказал, что их папу надо защищать, и раз теперь Хесон больше не болеет, то он должен помогать Чонгуку. Взял слово, что Хесон ни за что не обидит папу. — Ладно, хорошо, гладь, — вспомнив данное обещание, согласился Хесон, скрестив ножки и наклонив голову под теплую ладонь родителя. Тэхен сгреб его в охапку, прижимаясь носом к маленькой шее. — Не пугай меня так больше, Сон-а, хорошо? — попросил Тэ. Он не был уверен, что мальчик понимает, что он имеет в виду, но тот обнял папу ручками и согласно закивал. — Хорошо. Мы с папочкой Чонгуком будем теперь тебя защищать. Ничего не бойся. Тэхен почувствовал, что горло сводит от подступающих слез. Слез радости. Под наблюдением врачей Хесону было необходимо провести еще три недели, но он уже освоился в палате, тем более теперь был не один. Хесон оказался дружелюбным и открытым ребенком, смелым и бесстрашным, обзавелся чудесным другом мальчиком-омегой Суджином, и они постоянно вместе рисовали, играли в машинки или лепили из пластилина. Надобность в постоянном присутствии Тэхена отпала, и парень даже несколько расстроился. Исчезла единственная весомая причина избегать Чонгука. А избегать его Тэхену хотелось как никогда сильно. Чон часто уезжал в Сеул, чтобы разобраться с делами, которых накопилось слишком много из-за его отсутствия. На удивление, отец не тронул его положения в компании. Единственное: Гук почти перестал с ним общаться. А мама же наоборот постоянно пыталась выведать у него, как дела у Хесона и, что удивительно и подозрительно, Тэхена. Казалось, они разобрались со всем, но только не друг с другом. Между ними стало все еще запутаннее. Все случилось почти сразу после дня рождения Хесона. В начале августа, когда лечащий доктор сообщила, что теперь можно считать, что трансплантация прошла успешно, и Хесон идет на поправку. Тэхен был вне себя от счастья. Он сразу же позвонил Чонгуку, но тот не брал телефон, и Тэхен поехал к нему. Съемная квартира оказалась в паре кварталов от больницы. Тэхену как никогда хотелось поскорее обрадовать альфу, который каждый день переживал сильнее Тэхена. И вот он переминается с ноги на ногу, вдавив палец в звонок, ожидая, когда Гук откроет. Теплый поздний летний вечер располагал к приятным новостям. Тэхен испытывал непривычный эмоциональный подъем, у него словно чесалось и зудело все тело, и когда Гук открыл дверь, омега в прямом смысле подавился воздухом. — Тэ? — Чонгук растерянно смотрел на него, заведя зубную щетку за щеку, стоя в одном полотенце. — Что-то случилось? — Хесона переводят в общую палату, он поправляется, — на одном выдохе протараторил Тэ. Он глупо проморгался, пока Чонгук счастливо заулыбался. Он говорил что-то про то, как он счастлив, что он верил, что их сын сильный и так далее, а Тэхен пялился на его голую грудь, как девственник в первую течку. Растерянный и смущенный. Чонгук запоздало понимает, что все еще держит омегу на пороге, поэтому отходит в сторону и широким жестом руки предлагает войти внутрь. Тэхен медлит, сглатывает нервно и смотрит в глубину чужой квартиры, где еще ни разу не был. И зачем он только понесся сюда? Мог ведь просто позвонить, а теперь вот вынужден стоять тут как идиот. — Я сейчас оденусь, и мы поедем к нему, — говорит Чонгук, а Тэ молчаливо кивает, трет ладони о свои светлые брюки и смотрит теперь уже в чужую спину. Широкую, хорошо сложенную, крепкую спину. — Может, кофе? — снова выглядывая из ванной, спрашивает Чонгук, но Тэхен, все так же стоя в прихожей, отрицательно качает головой. — Проходи, — просит альфа, — посмотри там, на кухне что-нибудь. Тэхен неуверенными миллиметровыми шагами плетется вперед, но совершенно точно попадает не в кухню, а в спальню. Разобранная постель, беспорядочно разбросанные джинсы с футболками, дорожная сумка, несколько пар белья, торчащие из бокового отделения. Тэхен облизывает губы, растерянно смотря на этот хаос. — Извини за беспорядок, — раздается почти на ухо, и Тэ резко оборачивается, едва не упав, но Чонгук галантно ловит его за талию, прижимая к себе. К обнаженному по пояс себе. — Я только вчера вечером приехал, не было времени прибраться. Тэхену впервые хочется вопить: «о чем ты, черт возьми, говоришь?!» Это ужасно странные чувства. Они ведь больше не враги друг другу, все выяснилось, устаканилось, но недосказанность между ними двумя по-прежнему есть. Казалось бы, важные слова сказаны, необходимость друг в друге доказана и обжалованию не подлежит, но тогда почему Тэхену так страшно? Он смотрит в черные глаза альфы, руками прижимается к его горячей, влажной после душа коже. Тэхен чувствует его природный запах, от которого в первую встречу дар речи потерял, и сейчас, похоже, происходит то же самое. — Ты в порядке? — вкрадчиво спрашивает Гук, но Тэ только моргает, скребет ногтями по его груди и молчит. Даже голос Чонгука звучит иначе: обманчиво нежный, низкий, такой пробирающий насквозь. Чон наклоняется ближе, шумно втягивает носом воздух возле уха, и Тэ клянется, он чувствует, как стая мурашек мчится по его позвоночнику, вынуждая позорный выдох пропустить меж губ. — Твой запах стал сильнее. Ты меня боишься? Или… — Чонгук отодвигается на некоторое расстояние, чтобы удивленно взглянуть на омегу. — У тебя что, теч… — Давай я поеду первым, — перебивает Тэхен, выпутываясь из чужих рук. — Хорошо? Хесон наверняка заждался. Он пугается, когда один остается. А ты попозже придешь, как соберешься. Тэхен торопливо шагает обратно к входной двери, стараясь не дышать или дышать только ртом. Он чувствует взгляд в спину, а потом Чонгук нагоняет его у двери, захлопывая ее после того, как Тэхен, подгоняемый невидимым чем-то, открывает ее. Тэ громко вздыхает, смотрит в гладкую поверхность двери, когда Чонгук поворачивает его к себе и внимательно рассматривает, в первый раз будто. — Я не чувствовал этого так давно, — говорит Чонгук, а Тэхен тяжело сглатывает. — Я тебя не чувствовал целую вечность будто. — Прости, — бормочет омега. — Прости, я забыл выпить лекарства, я был так рад тому, что Хесона переводят, что совершенно потерялся во времени. Извини, что ставлю тебя в такую неловкую ситуацию, я сейчас же… Губы у Чонгука такие же теплые, какими их запомнил Тэхен. Такие же мягкие и требовательные, Тэхен почти сразу оборачивает руки вокруг его шеи и с готовностью отвечает, впуская чужой язык. Тэхен стукается затылком о дверь, когда Чонгук напористо вжимает его спиной в последнюю. Ладони альфы на его талии жгутся своим теплом через футболку. Тэхен зажмуривает глаза, путаясь пальцами в черных волосах, массируя подушечками затылок, отчего Чонгук прикусывает его нижнюю губу и слабо стонет в его губы. Чонгук отстраняется на секунду, оставляя меж их влажных губ такое крошечное расстояние, что Тэхен может достать до них, даже не прикладывая усилий. Но Тэ осторожно выдыхает, а Чонгук поддевает своим носом кончик носа омеги, отчего Тэхен приподнимает голову и снова окунается в новый поцелуй. Большие пальцы гладят щеки Тэхена, Чонгук целует и целует его, словно время остановилось, он упивается этими губами, запахом Тэхена, чувствует, как подушечки пальцев простреливает разрядами тока, а Тэхен чувственный, такой желанный в его руках, он словно глина, из которой лепи что угодно. Он доверчиво жмется грудью к Чонгуку, дышит обжигающе, тянет зубами за мягкую кожицу на нижней губе, а затем прижимается к его лбу своим и пытается отдышаться. Чонгук убирает растрепавшиеся волосы ему за ухо, гладит его, обнимает, прижимает к себе крепко и уверенно, укрывая ото всех и от всего. Гук как никогда раньше сейчас самый надежный человек на планете для Тэхена. Омега чувствует себя в безопасности. И это обманчивое чувство настолько прекрасно, что Тэхен мечтает поставить этот момент на паузу и просто стоять так в коридоре, обниматься, чувствовать влажные губы Чонгука на своей щеке и скуле, чувствовать его шепот на ухо, которым он говорит откровенные и трепетные слова, вынуждая Тэ краснеть как ребенка. — Я так хочу, чтобы ты остался сейчас здесь, — говорит Чонгук, — я хочу держать тебя в своих руках вечность и дольше, никуда не отпускать тебя. Черт возьми, я так сильно хочу, чтобы ты пах только мной. Хочу наставить на тебе кучу пресловутых меток, хочу, чтобы все знали, что я — твой альфа. Что ты — мой омега. Тэхен трется о его щеку своей, слабо улыбаясь и крепко обнимая за плечи. — Ты сводишь меня с ума, Тэ. — Значит, мы сходим с ума вместе, — шепчет Тэхен на ухо и чувствует еще более крепкие объятия. Они добираются до больницы вместе, Чонгук упрямится, не отпускает Тэхена одного, и даже входит с ним в холл госпиталя, держа за руку. Тэхен чувствует себя словно парящим на облаке, все больше он сомневается в реальности происходящего, но когда они входят в общую палату, вполне реальный Хесон спрыгивает с койки и несется им на встречу. Чонгук присаживается, чтобы поймать маленькое тельце в свои объятия и прижать к себе так сильно, что мальчик начинает кряхтеть. Без теплой руки Гука в его собственной, Тэхен, словно, приходит в себя. «Что, черт возьми, ты делаешь?» звенит в его голове. Тэхен растерянно вздыхает, глядя на то, как Гук целует Хесона в щеки, глазки, подносит к губам его ладошки, перепачканные фломастером, вжимается в них, а мальчик смеется, заливаясь. Тогда Тэ гладит сына по голове, говорит, что с ним побудет Чонгук и сбегает. Торопливо идет по коридорам, пока не добирается до кабинета Юнги, вваливаясь туда без стука. Чимин испуганно дергается, отпихивая от себя Юнги, который гладит свою омегу по ногам, обернутым вокруг его талии. Пак спрыгивает со стола и поправляет жестом-паразитом волосы, убирая их назад. — Привет, — говорит он непривычно высоким голосом, но Тэхен совершенно не замечает этого, забирается с ногами на диван и обнимает себя руками за колени. Юнги запахивает халат, фырчит, глядя на пожимающего плечами парня и втягивает носом изменившийся запах в кабинете. — Тэхен, разгуливать с подступающей течкой, ну очень опрометчиво. — Я творю что-то странное, — говорит все-таки Тэхен, выдыхая и пряча голову за руками. — Чонгук и я… Вы должны мне помочь, чтобы я не натворил опять дел. Чимин искренне удивляется, присаживается рядом, пытаясь разузнать, в чем дело. Юнги прикрывает глаза ладонью, потому что его Чимин как чертова Мать Тереза — вечно несущийся на помощь Тэхену. В их планах было уединиться, а не успокаивать истерику Тэхена на пустом месте. Но Юнги все же сбавляет обороты недовольства, потому что Тэ и правда выглядит неважно, а когда в дверь стучит Чонгук, и вовсе прячется за Чимином как за щитом и просит (умоляет) не говорить, что он тут. Юнги выглядит идиотом, пытаясь доказать истинному альфе, что его пара, чей усилившийся запах впитался даже в обивку рабочего кресла Мина, не в кабинете. Чонгук явно не верит, но опускает голову и согласно кивает, просит только передать, что Хесона забрали на процедуры и звонить если что. — Не хочешь объясниться? — спрашивает доктор, закрывая дверь и выжидающе смотря на Тэхена, который кусает губы. — Не могу находиться с ним рядом, — шепчет Ким. — Теряю контроль, я словно не принадлежу себе. Меня это пугает. Между нами что-то странное происходит. — То есть ведешь себя как типичная омега со своей парой? — скептично уточняет Юнги. — Я себя так не веду, — вставляет пять копеек Чимин, на что Юнги закатывает глаза, бросая «еще как ведешь», и Пак прикрикивает возмущенное «эй!» — Да, наверное, но я… — Тэ вздыхает. — Это нормально, ведь так? Я хочу быть с ним, больше всего на свете хочу, но меня что-то словно останавливает. Не понимаю, почему так происходит. Как только оказываюсь рядом, словно все тормоза срывает, но в то же время я не могу просто так окунуться в это, не знаю, что делать…не понимаю, почему я снова не могу ему…довериться? Ответ находится сам собой. Тэхен внезапно ясно понимает, что происходит. Он любит Чонгука. Он хочет быть с ним, принадлежать только ему, и наверняка Гук это чувствует. Но за все эти годы Тэхен столько страдал, доверял и разочаровывался, ранил себя, залечивал слишком долго эти глубокие раны. Он просто не готов снова впустить Чонгука в свою жизнь беспрепятственно и безболезненно. Еще не готов. — Господи, какие же вы все-таки сложные, — Юнги вздыхает, качая головой. Чимин шикает на него, сурово сощурив глаза. Тэхен снова опускает голову, зажмуриваясь и шепча раздосадованное «черт…»