Ступай осторожно

Все тело было охвачено болью. Он не знал, сколько находился в таком состоянии, но казалось, что целую вечность. Он лежал на чем-то холодном, жестком и липком, с острым металлическим запахом. Распахнув глаза, он увидел растущий из щелей бетона, пучок коричневатой, забрызганной кровью травы. Небо над головой было таким же серым, как и грязный двор, и далекие здания. Тихонько всхлипнув, он попытался сесть, но зашипел от боли в сломанных ребрах. На мгновение он зажмурился, а когда открыл глаза, услышал, как приближаются знакомые шаги. Прищурившись, он попытался сфокусировать взгляд на подоле грязного черного платья воспитательницы сиротского приюта. Он смутно сознавал, что ярко-красным ручейком с его локтя по предплечью стекает кровь, но не обращал на это никакого внимания. — Отвратительно, — усмехнулась женщина, и он бросил на неё злобный взгляд. В нем вздымалась такая острая ненависть, что он ощущал, как красная дымка застилает глаза. «Когда-нибудь ты умрешь», — с холодной уверенностью подумал он. Он представил, как разрывает её лицо, которое больше никогда не застынет в маске презрения, только в страхе. Он представлял, как сдирает с неё кожу, лоскуток за лоскутком, а затем разбивает кровоточащую голову. Гарри проснулся от шепота голосов, и скрипа открывающейся двери. Он продолжал лежать с закрытыми глазами, контролируя дыхание, а его правая рука метнулась под подушку, где находилась палоч... Его палочки не было. "Черт. Где я?"— он всегда, всегда спит с палочкой под подушкой, даже несмотря на то, что хорошо владеет беспалочковой магией. "Я в Больничном крыле?" Знакомый голос прервал его мысли: — Не думаю, что наш гость в самом деле спит, Фрэнк. Гарри резко распахнул глаза и увидел серый каменный потолок. Он повернул голову, отмечая дискомфорт в шее и пульсирующую головную боль, сопровождающую каждое движение. — Альбус? — прохрипел он. "Это Альбус", — с облегчением подумал Гарри, глядя на серебробородого волшебника, в пурпурной мантии. Он перевел взгляд на спутника директора, а затем снова посмотрел на Дамблдора. Было трудно говорить. Слабые лучи света, проникающие из-за двери за спиной директора, конечно, не могли справиться с темнотой, царящей в комнате, но неужели Альбус действительно удивлен? — Не пытайся пошевелиться, — сказал мужчина после небольшой паузы. Гарри прищурился. «Что происходит?» Ему сейчас так не хватало палочки. Он попытался сесть, чтобы занять более выгодную позицию относительно двери, но обнаружил, что мышцы не слушаются его. — Боюсь, ты не можешь двигаться, — извиняясь, проговорил Альбус и кинул строгий взгляд на своего спутника. — Ты был серьезно ранен, когда мы нашли тебя в подземельях Нотт-Мэнора. "Подземелья Нотт-Мэнора…?" — Гарри снова зажмурился, и воспоминания затопили его: отчаянный план, часы пыток, Авада Кедавра, неистовый свет, странное серебристое вещество и затем боль. — Я…— он закрыл глаза. "Неудивительно, что после всего этого я оказался в Больничном крыле", — подумал Гарри. — Альбус, он мертв? Двое мужчин потрясенно молчали. Поттер поднял взгляд, игнорируя пульсирующую боль. — Кто мертв? — спросил Дамблдор. Юноша узнал мягкий голос этакого дедушки-директора, заботливо приглашающего жертву поболтать. "Определенно что-то не так, — подумал Гарри, и при мысли об этом его сердце тревожно сжалось. — Как Альбус может не знать? Если только это не кто-то другой, выдающий себя за Дамблдора... но это было бы слишком глупой попыткой подражания, и…" — Гарри нахмурился. — Волдеморт, — он посмотрел на директора. — Сработало? Он побежден? Мертвая тишина. В любое другое время Гарри бы ухмыльнулся, увидев шокированное лицо Альбуса. — Я боюсь, — сказал директор, когда его спутник открыл, было, рот, — что не совсем вас понимаю. Гарри закрыл глаза и понял, что еще было не правильно — Альбус никогда не обращался к нему так официально даже до того, как у них возникло... нет, не дружба, товарищество. "Я под какими-то маскирующими чарами?" — но Альбус достаточно умен, чтобы это могло его одурачить. — План… — медленно начал Гарри, бросив пристальный взгляд на мужчину. — Чтобы отразить … — он замолк, и скосил глаза, потому что спутник Альбуса, которого тот назвал Фрэнком, показался ему очень знакомым: тонкие светлые волосы, приземистая фигура. — Невилл? Альбус и мужчина, называемый Фрэнком, снова обменялись взглядами. — Невилл, — сказал последний, — это мой отец. Сэр Невилл Улфрик Лонгботтом. Гарри закрыл глаза. Пульсация в голове не способствовала мыслительному процессу. "Разве у Невилла такое среднее имя? И как у Невилла мог быть… нет, это невозможно, это…" Затем в голове что-то щелкнуло. Фрэнк Лонгботтом. Он глубоко вдохнул, игнорируя боль в ребрах. — Директор, какой сейчас год? — спросил Поттер, глядя в проницательные голубые глаза за очками-половинками. Этот взгляд уже давно на него не действовал. Альбус Дамблдор нахмурился: — Тысяча девятьсот семьдесят седьмой. Гарри закрыл глаза. Это все объясняет, и… "Проклятье", — он чертовски устал, а головная боль только усилилась. Каким образом он переместился во времени на двадцать три года назад? Все, что мог вспомнить Поттер (его пробила дрожь) — это боль. Возможно, Волдеморту удалось достать его каким-нибудь проклятьем? Или это сделал один из Пожирателей Смерти? Но путешествие во времени вряд ли можно считать местью, особенно если оно успешно завершено, не говоря уже о том, что осуществить это невероятно сложно, и только самые талантливые и могущественные волшебники способны на это... — Почему? Гарри открыл глаза, чувствуя себя старым и потрепанным. — Я из двухтысячного года. Оглушающая тишина. Гарри снова закрыл глаза. "Дурацкая головная боль, — думал он. — Почему все это постоянно происходит именно со мной?" — он позволил мыслям скользить по нему, как каплям дождя, стекающим по гладкой поверхности статуи. Это была его судьба, и вопросы не могли ничего изменить. — Вы готовы подтвердить это под Веритасерумом? — Д… нет, — сказал Гарри, снова открывая глаза. Веритасерум мог сделать его слишком уязвимым. К тому же он знал, что Альбус не станет колебаться ни секунды, расспрашивая его о будущем, в то время как сам он будет находиться под властью сыворотки правды. Поттер не имел права так рисковать — это могло привести к парадоксу. — Но я готов говорить под Медальоном Правды. — Очень хорошо, — проговорил Дамблдор. Он вынул потертый свинцовый диск на серебряной цепочке и вручил его Лонгботтому. Гарри поднял голову, игнорируя усилившуюся боль, и позволил медальону лечь ему на грудь. Он заметил, что под простыней одет в больничную одежду — юноша помнил, что раздевался перед сеансом пыток — а затем Альбус задал вопрос: — Ты на самом деле из двухтысячного года? Гарри спокойно сел. — Да, это действительно так, — быстро ответил он, чувствуя, как магия медальона овевает его, словно кокон. Медальон запульсировал серебром. Альбус кивнул. От этого движения его борода немного смялась и опять выпрямилась. Внезапно Гарри осознал, что она не была такой белой, какой он её помнил: в свете лампы, которую наколдовал Лонгботтом, борода казалась почти черной. — Вы охотно приняли Черную Метку на лице и груди? Гарри застыл. Его разум пытался осознать эти слова, и тогда он вспомнил. Поттер поднял руку (Лонгботтом напрягся) и, прикоснувшись к своей груди, ощутил корку... Затем он переместил руку к лицу и провел пальцами там, где, как он знал, была Черная Метка… «Я забыл», — оцепенело подумал он. — Я… нет. Медальон нагрелся, стал неприятно красным, и юноша подавил желание поморщиться. Возможно, он охотно принял Черную Метку, так же как принимал любые проклятия и удары только потому, что не мог найти в себе силы быть дерзким, и каждый раз, когда боль охватывала его тело, он отключал рассудок. Гарри снова посмотрел на палочку Лонгботтома, твердо указывающую на него. — Я не поддерживаю и не собираюсь поддерживать Волдеморта, — ровно проговорил он. Медальон запульсировал, подтверждая сказанное. Палочка Лонгботтома дрогнула, аврор вопросительно посмотрел на директора. Гарри тоже взглянул на него, встречая непостижимое выражение проникновенного взгляда. — Я не знаю, как очутился здесь, за три года до своего рождения, — продолжил Гарри. Медальон мягко светил. — Я хотел бы вернуться, у меня остались незаконченные дела. — Путешествие во времени — очень сложное дело, — проговорил Альбус Дамблдор после небольшой паузы. — Я не слышал, чтобы кто-то перемещался дальше, чем на одну неделю. Без должных знаний и силы путешествие может быстро разрушить душу. Мы попробуем помочь тебе, мой мальчик, но не прямо сейчас… — лицо директора расплылось в улыбке, которая не обманула Гарри ни на секунду. — В какой школе вы учились? — В Хогвартсе, — ответил Гарри, гадая, что же задумал старый волшебник. — Почему бы вам снова не поступить в Хогвартс на седьмой курс, где вы будете в безопасности, пока я буду пытаться найти способ отправить вас обратно в ваше время? Фрэнк Лонгботтом недоверчиво забормотал: — Но Альбус, он… — Не поддерживает и не собирается поддерживать Волдеморта, — твердо закончил Дамблдор. Аврор перестал бормотать и проворчал что-то о доверчивости, всепрощении и наличии умственных проблем у директора. Альбус только ослепительно улыбнулся. Гарри криво ухмыльнулся, хотя внутри у него все заледенело. "Не думай, что ты смог обмануть меня, Альбус Дамблдор, — думал он, встречаясь с взглядом мерцающих голубых глаз. — Я знаю, что ты собираешься делать, так же как знаю и маленькое беспалочковое заклинание, которое придает твоим глазам такой неодобрительный блеск. Думаешь, я не догадываюсь о том, что ты оставил меня в Хогвартсе, только для того, чтобы я был у тебя под каблуком? Думаешь, я не догадываюсь о том, что ты помешал Лонгботтому переправить меня в министерскую тюрьму только потому, что я слишком необычный, слишком опасный... джокер, которого ты не хочешь потерять? Думаешь, я не догадываюсь о том, что у меня нет выбора?" Поттер почувствовал смутное раздражение, поселившееся в нем, когда директор наклонился к нему и снял медальон с его шеи так, словно он старик, заботящийся о больном внуке. Гарри подавил желание оттолкнуть эти грубые руки. "Неужели ты думаешь, я не почувствовал, как ты наложил на меня следящее заклинание?" Он быстро отогнал эти мысли. "Нет, — сказал он себе. — Ты забыл. Этот человек не твой Альбус, так что не принимай это на свой счет. У этого Альбуса нет причин доверять тебе, и едва ли ты вправе ожидать иного. Он — всего лишь еще один противник". Гарри закрыл глаза и позволил мыслям, подобно морозному воздуху, наполнить его, а затем покинуть, оставив опустошенным и одиноким, в чужом для него времени. Он мысленно вздохнул. Дамблдор показался терпимее, когда прекратил пытаться манипулировать им. Старый волшебник стал почти приятным. Возможно, потому, что Гарри был единственным, кто видел, что скрывается за мерцающими глазами и внешностью доброго дедушки. В свою очередь, Альбус был единственным, кто знал настоящего Гарри под успокаивающей гриффиндорской маской. Они были как шахматные противники, которые сыграли так много игр, прошли через столько жизненных испытаний, но были пойманы в ловушку войны, настолько жестокой, что это внесло разлад во что-то, что можно было назвать духом товарищества старых ветеранов. — Но мне уже двадцать лет, я выгляжу слишком взрослым, — слабо запротестовал Гарри, подумав, что если бы он не пытался возражать, это вызвало бы подозрения. — Чепуха! — воскликнул Альбус. — И учебная программа, — добавил Гарри. — Я её уже знаю… — Нет ничего плохого в повторении того, что ты уже умеешь. К тому же ты снова увидишь Хогвартс. "Снова увижу, — подумал Гарри, невесело усмехаясь. — Я уже не тот юноша, которого ты заманил в ловушку в секретной комнате Хогвартса и вынудил в течение трех лет становиться кровавым оружием». — Раз вы так говорите, директор, — Гарри знал, каким бесчувственным был Дамблдор, но все еще ощущая осколок вины и сомнения, с улыбкой, которая, как он знал, делала его изнуренным и самоотверженным, он добавил для полной уверенности: — Я доверяю вам, Альбус. Заметив, что голубые глаза на мгновение наполнились болью, Гарри спрятал улыбку, а затем позволил векам медленно сомкнуться. Он почувствовал, как головная боль охватывает его. * * * День был необычно холоден для конца августа. Гарри вышел из Дырявого Котла и коснулся кирпича, открывающего вход в Косой переулок. Он вошел и остановился, изумляясь потоку людей. Взрослые куда-то спешили и медленно прогуливались, болтали и ссорились; дети вглядывались в витрины магазинов и кричали; в тени стоял странный человек, облаченный в мантию — он словно пытался спрятаться во мраке переулка; какой-то ребенок смотрел по сторонам невинно-удивленным взглядом... И никто из них не повернул головы в его сторону (кроме ведьмы, которая на каждого взволнованно смотрела своими голодными глазами). В Хогвартсе студенты, проходя мимо, что-то шептали ему или посылали благоговейный взгляд; на собраниях Ордена даже те, с кем он регулярно общался, молча кивали, когда он что-то говорил или даже посылал их на смерть; на улице же… Гарри криво усмехнулся, безрадостно вспоминая разгром, преследовавший его повсюду на улицах, заваленных телами и заполненных черным дымом. Он тряхнул головой и шагнул по направлению к магазину мадам Малкин, довольный тем, что ему больше не нужно использовать маску гриффиндорца. — Мне нужны Хогвартские мантии, — сказал он смутно знакомой девушке. — Сюда, пожалуйста, — она окинула его одежду неприязненным взглядом и продвинулась вглубь магазина. Рулетка принялась измерять Поттера, в то время как сам он задумчиво уставился в окно. После нескольких случаев потери сознания и путаных снов, очередных сонных зелий и пробуждений от судорог, вызванных болью исцеляющегося тела, он, наконец, полностью восстановился. Альбус с готовностью наложил на него маскирующие чары, скрывая Черную Метку, и нашел ему одежду (к счастью, она была в серых тонах, что значительно уменьшало ущерб, нанесенный ужасным чувством моды директора). Затем Дамблдор доверительно разрешил ему самостоятельно сходить в Косой переулок, и в благодарность Гарри широко улыбнулся, игнорируя гудение следящего заклинания. В период спокойного восстановления Поттер осознал кое-что, что осложняло ситуацию: благодаря махинациям Альбуса, он будет учиться в одном классе со своими родителями. Он увидит Сириуса Блэка, Ремуса Люпина, и — холодная ярость наполнила его сердце — Питера Петтигрю с Северусом Снейпом. Они будут его однокурсниками, и, возможно, — о, Боже! — соседями по комнате. "Как я смогу не допустить парадокс?" — думал Гарри, хотя знал, что у него все получится — его прошлое доказывало это. Погода, тем не менее, была холодной. "Возможно, я умру в поезде и никогда их не встречу", — мрачно подумал он. Юноша мысленно вздохнул. Бесполезно бороться с судьбой и вещами, которые он не способен изменить. Принятие судьбы было горьким уроком, который он изучил и усвоил. Он позволил себе расслабиться, не задумываясь ни о чём конкретном. Гарри был поглощен наблюдением за малышом, потирающим заплаканные глаза, когда почувствовал, как ему в руки втиснули сумку. — Позади вас находится отдел с широким ассортиментом одежды для волшебников, — сказала девушка, указывая кивком головы. — Там вы можете подыскать себе что-нибудь. — Хорошо, — ответил Гарри, и, вспомнив о том, что у него нет нижнего белья, кроме того, которое Альбус заставил его носить, направился вглубь магазина. Расплатившись, он вышел в переулок, одетый в удобную маггловскую рубашку и брюки, которые превосходно на нем сидели. Гарри обернулся к тому месту, где в последний раз видел малыша. Сейчас ребенок улыбался на руках у молодой женщины, а рядом с ней стоял мужчина, который одной рукой обнимал женщину, а другой — щекотал подбородок ребенка. Глядя на эту семью, Гарри поражался, насколько прекрасно они смотрелись вместе. Отмахнувшись от какого-то ранящего чувства, он развернулся и направился к лавке Олливандера прежде, чем смог понять, что это было. Невзрачный магазин по сравнению с суетливой улицей казался жилищем отшельника. Когда-то давным-давно тишина нервировала Гарри, но сейчас она была почти уютной. Юноша стремительно обернулся на тихий звук шагов, и глаза владельца магазина на мгновение широко распахнулись, встретившись с глазами посетителя. — Чем могу помочь, мистер… — Фрост, — сказал Гарри. — Джонатан Фрост. Мне нужна новая палочка. Расширенные глаза заинтересованно вспыхнули: — У вас была до этого палочка? Палочка, которая вам подходила? Гарри колебался. "Если я возьму свою палочку из остролиста с пером феникса сейчас, я создам парадокс, — с ноткой паники подумал он и смешался. Но другой голос мудро добавил: — Ах, ну ты же не возьмешь эту палочку. Что бы сейчас ни произошло, ты не сможешь ее взять, потому что через тринадцать лет эта палочка будет все ещё здесь". На мгновение он замер от этой довольно сюрреалистической мысли. — Нет, — сказал он, наконец. — Палочковая рука? — Я свободно владею двумя руками, — действительно полезное умение, которое он в совершенстве освоил по совету Альбуса, — но предпочитаю колдовать правой рукой. — Очень интересно, — пробормотал Олливандер и вытянул коробку со стеллажа: — Попробуйте эту, — предложил он. — Вишня и волос единорога. Крепкая. Пригодится в трансфигурации. Гарри взял ее и не удивился, когда мгновение спустя она была выхвачена у него из рук. — Дуб и сердечная жила дракона. Жесткая. Хороша для дуэлей. И снова палочка была выхвачена прежде, чем он смог даже хорошенько ее ухватить. — Ива и перо феникса. Достаточно хлесткая. Незаменима для чар и врачевания. Груда коробок перед Гарри продолжала расти, и после того, как Олливандер бодро прошел к двери и повесил табличку «ЗАКРЫТО», Гарри заволновался. Казалось, прошло несколько часов. А что, если только его палочка из остролиста и пера феникса по-настоящему ему подходит? — Красное дерево и клык василиска. Крепкая. Идеальна для наложения проклятий. Гарри секунду помедлил, прежде чем взять ее. В воздух поднялась пыль, искрясь в косом свете вечернего солнца, а затем Олливандер вернулся сверкая глазами, в руках его была коробка, которая заставила желудок юноши сжаться. — Попробуй эту. Остролист и перо феникса. Сильная палочка. Гарри взял палочку и сжал ее. Он ощутил прилив силы, струящийся, словно песня феникса, и заставивший его забыть испытываемый ужас. Но когда Поттер поднял руку, чувство полного завершения резко испарилось, и он остался стоять с ощущением неправильности и палочкой, которая ему не подходила. — Не совсем то, — проговорил Олливандер, выхватывая палочку и вручая ему другую. Гарри с изумлением взял ее. "Едва ли ты остался тем мальчиком, которым был в одиннадцать лет", — говорил он себе. Но не быть признанным палочкой, бывшей преданнее любого человека, палочкой, с которой он отождествлял себя, палочкой, которая была еще одним непоколебимым звеном его судьбы — борьбы с Волдемортом... — Поразительно, — прошептал Олливандер, несколько палочек спустя. Его тусклые глаза блестели: — Кажется, ни одна из моих палочек тебе не подходит. Думаю... Думаю, что смогу сделать палочку специально для тебя. — О, — осторожно сказал Гарри. Сложно было поверить, что ни одна палочка — а их тут, должно быть, тысячи — не подошла ему. — Мм, сколько это будет стоить? Олливандер уже исчез в дальней комнате. Гарри последовал за ним. — Большая удача, что мне выпал шанс создать палочку для такого необычного покупателя, как вы, — отвлеченно проговорил хозяин магазина. — Проходите. В отблесках красного света единственной свечи, горевшей на потрепанном столе, комната казалась меньше, чем была на самом деле. Возле стола стоял большой потертый котел. Гарри пригляделся и увидел внутри жидкое серебристое мерцание. — Надо добавить туда вашу кровь, мистер Фрост, — прошептал Олливандер, держа в руке скальпель. Какое-то мгновение Гарри колебался, но затем, кивнув, протянул руку. Изготовитель волшебных палочек быстро уколол указательный палец Гарри и выдавил каплю крови. — Вы знаете, что палочка сама выбирает волшебника, — пробормотал Олливандер и провел палочкой по пальцу Гарри, залечивая порез. — Слабому волшебнику легче найти подходящую ему палочку. Гарри наблюдал, как капли его крови растворяются в серебряной жидкости. На поверхности появился и лопнул розовый пузырь. — Но с сильными волшебниками совсем по-другому, — продолжил Олливандер, внимательно глядя на другой розовый пузырь. Гарри немного удивился, могли ли эти пузыри что-то значить, как чайные листья в башне Трелони. — Неподходящая палочка испугается силы, — бормотал Олливандер, неверным шагом пробираясь к шкафу в конце комнаты. — Правда, можно обрести или потерять силу, но обычно это происходит уже после того, как палочка соединилась с волшебником, и таким образом они остаются верными друг другу. Гарри наблюдал за тем, как старый мастер палочек вернулся с двумя половинками очень темного дерева и положил их на старый стол. Олливандер начал своей палочкой выписывать руны около деревянных половинок. Некоторые из них Гарри узнал, они, словно духи, мерцали и перемещались в трепещущем свете свечи: знак уклонения, знак гармонии, универсальная руна силы… — Изготовление волшебных палочек подобно поэзии. Моя муза приходит и уходит по своему желанию, и мне повезет, если она задержится достаточно надолго, чтобы я смог закончить шедевр, — Олливандер сделал паузу, прежде чем нацарапать последнюю блестящую руну. — Но иногда меня посещает вдохновение. Твоя проблема, мой сложный клиент, — лучший подарок, который ты можешь предоставить старому мастеру волшебных палочек. Олливандер заглянул Гарри в глаза: — Твоя палочка из Иггдрасила, волшебного дерева. Самое сильное, редкое и опасное дерево. Никакое другое не будет работать для тебя. Я должен был это понять. Гарри сохранял невозмутимость, не позволяя настоящим эмоциям проступить на его лице. Он знал об Иггдрасиле из Скандинавских мифов, о которых без умолку болтала Гермиона, но никогда не предполагал, что это дерево на самом деле существует. На миг он представил, что его выбрал не Иггдрасил, а какая-нибудь обычная, безопасная палочка, но отмахнулся от этой мысли и перевел пристальный взгляд на две полоски темного дерева перед ним. Гладкая поверхность не блестела в свете искусственного освещения. — Но твое ядро, — Олливандер медленно подошел к другому шкафу и вынул из него обыкновенную каменную миску. — Странно, — пробормотал он, впервые показавшись нерешительным. — Я не помню этой сердцевины… — он поставил чашу на край стола. Гарри нахмурился: она была заполнена чем-то похожим на серебристый туман или облако, которое бывает в думоотводах, и в ней находилась одна единственная прядь темных волос. — Что это? — спросил он. — Прядь волос в памяти, — сказал изготовитель палочек после долгой паузы, во время которой как будто пытался что-то вспомнить. Гарри все смотрел на прядь, плавающую в серебряном тумане памяти, и притворялся, что не замечает испытующего взгляда Олливандера. — Чьи это волосы? — Э... волшебника. — О, — Гарри закрыл глаза. — Палочка выбирает волшебника. Однако, странно, что я не помню, чтобы у меня была такая сердцевина, — Олливандер озадаченно покачал головой и отлевитировал прядь в пространство между двумя половинками Иггдрасильского дерева. Руны неожиданно замерцали, и Гарри вздрогнул, ощутив силу, которую излучала его будущая палочка. Две половинки сомкнулись. — Держи её! — приказал Олливандер властным голосом, какого Гарри раньше не слышал от старого мастера палочек. — Ну же! Гарри потянулся и схватил палочку. Ему показалось, будто он оказался внутри грома, внутри белой молнии, которая достигала каждого темного и скрытого укромного уголка. Юноша почувствовал, как у него перехватило дыхание, когда палочка запела через него, отсекая все его стены, слои и воспоминания, и все те места, находящиеся глубоко внутри, о существовании которых он и не подозревал. Пока дыхание Поттера было во власти бесконечного пространства, он чувствовал нечто странное, воспоминания, посылающие по спине нервную дрожь... А потом все прекратилось. — Тринадцать с половиной дюймов, Иггдрасил и неизвестная сердцевина, — прошептал Олливандер. Его тусклые глаза сияли. — Превосходная палочка, мистер Фрост. Можете смело ей пользоваться. Гарри молча кивнул и почти не протестовал, когда Олливандер отказался от оплаты. Юноша вышел из магазина и глубоко вдохнул необычно холодный августовский воздух, заполненный шумом голосов и звуков. Он поднес палочку к лицу и осмотрел её, почувствовал в своих руках. Тринадцать с половиной дюймов — такой же длины, вспомнил он, как и палочка Волдеморта. Отбросив эти мысли ("Совпадение", — сказал он себе), Гарри позволил палочке скользнуть в рукав в специальное крепление на предплечье. Он шел по направлению к «Флориш и Блоттс», и неожиданно его охватило давно забытое чувство сильного одиночества. Он как утес, разбитый сильными океанскими волнами и выжженный солнцем. Отправленный на двадцать три года в прошлое, с чужим именем и двумя Черными Метками на теле, лишенный доверия Альбуса, абсолютно одинокий и с палочкой, которая была не его... Он повернулся — что-то в витрине магазина привлекло его внимание — но увидел только свое собственное отражение. "Почему это не может кончиться?" — отчаянно спрашивали его глаза, на мгновение наполняясь болью. Поттер отвернулся, а его взгляд снова стал жестким. "Бесполезно скулить, черт побери", — строго сказал он себе. Он должен найти способ вернуться, потому что не известно действительно ли мёртв Волдеморт, и Гарри не сможет успокоиться до тех пор, пока в этом не останется и тени сомнения. Повторяя это про себя, он успокаивался, и к тому моменту, когда он вошел во Флориш и Блоттс купить необходимые для семикурсников книги, Поттер уже не придавал значения холоду, сковавшему его сердце. Этой ночью Гарри видел такой реалистичный сон, больше похожий на воспоминание, об одном очень одиноком мальчике в холодном сиротском приюте. Он видел ледяные глаза женщины, жестокие усмешки мальчишек, избивающих его и часы, проведенные под кривым деревом. Ему снилось, как он вспоминал слова своей матери, вспоминал свою судьбу, чувство одиночества и пустоты, и не было ничего, кроме ядовитой ненависти, которая росла, и росла, и росла, пока он не… Гарри проснулся ошеломленный. Трясясь в маггловском такси до платформы 9 ¾, он старался не думать о том, что ему приснилось. В поезде он сидел в тишине и одиночестве самого отдаленного купе до самого Хогвартса.