Кто подставил Дина Винчестера?

**** – Говоришь, его подставили? Джимми сидит в широком кресле, явно рассчитанном на завсегдая Макдональдса. – Да, сэр. – И ни он, ни его друзья тебе ничего не делали? – Нет, сэр. – И связать тебя в туалете тоже приказал Гордон? Вздох и взгляд на женщину у окна. Женщину, зовущую себя его матерью, сейчас демонстративно отвернувшуюся и разглядывающую фонтан во дворе. Всего несколько минут назад она ворвалась в кабинет психологии, выбранный полицией как комната для допро… опроса учащихся, и попыталась устроить скандал. Но в этот раз ей повезло меньше, чем в участке, единственное, чего она смогла добиться – присутствия на допросе. Кстати, здесь же, но у другого окна, стоит Ник. Штатный психолог и по совместительству преподаватель психологии по прозвищу «Люся». Ну, или «депрессивный Ник». Этого никто не затыкал и не указывал на место, наоборот, его обязали присутствовать и следить за душевным состоянием студентов. Только вот энтузиазм у Люси, как обычно, отсутствует. И Джимми приходится иметь дело с низеньким, кругленьким человечком в полосатом красно-зелёном костюме и жёлтом галстуке. – Полагаю, что так, сэр. – Расскажи ещё раз, что произошло? Круглые глаза, очень светлая радужка, взгляд, заставляющий нервничать. И ненавидеть себя за это. Потому что одно дело – терпеть бесконечный допрос от кого-то, внушающего уважение, и совсем другое – от ходячей новогодней игрушки с ледяным взглядом. – Я узнал, – заставляя себя дышать ровно, снова повторяет Джимми, уже в третий или четвёртый раз за последние два часа, – что Дина отпустили. Мы встретились перед началом третьей пары… Он сказал, что не хочет идти к себе, так как боится, что его там могут подкараулить. И попросил принести одежды, пока сам примет душ в раздевалке у спортивного зала. – А он не боялся, что могут подкараулить тебя? Пожатие плеч. Практически искреннее. – Сколько тебя не было? – Не уверен. Полчаса? …может, больше. Наш консьерж, он, знаете, очень хорошо выполняет свою работу. Круглый человек делает запись в блокноте. И снова поднимает взгляд. Если не присматриваться, может показаться, что у него и вовсе нет зрачков. – Дальше. – Я нёс одежду. И увидел… Джимми никогда не посещал курсов актерского мастерства, поэтому понятия не имеет, как изобразить волнение и негодование одновременно. Поэтому решает просто сцепить пальцы перед собой и опустить голову. – Они подкараулили его прямо там, в раздевалке… Я не знаю, что они собирались с ним сделать… Но я видел, как несколько человек прижимали его к полу, а ещё один… Он, кажется, заставлял его… Нет, ну не при матери же! Джимми косится на женщину у окна. – Со стороны могло сложится впечатление, что Дина Винчестера пытались изнасиловать неестественным путем? Прижав подбородок к груди, Джимми хмыкает. Но очень надеется, что со стороны это выглядит иначе. – Полагаю, – сдавленным голосом, не поднимая головы, – что так, сэр. – И что именно ты сделал? – Я… хотел позвать на помощь. Но в коридоре не было никого. И тогда я увидел на стене этот рычаг… – И что? Насильники испугались дождичка? – Нет, сэр. Ну да, попробуй-ка, объясни, как всё было… Когда правду говорить нельзя, а перед глазами ещё крутятся кадры этого побоища. Джимми тогда на миг оглох, потом на голову обрушился отнюдь не «дождичек», а настоящий ливень. А когда снова открыл глаза, то обнаружил, что Коула уже рядом нет, зато Фергус щурится и разминает плечи. А сквозь звон сирены доносится плеск и ругань – на самой грани слуха. Там, за углом, их было двое. Один орудовал обломком скамьи в раздевалке, второй шёл туда, играючи раздавая подножки вылетающим навстречу парням, уворачиваясь и опрокидывая их на залитый пол точными, быстрыми ударами. Джимми смотрел в спину Коула, видел, как на него бежит крепыш, едва не поскальзываясь, но уже занося кулак для широкого и мощного удара. Видел, как Коул отклоняется назад, одновременно выстреливая рукой в подмышку напавшего. И отступает, позволяя телу без помех перейти в горизонтальное положение и проехаться, поднимая тучи брызг, до самого поворота. Видел, как флегматичный шотландец выходит из-за угла, смотрит на пытающегося подняться, и легонько прикладывает его носком лакированного ботинка по голове. Тогда Джимми ещё понятия не имел, что всё это лишь спланированный акт по устранению зарвавшегося бунтаря, а заодно и способ сбросить с себя аркан правосудия. Нет, он правда думал, что пожарная тревога – лишь импровизация. Однако не знай Дин, чего ждать – вряд ли бы сумел воспользоваться замешательством и освободиться. А так злодеи оказались взяты в клещи. И введены в бессознательное состояние. Как раз к тому моменту, когда тревога заткнулась и начали собираться свидетели. Правда, сначала примчались охранники – проверять, очередная ли это попытка студентов устроить себе выходной или и правду стоит начинать выводить народ из здания. Дин встретил их в одной набедренной повязке, сооруженной из хорошенько выжатой бордовой рубашки. Театрально повиснув у Джимми на плече. А вот Коула и след простыл, впрочем, как и Фергуса. Правда, перед тем как скрыться, шотландец очень выразительно посмотрел на Джимми и мягко произнес: – Ты нас не видел. И вот Джимми, уже переодевшийся в сухую одежду, сидит тут и вешает круглому человечку в цветастом костюме на уши лапшу. – Там было скользко, – как можно убедительнее. – Они все вдруг бросились бежать. Спотыкались и падали… – Некоторые обвиняемые утверждают, что было ещё несколько человек, а не только ты и Дин. – Несколько? – Не меньше десятка. «Ну и ну, фантазёры». – Вероятно, им трудно признаться… «…что их всех поколотило всего двое, причём вмешательства ещё двоих даже не потребовалось.» – И как ты объяснишь то, что вы с Винчестером единственные остались на ногах? Причём на тебе самом вообще ни царапины? Ну, тут Джимми мог бы и возразить. Но не демонстрировать же налившийся синевой бок от того, последнего удара Дина? – Вы же понимаете… Когда они бросились бежать, Дин оказался свободен… и он был немного расстроен случившимся… – Немного? У троих сломана челюсть, у всех переломы рёбер или конечностей. Вывихи. Обширные гематомы. – Там было… очень скользко. – Всё, хватит! А вот и снова Наоми Новак. У мамочки лопнуло терпение? – Вы или предъявляйте моему сыну обвинение или идите уже заниматься своими делами! И не смейте втравливать Джимми в это дело о наркотиках и насилии! – Миссис Новак… мне казалось, мы договорились. – Ник! Ну скажите же вы этому полицейскому, что хватит уже мучить моего сына! Заметно, как Люси вздрагивает. Его взгляд, обратившийся к матери, полон растерянности. Словно всё это время психолог находился мыслями где-то далеко от этого кабинета. – М… да… я думаю… - Миссис Новак, я уже говорил, что я не полицейский, а следователь. Уполномоченный по делам… «Бла-бла-бла». Джимми сжимает виски. Последний раз он ел ещё вчера, на завтрак хлебнул лишь остывший чай, а за окнами уже начинает темнеть. Гул голосов сливается в назойливый шум, хочется заткнуть уши и закрыть глаза. Гул стихает. Его, наконец-то, отпускают. Следом в коридор выходит миссис Новак. Прикрыв за собой дверь, она тут же меняется в лице. Гнев, негодование – всё это испаряется, остается лишь спокойное внимание. И подозрение во взгляде. – Ты же не ввязался ни во что противозаконное? – Нет, мама. – Тогда как у тебя получилось опозорить меня дважды за четыре дня? – Прости, мама. – Ты же знаешь, моей… нашей партии, ещё очень молодой, опасны любые слухи. И твоя мать, как её глава, просто не может позволить себе иметь сына с сомнительной репутацией. В коридоре сумрак. В этой части здания сухо. И тихо. С улицы доносится рёв мотора, достигает пика и начинает стихать. Джимми смотрит в пол. – Ладно, иди к себе. А мне ещё надо кое-с-кем переговорить. Но перед отъездом я обязательно загляну, проверю, убираешься ли ты в комнате. – Да, мама. **** В медпункте никого. Заглянуть бы в столовую, но та уже закрыта. Остаётся только напроситься к Гейбу или тащиться до магазина. Но оказавшись в холле, Джимми останавливается, смотрит на лестницу, потом поворачивает голову налево. И вместо Сингера за стеклом вахтёрской будки видит Элен. Элен занята чтением. А Джимми уговаривает себя, что если сейчас зайдёт к Дину и вдруг застанет его – то это вовсе не будет слишком навязчиво. Конечно, лучше бы ему пока избегать встреч с Винчестером, но если дела будут и дальше разворачиваться в том же векторе, то он очень скоро разберётся со всеми своими врагами самостоятельно. И план по втиранию в доверие полетит в тартарары. За вдохом не всегда следует выдох. По крайней мере, не всегда – сразу. Так Джимми набирает полные лёгкие воздуха, задерживает дыхание и берётся за ручку тяжёлой двери с резиновыми прокладками. И снова окунается в цунами звуков. До двери с номером «шестидесять семь» он доходит очень быстрым шагом. И выдыхает. Несколько минут стоит, ругая себя за дурацкую блажь и приводя дыхание в норму. Стучит. И чувствует что-то вроде дежавю, потому что дверь открывается совсем чуть-чуть, и становится видно широкий, ярко накрашенный рот. Лилит. Но на этот раз она сразу открывает дверь шире. И Джимми видит Дина, одетого в белый костюм. И с букетом. А на девушке чёрное, блестящее и очень короткое платье. Джимми понимает, что окончательно и бесповоротно запутался. Разве у этих двоих «такие» отношения? Разве не обращался с ней Дин, как с девочкой, по вызову всего… четыре дня назад? – Ну сколько можно ждать? Боже, во что ты… одет? Было бы странно, произнеси это Лилит. Но из уст Дина почему-то звучит ещё более дико. – Пять минут. Надень что-нибудь поприличней. По озабоченному выражению на лице, можно предположить, что держать в руке букет и пытаться застегнуть пиджак – задача не из легких. Но чтобы это мешало объяснять… об этом Джимми не слышал. И он чувствует себя очень глупо, задавая вопрос: – Зачем? – Совсем дурак? Иначе в ресторан не пустят. Ах, ну да, конечно. И как только он сразу не догадался? Глубокий вдох, разворот, задумчивая прогулка на третий этаж и не менее глубокомысленное созерцание содержимого шкафа. Но сколько ни смотри – чего у него нет, того нет. Единственному костюму четыре года. И за это время он надевался тоже всего один раз. И вообще не стирался. Но мать, вроде, отвалила за костюмчик прилично зелёных, так что… Джимми нюхает рукав. Морщится. И сначала натягивает белую рубашку. А пять минут спустя он возвращается на порог комнаты Винчестера. Там уже Фергус. Шотландец смотрит на него удивленно, подходит, привстаёт на цыпочки – точь-в-точь Мэг – потом достаёт из-за пазухи приплюснутую бутылку с жидкостью, по цвету напоминающую черный чай с лимоном, выливает на ладонь несколько капель и брызгает на Джимми. Потом облизывает подушечку большого пальца и тянется… Джимми отступает, но тот всё же успевает мазнуть его по виску. – Что-то ты шуганный какой-то. Для оруженосца. – Кого? – Не слышал? Тебе уже новое прозвище дали. А Дин у нас типа рыцарь. – Спасибо, меня и моё старое устраивает. – Это какое? Сзади к Фергусу подходит Дин и втыкает букет ему в затылок. Шотландец подпрыгивает. – Ой, это мне? Как мило… Лепестки усеивают его пиджак. Дин растягивает губы в усмешке. И не глядя протягивает букет Лилит, молча наблюдающей за ними со стороны. – Этот веник специально для тебя, женщина. – Засунь его себе в… – Ну тогда тебе. Джимми смотрит на руку, улёгшуюся Фергусу на плечо. На зажатые в кулаке белые цветы, длинные травинки… И отступает. Лепестки продолжают опадать, усеивая ковролин. А потом, проходя мимо Элен, Дин суёт веник прямо в окошко. Женщина без эмоций откладывает тот в сторону. Молча, даже не обмениваясь взглядами, троица идёт к парковке, а Джимми бредёт следом. Происходящее напоминает старый детектив, где в конце серии главный умник собирает всех подозреваемых вместе. Чтобы после долгих и пространных рассуждений ткнуть пальцем в одного из них и заявить: "Преступник ты!" Чёрт, а ему казалось, что главный умник здесь он. Но собрал всех почему-то владелец старой винтажной Импалы SS. Чёрной, с хищным обводом. В те времена, когда Джимми интересовался всем, что касается Винчестера, помнится, очень удивился этой машине. Но Дин почему-то смотрится с ней очень органично. – Ты так и не сказал, – пробует завести разговор Фергус, залезая в салон. – Что у нас за повод? Но в ответ ему лишь усмехаются в зеркало заднего вида. Джимми прекрасно замечает этот обмен взглядами, будучи прижатым к двери и любуясь копной волос Лилит перед собой. А всё потому, что Фергус расселся на заднем сидении прямо посередине. И даже не думает подвинуться. В ресторан их всё-таки пускают. И провожают к круглому столу у панорамного окна во всю стену. Почему-то только поднимаясь в лифте, Джимми заподозрил, что это не просто большое кафе, лишь для приличия зовущееся «рестораном». И сейчас, видя раскинувшееся море городских огней где-то там, под ногами, понимает, что переодеться заставили не просто так. У официанта, ожидающего заказ, прямая, как формальная логика, спина. И беспристрастный взгляд, как у евнуха в гареме. Даже когда Фергус снова тянется, чтобы пригладить обслюнявленным пальцем висок Джимми, затянутый в чёрное с белом официант смотрит прямо перед собой. Как робот. Который ждёт лишь условного звукового сигнала. – Даме вина, – отдаёт распоряжение Дин. – Что-нибудь французское, не старше девяносто четвертого. Смотрит поверх меню. На Фергуса. На Джимми. – И устриц этим двоим. А пить мы будем… – Коктейли, – подмигивает официанту Фергус. – У вас есть такие… с зонтиками? – Вам принести меню из бара? – Не утруждайтесь. Просто выберите что-нибудь на ваш вкус. Когда официант удаляется, Дин опускает меню, и становится видно закушенную губу. – А как же виски? – Сегодня мне хочется чего-нибудь новенького. И до того сладенько и пошленько звучит этот разговор, что Джимми отворачивается к окну. И видит в нём отражение Лилит. Девушка выглядит задумчивой, но спокойной. Словно не сидит за одним столом с бывшим парнем и бывшим… (или настоящим?) любовником. Но её явно абсолютно не беспокоит, что кавалеры уже разобрали дам. И Джимми самому неприятно думать о себе, как о «даме», но… ещё остается надежда, что Винчестер их сюда не на двойное свидание пригласил. – Предлагаю выпить за дружбу. Устрицы и напитки приносят одновременно. Причём в трёх высоких бокалах зонтики разного цвета, в тон жидкости. И с ними они все смотрятся особенно глупо за одним столом с шикарной девушкой, грациозно обхватившей свой бокал наманикюренными пальчиками. – Так вы двое больше не встречаетесь? Джимми знает, что вопрос не уместен. И даже груб. Но пафос и наигранность уже начинают давить на горло. – Кто? Мы? Фергус оглядывается на Дина. Дин поджимает губы и кивает на Лилит. Лицо Фергуса вытягивается ещё больше. – Он не в курсе, да? – Маклауд – гей. Чистый. То есть, абсолютно. – Но… Надо же что-то сказать, лишь бы не сидеть с открытым ртом. То есть, естественно, для него это не новость… Или всё же… – Но неплохая ширма, – продолжает Дин. – Если хочешь от кого-то защититься. – Да нет! – приторно щурится шотландец. – Ужасная! И втянув в рот соломинку, начинает молча цедить ядрёно-синюю жидкость. А Дин смотрит на зелёное нечто в бокале перед собой. И поджимает губы. Отклячивает. Облизывает. И Джимми уже даже почти забывает о сути разговора, когда Винчестер поднимает взгляд и вдруг спрашивает, переводя взгляд с шотландца на Лилит и обратно: – Ладно, признавайтесь, кто из вас меня сдал?