Кто подставил Дина Винчестера?

**** Обрушившийся на голову водопад холодной воды вырывает из забытья. И возвращает в мир, где стонет каждый сантиметр кожи. Суставы в плечах трещат, ребра колют внутренности. Больно дышать, больно поднимать голову, больно смотреть в искаженное гневом лицо. Джимми кажется, он уже одной ногой в могиле. Хотя его никогда так сильно не били, так откуда знать? Один глаз заплыл, и кажется, уже никогда не откроется. А во втором – какая-то муть. – Кто он?! Кулак вонзается в живот, заставляя одновременно задохнуться и поверить, что выкашлять собственные лёгкие – не такая уж и сложная задача. Чтобы что-то произнести, нужно разлепить распухшие губы – судя по ощущениям, уже занявшим половину лица. Но сначала выплюнуть кровь. – Не… знаю. Наверное, оправдываться бесполезно. Слишком уж хорошо совпало. Ночью Дин рассказал про Сэма, а уже утром в комнате его младшего брата нашли почти килограммовый пакет с белым порошком. Джимми на месте Дина тоже бы подумал на себя. – Хватит с меня этой херни! Железное ведро с дребезгом врезается в каменную стену. Здесь сыро, старые люминесцентные лампы и плохая проводка – свет то и дело мигает. А эхо… эхо тут хорошее. – Ладно, я... Но Сэм?! Серая футболка на Дине потемнела от пота. Он с ним здесь уже почти сутки. Только вот, где именно «здесь»? Последнее, что может вспомнить Джимми – это как его волокут к пожарному входу с торца здания. Подвал общежития? Больше похоже на кадры из «Сталкера». – Я не… – Заткнись. Ну вот, то «говори», то «молчи». На самом деле Джимми уже кажется, что к боли вполне можно привыкнуть. Как только свыкаешься с мыслью, что тебя так или иначе покалечат. Потому что по-настоящему страшно не чувствовать боль, а не видеть и не знать, насколько всё плохо сейчас и будет потом. Больно дышать, но ты дышишь. Ослеп на один глаз, но другим ещё видишь. И это становиться тем, ради чего стоит пытаться выжить. А Дин зол настолько, что Джимми уже давно не уверен, что сможет выйти отсюда на своих двоих. – Знаешь, я… Я ведь не для того оставил его там… чтобы он столкнулся с этим дерьмом здесь! «О чём ты, Винчестер?» Джимми кажется, он опять отключился ненадолго, потому что Дин уже стоит у большого стального шкафа и неспешно остругивает бейсбольную биту. – Не надумал ещё говорить? Во рту – филиал пустыни Сахара. В ушах – белый шум. – Я уже… говорил. Это не упорство и не паясничество. Джимми читал в книгах, что бравые герои на пытках никогда не теряют достоинства, плюют в лицо палача и ни за что не опускаются до оправданий. Но он – не герой. Он объяснял. Он просил. Он клялся… пока ещё мог говорить много и быстро. – Да-да, я слышал. Другие тоже пели эту песню: ничего не знаем, это не мы. И знаешь, что? Я им верил. Как дурак. Если бы я раньше взял хоть одного за яйца, думаю, до этого бы не дошло. Много-много часов назад, когда они вернулись в городок, первая новость, заставившая Дина сбросить благодушие, была о том, что Коул в больнице. Его нашли на парковке. С разбитой головой и следами верёвок на руках и ногах, и с месивом вместо спины. Потом они узнали, что Лилит не вернулась в общежитие. Джимми оставил Дина в весьма странном состоянии духа – со стороны могло показаться, что его накачали свинцом: тяжёлый взгляд, глубокое дыхание, замедленные движения. Ссутулившиеся плечи. На первую пару он не пришёл. Зато ворвался в аудиторию на середине второй. Не говоря ни слова схватил Джимми за шиворот и под негодующие выкрики преподавательницы поволок в коридор. Кажется, за ними увязался Гейб. Но прямой в челюсть заставил друга вытянуться на полу. Сколько точно прошло времени с тех пор? Может, ему кажется, и они тут уже несколько суток? – Знаешь, мне сразу показалось это подозрительным… Этот наш разговор в сети. Такая глупость, такая наивность. Но я ждал, что ко мне могут кого-то подослать, только не такого… Почему-то кажется, что злость Дина сосредоточенна именно на нём. Не на злодее, по приказу которого, как Дин думает, Джимми заручился его доверием. А именно… Словно Джимми предал его. – Дин? Голос доносится издалека. Шлёп-шлёп. Шаги. – Эй, вы где? – Иди на запах мочи. Очень скоро в проёме из обколотого кирпича появляется Фергус. Руки демонстративно засунуты в карманы, взгляд обшаривает стены и пол – опасливо и брезгливо. – Может, хватит? Взгляд, которым Винчестер награждает друга, ничем не легче того, что преследует Джимми с самой аудитории. – Тебя спросить забыл. Какого хрена припёрся? – Дать совет. Ты в курсе, что тебя там, наверху, уже ищут? Как и твоего… Фергус окидывает Джимми быстрым взглядом, словно смотреть на него дольше – то ещё удовольствие. – …нового друга. – Пусть ищут дальше. – Дин. Кому хуже ты пытаешься сделать? Бесполезно. Неужели он не видит, что Винчестеру уже плевать на себя? Он готов на всё, лишь бы найти главного виновника. Чтобы помешать ему отправить брата за решётку на долгие годы. Брата, ещё даже не успевшего сдать сессию, а уже полюбившегося преподавателям. Брата, только-только отметившего двадцатилетие и начавшего встречаться с девушкой. Прохладно. И от этой прохлады горящей коже очень приятно. Джимми чувствует жар, поднимающийся из груди к плечам и стекающий обратно. А вот руки свои он уже не чувствует. Они где-то там, над головой, связаны веревкой. Которая не даёт ему упасть. – Это всё, что ты хотел сказать? – Нет. – Тогда договаривай и вали уже. Мешаешь. И снова Фергус ненадолго встречается с Джимми взглядом. И в нём почти нет сочувствия. Но много досады. – Сдайся. Разве не видишь, чем больше ты усердствуешь, тем хуже становится? – Что, страшно стало? – ядовито процеживает Дин. – Что доберутся и до тебя? – До тебя, идиот. – Свали. Закончив с битой, Винчестер разворачивается к шотландцу. Обструганная кувалда на плече. И в какой-то момент тот делает шаг назад. Потом ещё один. – Хочешь остаться один? – последнее, что спрашивает Фергус. Прежде чем развернуться и уйти. А Джимми думает о том, что Дин и так один. Всегда был и будет. Потому что нельзя взваливать на себя столько дерьма. Нельзя пытаться нести ответственность за поступки других. И чувствовать вину за то, над чем не имеешь никакой власти. Они снова только вдвоём. Почти как Джимми и хотел. Разве что он всегда мечтал о менее болезненных отношениях. – Почему ты молчишь? Дерево подпирает подбородок, заставляя поднять голову. Дин рассматривает его. Ведёт взглядом по щеке словно бритвой. – Мне нечего сказать. – Почему ты так спокоен? – Я устал. «А ещё я не злюсь на тебя». – Да, я тоже. Мечтаю о душе и здоровенном гамбургере. Так что давай, назови того, кто отдаёт тебе приказы – и мы оба сможем отдохнуть. – Не могу. – Почему? У него что-то есть на тебя? Такое серьёзное, что ты предпочтешь рискнуть жизнью, чем проговориться? – Нет. Просто я… правда… ничего никому не… - Тц! Конец биты врезается в низ живота. Джимми прикусывает язык. Кажется, слёзы брызгают из обоих глаз, а не только из того, которым он ещё что-то видит. А ещё кажется, сейчас последует второй удар, а у него нет ни времени ни сил, чтобы приготовиться. Но Дин вдруг оборачивается. И перехватывает биту в другую руку. – Выходи. Когда боль в животе немного рассеивается, Джимми прислушивается. Но ничего не слышит. Однако Дин зачем-то направляется к выходу – при этом идёт мягко, почти неслышно. И скрывается за углом. Проходит минута, вторая. И в проёме двери показывается светлая кучерявая голова с острым носом. Гейб на цыпочках забегает в подвальное помещение, и не произнося ни слова, тянется ножом к веревкам. Джимми мотает головой. Мычит негромко. Но Гейб не обращает на него никакого внимания. – Держись, дружище, – шепчет и пилит. И морщится. Видимо, пахнет Джимми отнюдь не французскими духами. – И что это за самодеятельность? …ты тоже с ними заодно? Дин перегораживает выход. Гейб отпрыгивает от Джимми и выставляет перед собой короткий перочинный нож. – Винчестер, ты псих! – Ах, неужели? Бита подпрыгивает на плече. Шаг Дина широкий, в развалку. Он покачивается телом из стороны в сторону, словно готовый, что его попытаются обойти. А Гейб начинает отступать в угол. – По тебе же психушка плачет! Джимми не кажется, что выбранная стратегия разумна. Но и Гейб не из тех людей, кто между правдой и лестью выбирают благоразумие. – Ну тогда никто не удивится, если найдёт здесь парочку трупов, ведь так? Усмешка Винчестера и правда отдаёт безумием. Но Джимми верит ему, как никогда. – Так ты это признаёшь? Стена в белесой паутине упирается Гейбу в спину. Свет на мгновение гаснет, чтобы вспыхнуть вновь – и Дин оказывается уже не в нескольких метрах, а сантиметрах от него. Бита врезается в стену и ломается, а когда бетонная пыль оседает, Гейб обнаруживается в углу на полу. Сжавшийся в комок и выставивший перед собой нож, зажатый в обеих руках. – Признаёшь, что остатки разума покинули тебя? И не дают увидеть правду? Дин задумчиво смотрит на обрубок, оставшийся в руке. И отходит на шаг. – О чём ты? – О том. Кажется, Гейб сам не может поверить, что ещё способен говорить. – Винчестер, я же знаю, ты не такой. Я помню, что ты сделал для меня тогда. – Как мило. Кто-то решил, что понимает меня. Джимми видно только спину Дина. И она расслаблена. – Может, не до конца. Но в душе ты добрый малый. И наивный. Думаешь, что отгородился стеной цинизма и никто не сможет пробиться сквозь неё. И даже не понимаешь, что пляшешь под чужую дудку, как последний дурак. Обломок биты рисует в воздухе круг. И ложится Дину на плечо. Гейб не спускает с неё взгляда, чуть опускает нож, кадык его дёргается. – Неужели? Джимми сам не может определить, блефует Гейб или правда что-то знает. – Давно ты знаком с Маклаудом? – Давно. – И что ты о нём знаешь? – Достаточно. Ближе к делу. Заострённый обломок биты на плече начинает подрагивать, и голос Гейба становится громче: – Знаешь, когда я узнал, что мой друг связался с тобой, я не особенно забеспокоился. Но когда выяснилось, что им ещё заинтересовался и Маклауд, мне стало не по себе. Что мы вообще о нём знаем? – А что вы знаете обо мне?! – Ничего. Гейб облизывает губы. Он часто моргает, и пот с него льёт ручьём. – Вот я и спрашиваю тебя, насколько хорошо ты его знаешь? Откуда у него деньги? – Наверное, оттуда же, откуда и у меня. – Подделка кредиток? Дин оглядывается на Джимми. Кажется, ему не приятно, что кто-то озвучил это вслух. – Дин, я понимаю, мы не друзья. Я тебе никто. Но я клянусь, Джимми Новак – не тот человек, который стал бы сближаться с тобой по чьему-то приказу. Или стучать на твоего брата. Потому что он слишком давно и безнадежно втрескался в тебя.