Beautiful crime

Хосок сидит в кресле и смотрит на вялое обмякшее тело, Мин просыпается, он чувствует себя паршиво. Юнги сползает с кровати, спотыкается о собственные ноги, потому что живот болит, и голова словно в тумане. Хосок смотрит, не двигается, прыскает и подзывает мягко, но тот не поворачивается, будто не слышит, собирает мятую одежду и идёт в ванную. Юнги тошнит, горло начинает саднить, и спазмы в животе не прекращаются, потому что хочется дозу, потому что его тело не откликается на зов изнутри, потому что в груди больнее, потому что Хосок нежно выговаривает имя, потому что кожа бледнеет с каждым днём, что кажется, он исчезнет совсем уже скоро. Ледяная вода заставляет суставы хрустеть, а тело сжаться, ноги и руки слабы, вонючая одежда прилипает к влажным участкам кожи, а Чон так же сидит в кресле и смотрит сквозь, куда-то внутрь, в самую глубь, и находит больное сердце, бьющееся только потому, что Хосок вновь делает все с привкусом соли на языке. Он подходит к парню, обхватывая руками, прижимая к себе хрупкое тело, касаясь щекой мокрых волос, принимает эту слабость, забирая себе, выцеловывает всю горечь слез, согревая своим телом. Завывания и всхлипывания исчезают в поцелуе, а позже только хлопок дверью раздаётся эхом в голове. Хосок возвращается в кровать, внюхивается в простыню и слышит этот запах, помнит хрипы. Мин выбегает из здания, идёт по грязной обочине, захлёбываясь слезами, но через час становится легче и то только потому, что истерика прекращается. Когда кажется, что хуже уже некуда, знайте, есть куда. Юнги идёт вдоль проезжающих быстро машин, и начинается дождь. Капюшон кофты не спасает от сильных порывов ветра и усиливающегося дождя, и Мин смеётся от этой грубой иронии. Когда одежда промокает насквозь, то рядом замедляется легковая машина, опускается переднее стекло и приятный парень говорит: - Подвезти? - узнав голос, Мин даже не наклоняется, чтобы посмотреть в лицо водителю, а просто залезает в автомобиль, расслабляясь на переднем сидении. - Зачем остановился? Скучно стало с малышней в садике в жмурки играть? - язвит Мин, разглядывая краем глаза красивую линию челюсти и шею. - Ага, именно, - смеётся парень, не собираясь отвечать серьёзно на эту провокацию. Юнги думает, что это его очередное наказание, очередное препятствие, очередная проверка перед тем, как он вернётся обратно к Хосоку. Но это наказание, препятствие или проверка слишком сладкие, чтобы уйти сразу как в последний раз, когда в клубе они только перекинулись парой фраз. Звуки дождя усыпляют Мина, но мышцы болят и не дают сомкнуть глаз. Парень едет аккуратно, совсем плавно, что можно представить, что ты дрейфуешь в открытом море. Приятный голос заводит нейтральные беседы, Юнги отвечает, затем привыкает к словесному потоку и спрашивает о чём-то сам. Сигареты в бардачке оставляют только вкус на языке, но нисколько не рассеивают эту противную ноющую боль. Пейзажи за окном начинают казаться странными, Юнги видит их впервые, но это не мешает дальше продолжить беседу и сидеть в машине с красивым пацаном. Вот теперь, когда дождь закончился, Юнги думает, что его истерика и уход уже затянулись на четыре часа как минимум. Но он почему-то не возражает тому, что парень останавливается только в районе с заброшенными домами, и вываливается из салона. Пак Чимин - это наказание, это препятствие, это проверка. Это парень, который говорит мало, это разбитые мечты, это острые осколки от плохой жизни. Это такое желанное тело: не зад, а красивая шея, не бёдра, а тонкие пальцы, не плечи, а шоколадные глаза. Мелкий закрывает машину и идёт куда-то в непонятном направлении, Мину остаётся только ползти следом, чтобы не потеряться. Полуразрушенные здания нависают под пять-семь этажей везде. Серое небо только добавляет жути этой неприятной картине. Чимин идёт очень уверенно, ступая твёрдо каждый чертов шаг. Поворот, ещё один, снова, уже другой квартал, и появляются жилые здания, но вид снаружи у них такой же, как и у тех, разрушенных. Пак единожды оборачивается, одаривая старшего незначительным взглядом, и заходит в один из подъездов. - Я познакомлю тебя с двумя парнями, одного из них ты уже знаешь. Так вот это наш дом, - разъясняет Пак, поднимаясь на третий этаж. Юнги невнимательно пропускает половину слов, ожидая только увидеть новых людей, после чего Хосок будет отмазывать его от очередного дерьма, которое он совершит в новой компании. Небольшая квартирка встречает холодом и облезшими обоями в прихожей. Откуда-то из комнат доносятся голоса, но Мину сложно разобрать о чем идёт разговор. Чимин впереди, они проходят в гостиную с диваном и столом. - Привет, - здоровается со всеми Пак. - Это Юнги, мы с ним встретились в универмаге, - фальшивит он. - А зачем притащил его сюда? - раздаётся высокий голос парня, облокотившегося о стол. - Не кипятись, Джин. Он мне уже как друг, - парень прыскает, недовольно заваливаясь на диван к парню в красной куртке. - Ты проверял его? - обращается Джин к Тэхену. - Что? Нет! Зачем это нужно? Я не понимаю! - бесится Ким. В кармане джинс раздаётся звонок, и Чимин незаметно отходит. - Вот же ребёнок! - выплёвывает старший. - На тебе вся ответственность! Я не собираюсь прикрывать тебя больше перед Кимом! - серьёзно говорит Джин. - В тот раз это была не моя ошибка, а Чимина! - фырча, отвечал Тэ. - Я в курсе, что ты его кинул, - закатил глаза старший. Юнги молча разглядывал помещение, карту страны, приделанную к стене с чёрными пометками, а позже парня с чёрными волосами - Чимина. Юнги проходит к окну, не замечая препираний Тэ с Джином. В округе ни души, район, кажется, сливается с небом, а голову снова охватывает боль, и Мин напрягается. Он выходит из комнаты, оставляя двух собачащихся идиотов, и находит белую дверь. Когда Юнги входит, то видит напротив зеркала Чимина, разговаривающего по телефону. Мин умывается, но голова не проходит. Обрывки разговора чётко повторяются в памяти. - Да.. Да.. Нет.. Девушка, нам не нужна эта дешёвая дрянь, которая нихера не вставляет.. Блять, кто тебя поставил на телефон?.. Вот стерва!.. Я донесу твоё имя боссу, считай, что ты уже мертва.. - парень кидает трубку, ополаскивает руки холодной водой и ведёт кистью левой по шее. Сверкающие капли бегут по кожаной куртке, по ключицам и вороту белой футболки, сквозь которую виден плоский живот. Юнги думает как бы аккуратно спросить про наркоту, но поджилки трясутся, и мурашки бегают по коже от этих тёмных глаз. Пак выходит, и Мин выдыхает, цепляется руками за раковину и, наконец, даёт воздуху заполнить лёгкие. Все это напоминает американские горки, но в этой истории точно не должно быть наркомана, у которого ломка. Костлявые пальцы врезаются в память, и Мин срывается, выходит из ванной, не находит Чимина в квартире, выбегает на улицу и обнаруживает парня только рядом с машиной. Юнги подходит и облокачивается на корпус автомобиля, выдёргивает сигарету прямо изо рта и затягивается, чувствуя чужую слюну. - Мы.. ты.. как ты себя чувствуешь? - начинает Мин. - Ты все ещё задаёшь глупые вопросы, Юнги. У меня есть девушка, - говорит твёрдо Пак. - Ничего не хочешь сказать? - Мин ковыряет гравий носком кроссовка и тушит сигарету, докурив. - Вроде нет, - выдаёт Чимин. - Если только.. - Пак затихает, придвигается к Юнги и обжигает горячим дыханием ухо. - Не пойти бы тебе нахуй? Юнги опускает голову, выдыхает рвано, а затем просто садится в машину и ждёт, пока Чимин сделает то же самое. Чимин отвозит Юнги до квартиры Хосока, уже припарковался. В груди сильно щемит, и руки трясутся, но Юнги смотрит на парня в профиль, пододвигается так, что дышит в щеку. А боль только накатывает. - Выходи, - Пак говорит шёпотом, смотрит в другую сторону, старается не смотреть в глаза. - Иди, я сказал! - срывается он на крик. Мин смеётся хрипло, прикусывает губы, откидывает голову и чувствует кровь, но не выходит. Он не знает что делать дальше. Он ждёт, пока хоть кто-то укажет на правильный путь, заставит лечится, склеит больное сердце, позаботится о нем. Но рядом только два парня: Хосок - унылый богатый дилер, и Чимин - упрямый тихий натурал. Дайте же ему третьего.. и последнего. Человека, романтика, строгого надзирателя, который бы полюбил такого, как Мин Юнги. Чтобы однажды ворвался в жизнь Мина, выбросил все шприцы, сигареты, бутылки и кормил полезной едой, заботился, не оставлял никогда... и.. любил. По-настоящему тепло, не фальшиво, ярко и нежно. Но с одного конца провода все ещё иглы, с другой - холодный игнор, и петля закручивается на шее все крепче, блокируя кислород, раня тонкую кожу, заставляя погрузится в кромешную тьму без шанса на слабый просвет вдалеке. Чимин молчит, и его взгляд ранит прямо в сердце, Юнги выходит из машины, хлопая дверцей, а как тёмная железка теряется среди таких же других, Мина тошнит. Желудочный сок неприятно оседает в глотке, в глазах темнеет, но через семь минут он идёт домой.. лифт, этажи, дверь.. все это очень знакомо. Юнги уже хочет постучать, но почему-то не может. Оттягивает момент, когда получит снова тот режущий взгляд, когда услышит глубокий голос, когда вдохнёт знакомый запах и сдастся в очередной раз. Он не хочет сдастся, даже если это его судьба. Тогда он не хочет проиграть судьбе. И пусть это звучит совсем не так, как в пафосных сценах из фильмов, но это так. Чувства внутри вызывают очередной рвотный рефлекс. Бабочки в животе? Никогда. Никогда этот парень не чувствовал внутри себя что-то подобное. И в боях против судьбы Юнги вечно оставался в проигрыше: когда родители поверили идиотам из школы, что их сын курит, когда они выгнали его, потому что он не работал, когда он начал принимать наркоту не по своей воле, а по воле грязного любовника, когда не сумел вновь взлететь в высь после громкого краха. Хосок - его парень. Он просто Чон и просто Хосок, брюнет, который своим взглядом лечит новые раны и вспарывает только зажившие, друг Намджуна, который не может выйти из дома в обычные будни, если только Ким не позовёт, потому что социопат. Юнги стучит негромко, дверь открывается через минуту. Хосок проводит рукой по уставшим влажным глазам, шмыгает. Мин закрывает дверь и делает шаг вперёд, протягивает руку, а Чон придвигается в ответ, ведёт носом, морщась, выдыхает в губы так, что скулы сводит. Юнги решается оттолкнуть, но раздавленный взгляд Чона бьет прямо в грудь ядовитой болью. Он сдаётся, прижимает слабое тело к себе, перебирает спутанные пряди на затылке и успокаивает. Хосок засыпает сразу, как только Юнги укладывает его в постель. Мин сидит на краю кровати, смотрит на эти вялые движения, на слабое дыхание, на трепетное подрагивание ресниц, на тёмные пряди, спадающие на лоб. С первым бокалом пива приходит глупое расслабление и мысли. Юнги собирает вещи в сумку, добивает открытую бутылку и, умывшись, ложится спать. Хосок только переворачивается на другой бок, чувствуя тепло чужого тела, чемодан лежит под кроватью, а Мин выбрасывает все из головы, вдыхает солёный запах и засыпает, уткнувшись в лопатки Чона. Намджун просыпается с выстроенным планом в голове, с трезвыми мыслями, с горечью под языком и болью в где-то в груди. Чонгук готовит тосты и кофе на завтрак, когда Ким спускается на первый этаж. Гук молчит даже тогда, когда видит Намджуна на лестнице, когда видит его за столом, ждущего кофе. Тарелка с тостами оказывается под носом Кима, и кружка становится рядом. Чонгук хочет уйти, но рука на запястье не даёт этого сделать. Ким резко дёргает парня на себя, что он оказывается у него на коленях. Молчание выводит из себя, и тогда старший сжимает сильней запястье, впиваясь ногтями. Чонгук шипит, но не вырывает руки. Намджун сходит с ума, когда не выдерживает и хватает пальцами подбородок, впивается губами с жестким поцелуем. Намджун делает больно, он отрывается и врезается зубами в плечо до крови. Чонгук не говорит, только пускает тихие слёзы себе на футболку, бьется внутри себя в какой-то клетке, сдирая кожу на руках и ногах, но железная решетка не отпускает, иногда ударяет током, пытаясь усмирить. Не выходит. Шторм внутри затмевает все происходящее в реальности, но Чонгук вырывается в какой-то момент от лезвия, скользящего по животу. Намджун ведёт осторожно, входя медленно, вспарывает брюшную полость, замечает наконец осознанный, но слишком спокойный взгляд сверху, и отдергивает нож. Чонгук смотрит прямо в глаза снова, будто в первый раз. Этот взгляд режет похлеще ножа, трезвеет и сводит с ума Джуна. Ким смеётся от того, что не может доделать то, чего хотел так долго. Неглубокий порез выше пупка кровоточит, а Чонгук идёт на слабых ногах к лестнице, поднимается, выбрав удачный момент. Но Ким не хочет видеть эти глаза, эту кровь, это тело.. снова. Хочется распотрошить и любить. Но Джун психует, хочет убить себя, чтобы не делать выбор, чтобы не делать больно Чонгуку и не видеть его пронизывающего взгляда. Ким поднимается и находит Чона в ванной, обрабатывающего рану. Джун вдруг вспоминает, что первый раз он делал это сам, проходился ватой по ссадинам, касался этого тела, вызывая мурашки. А сейчас что? Он стоит, оперевшись о косяк двери, и смотрит на тонкие пальчики, проходящиеся под рёбрами с ваткой. - Ты придурок, - выдыхает Чонгук, складывая аптечку обратно в шкафчик. - Я поддаюсь, не вырываюсь, но даже тогда ты уходишь. Ты делаешь больно не тогда, когда кусаешься или бьешь, а когда отворачиваешься, - Гук стоит напротив Джуна в двух шагах. - Я хотел тебя убить, - выдаёт Ким, встречаясь с мелким взглядом. - Почему не убил? - Чон подходит вплотную, прикусывая губу. - Не знаю, - пожимает плечами старший, а в голове обоих кричит "..потому что люблю тебя!". - Лучше бы убил, - фыркает мелкий, подталкивает рукой затылок и впивается в поцелуй. Чон мнёт губы, проскальзывает языком внутрь, почувствовав слабый ответ, а потом царапает шею Киму и сбивает дыхание, превратив это в мокрый поцелуй. Ким не разбирает тех чувств, что сейчас наполняют его, пытается оттолкнуть от себя Гука, но получает только укус за нижнюю губу. Чонгук ласкает кожу за ушком, обжигая дыханием влажные участки, опускается на колени, вытаскивает член Джуна и обхватывает его губами, ловя пьяный взгляд сверху. Ким облокачивается на стиралку, чтобы не упасть, наблюдает за движениями младшего и туманным взглядом тёмных глаз. Чон проходится языком по всей длине, а потом задевает головку зубами, и Ким оттягивает за волосы, сам вставляет свой член, толкаясь до основания несколько раз подряд, и отпускает, позволяя делать все мелкому. Гук обхватывает рукой и делает рваные движения, затем заглатывает и снова, будто специально, задевает зубами головку. Тогда Ким поднимает того за волосы и прижимает к машинке, стянув домашние штаны. Ким разворачивает мелкого спиной к себе, кусает за шею, а потом слышит впервые это важное: - Войди в меня, хён. И не медлит, насаживая на твёрдый член. Чон выдыхает рвано, прогибаясь в спине и скулит от боли. Ким начинает двигаться и только заводится от этих неровных стонов. Хрупкие ручки тянутся к рукам Кима, направляют их к тонкой талии, на которой он оставляет долгожданные следы. Джун вбивается в это нежное тело, слушая дыхание младшего, чувствуя мурашки младшего от головы до пят. Сумасшествие, словно волна, накрывает с головой. Невозможно остановится, невозможно перестать, невозможно прекратить, завершить, закончить, удалить или стереть. Невозможно. Словно метастазы, эти импульсы размножатся и будут течь в венах вместо крови. Всегда. Вновь и вновь. Потому что это похоже на сказку и фильм ужасов. Потому что хочется любить и задушить все время. Это больная любовь. Любовь психов. И до тошноты эти слова, каждый вздох, потому что везде Чонгук, везде Намджун. Не убежать, потому что веревки стягивают ноги. И в голове только чужое имя. Только оно.